Текст книги "Сварожий круг"

Иван Купала

Яркое солнце нахально заглядывало в окна автобуса, плясало в зеркале водителя и все жарче и жарче пригревало пассажиров экскурсионного автобуса. Неровная, раздолбанная за зиму лента асфальта, обрамленная с двух сторон плотной завесой леса, проносилась мимо. Оксана смотрела в окно и любовалась то на вдруг появившуюся маленькую часовенку, то на смешную беловато-рыжую корову, равнодушно жующую свою вечную жвачку, то на маленькие речушки, заросшие осокой и камышами… Эта неторопливая естественная жизнь леса, животных, домов и домишек и проживающих в них людей так не была похожа на грязный урбанизированный город, что Оксана по-доброму завидовала им, хотя… наверняка жители окрестных сел мечтали о существовании в столице, где больше возможности пристроиться на приличную работу, накопить на квартиру… А мимо проплывали поля ромашек, колокольчиков, львиного зева, целые поля раскрашенные матушкой природой в белый, желтый, голубой, розовый и лиловый цвета. Выйти бы из автобуса, кинуться в поле, распахнув руки, броситься ничком в шелковую ласковую траву, слушать ее шелест, смотреть на облака и ярко-синее томительное небо, так чтобы вокруг гудели шмели, стрекотали кузнечики, летали дивные как живые цветы бабочки, и стрекоза на своих слюдяных крыльях как маленький вертолет, потрясывая сине-зеленым брюшком… Прищурить глаза и увидеть как дрожит в полуденном зное воздух, помечтать, что нарисуется перед тобой дверь в неведомое, в иной мир…

– Оксан, ты там не уснула часом? – раздался полусонный голос Маришки. – Давай поболтаем, а то скучно. В выходные вставать в такую рань – это подвиг, вот, что я тебе скажу.

– Ты сама этого хотела, – отозвалась Оксана.

– Да я не жалуюсь. Поесть хочешь?

– Нет. Ешь, не стесняйся.

– Нервничаешь?

– Похоже, что да. Я сама себе кажусь дурочкой.

– Расслабься…

Монотонный голос женщины-гида рассказывал историю города Можайска, и волей неволей подруги стали прислушиваться к ее повествованию.

«В верховьях Москвы-реки, в 110 км к западу от столицы расположен один из древнейших городов Подмосковья – Можайск, который в 2001 году отметил свое 770-летие. Впервые в русских летописях он упоминается в 1231 году, хотя существовал, судя по археологическим и другим данным значительно раньше. Люди издавна заселили этот район, о чем свидетельствуют многочисленные (более 80-ти) археологические памятники: стоянки, городища, курганы, начиная с эпохи неолита (5 тыс. лет до н. э.).

В XIII веке Можайск принадлежал Смоленскому княжеству, а в 1303 году был присоединен к Москве и долгие годы являлся важным укрепленным пунктом на западных границах московских владений.

Существуют различные толкования происхождения названия Можайск. Одни соотносят его со словом «межа» – граница, связывая это с пограничным расположением города в древности на рубежах русских княжеств – Черниговского, Смоленского, а затем Московского. Другая версия основывается на том, что племена балтов, жившие здесь в начале нашей эры, дали названия многим рекам в этом районе (Иночь, Война и др.). Река Можайка по балтски – малая. Это название могло утвердиться и за городом, построенным на ней.

Издревле Можайск был известен как сильная крепость…»

– Интересно, – зевнула Маришка, – их специально обучают говорить так, чтобы скулы слушателей сводило зевотой?

– Они по бумажке текст заучивают и потом произносят, не вдумываясь в то, что говорят… – поддакнула Оксана.

– Это же кошмар! Надеюсь, праздник-то окажется повеселее? А?

– В Сварожи совсем все по-другому. Тебе понравится, – ободрила Маришку подруга.

Наконец, автобус остановился, и уставшие туристы посыпались из автобуса как горох из стручка. Всем не терпелось поразмять ноги и подышать свежим воздухом. Полуорганизованной толпой народ направился к тому месту, где обычно встречал гостей страж – волхв, возносящий молитвы Перуну[6]6
  Перун (белор. Пярун, лит. Perkūnas, лтш. Pērkons) – в славянской мифологии бог, повелевающий небесными явлениями (громом и молнией), бог-мироправитель, покровитель князя и дружины (бог войны), одно из главных божеств славянского пантеона.


[Закрыть], Велесу[7]7
  Ве́лес, Во́лос – бог в славянской мифологии. Символом Велеса является сноп зерна или зерно связанное в узел.


