Текст книги "Точка кипения"

49

Под утро я возвращался к себе в Чорлтон, чтоб немного поспать, и радовался удаче, но в то же время меня одолевали подозрения: слишком уж легко далась победа. С другой стороны, мне было чем себя успокоить, ведь заключение доктора Самима пролежало без дела все эти годы, дожидаясь человека, которому оно понадобится.

Свернув на стоянку на Торнлей-корт, я был потрясен увиденным. У входа в дом стояли машины и фургоны с ярко горящими фарами, среди них суетились мужчины и женщины в форме, – там вовсю развернулся наряд полиции. Я поставил машину на обычное место, а когда вышел из нее, на мои плечи опустились две тяжелые ладони.

– Дейвид Кьюнан? – спросил сержант в форме.

Я кивнул.

– Вы арестованы по подозрению в похищении Дженнифер Элизабет Талбот и Ллойда Генри Талбота. Вы имеете право хранить молчание…

Я с недоумением прослушал стандартную фразу. Полицейские светили мне в лицо своими фонарями. Я не понимал, что происходит, точно попал в пьесу, где все актеры, кроме меня, знают свои роли наизусть. До моего сознания долетали лишь странные звуки. «Вон он!» Известие о том, что я появился на месте, прокатилось волной по многочисленным рядам стражей порядка. Мое имя повторялось, как в игре «передай другому», а в довершение картины загорелся свет в каждой квартире дома, и в окнах одно за другим стали появляться лица моих соседей.

В голову пришло неожиданное сравнение с тем, как в Древнем Риме преступников бросали на растерзанье львам.

– Наручники надели? – послышался незнакомый голос, и на моих запястьях щелкнула пара жестких браслетов – последняя модель, сковывает малейшее движение.

– Давайте его сюда, – крикнул кто-то сверху.

Меня схватили двое крепышей и втолкнули в подъезд. Полицейские торчали повсюду. В таком количестве в последний раз я видел их в процессии лорда-мэра. Меня передавали из рук в руки, пока я не оказался у дверей своей квартиры. Ее тщетно пыталась взломать парочка взмокших от натуги полицейских. Они опустили кувалды и одарили меня полными ненависти взглядами. Все вокруг молчали. Атмосфера ожидания накалилась настолько, что ее можно было подавать вместо горячего на благотворительном обеде Полицейского фонда добровольных пожертвований.

– Они там? – скорее заявил, чем спросил инспектор в форме. – Будет лучше для вас, если признаетесь сейчас же.

– Кто… там? – тупо спросил я.

Из-за полицейских мундиров показалась женская фигура. Это была Жанин.

– Дейв, как ты мог?! – закричала она, бросаясь на меня с кулаками.

– Что я мог? – выкрикнул я в ответ, в то время как полиция преградила ей путь ко мне.

– Забрать моих детей! Ты – чудовище!

Я опустил голову и отвернулся. Не хотел смотреть в лицо Жаннин, изуродованное гримасой страха и ненависти.

К сожалению, мое поведение было превратно истолковано моими стражами. Все окружавшие меня полицейские, казалось, заговорили хором, но лишь только гул стал затихать, раздался мужской голос, высказавший, вероятно, общее мнение:

– Скорее всего они мертвы. Мы здесь так шумели, они бы нас услышали.

Жанин запрокинула голову и завыла. Люди, державшие меня за плечи, крепче вцепились в них пальцами, а те, что долбили дверь, подняли кувалды.

– Так вы ее не откроете, – послышался сзади чей-то голос.

Со всех сторон посыпались советы:

– Дрель нужна.

– Лучше подорвать.

– Можно вызвать команду, чтоб влезть в квартиру снаружи, через окна.

Мне казалось, что я стал свидетелем массового помешательства. Вероятно, сам я находился в шоке, который парализовал меня, точно мощный наркотик. Я не верил собственным ушам, как если б я лежал в гробу, а служащие бюро ритуальных услуг обсуждали, какой тон грима наложить на мое лицо. Я пытался заговорить, но не мог произнести ни слова.

– У меня есть ключ! – наконец удалось выкрикнуть мне.

Я хотел достать ключ раньше, но мешали наручники и крепкие объятия полицейских.

