Текст книги "Ричард Длинные Руки – гауграф"

Глава 12

Меня догнал и понесся рядом на легком тонконогом коне изящный всадник в дорогом колете, расшитых золотыми нитями брюках и в красных сапогах из тонкой кожи. На голове подрагивает под напором встречного ветра лихо заломленная шляпа с длинным пером неведомой птицы.

Но земля не гремит под копытами, а еще они не оставляют следов и не топчут траву. Он улыбался и молчал.

Я поднял руку и коснулся двумя пальцами виска.

– Приветствую, сэр Сатана. Совру, если скажу, что не рад вас видеть. Похоже, со мной что-то не так.

Он улыбнулся шире.

– Правда? Я тоже по вас скучал.

– С какой стати? – спросил я любезно, но настороженно.

Он на скаку развел руками.

– Ну вот, снова… А почему не предположить, что мне просто интересно с вами общаться? Вы много знаете и много умеете, а в части житейской мудрости и меня в чем-то обходите. Да-да, признаю! Удивляюсь, но это правда.

– Сомнительный комплимент, – проговорил я. – Даже очень весьма, если не сказать больше.

Он отмахнулся.

– Репутацию нам создает другая сторона. Мы как-то говорили на эту тему, помните? Мы ведем себя благороднее: ни слова в адрес противника… Но нас очернили, очернили с головы до ног!.. Я хотел сказать, сэр Ричард, что вы были, как мне теперь кажется, более правы, когда отказались тогда принять императорскую корону.

Я охнул, опешив, даже Зайчика непроизвольно придержал, и дьявольский конь, словно тень, повторил его движение.

– Почему вам так показалось?

Он покачал головой.

– Вот снова насторожились… на Юге, как ни посмотри, вы все же оказались бы в весьма… жестких рамках. Хуже того, могли бы схлестнуться с магами высшего уровня, а это такие противники, что вас, как муравья… Зато по эту сторону океана у вас и куда больше размах, и возможности. И нет тех, кто мог бы вас остановить… наверняка.

Я пробормотал:

– Нет? Один император Карл чего стоит!

– Император… Во-первых, он далеко. Во-вторых, пока границы ваших владений соприкоснутся с его кордонами, много воды утечет.

– Это как понимать?

– В прямом смысле. И Карл может умереть, и его империя может развалиться, и вы можете стать королем… способным бросить вызов императорам. Да многое чего может случиться! Потому намного перспективнее то, что делаете здесь! Я смотрю на размах ваших реформ и радуюсь. Именно то, что сам хотел, но даже я не сформулировал еще так четко и прямо, как сделали вы.

Я пробормотал несколько настороженно:

– Какие реформы? Никаких еще нет. Так, задумки…

Он заверил довольно:

– От меня, как вы понимаете, они не сокрыты. Я же Дух Сомнения, разве не помните?.. Я вижу, что вы задумали. Это грандиозно! Именно то, что я хотел. Я все больше верю, что был прав, когда пошел на соглашение с Той Стороной насчет… насчет вас.

Я ощутил знакомый холод опасности и одновременно сильнейшего возбуждения, когда оказываешься рядом с важным открытием.

– А что насчет меня?

Он чуть-чуть улыбнулся.

– Вы знаете, я вам говорил.

– Вы сказали только, – напомнил я, – что это было согласованной инициативой.

– Да, – повторил он, – все согласовали очень тщательно. Каждый надеялся, что выиграет. Но я оказался лучшим игроком.

– Наверное, – сказал я, – потому, что против вас играет не сам Творец, а его ангелы? А вы изначально были самым умным, сильным и гордым ангелом!

Он кивнул, несколько польщенный.

– Да, у меня явное преимущество. Как вам в Сен-Мари? Правда же, народ более просвещенный, развитый и даже патриотичный!

– Когда армландец расхваливает Армландию, – сказал я, – понимаю, что он расхваливает именно Армландию. Если же свою страну расхваливает кто-то из сенмарийцев, я вижу, что собирается ее продать повыгоднее.

Он хохотнул.

– Да-а, там торговый народ. И потому даже патриотизм особого рода. Не слишком уж и косный.

Я смотрел с подозрением в его благожелательное улыбающееся лицо.

