Текст книги "Время всегда хорошее"

Витя, 2018 год

На втором уроке – истории – произошло замечательное событие. Диму-Ястреба вызвали к доске, и он выдал целый параграф про Древнюю Грецию как по писаному!

Ну, может быть, не совсем как по писаному, но все равно очень бойко. Всего пару раз запнулся. У меня сразу сердце останавливалось, когда я понимал, что Ястреб не может подобрать слово. Но он очень быстро вспоминал, что говорить, и мое сердце начинало биться почти в нормальном темпе. Разве что немного быстрее обычного. Честное слово, за себя я никогда так не переживал!

Историк Диму похвалил, но поставил всего лишь восьмерку. По-моему, несправедливо! Там девятка была как минимум. Когда Ястреб шел к своему месту, я заметил, что он даже вспотел от усердия. Весь класс смотрел на него с тихой ненавистью, как пару дней назад на меня.

Нет, не весь – мы со Снежаной-Сушкой за Ястреба радовались.

«Респект, – написала мне она сразу же после Диминого триумфа. – Ты суперский учитель!»

«Фигня вопрос, – ответил я. – Это Ястреба заслуга!»

Но все равно было очень приятно.

Сушка так вдохновилась примером Димы, что на русском совершила беспримерный подвиг. Когда русичка задала риторический вопрос: «Кто пойдет к доске?» – и уже полезла в журнал, чтобы кого-нибудь вызвать, Снежана неожиданно подняла руку.

– Кравчук? – удивилась русичка. – Ну… Давай, раз ты такая смелая.

Сушка рывком поднялась из-за парты и бросилась к доске. Наверное, боялась, что смелость выветрится.

– Вы должны были выучить… – начала училка, но Снежана не дала ей договорить.

– Унылая пора! – выпалила она, как будто в чем-то обвиняла русичку. – Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса!

Училка даже отодвинулась подальше от Сушки, которая то ли стих читала, то ли поднимала солдат в атаку под пулеметным огнем. Весь класс от комиков оторвался – так энергично Сушка произносила бессмертные строки великого поэта. Я уже был готов пережить второй за день триумф, но на строке «И редкий солнца луч, и первые морозы» Снежану вдруг заклинило. Она трижды начинала строку, но до «морозов» добраться не могла. То на «солнце» споткнется, то на «луче».

– И отдаленные седой зимы угрозы, – завершила русичка.

Сушка опустила голову и, кажется, была готова разреветься. Хотя вряд ли. Насколько я успел ее узнать, реветь Сушка не умела. Скорее уж могла сломать что-нибудь. Или рявкнуть на учительницу.

Но рявкать не пришлось.

– В целом на шестерочку, – задумчиво сказала русичка. – Плюс балл за отвагу. Итого семь. Садись.

Снежана юркнула за свою парту, как хорек в норку. Руки у нее ходили ходуном, но она нашла в себе силы победно улыбнуться.

Оля, 1980 год

На следующий день Женя пришел в школу без галстука. Некоторые шарахались от него, как от чумного, в коридоре на него показывали пальцем. Быстро же тут слухи распространяются, а ведь они языком треплются, а не объявы пишут. Это ж сколько говорить нужно! Как у них язык не отваливается?

Со мной тоже странно стали общаться. Несколько дурных девиц во главе с Барби Красноперкиной перестали меня замечать и, гордо задрав головы, проходили мимо. Вид у них при этом был такой важный, что смотреть на них без смеха я не могла.

А у остального класса я начала пользоваться непонятной мне популярностью. Ко мне стали меньше лезть с глупыми вопросами, перестали тормошить по пустякам. Зато просто подходили и здоровались. Даже мальчишки, которые раньше в лучшем случае дергали за волосы.

После первого урока Женя тихонько подошел ко мне и под партой сунул в руки непонятный сверток. Буркнул:

– Это тебе! – и быстро сбежал.

Я немного подержала сверток в руках, понюхала. Пахло вкусно. Тогда я медленно стала его разворачивать. Запахло так, что аж слюнки потекли. В бумажном пакете лежали совершенно умопомрачительные пирожки. Я откусила кусочек. С яблоками. Свежие… Я аж зажмурилась от удовольствия, никогда в жизни такой вкусноты не ела.

Рядом со мной немедленно возникла Ирка.