– Пустите его! – Это была Жанин. – У него должны быть ключи.

Лишь только я достал ключи из кармана, их выхватили из моих рук. Открыть замок оказалось делом непростым: удары кувалды изрядно его покорежили. Ключ вошел не сразу, но мускулистому констеблю в конце концов удалось повернуть его в замке. Дверь раскрылась. Я хотел войти, но меня остановили.

Первыми вошли два констебля, женщина и мужчина, держа наготове дубинки. Не представляю, что они собирались увидеть, но двигались они с величайшим страхом. Полный абсурд, думал я.

– Разве мог я сделать что-то с Дженни или Ллойдом?! Жанин, объясни мне, что случилось?

Она закрыла лицо руками и расплакалась. Двое младших офицеров сочувственно закивали головами. Инспектор, стоявший позади меня, стал подталкивать меня вперед, тыкая пальцами в спину. С меня хватит, решил я, развернулся и оттолкнул его. Полицейские, не ожидавшие подобных действий, вначале остолбенели, но, очнувшись, дружно навалились на меня. В это время вдруг погас свет – мы очутились в полной темноте. Я вздрогнул от боли, получив полицейским ботинком в коленку. Что-то просвистело у самого лица, и сверху на мою голову опустилась дубинка.

Инспектору в годах, который попытался мне помочь, пришлось нелегко. Кровь текла ручьем по моему лицу, заливая глаза и рот, и, похоже, останавливаться не собиралась. Я находился в сознании, но был ко всему безучастен. Единственное, что меня беспокоило, – кровотечение. Кровь уже не просто текла – она била фонтаном.

– Боже мой! – ужаснулась женщина-констебль. – Что с вами? – И, достав пакет первой помощи, бросилась перевязывать рану на моей голове. – Вы, случайно, гемофилией не страдаете?

– Не знаю, – вымолвил я.

– Может, у вас СПИД?

– Нет!

Мне стало страшно. Я не раз терял кровь, но в таком количестве – впервые. Прямо-таки кровавая Ниагара! В голове в ритм с пульсом стучала боль. Я вспомнил об аварии. Может, врачи просмотрели какие-то серьезные повреждения, – и вот результат?

– Придется везти в больницу, – сказала констебль.

– Подумаешь, кровь течет, – прозвучал голос инспектора. – Сейчас пройдет, и он нам расскажет, где спрятал детей. На Ботл-стрит наш доктор им займется.

Кровотечение продолжалось. Повязки промокли насквозь. Я чувствовал, что теряю сознание.

– Если этот арестованный не будет сейчас же доставлен в больницу, я за него не отвечаю, – объявила женщина-констебль. Панические нотки в ее голосе усугубили мое состояние.

– Вот дерьмо! Он же специально это устроил, – услыхал я чей-то злобный шепот, но в это время меня уже спускали на носилках к выходу, у которого стояла «скорая» со включенной сиреной.

Я был в наручниках, но врачи не мешкая подсоединили меня к капельнице.

К шести утра, после того как в больнице «Уитен-шоу» в меня влили изрядное количество плазмы, кровотечение прекратилось. Удар дубинки по голове повредил артерию, и потребовалась помощь хирурга. Он сказал, что такая же рана осталась бы после удара мечом. Мне было слишком плохо, чтоб реагировать на такие замечания, но я дал себе слово разобраться с полицией. Телефон Марвина был записан на моем мобильном. Я попросил медсестру связаться с ним. Бедняга Марвин! В первый же день работы на «Робин Гуд Инвестигейшнз» на него свалилось столько забот: умирающий от рака свидетель, ночная переписка с министром внутренних дел, и теперь еще придется вызволять начальника.

Мартин и инспектор криминальной полиции Брен Каллен появились одновременно. Кроме нас троих в палате находился приставленный ко мне мускулистый констебль. Еще несколько полицейских дежурили в больничном коридоре, мешая свободному передвижению медперсонала.

С тех пор как приехал Марвин, я закрыл рот на замок, ведь я даже не знал его фамилии. Зато Марвин знал, как обращаться с полицейскими, не хуже своей кузины.

– Это неслыханно! – начал он во весь голос. – Я требую, чтобы мистер Кьюнан был незамедлительно освобожден из-под стражи.