– И все-таки, – заметил я осторожно, – вы не появлялись очень долго. Значит, разочарование в моем решении было сильным?

– Верно, – сказал он, – но сейчас я передумал.

– Похоже, я вас очень разочаровал, – повторил я. – Но я рад, что вы можете признавать свои промахи.

Он улыбнулся.

– Не просто признавать. Делать выводы и тут же корректировать свою линию. В отличие от тех…

– Они тоже корректируют, – напомнил я. – То, чему учит церковь, не имеет ничего общего… почти не имеет!.. с тем, что проповедовал Христос.

Он поморщился.

– В сравнением с тем, как меняю линию прогресса я, они, можно сказать, застыли, как сталактиты в пещере. Я понимаю, что хочу от людей слишком многого, потому не слишком разочаровываюсь, когда не все удается… сразу. Но мир моими усилиями идет в сторону тех отношений, которые считаю правильными именно я.

Я пробормотал:

– Я это заметил тоже.

– Вот видите! Моя победа уже на горизонте.

– Но битва еще не закончена, – сказал я.

– А то, что все эти века человечество под моим давлением идет в нужную мне сторону?

– Это может быть временной аберрацией, – сказал я. – Человечество оперирует значениями побольше, чем продолжительность жизни одного человека. Для него сто лет или даже тысячу идти в одну сторону – не гарантия, что не пойдет потом в другую.

Высокие деревья отодвинулись, оставляя лес справа, в лицо подул сильный ветер. Я чуть пригнулся, пряча лицо, но на шляпе моего спутника даже перо не затрепетало, а полы элегантного плаща так же спокойно ниспадают с плеч.

– Согласен, – произнес он задумчиво, – но пока не вижу предпосылок… для коррекции курса. Тем более такого радикального. Кстати, сэр Ричард, для вас будет откровением, что я говорю не только с вами?

Я пожал плечами.

– Я не настолько самовлюблен.

– Однако, – сказал он с усмешкой, – вряд ли вам приходит в голову, что я говорю со всеми людьми на свете? Не постоянно, конечно, однако… С одними часто, с другими редко, но нет ни одного, с кем бы я не говорил хотя бы раз. Конечно, не ко всем являюсь вот так, как к вам. Для большинства достаточно некоторых смутных желаний, что берут верх над благородными устремлениями. С ними просто, один раз появился, подтолкнул, и человек пошел по указанной тропке…

– Покатился вниз, – уточнил я.

Он пожал плечами.

– Вопрос терминологии. Вы же сами говорите, умный в гору не пойдет. А вот к ключевым фигурам я прихожу часто.

Я посмотрел на него остро.

– Когда говорите о ключевых, явно не королей имеете в виду?

Он усмехнулся.

– Разумеется. Ключевыми всегда были подвижники. Аскеты. Люди с сильной волей, что меняли историю и поворачивали человечество то в одну сторону, то в другую. Никаким королям или императорам такое не под силу. Как вы догадываетесь, больше всего усилий я проявил в беседах с Христом.

Я кивнул.

– Да, он как-то рассказал апостолам о спорах с вами в пустыне. Они это запечатлели в своих евангелиях.

Он поморщился.

– Там все искажено, кроме факта, что да, беседовали, спорили и дискутировали очень много. Собственно, все сорок дней и ночей его поста, что он провел в той пустыне. И, скажу вам без похвальбы, если бы не споры со мной, христианство было бы другим.

– Каким?

Он помедлил с ответом.

– М-м-м… менее жизнестойким. Менее цветным, ярким и привлекательным. Подвижники, к сожалению, видят только один цвет, а их дорога к счастью, по которой хотят вести людей, всегда по слишком уж узкой прямой тропе между двумя отвесными стенами.

Я пробормотал:

– Ну, не думаю, что это вы ему подсказали. Просто Христос, разговаривая с вами, понимал, что вы говорите и с другими. А те другие не настолько… устойчивы.

Он улыбнулся.

– Но не станете же отрицать, что я сыграл свою роль в становлении христианства, знак которого у вас на плаще? И символ которого у вас на шее?

– Не стану, – ответил я с неохотой, – раз уж и Христос подтвердил. Вы же и с отцом Дитрихом разговариваете?