[Закрыть], Даждьбогу[8]8
  Даждьбо́г (Дажьбог, Дабог) – один из главных богов в славянской мифологии, бог плодородия и солнечного света, лета и счастья, живительной силы, предок князей и вообще русских людей. Известен также как: Щедрый бог. Символом является солнечный диск.


[Закрыть], Макоши[9]9
  Мокошь (Макошь, Мокощ, Мокуша) – славянская богиня всей Судьбы (кош, кошт – судьба, слог «ма» может сокращенно обозначать слово «мать»), старшая из богинь-прях судьбы, в позднее время считалась покровительницей прядения.


[Закрыть] и другим богам. Начались славления, в которых экскурсанты радостно принимали участие, после чего по одному осторожно переходили хлипкий мостик через речку. Загадочное лесное царство манило под свои своды, обещая прохладу и покой.

А в поселении полным ходом шли приготовления к празднику и приезду гостей. Урядник праздника и друг Ивана – Тимофей Баюнов, по кличке Кот Баюн носился метеором и как ни странно, везде успевал. Доглядывал за девушками, собирающими цветы для плетения венков и травы-обереги: полынь, крапиву, зверобой, указал парням, какое деревце надо срубить и где в поле его потом поставить, заглянул на кухню к Кате, потянул носом и расплылся в довольной улыбке, почуяв запах неповторимых сдобных пирогов с капустой до которых был большой охотник… Иван смотрел на кипучую энергию друга с делано безразличной усмешкой. Самого его с утра лихорадило. Он покусывал сухие нервные губы, взглядывал на сестру потемневшими тревожными глазами и молчал. Та только качала головой. Говорить ему что-то, успокаивать – бесполезно, ждет Иван Оксану, мается, из последних сил крепится… Ничего, скоро уже, вон и полдень миновал, когда автобус прибыть должен в соседнее село… Еще полчаса, минут сорок и появятся гости…

Катя гадала спозаранок на рунах, пытала их по поводу судьбы Ваниной – хорошо все должно быть, правда, трудностей впереди много, испытаний, перемен больших…

И у нее, и у Вани выпала в раскладе руна Вирд, пустая руна, без символов. А это означает, что завершается один жизненный период и наступает другой, причем неожиданно… Главное, никогда не знаешь: хорошее тебя что-то ждет или плохое… Но рядом с ней выпала Феху – руна владения, собственности, гласящая, что чаяния гадающего осуществятся, причем не обязательно материальные, к духовным ценностям это тоже относится, а кому как не Кате знать, что богатство как таковое никогда не влекло Ивана, не было его целью. Придется брату преодолевать препятствия на своем пути, которые человек ему какой-то выстроит, главное, идти до конца, сделать все, что в силах, а может и больше, чтобы достичь главного… И еще, тревожится Катя, все не может забыть, что третьей руной оказалась Ансуз перевернутая. Грозит она ложью, надувательством, обманом, предостерегает руна, что нельзя верить словам одного человека, не выслушав другого… Обратиться надо за помощью к посторонним людям, чтобы принять правильное решение… Рассказать бы Ивану, да не поверит он, за ребенка сестру считает, что куличками в песке балуется. Ноет тревожно сердце Катеньки, волнуется она за брата, и самой тягостно не пойми с чего, в животе что-то страшное ворочается, ноет, будто беду какую сулит…

Туристы бодро шли по лесной тропинке и под задорные прибаутки Кота Баюна распевали знакомые всем с детства песенки. Не обошлось и без «Милая моя, солнышко лесное», спели и «Голубой вагон», и почему-то «Ой, мороз, мороз…», хотя на дворе уже вторая половина июня… Оксана любовалась изящными ландышами, кокетливо выглядывающими из остролистых готических воротников, наслаждалась подмигиванием голубых простеньких незабудок и лучших на свете гадалок – ромашек… и не заметила, как они вышли на большую поляну, приготовленную для празднования.

В центре ее стояла тонконогая березка в полтора человеческих роста, украшенная разноцветными лентами. Под ней – кукла, связанная из соломы и веток – изображение Ярилы[10]10
  Яри́ло, Ярила (от яр– 'ярый, храбрый, сильный' и увеличительного суффикса – ил) – в славянской мифологии бог пробуждающейся природы и плодородия, символ сексуальной мощи и покровитель растительного мира.