В ответ послышалось улюлюканье полицейских, напоминавшее крики тюленей, потревоженных появлением чужака на арктическом берегу.

– Вы не имеете права держать в наручниках человека, которому нанесены тяжелые телесные повреждения, – продолжал Марвин. – Я позабочусь о том, чтобы виновных полицейских призвали к ответу.

– У-ууух, ух-ух-ууух, – все, что я расслышал в ответ.

Тем временем к моей койке пробрался инспектор Каллен.

– Избавься от этого клоуна, Дейв, – тихо сказал он, – и я все улажу. Произошло небольшое недоразумение.

– Марвин – не клоун. Он ответственный сотрудник «Робин Гуд Инвестигейшнз», – ответил я.

– Да будь он хоть гребаный Папа Римский! Отошли его отсюда – и все.

– Я отошлю своего клоуна, когда ты уберешь отсюда своих клоунов, – огрызнулся я, – хотя, повторяю, Марвин – не клоун.

Мне стоило большого труда проговорить все это, и, обессилев, я откинул голову на подушку.

– Ты слышишь, что он несет? Только людей растравил.

Шум и крики в коридоре стали невыносимы.

– Марвин, – позвал я слабым голосом.

Мой помощник подошел и встал напротив инспектора, их разделяла больничная койка. Марвин был готов драться до конца, о чем свидетельствовал оскал его зубов. Я чувствовал, что горжусь им. Он наклонился, чтобы выслушать мои указания.

– Мистер Каллен собирается сам все уладить, – зашевелил я губами, – так что не шуми пока.

Однако Марвин оказался крепким орешком. Он не ушел из палаты, пожелав убедиться, что с меня снимут наручники, а когда полицейские убрались, встал, как часовой, у койки и, пока Каллен говорил, не спускал с него глаз, точно ястреб.

– Около половины четвертого кто-то перехватил детей у выхода из их престижной школы в Дидсбери, – рассказывал Брен. – По описанию свидетелей, какой-то тип посадил их в машину и увез. Вероятно, дети вышли из ворот школы и стояли на улице, дожидаясь няню. Никто вокруг не заметил ничего подозрительного, они не сопротивлялись, из чего следует, что похититель хорошо им знаком.

– В это время мистер Кьюнан находился в своем офисе, и это может подтвердить моя кузина и еще несколько свидетелей, – вмешался Марвин.

– Заткнись! Или, может, ты думаешь, что мне это неизвестно?! Этот парень меня доконает!

– Совершенно верно, инспектор, – ответил на это Марвин. – Потому что мой клиент никакого отношения к похищению не имеет.

– Мерзавец, похитивший детей, устроил так, чтоб няня задержалась.

– О господи! – пробормотал я и почувствовал, как заныли свежие швы на голове.

– Ясно, что этот мерзавец – не ты, Дейв. Не волнуйся, – сказал Каллен, нервно поправляя мою подушку.

– Отлично, мне не о чем волноваться. Дженни и Ллойд исчезли, но я могу не волноваться, поскольку полиция знает, что я в этом не виноват.

– И нечего язвить, Дейв. Ошибаются все, в том числе и мисс Уайт. Она была уверена, что в пятницу няня будет с детьми до шести вечера.

– Что случилось с няней? – спросил я.

– Сейчас скажу.

– Можно подумать, никто из них не слышал о мобильных телефонах, – проворчал я.

– Мобильный мисс Уайт был отключен по некоторым причинам. Она утверждает, что в том числе из-за тебя.

– Ну да, – кивнул я.

– Мисс Уайт не тревожилась, пока не вошла в дом няни, чтоб забрать детей в шесть вечера. Детей там не оказалось – тут-то и началась истерика. Четырнадцатилетняя дочь няни утверждает, что в три часа позвонил мужчина и сказал, что детей из школы заберет он сам, так что няня может за ними не приходить. Няня решила, что этим мужчиной был ты, поскольку никакой другой мужчина прежде за детьми не заезжал.

Я пробормотал что-то в знак согласия.

– Насколько я понимаю, у вас с Жанин размолвка? Мне жаль, Дейв, но, похоже, этот звонок явился главной причиной того, что на тебя надели наручники. Прости, друг.