Он впервые широко улыбнулся.

– Беседы с ним доставляют мне истинное наслаждение. Он очень непрост, много знает, многое пережил, у него оригинальные взгляды, за которые официальные лица в Ватикане его самого бы на костер, но в то же время он предан церкви больше, чем она заслуживает. И он делает для нее больше, чем все кардиналы в их совете.

– Но совратить его непросто?

Он уловил напряжение в моем голосе, покачал головой.

– Сэр Ричард, – сказал он с укором, – почему именно совратить? Может быть, наставить на путь истинный? Вы должны признать: в то время как в наш адрес со стороны церкви льются океаны грязи, мы никогда ни словом не порочим своих противников! Более того, мы не считаем их противниками.

– А кем же?

– Оппонентами, – сказал он.

Я усмехнулся.

– Да? А жестокие битвы, в результате которых летели вверх тормашками с небес?

Он вздохнул.

– Были дикие времена. И жестокие. Мир только начинался, никто не знал, как надо правильно. Уверен, сейчас бы все было иначе. Во всяком случае мы давно перешли к ненасильственным методам борьбы. Силовые методы не только бесполезны, но и опасны! Мы же видим, к чему привело засилье одной власти без всякого контроля со стороны оппозиции. Это вы еще не видите, по какой опасной дороге идете.

– А вы видите?

– Я прожил дольше, – подчеркнул он. – Не станете отрицать?

– Нет.

– И видел больше.

– Тоже не спорю.

– А разве не долгая жизнь и наблюдение за рождением, ростом и падением держав, народов и цивилизаций дает мудрость?

– Информация, – возразил я, – не синоним мудрости. Даже огромные знания не обязательно приводят к мудрости.

Он усмехнулся.

– Да-да, я слышал расхожее мнение, что обычно возраст и мудрость идут рука об руку, но часто старость приходит одна… Однако же хлесткое сравнение, что так нравится юным, не есть верное. Вы должны это знать.

– Знаю, – согласился я. – Крылатые фразы любим за хлесткость, образность, но только дурачок в них ищет мудрость. В то же время для прогресса необходима смена поколений!.. Старшие не обязательно должны переменить взгляды, природа предусмотрела, что они вымирают, а новое поколение поступает чуточку по-другому. Потому ваш огромный запас знаний может перекрыть дорогу новому и прогрессивному.

Он насупился, произнес с неудовольствием:

– Сэр Ричард, что-то вы все ставите с ног на голову. Это я, я подталкиваю человечество к прогрессу! А вы тащите его обратно. В дикость.

– Не в дикость, – возразил я.

– А во что?

Я развел руками, трудно формулировать то, что всего лишь сам чувствую весьма смутно, да еще спорить с таким могучим оппонентом.

– В мир этических норм, – сказал я с усилием, – наверное, так это звучит. Как мне кажется.

Он поморщился, в глазах была укоризна.

– Сэр Ричард, в мире этических норм одни люди автоматически получают преимущества над другими. Вам сказать, какие над какими, или догадаетесь сами?

– Нехорошие над хорошими, – сказал я, – нечестные над честными, не соблюдающие заповеди над соблюдающими…

– Так разве не лучше мир равных возможностей? – спросил он. – И равных требований? И равного наказания?

Я вздохнул, он прав, абсолютно прав, но слишком механически прав, я хоть и согласен, но что-то во мне протестует, брыкается, возражает.

– Закон, – сказал я, – это прекрасно. Но когда только закон… мир рухнет.

Он помрачнел, мне почудилось, что я чем-то задел или на что-то намекнул, сам того не подозревая.

– Закону нет альтернативы, – произнес он сухо.

– Согласен, – сказал я. – Но…

Я запнулся, он спросил с подозрением:

– Что за «но»?

– Все-таки люди должны жить по заповедям, – сказал я. – А законы только подстраховывать. Идеальное общество, когда законы есть, но ими не пользуются.

Он хмыкнул, в голосе явственно прозвучала ирония:

– Жить по совести… эта мечта никогда не осуществится. Человек не проживет без кнута в руке надзирателя.