– Что жуешь? Мм… Как пахнет! Угостил кто-то?

– Мм… – я не в силах была разжать рот. – Веня.

– Кто?

– Ве-ня, подавди, провую. Женя угостил.

– И ты взяла? – возмутилась Ира.

– А что, не надо было?

– Как ты могла? Он же теперь не пионер!

– Ну и фто? – спросила я, запихивая в рот очередной пирожок.

– Ну и то! – парировала Ирка и посмотрела на меня так, как будто переспорила.

– Что то? – спросила я. – Что ты за бред говоришь? Вы же сами его исключили, причем несправедливо.

– Как несправедливо? – взвизгнула Ира.

– Так, несправедливо.

Я не заметила, а вокруг нас уже стали собираться одноклассники.

– Оля-а-а, – захныкала Ира, – мы же подру-у-ги, ну почему ты со мной так разговариваешь?

– Как так? Что опять не так? – Честное слово, разозлилась я жутко. – Достали меня эти ваши уси-пуси и шу-шу-шу по углам!

Мальчики заржали, у Ирки задрожали губы, а мне уже было все равно.

– Тоже мне, друзья называется! Как списать, так у Архипова, а как голосовать, так за исключение. Свиньи!

– Между прочим, Оля, если ты будешь продолжать себя так вести, то мы и тебя исключим, – пропела Красноперкина.

– Да пожалуйста! – сказала я.

А про себя подумала, что эти их пионеры мне совершенно до фонаря. Я тут задерживаться не собираюсь, вот найду все ключи – и домой. А там всем глубоко фиолетово, откуда и за что меня исключили.

Красноперкина поджала губы и сообщила Ире:

– А ты, Воронько, подумала бы, с кем дружишь. И с кем за одной партой сидишь.

– Куда ж я пересяду? – пролепетала Ира.

– Я один сижу, – сказал Архипов.

У Ирки в глазах такой страх образовался, что я, не думая, собрала вещи и пересела к Жене за парту.

Тут в класс влетела математичка, и все затихли. Оказывается, звонок на урок был уже давно.

Первую часть урока мы сидели тихо и старались друг на друга не смотреть. Потом я не выдержала и прошептала:

– Женя, спасибо, очень вкусные пирожки.

– Пожалуйста, – ответил Женя. – Это бабушка пекла.

– Я никогда таких не ела…

– А больше никто таких и не печет! – Женя аж раздулся весь от гордости. – Я ей рассказал вчера про то, как ты за меня вступилась. Бабушка специально для тебя их и напекла. Просила передать.

– Спасибо…

– Архипов и Воробьева! Прекратить разговоры! Воробьева, через минуту проверю решение 532-го примера.

Я в ужасе окаменела, но Женя спокойно пододвинул ко мне листок с решением.

– Перепиши, – сказал он одними губами.

Я кивнула и стала переписывать. Удивительно, но я даже понимала, что пишу.

Витя, 2018 год

Всю неделю я вел «Кружок любителей говорения», как я его сам для себя называл.

К нам постоянно прибивались одноклассники – по одному, по два. Ястреб тут же взял на себя руководство и наладил порядок приема в кружок. Каждый новенький должен был рассекретить свой ник и рассказать что-нибудь мне – по моему выбору.

Я все больше склонялся к мысли, что никакой это не полигон и меня просто переместили в будущее. Правда непонятно, почему мне об этом ничего не сказали.

Потом Ястреб и Сушка на правах старожилов начинали учебный процесс. Мы играли в «Города», «Съедобное – несъедобное», «Я знаю пять имен мальчиков»… короче, во все игры, где нужно говорить. К концу недели я даже заметил, что Ястреб полностью стал командиром, хотя иногда он спохватывался и спрашивал у меня: «Правильно, Витя?» или «А теперь скороговорки, да?» Но я не обижался. Все равно было приятно, что это я все начал и благодаря мне наш класс бодро шел к экзамену. Каждый день то один, то другой член нашего кружка поражал учителя тем, что сам вызывался к доске и добросовестно пытался отвечать на вопросы. Получалось у всех по-разному: кто-то через пару дней начинал тараторить без запинки (обычно этим отличались девчонки), кто-то надолго зависал, у кого-то успехи чередовались с неудачами. Но в целом прогресс был налицо.