– Все нормально, Брен. В любом случае мне требовалась томография мозга и помощь хирурга.

– Ты все шутишь, а в случаях с похищением детей события разворачиваются с невероятной скоростью. Не мне тебе рассказывать. Когда тебя оперировали, полиция допрашивала дочь няни. Ее попросили описать голос звонившего мужчины, и она сказала, что у того человека «очень правильная речь», по ее словам, так говорят аристократы или принц Чарльз, что сразу исключает тебя из списка подозреваемых, Дейв. Сейчас мы опрашиваем детей, которые видели, как Дженни и Ллойд садились в машину. Детишки говорят, что за рулем был мужчина с худым лицом и большим носом. Вел он «БМВ», что также исключает твою персону.

– Все было бы проще, если бы полиция проверила, нет ли меня в агентстве.

– Они съездили в агентство, и тебя там не оказалось.

– Я выскочил на несколько минут, купить сэндвичей.

– Полиция занималась оперативно-розыскной работой. Приехали – в агентстве пусто, значит, улизнул.

– Ставлю вас в известность, инспектор, что с ваших слов я письменно фиксирую все промахи в оперативно-розыскной работе полиции, – с угрозой в голосе предупредил Марвин. – Мой клиент попал в больницу в результате глупых действий полиции.

– Воля твоя, солнышко, – сказал на это Брен.

– А это называется оскорблением на расовой почве. Ну, погодите, инспектор!

– Прошу тебя, Марвин, не сейчас, – взмолился я.

– Им ничего нельзя спускать с рук, мистер Кьюнан. Уж я-то научен горьким опытом среди наших.

– Прости, – сказал Брен, – но я всех называю солнышками, и черных, и белых, и даже тех, кто в крапинку.

– У вас расизм в порядке вещей! – возмущенно проговорил Марвин, прежде чем умолкнуть.

– Я одного не могу понять, почему Жанин решила, что я могу навредить детям?

– Об этом спросишь ее сам. Она ждет, чтоб ее к тебе пустили, если ты, конечно, не возражаешь.

– Она вела себя как гадюка. Да еще глаза мне хотела выцарапать.

– Дейв, ты должен понять, что ей пришлось пережить. Есть еще кое-какие факты… Как только пришло сообщение об исчезновении Дженни и Ллойда, полиция стала прочесывать соседние с их домом улицы…

– Какие именно?

– Прости, мне не велено об этом говорить, сам у нее спросишь. Нужно было убедиться, не застряли ли Дженни и Ллойд на какой-нибудь детской площадке или, может, заглянули в гости к одноклассникам. Потом мисс Уайт предположила, что они могли отправиться в квартиру на Торнлей-корт, ведь район, куда они только что переехали, им еще незнаком. Когда наряд полиции прибыл по твоему адресу на Торнлей-корт, обнаружилось, что из почтового ящика мисс Уайт торчат две окровавленные сорочки от школьной формы.

– Какому психу пришло в голову это сделать?

– Не знаю. Я подумал, может, у тебя имеются соображения на этот счет? Сейчас эксперты выясняют группу крови на одежде. В общем, следующим шагом полиции стал штурм твоей двери. Прости, Дейв, наши молодые констебли слишком увлекаются фильмами ужасов. Насмотрятся всякого – и торопятся с выводами.

– После того, как я выступлю с требованием о компенсации за нанесенный ущерб, им придется поторопиться кое с чем другим, – сказал Марвин.

– Ты хочешь ее видеть? – спросил Брен, игнорируя слова Марвина.

Я кивнул. Инспектор вышел за дверь, Марвин последовал за ним.

50

Жанин была раздавлена. Волосы слиплись от пота, лицо рассекали морщины, которых я раньше не видел, глаза провалились. Если не знать, что ей тридцать лет, можно было бы дать все шестьдесят.

Казалось, она простояла в дверях палаты целую вечность, прежде чем войти. Хотелось встать ей навстречу и обнять, но я не мог пошевелиться. К тому же я был совершенно растерян, потому что на моем перебинтованном лице не двигался ни один мускул. В довершение ко всему, я не знал, что сказать.

– Жанин… – пробормотал я донельзя виноватым голосом.