Я сам кривился и морщился, ненавижу красивые слова, я из поколения «небритых героев», когда для демонстрации своей крутости нужно плевать на все высокое и чистое, это у меня уже в крови, но я пересилил себя и пробормотал:

– Закон, живущий в нас, называется совестью. А она и без толстенного Уголовного и Гражданского кодексов знает, когда и в чем виноват. И если человек не последняя скотина, будет напоминать ему постоянно. И даже… э-э… грызть.

Он посмотрел мне в глаза.

– Сэр Ричард, неужто в самом деле верите, что, если потащите общество по пути регресса, человеку станет лучше?

– Вопрос терминологии, – возразил я. – Я вот уверен, что это вы тащите человека по пути просвещенного и даже технологического регресса. Странно звучит? Но поголовная грамотность вовсе не гарантирует счастья. Как и равенство. Мне трудно с вами спорить, у меня это больше на уровне чутья, что мне самому не нравится. Но я не верю, что если все станут юристами и адвокатами, жить станет легче. А в мире без морали, без заповедей всем придется стать юристами. Специалистами сразу по всем областям уголовного, гражданского и всех прочих кодексов.

Он вдруг придержал коня, впереди на дороге разломанные телеги, одна совсем обуглена, пахнет гарью. На обочине несколько трупов, над ними хлопочут женщины, дети плачут навзрыд, двое мужчин с перевязанными окровавленными тряпками головами сжимают в руках колья и настороженно оглядываются по сторонам.

– Это я не одобряю, – заметил он сварливо.

– Дьявольское дело, – вырвалось у меня, – нападать на мирных переселенцев… Простите, сэр Сатана, но такое неизменно связывают с вашим именем.

Он отмахнулся.

– Все дурное связывают с моим именем. Такова участь проигравшего. Я здесь прощаюсь с вами, сэр Ричард! Вижу ваше желание чем-то облегчить их участь. Еще увидимся.

Он исчез, ни шума, ни шороха, даже трава не колыхнулась под копытами его коня. Я стиснул челюсти и пустил Зайчика мелкой рысью, чтобы не напугать оставшихся.

Мужчины выступили вперед и направили в мою сторону колья с затесанными концами. Женщины подняли головы, в глазах страх и надежда.

– Кто сотворил это бесчинство? – спросил я.

Один из мужчин ответил хмуро:

– Люди барона Руаяля.

– Точно?

– Они не прятали гербы, – ответил второй.

Первый добавил:

– Еще раньше сожгли деревню. Многих убили на месте. Мы решили переселиться в другие земли, где поспокойнее. Но вот и тут догнали…

Тяжелый гнев, как кипящая лава, начал подниматься во мне, вздувая жилы, словно по ним течет не кровь, а расплавленный металл. В голову ударила волна жара, я скрипнул зубами, а лицо мое жутко перекосилось, это видно по отпрянувшим крестьянам.

– Клянусь, – произнес я тяжелым голосом, – барон Руаяль ответит за все.

Мужчины переглянулись, первый сказал торопливо:

– Еще иногда нападают и вон оттуда…

Он повернулся и указал в сторону земель барона Доминика, соседа барона Руаяля и его приятеля.

– А как те?

– Тоже грабят, – объяснил крестьянин. – Хотя только жгут, но людей не убивают.

– Грабить тоже грех, – сказал я с нажимом. – Ничего, спросим с этого Доминика и за грабежи. За поджоги – отдельно.

Глава 13

Владения Доминика, такого же верного вассала Гиллеберда, как и барон Руаяль, вместе с землей Руаяля берут домен Тамплиера в клещи. Вообще-то я свинья, поручив ему защищать эту позицию. С другой стороны, я – государь, должен думать о благе всей Армландии, а в таком случае можно и пожертвовать одним-двумя феодалами…

В общем, как я и предполагал в худшем варианте, Тамплиеру житья не дают и не дадут. Владения барона Гяуссера были фактически включены в состав королевства Турнедо, чему явно воспротивился нынешний владелец.

– Где сэр Тамплиер?

Он развел руками.

– Не знаю. Он обещал отомстить за поругание и урон его чести. Наверное, нападает на их людей…

Я снова ощутил угрызения совести, и мало помогает ощущение государственной правоты, подобное и входило в мои планы, когда жаловал Тамплиеру владения барона Гяуссера. Перед вторжением в Сен-Мари я постарался обезопасить себя со стороны Турнедо переселением племени троллей в лесной массив чуть ли не в центре Турнедо, а также таким соседом на границе, как Тамплиер…

Крестьяне снова переглянулись, один спросил робко:

– Ваша милость… кто вы?