Но больше всех нашему кружку радовались не учителя, а родители. Каждый вечер к нашему дому съезжались машины, чтобы забрать кружковцев по домам. Сначала это были короткие визиты: «Ну как, они уже закончили?» – «Да, можете забирать». Потом мама стала предлагать чаю, и некоторые родители соглашались. А в пятницу вечером мама устроила настоящую вечеринку, или, как она сказала, фуршет.

Мы, честно говоря, в тот раз здорово заигрались. Сушка научила нас игре «Крокодил», в которую когда-то играли ее папа с мамой. Игра простая, но очень смешная: один человек молча показывает остальным какое-нибудь слово или фразу, а все угадывают. Мы так хохотали, что не сразу обратили внимание на время – а между прочим, было уже начало десятого.

Мы отправились на розыски взрослых. Все они нашлись в большой комнате на первом этаже и веселились не хуже нашего. Нет, в «Крокодила» никто не играл, родители просто общались, но лица у них при этом были очень довольные. На кушетке папа и какой-то незнакомый мне дядя играли на гитарах (я даже не знал, что у нас есть гитара, тем более две!). Две тетеньки звонко пели-распевали:

– Попробуй м-м-м, м-м-м, попробуй джага-джага…

Мама ловко перемещалась между гостями с бокалом вина в руке и была самой счастливой из всех.

Заметив меня, она весело вскинула бокал вверх. Это заметил дяденька, который играл на гитаре, резко остановился и завопил:

– Тост! Внимание всем – тост!

Ему пришлось еще немного покричать, чтобы окончательно завладеть общим вниманием, потом он схватил бокал и провозгласил:

– Предлагаю выпить за виновника сегодняшнего праздника – за Виктора Александровича Шевченко!

И все грянули такое дружное «ура!», как будто до этого долго его репетировали. От удовольствия я начал покрываться красными пятнами, а когда «ура!» подхватили и мои одноклассники, вообще превратился в бурак и убежал прятаться.

Вышел, когда все уже разъехались. Мама тут же сгребла меня в охапку и принялась целовать.

– Какой ты у меня молодец! Я тысячу лет так не общалась! Мы же с этими людьми так близко живем – и ни черта о них не знали! Но теперь будем каждую пятницу так собираться.

От мамы пахло духами, вином и таким счастьем, что я прижался к ней покрепче. Хотел на всю жизнь пропитаться этим запахом.

«Хоть бы нас назад в прошлое не вернули! – повторял я про себя. – Никогда-никогда!»

Оля, 1980 год

Вот уже неделя прошла, как мы сидим с Женей. С ним ужасно интересно! Так интересно, что все остальные неприятности даже не запомнились. Но расскажу по порядку.

Как только я пересела к Женьке, Красноперкина устроила скандал. Что мы, мол, идем против мнения совета отряда, что мы единоличники и опять едим бабушкины пирожки. Это она из зависти – просто пирожки так пахли, что слюнки текли у всего класса. Но делиться я не собиралась, мне и самой было мало.

Потом Красноперкина заявила, что раз мы не реагируем на критику (интересно, а как нам было реагировать?), то она объявляет нам бойкот. Я посмотрела, как посерел Женька, и испугалась, решила, что бойкот – это что-то страшное. А потом выяснилось, что это значит, что с нами никто не будет разговаривать. Ха, напугали! Наверное, я совершенно неприлично обрадовалась, потому что после уроков посерела Красноперкина.

Весь день мне жилось просто замечательно. С Женькой, чтоб не болтать, мы переписывались на уроках. Я даже немного лучше писать стала. Он такой умный! Он столько всего знает! Честно говоря, я даже пожалела, что мне нужно будет возвращаться домой. Одно дело в чате висеть, там все умные, когда Гугл под рукой, а Женька-то все из головы берет.

Сначала мне в бумажной переписке очень смайлов не хватало. Я научила Женю ими пользоваться, целый урок ему на бумажке рисовала всяких: веселых, сердитых и грустных, а потом Женя меня спросил:

– А зачем они?

Я и ответила:

– Чтоб настроение передать.

А Женька и говорит:

– А я и так твое настроение вижу. По глазам.