Она молчала. Я и не хотел, чтобы она говорила. Ее глаза наполнились слезами. Наконец она приблизилась ко мне и поглядела на рану. Потом провела пальцами по моим губам.

– Что, Дейв, и дальше будем так встречаться? – сказала она и выдавила из себя нервный смешок.

– Прости, я не должен был рисковать. Это я во всем виноват.

– Нет, это Генри и сучка Марти. Они вместе играют против нас, но кто бы мог подумать, что они способны на такую жестокость.

– Все равно это моя вина.

– Каллен сказал мне, врачи боялись, что ты не выживешь.

– Они преувеличивают опасность.

– Дейв! Они влили в тебя почти два литра крови, и все из-за моей дурацкой уверенности, что ты увез Дженни и Ллойда. Увез мне назло. Это я настроила полицию против тебя. Если бы удар дубинки пришелся на несколько сантиметров ниже, ты бы остался без глаза.

– Ничего, со мной случались вещи и похуже.

– Прекрати молоть ерунду, Дейв. Тебя ужасно покалечили. Я просто дура! Хочу, чтоб ты это знал и перестал упражняться в благородстве.

– Прости, Жанин.

– Хватит извиняться. Пора и тебе рассердиться на меня.

– Не могу. Я знаю, что виноват я, а не ты.

– Дейв, я пришла сюда не за тем, чтоб соревноваться в самобичевании.

– Зачем же ты пришла?

Она подняла подбородок и откинула назад волосы.

– Кьюнан, ты недоразвитый тупица! Я пришла, чтобы сказать тебе, что, кроме моих детей, мне нужен только ты. И я не вынесу, если вы все умрете – ты, Дженни и Ллойд.

– Дженни и Ллойд живы.

– Почему ты в этом так уверен?

– У кого еще, кроме тебя и меня, есть ключ от подъезда в дом на Торнлей-корт?

– У Генри. Сначала я тоже подумала на него, но все вокруг были уверены, что детей увез ты.

– Увез Генри, но виноват в этом я. А фокус с окровавленной детской одеждой мог устроить только Генри, придурок, который провел несколько лет в Голливуде. Он решил навести тебя на ложный след, пока сам вывезет детей из страны. Но разве он способен причинить боль своим собственным детям?

– Не знаю, – неуверенно сказала Жанин. – Сам он, может, и не способен, но если он отдал детей этой жуткой твари, чтоб дать ей возможность манипулировать тобой…

– Жанин, любовь моя, – нежно проговорил я. – Марти, конечно, та еще штучка, но я не думаю, что ей нужны твои дети. Генри действует самостоятельно.

– Откуда такая уверенность? Она угрожала тебе на новогоднем приеме, забыл?

– Я сглупил. Мне следовало принять ее условие: я забываю про Кинга, а она отправляет Генри обратно в Америку…

– Почему же ты этого не сделал?

– Я не предполагал, что дело может принять такой оборот. Ты говорила, что Генри Талбот из семьи юристов. Мне и в голову не пришло, что он решится увезти детей прямо с улицы. Я считал, худшее, что тебя ожидает, – это судебный процесс, который надо выиграть.

– Какой же ты упрямый! Не выносишь, когда женщины указывают тебе, что следует делать, – и не важно, кто это, я или Марти.

– Дело не в этом. Я не выношу, когда преступники указывают мне, что я должен делать.

– Так значит, теперь она преступник?

– У меня есть доказательства того, что дело Кинга сфальсифицировано. Ей было об этом известно, так же как и Брэндону Карлайлу. Вот почему им невыгодно, чтоб Винс вышел на свободу. Боятся, что он нарушит покой в их финансовой империи.

– Великий сыщик одержал победу, а я лишилась детей!

– Не говори так, Жанин. Это вещи между собой не связанные. Мы поставим Талбота на место.

– Что ты собираешься делать?

Вопрос оказался настолько нелепым, что мы горько улыбнулись друг другу: на тот момент у меня не хватило бы сил надуть воздушный шарик.

– Лично я ничего не смогу, но есть человек, который сделает все, что потребуется.

– Кто?

– Клайд Хэрроу.

– Хэрроу! – Жанин поморщилась. – Да он пальцем не пошевелит, чтоб нам помочь.