– Сэр Ричард Длинные Руки, – ответил я.

Они рухнули на колени. Женщины, что боязливо прислушивались к нашему разговору, тоже поспешно опустились на колени.

Я сделал нетерпеливый жест, веля им встать.

– Спасибо за милость, ваша светлость!

– Пока я ничего не сделал, – ответил я горько. – Я укреплял на другом конце… но сейчас я, Ричард Длинные Руки, гроссграф Армландии, торжественно обещаю, что дам вам защиту и безопасность! А пока возьми вот это как малую компенсацию за ущерб и распредели среди людей деревни.

Он пал на колени, когда услышал мое имя. Руки дрожали, непривычные к весу золота, я высыпал в его ладони целую горсть.

– Скоро отстроите новые дома! – пообещал я. – И никто не посмеет вас тронуть!

Я ощутил, что он крестит мою удаляющуюся спину, я держался гордо и надменно, но в груди болезненно ноет. Обещания давать легко, но даже не представляю, как их сдержать.

Бобик снова унесся вперед, но я чуть повернул Зайчика в сторону, а когда он в удивлении оглянулся, я пояснил, как человеку:

– Незачем возвращаться в ту же точку. Лучше сразу на место встречи. А Бобик пусть…

Бобик догнал нас через три мили, захеканный и возмущенный, Зайчик злорадно ржал и скалил зубы. С минуту Бобик бежал сзади, потом рядом, а когда определил новое направление, понесся вперед огромными скачками.

Я не покидал седла, пока не добрался до мест, где надеялся отыскать замок Тамплиера. Деревень по дороге вообще не заметил, а когда нашел, что замок его просто добротный каменный дом, сердце сжалось: обгорелый остов, закопченные стены, разбросанные глыбы.

В лесу отыскал землянки, люди запуганные. Один объяснил:

– Лорды из соседних земель уже трижды сжигали замок благородного сэра Тамплиера.

– Я здесь, – сказал я тяжелым голосом. – И кто-то за эти бесчинства поплатится.

– Ваша милость…

– Да, я Ричард Длинные Руки.

Они тоже бухнулись на колени, но я смотрел поверх их голов: из-за леса выдвинулась и начала вырастать скачущая в нашу сторону стальная гора на другой горе, покрытой длинной попоной в красную шахматку: таким я запомнил Тамплиера при расставании. Он словно бы стал еще крупнее, массивнее, а от всей фигуры несет силой и неудержимой мощью…

Рассмотрев нас, он поднял острием к небу нацеленное в нашу сторону исполинское копье. Исполинский конь, больше похожий на огнедышащего дракона, лохматый и страшный, медленно перешел с галопа на рысь, затем пошел шагом.

Я вспомнил, как Зайчик смотрел на него с неудовольствием и завистью. Тамплиер неспешно слез и, подняв забрало, пошел ко мне. Я невольно подобрался, эта гигантская стальная башня, если споткнется, сокрушит и раздавит одним весом, но рот растянул в приветливой улыбке благосклонного лорда.

– Сэр Тамплиер, – заговорил я первым, – мне сообщили, что у вас тут некоторые временные трудности. Потому по долгу сюзерена, так сказать, решил оказать вам посильную помощь.

Он преклонил колено, чего я, честно говоря, не ожидал, голос прозвучал могучий и раскатистый, как громыхание грома:

– Приветствую вас, сир.

– Я вас тоже, – сказал я. Даже коленопреклоненный Тамплиер одного со мной роста, просто чудовище какое-то. Понятно же, что все, кто мельче меня, – недомерки, а кто крупнее – монстры. – Счастлив видеть вас, доблестный сэр Тамплиер, в здравии и целиком в воинских подвигах!

Он поднялся, хмуро взглянул сверху вниз.

– Мой лорд уже знает положение дел?

