Текст книги "Осень жизни нашей"

Когда играет джаз

Тихий летний вечер. Время близится к полуночи. Ни ветерка, природа замерла, даже вся живность перестала стрекотать и жужжать. И это безмолвие нарушает только тихая, спокойная прощальная мелодия джаза. Я прекрасно помню эту мелодию, мелодию нашего детства, которая сопровождала такие слова:

 
…все в Тарасовке молчит,
Только тихо играет джаз,
И прощальная песня звучит…
 

Почему мне вспомнилась эта мелодия и один из тех далеких вечеров моего детства и юности? В этом нет ничего необычного и нет никакого секрета. Просто в данный момент времени прохожу мимо того места, где звучала эта мелодия. Да, это именно то самое место – стадион «Спартак» в Тарасовке. Точнее сказать, это не совсем то место. Действительно, сегодня, как и прежде, здесь находится тренировочная база футболистов команды премьер-лиги (сегодня так говорят) «Спартак». Но, по сути, от прежнего осталось только название «Спартак». Сегодня это неприступная крепость, огороженная четырехметровым глухим металлическим забором, охраняемая ЧОПом. Непроницаемая частная собственность.

Глядя на эту неприступность, и вспомнились те далекие времена, когда мы, босоногие мальчишки, дневали и ночевали на нашем родном стадионе. Смотрели тренировки мастеров «Спартака», подавали мячи во время тренировок, болели за нашу любимую команду, учились футбольному мастерству. Мы знали всех футболистов, они знали нас и с удовольствием занимались с нами. Это было какое-то неформальное единение маститых знаменитостей и пацанов, которые приходили на стадион со всех ближайших станций и поселков.

А вечерами, как правило, начиналась культурная программа, то, с чего начался мой рассказ. На стадионе была своя эстрада, на которой по вечерам выступал небольшой джаз-оркестр. Оркестр это, конечно, сильно преувеличено, точнее – подобие ВИА, всего три инструмента: ударные, аккордеон и фортепьяно. Руководил этим ансамблем Миша Коган, который играл на ударных, в то же время выступал как солист. На эти импровизированные выступления собиралось очень много народу. Кроме местных приезжало много желающих со всей Ярославской железной дороги. Представление и танцы заканчивались где-то около полуночи, чтобы участники могли разъехаться на электричках и попасть домой. Среди участников этого действа было много известных представителей культуры и спорта, в том числе – и будущий знаменитый композитор Юра Левитин. Насколько я помню, он и являлся автором прощальной песни под мелодию которой заканчивалось это душевное мероприятие (если память меня подводит и автор песни не Ю. Левитин, заранее прошу прощения!). В песне были такие слова:

 
…и над святою землею
Поезда луч промелькнет.
Мы расстаемся с тобою,
Ночь над землею плывет…
 

Вот такие ностальгические чувства, вдруг нахлынувшие на меня при встрече с родным местом, вынудили взяться за перо и поразмышлять. А размышлять есть над чем.

Понятно, что жизнь идет вперед и это поступательное движение остановить нельзя. Но что-то нелогичное есть в этом «поступательном» движении. Был «Спартак» – команда особого, спартаковского духа. Был стадион «Спартак» в Тарасовке – центр притяжения и воспитания армии ребят и привнесения в массы людей и спортивной, и поп-культуры, причем в тесном их единении.

Куда привело нас это «поступательное» движение? Название «Спартак» осталось, но дух этой некогда самобытной команды испарился. Да и откуда ему быть-то, если большинство игроков и тренеров даже говорить по-русски не умеют. И отгородились высочайшей глухой стеной от российского народа и матушки земли. Все сведено к простой, банальной коммерции. Неужели мы никогда не поймем, что замена нашего русского духа, олицетворением которого всегда был «Спартак», на коммерцию – не эквивалентная замена? Вот такая невеселая встреча с такими грустными мыслями произошла на моей малой родине. Бывает…

Крепка советская власть… была!

Бывают в жизни эпизоды, которые – как облака высоко в горах. Ярко светит солнце, воздух напоен таким запахом разнотравья, что кровь будоражит. И вдруг в какое-то мгновенье все меркнет – и ты попадаешь в темень плотного тумана. Откуда-то из-за горы вынырнуло совсем крохотное облачко и так плотно окутало пространство, что не видно ничего в двух шагах. Проходят считаные минуты, облако освобождает пространство, снова сияет щедрое летнее солнце, и нет даже намека на только что окутывавшую тебя тьму. Фантастика! Как во сне.

