Книга: Чехов в жизни: сюжеты для небольшого романа - Игорь Сухих

Просматривая все 4 книги совсем не трудно убедиться в практически совпадающем круге документов, составляющих остов для авторских интерпретаций. Подборка документов, сгруппированных в крупные блоки-темы («Женщины», «Эротика», «Мелихово», «Чайка»), пусть и без рейфилдской сквозной темы «живого» Чехова, дает в первую очередь представление о самом.. Игоре Сухих. Он – филолог русской школы, а потому его взгляд на Чехова – взгляд современного русского литератора, современного «причастного» к Чехову человека русской культуры. Главное же содержание «современного прочтения» - отход от скучнейших, простите, каменно жопых подходов чеховедов советской школы, но об каменно жопости – в соответствующем месте.

«А.П. плакал когда-нибудь в жизни? Мать и сестра ответили: Никогда» (И.А.Бунин).

«(на скамейке за домом) в самом укромном месте дачи. Там сидел он иногда по часу и более, один, не двигаясь, сложив руки коленях и глядя вперед, на море» (А.И.Куприн).

«Под окном ялтинского дома, которое выходит в сторону горы Могаби, лежала куча щебня. Тут же лежал молоток. Каждый день Антон Павлович присаживался на корточки к этой куче и, в губокой думе, дробил отдельные камушки молотком. Иногда это продолжалось часами. Мария Павловна (сестра), наблюдая эту картину, не могла ей дать полного объяснения. Также Мария Павловна не могла объяснить, зачем Антон Павлович собирал простые семикопеечные почтовые марки. Филателистическая их ценность была равна нулю» (Из воспоминаний М.П Чеховой в записи С.М. Чехова).

«Чехов был осторожный, многодум и долгодум, способный годами носить свою идею молча, пока она не вызреет» (А.В. Амфитеатров).

По частоте упоминаний сосредоточенное (или отрешенное?) «сидение» часами уступает, наверное, только скуке и одиночеству. Чехову скучно… легче сказать, где он не испытывает этого чувства. Скука одолевает в долгой дороге на Сахалин, на Цейлоне, в Мелихово («Душа моя утомлена. Скучно»), в Ялте «Потом, прислонясь к скамье, смотрит вдаль, на Ялту, подняв лицо, что-то думая. Сидит так час, полтора…» (И.А.Бунин).

«Он как-то показал мне брелок, который всегда носил, с надписью: «Одинокому весь мир – пустыня» (Т.Л. Щепкина-Куперник)

«Как я буду лежать в могиле один, так, в сущности, я и живу один» (И.А. Бунин. Чехов).

Интроверт, но явно не мизантроп, - о чем он так долго и так часто думал? В каком мире он жил больше – своем внутреннем, или «чужом и враждебном» внешнем? Да, понятна внутренняя сосредоточенность писателя. Но совсем непонятна частота подобных погружений в себя.

Художник, конечно, потрясающий. Прочтем: «Не в обиду будет сказано ревнивым почитателям Волги, в своей жизни я не видел реки великолепнее Енисея. Пускай Волга нарядная, скромная, грустная красавица, зато Енисей могучий, неистовый богатырь, который не знает, куда девать свои силы и свою молодость. На Волге человек начал удалью, а кончил стоном, который зовется песнью; яркие, золотые надежды сменились у него немочью, которую принято называть русским пессимизмом, на Енисее же жизнь началась стоном, а кончилась удалью, какая нам и во сне не снилась» (Чехов «Из Сибири»).

Говорить о «живом» Чехове и не коснуться женщины – разве возможно?

«Когда у меня будут дети, я не без гордости скажу им: «Сукины дети, я на своем веку имел сношение с черноглазой индуской… и где же? в кокосовом лесу, в лунную ночь» (Чехов – Суворину). «У меня растет брюшко и развивается импотенция» (там же). «Мне нужно 20 тысяч годового дохода, так как я уже не могу спать с женщиной, если она не в шелковой сорочке» (Чехов - Суворину). «Когда из любопытства употребляешь японку, кажется, что вы не употребляете, а участвуете в верховой езде высшей школы. Кончая, японка тащит из рукова зубами листок хлопчатой бумаги, ловит вас за «мальчика» и неожиданно для вас производит обтирание, причем бумага щекочет живот. И всё это кокетливо, смеясь, напевая и с «тц…» (Чехов – Суворину).

Но самое пронзительное – отношение к смерти, как он сам её представлял и желал. Желал не смерти самой по себе, желал умереть как архиерей в одноименном рассказе, обязательно прочтите этот рассказ, а ещё «Спать хочется» - на самом деле самый безнадежный рассказ в чеховском творчестве. Была ли смерть избавлением, точнее – относился ли АП к смерти как к избавлению? Не знаю. У меня перед глазами его фигура холодной зимой 1904 года на ялтинском пирсе, перед замершим морем, под порывами пронизывающего ветра. С мыслью: «Она не приедет ни завтра, ни через месяц». Как-то так.