– Еще бы, – ответил я поспешно, – сюзерен обязан видеть все! Я обозрел все и потому прибыл специально, чтобы положить вашим рыцарским забавам конец, а мирным людям обеспечить возможность плодиться и процветать, иначе с кого будем драть шкуры?

Крестьяне попятились, Тамплиер оглядел меня с головы до ног в великом сомнении.

– Я не вижу за вами армии… сир.

– Устаревшие методы, – ответил я пренебрежительно.

– А что не устаревшие?

– Пришло время, – объяснил я значительно, – небольших мобильных групп!.. Вы же знаете, не обязательно рассекать противника от кончика шлема и до седла! Бывает достаточно быстрого удара мизерикордией.

Он смотрел сумрачно, мизерикордия у него справа на поясе, но, думаю, за ненадобностью так и не научился ею пользоваться.

– И как вы планируете поступить?

Я сказал бодро:

– Для начала захватим Стальной Клык…

Он прервал без всякой почтительности, дикарь:

– Что за Стальной Клык? Я вообще о нем впервые слышу.

– Лучший замок Гиллеберда, – объяснил я. – Самый укрепленный. Самый-самый.

– А где он? Почему о нем не говорят?

– Я все покажу, – сказал я чересчур торопливо, гроссграф должен говорить величаво и размеренно, слова ронять не спеша и обдуманно, – у хорошего правителя все должно быть, ха-ха, под рукой.

Он ждал, неподвижный, как скала, а я с суетливостью обезьяны рылся в седельном мешке, все никак не мог отыскать, из-за чего торопился еще больше, что уж совсем недостойно для людей моего ранга.

– Ага, вот!

Крестьяне давно убрались, я расстелил карту на ближайшем пне. В сторонке раздалось гневное фырканье, наши жеребцы сперва ревниво присматривались один к другому, начали обнюхиваться, как собаки, мышцы играют, уши торчком, а зубы оскалены, как у хищных зверей.

– Сир, – сказал Тамплиер почтительно, но я уловил насмешку, – вы бы убрали свою лошадку.

– Почему?

– Мой конь может ее обидеть, – ответил он кротко.

– У вас конь, а у меня лошадка? Знаете ли, сэр Тамплиер, мой конь вашу лошаденку вобьет в землю по уши, если рассердится. Потому отзовите свою, иначе вам придется ходить пешком, что вовсе не в моих интересах.

Он оглянулся на коней, плечи его медленно сдвинулись и разошлись, как те плавающие скалы за год до появления аргонавтов.

– Тогда пусть, – произнес он так же мирно. – Если вы так уверены…

– Уверен, – ответил я заносчиво, хотя сердце на этот раз дрогнуло. – Смотрите, вон Турнедо… Вы по карте разумеете? Это как бы с птичьего полета…

Он прервал:

– Я знаю, что такое карта.

– Простите, тогда продолжим. Вот смотрите дальше…

Он со все большим недоумением смотрел на мой палец, а я быстренько провел им от владений Тамплиера до обозначенного замка.

Глаза Тамплиера округлились.

– Не понял…

– Да вот же, – сказал я бодро, – вы почти соседи!

Он нахмурился.

– Да? А где тогда противоположный конец Турнедо? Я не понимаю, какая связь…

Конский топот, храп и лютый визг нарастали, земля мелко дрожала, мы оба бросали украдкой взгляды в сторону наших коней, надеясь, что противник будет вот-вот повержен.

Конь Тамплиера сражался, как светлый ангел против темного: мужественно и стойко, а Зайчик в ярости дышал огнем, глаза стали ярче багровых углей, раздуваемых ветром, из пасти рвется леденящий нервы хрип, черная грива распушилась, как черное пламя, оба встали дыбом и били друг друга копытами.

– Вы, сэр Тамплиер, – ответил я ласково, – непревзойденный боец на любом поле, возле поля, в замках, на башнях, стенах, во дворе, в конюшне, у колодца… а я – стратег, какого еще не знал мир.

Он кисло поморщился, проворчал:

– Это ту кампанию за Хребтом имеете в виду?

– Разве не блестяще? – спросил я.

– Вы напали на неготовых, – ответил он с ноткой презрения в голосе. – Без объявления войны!.. Не дали им подготовиться. Я бы не назвал это рыцарским поведением, сир.