К чему это сравнение, будет ясно из последующего повествования. Был очень приятный сентябрьский день. Этот день для меня особенно памятен не только хорошей погодой, вернее даже – совсем не только. Это знаменательный, очень важный день в моей жизни. Вот почему последние годы, оставшись в жизни один, я каждый год прохожу большой отрезок пути по Ленинградскому шоссе.

И этот год не исключение. Обычно я медленно бреду, вспоминая какие-нибудь приятные отрывки из нашей супружеской жизни, по большей части – ее начало. Проходя мимо памятного мне здания районного ЗАГСа, я был чуть не сбит с ног выскочившей из дверей парочкой молодых людей. Извинившись, молодые люди остановились, очевидно не понимая, куда им двигаться дальше. Виду них был настолько необычен, что мне пришлось поневоле остановиться. Девушка была очень симпатичная, даже красивая и хорошо сложена, хотя молодость всегда красива, и нечего тут лукавить! Но бросалась в глаза ее подавленность и какая-то растерянность.

Парень также был строен и красив. Густые черные волосы были хорошо подстрижены, видимо, он серьезно занимался спортом. В отличие от девушки, он был взъерошен и, как мне показалось, чрезвычайно возбужден. Он что-то быстро и отрывочно говорил и все время порывался вернуться в здание. Спутнице с трудом удавалось его сдерживать. Мне состояние молодых людей было понятно, и не потому, что я обладал телепатическими возможностями, а потому, что сам когда-то так же вылетел пулей из этих самых дверей.

И, памятуя свой опыт, я решил подбодрить ребят, сказав что не стоит сильно отчаиваться, все образуется. После моих ободряющих слов девушка посмотрела на меня с надеждой, а парень – с большим подозрением. Когда же я им сказал, что много-много лет назад я однажды так же вылетел на улицу из этой самой двери, они дружно рассмеялись и сразу как-то расслабились и раскрепостились. И, естественно, попросили рассказать, как это было.

Я предложил пройти в кафе-шоколадницу, которое находилось в десяти шагах за углом, и продолжить беседу за мороженым. Угощал, естественно, я.

В кафе народу было мало. Мы нашли уютный столик, заказали по порции мороженого и по стакану «фанты», и я начал делиться весьма поучительным «опытом»:

– В конце лета 1964 года я поехал в отпуск навстречу своей судьбе. Прошел год после нашей встречи с моей будущей супругой. Время есть время, оно порождает сомнения. Чтобы продлить отпуск, я решил немного схитрить и выписал проездные в город Сочи. Пришлось съездить сначала туда, отметить отпускной билет. Приехав из Сочи, я позвонил ЕЙ на работу, и мы встретились на платформе станции Лосиноостровская.

Надо признаться, что встреча эта прошла как-то настороженно. Казалось бы, не виделись целый год, должна была бы быть радость встречи, но этого почему-то не было. Что-то мешало, и ОНА чувствовала себя тоже как-то скованно. И такое состояние продолжалось несколько дней. Чем это объяснить, я не знал, а выйти на откровенный разговор как-то не получалось. Очевидно, была какая-то внутренняя причина, которую не так просто было устранить. Как выяснилось потом, действительно, такая причина была и у меня, и у НЕЕ. Оказывается, нужен был открытый честный разговор. И такой разговор состоялся в бабушкинском сквере, после похода в кино. После этого разговора, или объяснения (так будет точнее), мы оба почувствовали колоссальное облегчение и тут же решили, что пора идти в ЗАГС расписываться. На другой день мы ехали из Тарасовки с ее мамой и сказали ей об этом. Она благословила нас, но вскользь сделала замечание, что надо бы сначала разрешения спросить у родителей. Мы сделали вид, что не обратили внимания на этот нюанс. Для нас, действительно, это был всего лишь формальный нюанс. Ведь мы были уже взрослые люди!

Решив в принципе с родителями (походу, в электричке) главный вопрос, мы посчитали, что основное дело сделано. Остались небольшие формальности. Дальнейшие события показали, как наивны мы еще были!

Оказалось, что, для того чтобы расписаться, необходимо ждать три месяца после подачи заявления в ЗАГС. А у меня оставался только месяц отпуска или даже чуть меньше. Вот тут-то мне и пришлось походить по инстанциям. Я прошел все мыслимые и немыслимые инстанции и кабинеты. Результат нулевой, три месяца, и ни днем меньше. Таково решение, или указание, самого Хрущева. В ЗАГСе Ленинградского района (вот том самом. из дверей которого вы сегодня вылетели на глазах изумленной публики) заведующая, ее звали, если я не ошибаюсь, Нина Ивановна, на мою просьбу сделать нам исключение с сочувствием рассказала историю, как она получила строгий выговор по партийной линии за то, что расписала досрочно сына одного партийного деятеля, который поехал с молодой женой на юг и, там поссорившись, разошелся. Папа устроил скандал и обвинил во всем заведующую ЗАГСа.