И тут мы встретились с ним глазами, и со мной что-то странное случилось. Сердце тукнуло громко-громко, а потом как будто упало в живот. И стало жарко, прям щеки запылали. Я побыстрее нагнулась к парте и сделала вид, что увлеченно рисую цветочек на листочке. А потом смотрю краешком глаза, а Женя тоже что-то рисует, только не цветочек, а рыцаря. Так что это «что-то» случилось с нами обоими. И после этого мы разошлись по домам, стараясь не поднимать друг на друга глаз.

На следующий день бойкот продолжался. И я поймала себя на том, что мне все очень нравится! Ко мне не лезли с липкими приставаниями, я наконец-то смогла перевести дух и оглядеться. Сидеть с Женей было гораздо приятнее, чем с Иркой. Он не трепался без толку, зато много подсказывал по делу. А главное, Женя все время был со мной. Конечно, ему было тяжело, он тоскливо смотрел в сторону мальчишек, которые бесились все перемены кряду, но потом переключился и стал помогать мне делать математику. Буквально две перемены, и я вспомнила, как считают в столбик. И даже сама решила несколько примеров совершенно без ошибок.

В этот день мы и из школы вышли вместе. Шагали себе по дороге, размахивая портфелями. Я рассказала Женьке про то, как заболела. Потом про то, как потеряла память, как тяжело мне теперь отвечать на уроках и вообще тяжело много говорить. А Женя как заржет:

– Ничего себе, тяжело! Ты ж болтаешь уже полчаса без перерыва!

– Я? – изумилась я. И рассмеялась.

Так мы стояли и смеялись как два дурачка. И, честное слово, я готова была еще долго так стоять и смеяться.

– А пойдем я тебя с бабушкой познакомлю! – предложил Женя.

– А пойдем! – согласилась я.

А потом испугалась. Как это – пойдем? В гости, что ль? Как-то это не принято… Или здесь принято? Приходила же ко мне Ирка – значит, и мне можно. И мы пошли.

Бабушка у Жени оказалась совершенно замечательной. Такую милую и душевную старушку я могла себе представить только в мультике. С большим пучком седых волос, большими теплыми руками и в огромном переднике. Двигалась она шустро и бесшумно. Только открыла нам дверь – шух! – уже на кухне – шух! – пришла спросила, как дела в школе, – шух! – встречает нас в ванной с чистым полотенцем.

Я и оглянуться не успела, как уже сидела за столом перед дымящейся тарелкой борща. А бабушка продолжала колдовать над плитой, что-то непрерывно там помешивая.

– Ух, как вкусно! – попробовала я.

– Кушай, – улыбнулась бабушка.

– А еще Оле очень твои пирожки понравились, – сказал Женя.

– Так приходи завтра, – предложила бабушка, – я тебя печь научу. Хочешь?

– Хочу! – подпрыгнула я.

Мне и c Женей-то было легко, а уж с его бабушкой легче легкого. Я как будто всю жизнь была с ней знакома. Я говорила без умолку. А баба Люба слушала-слушала…

Мы рассказали про бойкот. Бабушка сначала очень распереживалась.

– Ох, это ж все из-за меня случилось! Как же я не проследила, что ты с собой в школу берешь…

А потом посмотрела на нас, вдруг подмигнула и говорит:

– А все к добру, вот увидите! Вы с этим бойкотом мало что потеряли, зато многое нашли.

– Что нашли, бабушка? Что ты все загадками говоришь? – спросил Женя.

– Все поймешь, Женя, все поймешь. Главное, сердце свое слушай, – опять загадочно сказала бабушка.

Я попыталась послушать свое сердце, посмотрела на Женю, и опять оно как-то круто скакануло, щеки запылали, и я рванула в коридор со словами:

– Я пойду, меня дома ждут…

Никто меня не ждал, конечно, все еще были на работе. Но я очень боялась, что Женя увидит мою пылающую физиономию. Я не понимала, почему он не должен ее видеть, но мне почему-то очень хотелось сбежать.

– Иди, иди, Оленька, – ласково проводила меня баба Люба, – и приходи завтра обязательно. Будем пирожки печь.

На улице я прижала холодные руки к горячим щекам. Что же это происходит со мной?

Витя, 2018 год

Все воскресенье я дергался и смотрел на часы. Никогда в жизни мне так не хотелось в школу. Я, само собой, переписывался со своими и в чате, и в привате и просто эсэмэски кидал – но это все не то. Пытался отвлечь себя домашним заданием, но шло сплошное повторение пройденного, так что за полчаса все уроки были сделаны.