В синих глазах читалось откровенное презрение, я сделал пару глубоких вдохов, унимая вскипающую ярость, и сказал сдержанно, как и подобает мудрому правителю:

– Сэр Тамплиер, когда вы охотитесь на медведя, вы объявляете ему войну?

Он прорычал:

– Так то медведь!

– Вы даже, – сказал я с нажимом, – не даете время приготовиться. Люди за бугром те же звери! Они предерзостно отринули нашего всеблагого Христа, а церкви пустили под склады и амбары.

Мой Зайчик потеснил было коня Тамплиера, однако тот вдруг вспыхнул ярким чистым светом. Раны от зубов арбогастра мгновенно зажили, длинные царапины от ударов копытами вообще исчезли. Словно ощутив прилив сил, он начал теснить Зайчика, грохот ударов стал сильнее, земля уже не дрожала, а тряслась.

Тамплиер оторвал от них взгляд и буркнул:

– Думаю, вы преувеличиваете. Нет народа, принявшего веру Христа, а потом вернувшегося в язычество. Так не бывает!

– Все верно, – согласился я. – Но что скажете, если такой отказ называется не возвращением к язычеству, а прямой и светлой дорогой к прогрессу, когда умные и просвещенные отбрасывают старые оковы религии?

Он смотрел тупо, но на лице наконец-то проступили первые признаки сомнения.

– Слишком сложно, – проворчал он. – Я знаю только, что есть добро и есть зло. Добро нужно защищать, против зла – бороться.

– Золотые слова, – согласился я. – Только очень хитрые умеют не драться лоб в лоб, а поворачивать противников так, что они начинают бороться против добра, защищая зло! Сами же искренне уверены, что все так же на страже справедливости… Так что будьте бдительны, сэр Тамплиер. Но я здесь, мы с вами такого натворим! Конечно, с нами будет отряд героев, но не армия, не армия… Или вы чувствуете себя… гм… усталым, потому не сможете принять участие в таком рискованном предприятии, где даже слуги будут овеяны славой и увенчаны почестями…

Он прервал громовым голосом:

– Я не чувствую себя усталым! И никогда не устану бороться против Зла и Тьмы…

Кони, не в состоянии одолеть друг друга в прямой схватке глаза в глаза, пробовали разные совсем не рыцарские уловки, пытаясь заставить противника погнаться за ним, а затем встретить сокрушительным ударом обоих копыт в голову.

Я спросил торопливо:

– Ваш конь не устал? Тогда и не расседлывайте. Выступаем немедленно.

На горизонте появилось и начало расти желтое облако. Мы вернулись к коням, они продолжали ожесточенный бой, опровергая устоявшееся мнение, что для яростной драки необходимо присутствие женщины. Брехня все. Настоящие мужчины могут драться и просто так. За честь, за ощущение силы, за победу, да вообще потому, что драться – можно, драться – хорошо!

Мы растащили соперников, они грозно вращали глазами, щерили зубы и часто дышали. Пришлось долго успокаивать и объяснять, что вообще-то мы не враги, надо пожать друг другу копыта и признать пока что боевую ничью.

Тамплиер взобрался на коня, я положил обе ладони на седло. В пыльном облаке заблистали искры на отполированном металле, я внимательно присмотрелся.

– Пророкам не обязательно идти к горе, – сказал я, – гора сама идет к нам. Надеюсь, это наши войска.

Он оглянулся, приложил ладонь козырьком к глазам.

– Вовремя. А то когда гроссграф путешествует без сопровождения…

– И вы о том же, – сказал я тоскливо. – Сэр Тамплиер, будьте хоть вы оригинальны!

– Это оскорбление? – осведомился он надменно. – Оригинальными могут быть только шуты, а благородный рыцарь обязан…

– Сдаюсь, – прервал я. – Просто неудачный оборот речи. Если не ошибаюсь, это отряды сэра Паланта, я его послал вам на помощь первым. Сорок тяжелых всадников, две сотни кнехтов, сотня лучников и тридцать арбалетчиков! По крайней мере, сэр Палант мне это обещал.

– Они идут под оранжевым знаменем, – осведомился он, – где орел нападает на льва?

– Ну и глаза у вас, – сказал я пораженно. – А я думал… гм… это неважно.