Можно было, конечно, плюнуть на эту формалистику, но тут непреодолимой стеной стояла та самая завеса закрытости, которая широко была тогда распространена в нашей стране. Для того чтобы привезти жену в воинскую часть, где я проходил службу, нужен был обязательно допуск компетентных органов, получить который без официального оформления брака было невозможно. Причем этот допуск оформлялся несколько месяцев. Таким образом, мы попали в заколдованный круг. Вот почему я вынужден был обивать пороги многочисленных инстанций. Двигаясь по этому заколдованному кругу, я умудрился пробиться на прием к начальнику отдела ЗАГСов города Москвы. Это была женщина средних лет, показывающая всем своим суровым видом, что никакие компромиссы в этом учреждении невозможны. Так оно и оказалось. Не успев еще изложить свою просьбу по существу, я услышал непреклонное «нет». При этом мне запомнилась на всю жизнь железная аргументация, состоящая из одной фразы, следующего содержания: «Ишь чего захотели, мы Терешкову расписали через двенадцать дней, и то по личному указанию Н.С. Хрущева». Угасла последняя надежда. А отпуск то уже кончился, хождения заняли почти месяц.

Шлю телеграмму в часть, прошу продлить отпуск по семейным обстоятельствам. Сердобольный командир продлевает на неделю. А что даст неделя? Собираемся вместе с родителями, ломаем голову, решения нет. Проходит неделя, снова шлю телеграмму, прошу еще продлить отпуск. Продлевают дня на четыре или пять. А что это опять же даст?! И в этот момент кто-то, не помню, подсказал: сходи, говорит, на прием к первому заместителю председателя Ленинградского исполкома. Он ведет прием один раз в месяц или в неделю, сейчас точно не помню. На наше счастье, этот приемный день был назавтра. Думаю: «А что делать? Надо идти». Настроение хуже некуда. Пришел в исполком, посидел в очереди, зашел в кабинет. Вижу, сидит за совершенно пустым столом очень симпатичный, крупный, довольно молодой мужчина. Ну, думаю, тут труба, ничего не выйдет, у него даже бумаги нет, не на чем написать какую-нибудь записку или указание. Спрашивает: в чем проблема. Я только начал свой многократно повторенный за прошедший месяц рассказ, зампред меня прерывает и говорит: «Хватит!» Я начинаю медленно подниматься, а он машет рукой: мол, посиди, и снимает телефонную трубку. Звонит этой самой Нине Ивановне, с которой мы начинали наше хождение по мукам, и произносит такой монолог (привожу практически со стенографической точностью): «Нина Ивановна, здравствуйте. Вот у меня сидит генерал, ну не генерал, значит, будет генералом, он попал в дурацкую ситуацию, давайте поможем ему (она ему что-то возражает, видимо, говорит то, что мне говорила). Да, что вы, Нина Ивановна, он завтра уедет в такую Тмутаракань, что оттуда никакие жалобы до Москвы не дойдут. Ну а если он нас подведет, то отвечать вместе будем. Согласны? Очень хорошо!» Положил трубку и говорит: «Жми в ЗАГС, пока она не раздумала». Я поблагодарил и пулей вылетел на улицу, где стояло очень бледное мое будущее. Мы тут же бегом к Нине Ивановне. На этот раз она приняла нас приветливо, но оказалось всего свободно одно место, во вторник, 8 сентября. (Понимаете, почему я оказался в это время в этом месте?) Правда, не будет фотографа, предупредила она. «Мы согласны», – в один голос заявили мы дружно. Документы у нас приняли, и мы, счастливые и страшно довольные, вышли на улицу. Постепенно эйфория начала проходить, пришло отрезвление. Мы остановились и переглянулись, одновременно сообразив, что 8-е число – последний день моего дважды продленного отпуска. Продлевать больше невозможно. Что делать? А что тут делать, надо 8-го расписываться и лететь в часть, благо самолет из Москвы улетал часов в двенадцать ночи. Так и решили и поехали страсть какие счастливые в свое Подмосковье, предварительно позвонив и сообщив эту радостную новость ее маме.