– Не волнуйся. У меня припасено для него несколько аргументов.

– Может, следует рассказать об этом полиции?

– Какой полиции? – спросил я.

Жанин повернулась и поглядела в коридор. Там, где несколько минут назад находился чуть ли не взвод полицейских, зияла пустота.

– Куда они все подевались?

– Оперативно-розыскные мероприятия окончены, милая. Их начальство решило, что, поскольку детей увез отец, вы теперь со своими семейными проблемами сами разберетесь. Решения суда, запрещающего Генри встречаться с детьми, не существует, не так ли?

– Дети находятся на моем попечении. У нас с Генри устная договоренность о том, что он может навещать детей. Запрещающего постановления суда у меня нет.

– Вот видишь. Вероятно, он рассчитывает увезти их с собой в Штаты.

Лицо Жанин преобразилось. Вместо фатальной безысходности на нем появилось выражение полной решимости. Она вытащила из сумочки мобильный телефон, но, вспомнив, где находится, решила выйти в коридор. В дверях она спросила:

– Мне позвонить или ты сам?

– Лучше я сам…

Услыхав мой голос, Клайд начал в своей обычной манере:

– Как приятно, когда друг не забывает о тебе в пору невезения. Хотя не припомню, чтоб в этом году я получил от тебя рождественскую открытку. Но если этот звонок связан с Генри Талботом, – добавил он, – можешь обо мне забыть. Генри мой дражайший приятель.

– Почему ты решил, что меня интересует этот подонок?

– Не знаю… Так, в голову пришло, – уклончиво сказал он.

– Знаешь, что мы с Жанин разбежались?

– Неужели? Мне соболезновать или поздравлять?

– Ни того, ни другого не требуется. Дело житейское. Я хотел кое-что с тобой обсудить, но прикован к постели. Я подумал, может, в тяжелое время тебе требуется вспомоществование?

– Кьюнан, мальчик мой, если ты звонишь мне в столь ранний час, хотя час в общем-то значения не имеет, чтоб поглумиться над моим финансовым положением, зря тратишь время.

– На самом деле я действительно могу сделать так, что у тебя появятся наличные. Тебе нужно лишь перетащить свою задницу в машину и доехать до больницы «Уитеншоу».

В ответ послышался тяжелый вздох.

– Я прощаю тебя за грубость, но предупреждаю: непростительно подвергать танталовым мукам человека, стонущего под бременем долгов, – сказал после паузы Клайд. – Скажи мне, чем ты занимаешься в больнице? Получил работу от министерства здравоохранения и служишь подопытным кроликом для хирургов-стажеров?

– В некотором смысле.

Я рассказал ему о своей травме.

– Ничего опасного для жизни, – легкомысленно отозвался Клайд. – Череп – самая крепкая часть в твоем анатомическом строении.

– Я попал в больницу из-за жестокости полиции. Надеялся, что ты со своими связями в СМИ постараешься сделать так, чтоб этот факт был предан широкой огласке, – слукавил я. Мой голос звучал слабо, но я надеялся, что именно это придаст ему правдивости.

– Мальчик мой! Неужели мы имеем дело со случаем «Спи, милый принц»? «Гамлет», акт пятый, сцена вторая. Должен сказать, что мысль о твоем смертном одре представляется мне интригующей.

– Рад, что тебе понравилось.

– В обычных обстоятельствах я был бы счастлив бескорыстно обнародовать твое предсмертное завещание, но сейчас, особенно после упомянутых тобой наличных, перспектива мелодраматического репортажа выглядит гораздо привлекательнее. Не знаешь, какова сумма компенсации, которую обязана тебе выплатить полиция? Я бы взялся поработать на тебя за определенный процент от этой суммы.

Я снабдил созревшего для работы Клайда указаниями о том, как до меня добраться. Несмотря на банкротство, он по-прежнему разъезжал на дорогом джипе и, судя по доносившимся из трубки звукам, не страдал от одиночества, – я не сомневался, что его сопровождала милашка Лорейн. Закончив разговор с Хэрроу, я испытал странные ощущения: меня сначала будто растянули, а потом поместили в специальную машину, вроде электромясорубки, и стали кромсать на мелкие кусочки. Я откинулся на подушку и закрыл глаза.