Пыльное облако рассеялось, когда конный отряд спустился по солнечно-желтым шелковистым барханам в огороженную стеной деревьев зеленую долину. Уже оттуда донесся негромкий, но грозный стук множества копыт, а доспехи засияли ярче.

Тамплиер в молчании рассматривал скачущих рыцарей, граф Колдуин постарался на славу: даже по выправке и посадке видно, что отобраны лучшие и самые умелые.

Я кивнул в сторону приближающегося отряда.

– Красиво скачут? Сэр Тамплиер, вам предстоит на время оставить защиту своих земель. Бесконечная война – интересно, увлекательно и вообще красиво, особенно, когда вы на правой стороне, но мне крайне нужно ударить по гнезду подлых колдунов и магов!.. От них все беды. И ваша помощь будет весьма.

Он смотрел, набычившись.

– А как они… вредят оттуда?

– Это же колдуны, – заверил я с той же убежденностью, как монахи отвечают, что неисповедимы пути Господа, – они все могут!.. В смысле, подлые дела. Кроме того, сэр Тамплиер, они захватили в отвратительный плен и держат в том замке благородного рыцаря сэра Готфрида, герцога Брабанта. Моего отца, кстати. Без вас, сэр Тамплиер, миссия по спасению обречена на провал! Только вы благодаря своей святости полностью устойчивы к любой магии и колдовству. Про себя я скромно умалчиваю. Главное, вы сможете пробиться через все их подлые защитные заклинания… А это в свою очередь освободит и ваши земли от подлых нападений!

Он прорычал с недоверием:

– Освободит?.. Но как?

– Все беды, – сказал я значительно, – от колдунов. Они во всем виноваты. Я приведу вас в самое гнездо этой скверны и политкорректности! Только там вы сможете проявить свою святую мощь нетерпимости и бескомпромиссности в полной мере. Как вы, конечно же, помните, Господь в своей Нагорной проповеди велел очистить землю от колдунов и магов, а также от книжников и фарисеев! И вот сейчас, когда у нас такой шанс…

Он смотрел на меня исподлобья.

– Ну?

– Что мы должны сделать? – спросил я так, словно заботливый хозяин подтолкнул к богато накрытому столу. – Ну, вы же мудрый человек!.. Особенно, после тех ударов, что сыпались на вашу голову.

Он подумал, кивнул.

– Ага, ударить!

– Выстроимся свиньей, – сказал я решительно и с нужным блеском в глазах, – нашим рыцарским клином, вы впереди на самом острие, как самый неустрашимый и защищенный кабан, а мы следом, как свиньи, подсвинки, кабанчики и околосвинки. Думаю, перед нами ничто не устоит!

Он медленно кивнул.

– Если речь о колдунах, – прогрохотал он, – то на время оставлю даже защиту этих земель. Дайте знать, когда выступать.

– Сколько вам потребуется времени, – спросил я, – собраться в дальний поход по землям чужого королевства?

Рыцари, медленно сбавляя шаг, подъехали к нам, окружили полукольцом. Тамплиера приветствовали почтительно, такой рост и масса металла в два пальца толщиной любого заставляют понижать голос и опускать взгляд, а в полных доспехах Тамплиер вообще кажется монолитной стальной горой.

– Мне, – отрубил он, – нисколько. Я езжу один.

– Как и сэр Ричард, – сказал один из рыцарей.

Тамплиер поморщился, это сэр Ричард ездит, как он, было на его лице, но я видел как отогнал эту недостойную мысль, перекрестился и сказал благочестиво:

– С Божьей помощью мы совершим, да.

Раздвигая всадников, подъехал сэр Ульрих. Доспехи на этот раз не блестят, в таких хорошо подкрадываться к часовым, хищное лицо дышит готовностью к схваткам.

На поясе помимо меча и двух ножей еще и увесистая баклажка, за седлом объемистая сумка. Похоже, Ульрих тоже умеет обходиться без слуг, хотя за ним двое оруженосцев везут его шлем, щит и баннер.

– Сэр Ричард, – сказал он, – я отыскал людей, которые видели тот замок вблизи.

– Я тоже видел, – ответил я ревниво. – Через туман придется переть. Говорят, тот туман никогда не рассеивается.