Оставалось всего два дня на все, а я еще должен был съездить к брату в Арзамас, он там служил рядовым срочной службы. Мне хотелось его привезти на свадьбу. Поездку я эту сделал, но что-то командование части, где он служил, заартачилось, и я уехал в этот же день не солоно хлебавши.

8-го утром мы с невестой (теперь ее уже можно называть по имени, практически жена) подъехали к станции метро «Динамо». Выходим из метро, а нас там уже поджидают ее сестра с мужем и мой брат с женой. Отпустили все же его на мою свадьбу, спасибо командирам за это!

В ЗАГСе процедура была недолгой, правда, хоть и без фотографа, но с шампанским. После завершения всех формальностей мы поехали к родителям жены на квартиру. Дома нас встретили родители, поздравили и пригласили к столу, который был уже накрыт и выглядел весьма аппетитно, особенно если учесть, что мы с самого раннего утра ничего не ели.

Посидев чуть больше часа за столом с ее родителями, мы стали собираться на дачу в Подмосковье, где были мои вещи, поскольку времени практически не оставалось и нужно было мчаться на аэродром, во «Внуково». Ведь с сегодняшнего дня я – семейный человек, и у меня появились совершенно новые заботы, семейные. Упаковав на скорую руку чемоданы, мы помчались на проспект Маркса. В то время оттуда отправлялись автобусы-экспрессы во «Внуково». Успели вовремя, почти на последний экспресс. Прощание было недолгим, но было страшно тяжело, какой-то ком начал предательски подкатывать к горлу, и стали набухать глаза. Я смотрел в окно на супругу. Она стояла, улыбаясь своей неповторимой улыбкой, и у нее по щекам текли слезы. Было страстное желание наплевать на все, выскочить из автобуса и бегом – в наше Подмосковье. Но этого нельзя было осуществить, это было бы неправильно ни с какой точки зрения. Здравый смысл и годы службы в армии сделали свое черное дело. Автобус тронулся, и такой родной и близкий мне силуэт стал стремительно удаляться и скоро исчез из виду. Предстояли четырехчасовой перелет и долгое ожидание оформления разрешения жене приехать ко мне в часть. С этими невеселыми мыслями я погрузился в ИЛ-18, который практически сразу пошел на взлет и взял курс на восток. Кто летал на самолете ночью, несомненно, обращал внимание на потрясающую картину захода солнца, открывающуюся с высоты полета самолета. Эта непередаваемая картина завораживает любого. У меня было настолько сильное морально-психологическое напряжение, что я как-то даже не обратил внимания на это великолепие красок, продолжал жить совсем в другом измерении и весь полет «прокручивал» события последних дней, и мне делалось еще грустнее.

Я впервые в жизни столкнулся с такой махровой бюрократией, которая просто может напрочь испортить жизнь нормальному человеку. Я понял, что это – страшное зло и весьма опасный инструмент в злых или нечистоплотных руках. Сегодня вы, мои дорогие, испытали на себе всю «прелесть» неслыханного в нашей истории расцвета бюрократии, ее абсолютность в решении любых вопросов, полную бесконтрольность и вседозволенность. Так что наши страдания и проблемы того далекого времени на этом фоне смотрятся, как детские шалости. Тогда хотя бы существовали инстанции, где можно было найти решение. Сегодня таких мест просто не существует – все решают деньги. Мне думается, что складывающиеся тенденции весьма опасны для нашего общества. Так что я сегодня, думается, имею право сказать: крепка советская власть… была!

А вам пожелаю не вешать носа. Вы молоды, и решение непременно найдете. И всегда надо помнить, что расписаться – это самое простое в совместной жизни. Прожить долго и счастливо значительно сложнее, но мне почему-то кажется, что у вас это получится. Будьте счастливы!

В перевернутом мире

Мы живем в перевернутом мире. Да-да, именно в перевернутом. И особых доказательств это не требует. Достаточно посидеть вечерок у экрана телевизора, чтобы полностью поверить в это. К сожалению, не все внимательно смотрят телевизор, а посему частенько удивляются процессам, которые происходят у нас в стране. Они никак не хотят поверить, в какой стране мы живем. Даже наш уважаемый Президент иногда забывает о перевернутости его вотчины и задает вопрос типа, почему цены на мировом рынке на нефть в два раза упали, а цены на бензин в его епархии не падают, а потихоньку растут. Так ведь страна-то перевернутая, господин Президент! Чему же тут удивляться.