[Закрыть]. Одетый в кафтан, с венком на голове, и… Оксана покраснела, внизу вызывающе топорщился огромный, ярко-красного цвета уд – детородный член, символ мужского достоинства и плодородия… Девушка невольно снова и снова посматривала на эту деталь, и как ни старалась, не могла надолго отвести от нее глаз. Перед «Ярилой» сварожичи расположили многочисленные яства-подношения, вокруг которых возбужденно вились шмели и осы, желающие полакомиться дарами. Чуть в стороне от деревца сложены из дров два костра: один большой – Купалец, другой чуть поменьше – погребальный, для сожжения лика «Ярилы». В середине большого костра высился огромный шест, с привязанным наверху пуком соломы. Поселяне выстроили гостей вокруг березки и пустили по рядам братину – ковш со свежесваренным хмельным напитком. Кот Баюн повел вокруг березки хоровод и запел песню проводов Ярилы «Кострому», постепенно гости стали подтягивать:

 
Во поле было во поле,
Стояла берёза.
Она ростом высока,
Листом широка.
Как под этой берёзой
Лежал Кострома;
Он убитый – не убитый,
Да убрусом покрытый.
Девица – красавица
К нему подходила, Убрус открывала,
В лице признавала:
«Спишь ли, милый Кострома,
Или чего чуешь?
Твои кони вороные
Во поле кочуют».
Девица – красавица
Водицу носила.
Водицу носила,
Дождичка просила:
«Создай, Боже, дождя,
Дождичка частого,
Чтобы травоньку смочило,
Остру косу притупило»,
Как за речкой, за рекой
Кострома сено косит,
Бросил свою косу
Среди покосу.
 

В хор голосов вплетался звук бубна, потом хрустально и тонко зазвенели колокольцы и в противовес грубо запели трещотки. Когда песня достигла нужного накала, Кот Баюн уронил чучело Ярилы и закричал:

– Ярила умер! Ярила умер! – знаком показывая гостям, что нужно подхватить клич.

– Ярила умер! Ярила умер! – закричали все.

Мужчины-поселяне бросились к чучелу и начали его тормошить, якобы в надежде, что тот проснется, а девушки запричитали:

 
Ой, Господи! Помер он, помер!
Какой же он был хороший!
Не встанет он больше!
Ой, да как же нам расставаться с тобою?
И что за жизнь, коли нет тебя!
Приподнимись хоть на часочек!
 

Кот Баюн поднял «Ярилу» и, пятясь задом наперед, понес его вокруг деревца, под неумолчные крики: «Батюшка Кострома, свет Ярила, на кого ты нас покинул! Закрылись твои ясны оченьки!» Благополучно допятившись до погребального костра, Баюн положил чучело сверху и, взяв приготовленный заранее факел, поджег дрова. Снова пошел по кругу ковш с хмельным медом, ясноокая Катерина с подносом раздавала желающим сдобные пироги, улыбалась ласково и приговаривала: «Кушайте, гости дорогие!» И вдруг раздался протяжный и зовущий зов рога. На поляну вышел Иван и подняв руки к небу заговорил:

 
Разыдись темно,
Разгорись добро,
Засверкай светло,
Яри ясное,
Солнце красное.
Стани-стань доли,
Яко Род вели.
Стани-стань доли,
С неба до земли.
Зашуми моря светлопеныя,
Шелести дубы вековечныя,
Засверкай мечи разудалыя,
Расплодися землица бо ярая,
Всполыми огню искрозарье.
Да творите славу преогромную,
Самому Купале Сварожичу!»
Восклицают: «Гой!
 

И все дружно подхватили: «Гой!». А потом, остановившись, Иван осмотрел собравшихся и сказал:

– По традиции следующие слова, сначала произношу я, а потом каждую фразу за мной повторяют все желающие:

 
Влике Триглаве – многославе!
Диде-Дубе-Снопе нашиа,
Вминьте сварожцей славящей,
Кие есте отроче ваше.
Свароже, кие нам дороже,
Свароже – наш великий Боже.
Перуне, брады златоруне,
Перуне силе нам даруе.
Велесе, дерзаце небесе,
Велесе, благо дари веси.
Бонде над нами благости Божское,
Ноне а присно, от веку а до веку! Гой!
 

Сотворив земной поклон, Иван продолжил читать славление Триглава из «Велесовой книги»[11]11
  Ве́лесова кни́га (Книга Велеса, Влес книга, Влескнига, Дощечки Изенбека, Дощьки Изенбека, Veles Book, Vles Book, сокращенно ВК) – письменный текст, впервые опубликованный в 1950-е годы Ю. П. Миролюбовым и Ал. Куром в Сан-Франциско, которые посчитали его записью древнейшей истории славян. Списан Миролюбовым, согласно его рассказам, с утерянных во время войны деревянных дощечек. Содержит предания, молитвы, легенды и рассказы о древней славянской истории примерно с VII века до н. э. до IX века н. э.