Хорошо еще, папа догадался мне купить каких-то книг, я погрузился в чтение.

Книжки оказались очень странные. Нигде не было иностранных шпионов или вредителей, которых задерживали бы пионеры. Большая часть вообще была написана какими-то англичанами или французами. Но были и русские фамилии. Очень много попадалось волшебников и рыцарей, которые воевали с драконами и непонятными гоблинами и орками. А помогали им уж совсем удивительные эльфы с заостренными ушами.

Немного книжек было про космос и вообще фантастики, но не очень интересные – про космические корабли или какие-нибудь технические устройства почти ничего не рассказывали.

Наконец я нашел что-то путное: историческую книжку, в которой дети помогали распутывать заговор против князя. Это вам не гоблины с эльфами!

И только я втянулся, как меня начала бомбардировать Сушка. Написала сначала в приват: «Скорей бы завтра!» Я ответил «Ага!» – и снова погрузился в книгу. Но комик запищал снова. На сей раз Сушка прислала эсэмэс: «Ты тоже соскучился?» – и почему-то пририсовала подмигивающий смайлик. Я опять ответил «Ага», но не успел прочитать и полстраницы, как Сушка новой эсэмэской предложила встретиться сегодня, чтобы потренироваться. Пришлось писать длинный ответ: «Поздно уже. Всех не соберем».

В ответ пришло сообщение «Дурак!» в сопровождении обиженного смайлика. Я ничего не понял, хотя трижды перечитал нашу переписку. Чем я ее обидел? Хотел даже отправить ей какую-нибудь злобную рожу, но представил себе надувшуюся Сушку…

Нет, не буду я ее обижать. Она хорошая. Только очень нервная. Я выбрал в библиотеке рисунков самую виноватую физиономию и отправил ее Сушке.

Теперь инцидент можно было считать «исперченным», как любил говорить папа, но не тут-то было. От Сушки повалили веселые рожицы и танцующие человечки, а под конец она так разошлась, что прислала мне анимированную картинку, на которой смайлик-девочка чмокала смайлика-мальчика в щеку. Прислала – и затаилась.

Я сначала обрадовался, решил, что наконец могу почитать в свое удовольствие, но вдруг забуксовал на одной странице. В голове упорно возникала последняя картинка, только вместо смайликов были мы с Сушкой.

«Интересно, – подумал я, тупо уткнувшись в книгу, – а если бы Сушка меня в реале поцеловала, как бы это было?»

От одной такой мысли меня сразу бросило в жар. Меня часто целовала мама. Бабушка, пока была жива, тоже любила меня чмокнуть в ухо. Но это все было так… как маленького. А ведь взрослые часто целуют друг друга – и совсем по-другому. Я за последнюю неделю и по телевизору этого насмотрелся, да и на улицах видел. Один раз даже в школе случайно заметил, как старшеклассник обнимал и крепко целовал старшеклассницу. В общем, целующихся людей я видел много.

И только теперь попытался поставить себя на их место. Не смог поставить, фантазии не хватало. Но внутри все почему-то гудело и чесалось. И голова стала совсем-совсем пустой. Наверное, поэтому я решился на дурацкий поступок: послал Сушке анимированный смайлик, который, краснея, достает из-за спины букет роз и протягивает вперед.

Сушка ответила не сразу. И неоригинально: «Скорей бы завтра».

Я тоже не стал оригинальничать и ответил: «Ага».

Книгу я так и не смог дочитать.

Оля, 1980 год

Так мы и жили в школе. На переменах болтали с Женей в коридоре. Он принес мне кучу книг, и теперь я дома по вечерам читала. Читала, чтоб потом, на следующий день, обсудить с Женькой то, что прочла. Надо ж мне было научиться беседу поддерживать, а то неудобно. Оказывается, говорить – это совсем несложно!

И вот стоим мы как-то на перемене, Женя мне рассказывает что-то про «Трех мушкетеров», а тут к нам мальчишки подходят. Почти все. И Миша, самый высокий в классе, говорит:

– Архипов, мы решили, что не будем тебе больше бойкот объявлять. Пойдем с нами в конный бой играть.

Женька аж подпрыгнул от счастья. Видно было, как он обрадовался. И рванул к мальчишкам.