Сегодня на планете бушует страшный финансовый кризис. Всем странам с развитой экономикой, по прогнозам, будет плохо, а России все нипочем, поскольку у нас подушки безопасности. Мы на эти подушки всем миром сбрасывались все последние десять лет. Накопили, но жили при этом хуже всех. Зато мы были защищены. Это важно.

Подушки в связи с кризисом пришлось пустить в дело. Спасли банкиров, олигархов – и своих, и заморских. Вроде бы здорово получилось. Ан, нет. Посмотрели – и… о, ужас! Доллар-то растет, а рубль падает, и в казне почти пусто. Значит, «там» будут жить опять хорошо, а мы будем жить еще хуже, чем раньше. Опять не удалось выскочить из этой проклятой перевернутости!

За что ни возьмемся – результат наоборот! Просто напасть какая-то. Как в солдатском анекдоте: все – не в ногу, а один рядовой – в ногу. А как иначе можно понимать такие реформы, как реформы энергетики, банковской системы, реформу сельского хозяйства, армии и т. п. Все крупнейшие корпорации мира пытаются и реально интегрируются, а мы крупнейшую интегрированную корпорацию РАО ЕС дезинтегрировали на двадцать с лишним компаний. И результат не замедлил проявиться в самом что ни на есть трагически-позорном виде. Кошмарная авария на самой крупной электростанции – Саяно-Шушенской, казалось бы, высветила всю пагубность проведенных великим «реформатором» преобразований некогда могучей энергетики. Кого-то, естественно стрелочников, пригвоздили к позорному столбу, а с «великого» как с гуся – вода. А как же иначе. В перевернутом мире по-иному не бывает. Опять же, опыт-то какой. Одна ваучеризация чего стоила!

Финансовый кризис заставил даже Америку заняться огосударствлением крупных банков, а мы закачали в банки немереные деньги – и никакого намека на усиление роли государства, скорее наоборот, гарант Конституции даже помышлять об этом не велит.

Эти примеры можно продолжать до бесконечности. И это на самом деле так. Высший Руководитель неустанно призывает слезть с нефтегазовой иглы, перейти на инновационную, высокотехнологичную экономику. В то же время другой Высший с гигантским упорством пробивает южный, северный, восточный потоки и считает, что главная задача России – обеспечить энергетическую безопасность Европы. Скажите, пожалуйста, – ну разве это не свидетельство перевернутости всей жизни в нашей стране, образа мышления и отношения элиты нашего общества к задачам, которые должно решать это общество в интересах прежде всего собственного народа и создания условий для его достойной жизни?

Иначе ведь не объяснить тот феномен, который всегда вызывает недоуменные вопросы у любого человека: «Почему в самой богатой стране мира живут самые бедные люди?» Это может быть только в одном случае, если в этой стране все перевернуто с ног на голову. Хотите иллюстрации? Пожалуйста.

Скажите, в какой нормальной стране реформирование могучей ракетно-ядерной армии, занимающей по боевому потенциалу второе место в мире, могут поручить заместителю заведующего секцией мебельного магазина, не имеющему ни специального образования, ни специальной подготовки и вообще никакого понятия об этом инструменте государства?

А реформирование уникальной, не имеющей аналогов в мире единой системы электроснабжения государства – чиновнику, который также не имеет ни специальной подготовки, ни практических понятий, что это за предмет, который он должен реформировать.

А разве это не пример самой что ни на есть махровой перевернутости, когда из пропаганды и лингвистики абсолютно всех средств информации и руководителей всех степеней слово «труд» вычеркнуто напрочь. Сегодня с утра до поздней ночи из всех уст только и слышим: бизнес, малое предпринимательство, менеджмент, тусовки. А кто работать-то будет? Ведь только живой труд создает материальные и духовные ценности. Или нас неправильно раньше учили?

И последнее, что хотелось бы подчеркнуть, чтобы не перетяжелять уж совсем материал. Все из той же серии. Два десятка лет все телевидение нашей страны смакует насилие в самых разнообразных формах. Кровь и издевательства над людьми натурализуются в самой жуткой форме. Вполне резонен вопрос к идеологам подобной пропаганды. Чего вы добиваетесь, что вы хотите получить, раскручивая в этом диком направлении огромную и очень влиятельную пропагандистскую машину? Кого вы хотите воспитать в нашей стране?

Наверное, пора уже вставать с головы на ноги. Ведь, право же, жить в перевернутом мире страшно и дискомфортно. И, мне думается, не надо изобретать велосипед. Достаточно вспомнить гениальные советы дедушки Крылова, следовать им и не делать столь очевидных ляпов. И все будет не хуже, чем у других. Без сомнения!