– Никогда не подозревала, что ты можешь быть таким ловкачом, – услышал я шепот Жанин.

– Дейв, – снова послышался голос Жанин. – Клайд идет. Не хотела тебя будить, но…

– Спрячься за дверью, – велел я. – Он не должен тебя видеть, пока не войдет. А потом сделай так, чтоб он не сумел улизнуть.

Жанин послушно кивнула.

Я проспал около часа. Влитая в меня чужая кровь начала действовать Странным образом. Она не только не подорвала моих сил, но прибавила напористости. Возможно, ее когда-то сдали десантники или какие-то другие военные, – в общем, я чувствовал себя в боевой готовности.

– Клайд, старичок…

– Нет, мой юный друг, я, возможно, и отключен временно от вечного двигателя, но старичком меня называть не стоит, – ответил он обычной тирадой и, обернувшись на дверь, будто сразу решил уйти, увидел Жанин.

– Ага! Меня заманили в ловушку. Ну, что же… этого следовало ожидать, – театрально произнес Клайд.

Жанин угрожающе на него надвинулась. Он отступил.

– А где же кувшин с ледяной водой, мадам? Неужели здесь не найдется ночного горшка, чтоб огреть бедного Клайда?

– Хватит! – взвилась Жанин.

– Мистер Хэрроу, нам предстоит серьезный разговор, сэр, – сказал я. – Я хочу знать все, что вам известно о Генри Талботе. За правдивую информацию возможна оплата наличными.

– Клайд Хэрроу до этого не опустится! – с негодованием ответил он. – Продать друга за жалкую горстку мелочи! Что вы себе возомнили! Визит на Кэри-стрит [6]6
  Кэри-стрит – улица в Лондоне, на которой находится суд по делам о несостоятельности


[Закрыть] – еще не повод, чтоб считать меня продажной шкурой.

– Ладно, забудь. Утопающий хватается за соломинку. Я понял, ты о Талботе ничего не знаешь.

– Как не знать! Но даже такой должник, как я, имеет право поставить вопрос о кредитоспособности тех, кто нуждается в его услугах. Когда мы виделись с тобой в последний раз, вместо лица у тебя было желто-синее месиво, а сейчас, как я вижу, ты лишился половины головы. Боюсь, что когда придет пора расплачиваться, я предстану перед твоими жалкими останками на кладбище.

– Жанин, ты знаешь, где лежат мои замороженные активы. Обещай, что отдашь их этому мошеннику, если его пророчество сбудется.

Она кивнула.

– Дело не в наличных. Я не столь корыстолюбив, – продолжал Клайд. – Я не вырываю деньги из мозолистых рук частных сыщиков, как живых, так и мертвых. Лишь восстановление поруганной чести может компенсировать нанесенный мне ущерб.

– Хочешь вернуться на работу?

– Какая проницательность! Употреби свое влияние на Карлайлов так, чтоб меня восстановили в моем прежнем статусе, а я преподнесу вам готового к употреблению Талбота.

– Свинья! – не выдержала Жанин. – Тебе известно, где он. Тебе известно, что он совершил, и ты смеешь торговаться, когда жизнь моих детей в опасности.

– Я мог бы обойтись без ваших эмоциональных всплесков, миледи, – холодно сказал Клайд. – Кстати, из-за вашей последней выходки в Манчестере я тоже понес ощутимые материальные потери. Но оценивая настоящее положение вещей, вы правы во всем, кроме одного: Генри Талбот не меньше вашего способен воспитывать детей. В Америке он собирается обеспечить принципиально новую жизнь детям, которые, заметьте, носят его фамилию.

– Довольно зубоскалить, Хэрроу, – сказал я. – Где, по-твоему, Талбот может находиться сейчас?

– В радиусе километра или двух.

Глядя на Жанин, я боялся, что она взорвется. Глазами я попросил ее сдерживать гнев. Она вышла в коридор.

– Я обещаю, что сделаю все, чтоб тебя вернули на «Альгамбру».

– Сожалею, но этого недостаточно! Обещаниями мои чеки не оплатишь. Прежде чем я начну действовать, ты предоставишь мне личное поручительство одного из членов семьи Карлайл.

– Ты его получишь, – заверил я Клайда.