Они оживленно загоготали, понятно, что им Женьки тоже не хватало. Он же душа компании, конечно, с ним веселее. А мне сразу стало пусто и холодно. И слезы на глаза навернулись. Я отвернулась к окну, чтоб никто не видел, что я плачу, а слезы все текли и текли. Женька-то играет, а я никому не нужна. Мальчишки со мной играть не будут, а девочки… Что с них взять, они в этом времени какие-то недоразвитые.

Я очнулась, как только услышала рядом с собой Женин голос:

– Или мы играем вместе с ней, или бойкотируйте нас дальше. Но вдвоем.

– Тили-тили-тесто, жених и невеста! – громко заорал кто-то, и все заржали.

Я вздрогнула, а Женька даже не улыбнулся, а просто взял меня за руку. И смех стих. И мальчишки смотрели на нас во все глаза, а потом Миша сказал:

– Но не может же она в конный бой играть?

– В конный не может, – согласился Женя, – а в морской запросто!

– А давайте поле двадцать на двадцать!

– А давайте!

– Парами! Навылет! А потом финал – тридцать на тридцать!

Мы рванули в класс. Я успела разглядеть Красноперкину, которая злобно сжимала губы в окружении подружек.

После следующего урока к нам стали подтягиваться девочки. Сначала просто сидели рядом и смотрели, как мы играем, а потом стали активно болеть и помогать. То ли я уже попривыкла, то ли они стали вести себя лучше, но я перестала раздражаться от одного их присутствия. С Леной-маленькой и Олей-кудрявой мы даже вполне весело поболтали. Так странно, из пятнадцати девочек в классе пять Лен и три Оли! Плохо тут с фантазией у родителей.

И вот на очередной перемене шли мы с девчонками по коридору и проходили мимо кабинета директора, а там, в приемной, дверь была открыта настежь. Я мимо проскочила, а потом резко затормозила. Заметила что-то боковым зрением, что-то очень странное, на подсознании сработало. Я вернулась к двери, осмотрела комнату… Вот! Вот за что у меня глаз зацепился! В углу комнаты, там, где в моем времени стоял компьютерный стол с техникой, здесь находился странный агрегат.

– Девочки, что это? – спросила я шепотом.

– Пишущая машинка, – ответила кудрявая Оля. – А что?

– А как она пишет?

– В смысле? – изумилась Оля.

И тут мне повезло, потому что в комнату влетела старшеклассница и ринулась к этой самой машинке. Я не выдержала, подошла поближе, чтоб посмотреть, как она с ней будет управляться.

При виде знакомой клавиатуры у меня просто сердце сжалось. Где-то в глубине души ожила надежда, что это просто сильно устаревший принтер, а комп, пусть тоже устаревший, но есть. И спрятан в соседней комнате. И сейчас я его найду, включу и как-нибудь попаду домой.

Девушка вручную заправила бумагу. Ну ладно, наверное, в старых принтерах тоже так делали, но когда она села и стала набирать текст, а по бумаге в такт с ее действиями стали скакать маленькие молоточки, я на минуту просто потеряла дар речи. Когда первый шок прошел, любопытство победило разочарование. Понятно, что компа не будет, но как она работает? Девушка стучала по буковкам, но так мучительно медленно, что я устала на нее смотреть и не выдержала:

– Можно я?

– Ты? А ты умеешь?

Я неопределенно пожала плечом.

– Ну попробуй, – сказала девушка. – Меня классная попросила напечатать. Это для кабинета.

Она освободила мне стул, я уселась, положила руки на клаву. От ностальгии чуть не заплакала. Посмотрела на раскладку – совпадает, только знаки препинания немного по-другому расположены. Ткнула букву – ого! А нажимать-то нужно гораздо сильнее.

– Ты умеешь? – еще раз спросила девушка.

И я начала печатать.

Сначала сбивали предупредительные «звяки» в конце строчки и то, что потом каретка (это называется каретка!) переезжала с конца строчки на начало. Но все-таки это была родная клавиатура, и пусть мне приходилось лупить по ней с непривычной силой, я все равно получала огромное удовольствие. Собственно, очнулась я, допечатав лист.

– Ну ничего себе! – Глаза у старшеклассницы были огромные.

– Где ты так печатать научилась? – Выглядывали у нее из-за плеча Оля с Леной.

– Да так… В одном месте… – Я опять неопределенно повела плечом.