[Закрыть], но до Оксаны слова доходили плохо, она не вслушивалась в их смысл и только смотрела на Ивана, в то время, как он, казалось, не замечал ее вовсе. Великая обида и отчаяние возрастали в ней, она с трудом сдерживала готовящиеся брызнуть из глаз слезы и не заметила, как к ней наклонилась Маришка и прошептала:

– Не смей! Он занят! Как он может на тебя отвлекаться, если обряд идет! Ты что, думаешь, не вижу, как ты накуксилась! Прекрати быстро!

Оксана промолчала, но в душе поблагодарила подругу за своевременную встряску. Уже гораздо спокойнее глядела она, как Иван освящает на капище пищу, как выбрав самый большой каравай хлеба, проходит с ним по ряду и предлагает коснуться его правой рукой, загадав желание. На мгновение задержавшись перед Оксаной, жрец обжег ее взглядом и только дрогнули в улыбке его губы… Ни слова не сказал он ей, да и не нужны им были слова… Каравай оказался предназначен для жертвоприношения, его торжественно и важно предали огню костра, горящему на капище.

Девушки завели вокруг березки хоровод и запели:

 
Как ходили девочки
Около Мареночки
Около Купало
Солнце заиграло…
 

А мужчины совершали набег на хоровод, пытаясь выхватить из земли, вкопанную туда березку. Наконец, один из парней справился с задачей и побежал к реке. Когда подошли остальные, Иван стал отламывать от березки кусочки бересты и раздавать каждому, с пояснением, что все эти кусочки плодородны и их следует бросать в реку. «Плыви, Купало[12]12
  Купа́ла, Купа́ло – славянский бог плодородия, с его именем связано празднование летнего солнцестояния – дня Купалы


[Закрыть], за водою, да за святою росою…» – приговаривал Иван, а женщины и мужчины кидали в воду цветы, крапиву, освященные травы.

– Желающие могут искупаться, – сказал Иван и показал на реку, – Прошу, не стесняйтесь. Кто в купальниках, кто без… Стеснительные дамы могут пройти чуть дальше, и свободно поплавать. Никто вас не смутит и не потревожит.

– А ты будешь купаться? – преодолевая стеснительность, подошла к нему Оксана.

– Рад, что приехала. Я наверное позже, не сейчас… Еще много дел… Кстати, оставайся у нас… по правилам, для своих праздник продолжается всю ночь…

– Спасибо. Я не одна, с подругой…

– И подругу приютим.

– Я скажу ей…

– Увидимся позже…

Иван неохотно отошел, а Оксана побежала к Маришке, уже резвившейся в воде. Задор и бесшабашность, охватившие Оксану, позволили ей без стыда раздеться и с размаху кинуться в воду.

– Вот это я понимаю! Молодец! – закричала Маришка. – Ура Ивану Купале!

– Он приглашает нас остаться на ночь, – прошептала Оксана. – Праздник для своих будет продолжаться всю ночь.

– А что я тебе говорила? Он к тебе неравнодушен. А ты сомневалась! Остаемся, конечно, какие могут быть вопросы!

– Спасибо!

– Не за что. Ммм… не знаешь, Кот Баюн женат?

– Не знаю… Запала?

– Запала не запала, а что я тут буду ночью одна делать? Ты наверняка станешь со своим жрецом по берегу гулять, глядеть на звезды и томно вздыхать. А мне что делать? У костра сидеть? Нет уж.

– Ну, у тебя и язычок!

– Знала бы ты, что он еще умеет выделывать в других ситуациях!

– Маришка, ты неисправима! – захохотала Оксана.

Как следует накупавшись, освежившиеся гости снова потянулись к костру. Вездесущий Кот Баюн загадывал загадки, раздавая угадавшим в качестве приза печенье и конфеты. Маришке в качестве приза он в шутку предложил поцелуй. Она согласилась и нахально смотрела на него кошачьими зелеными глазищами, ожидая, как он поступит.

– Взялся за гуж… – крякнул тот и, схватив провокаторшу в медвежьи объятия, крепко и со вкусом поцеловал.

– Молодец, витязь! – промолвила догадчица. – Неплохо получилось для первого раза… Если потренироваться, цены тебе не будет…

Он хохотнул и наклонился к Маришке.

– Намек понял. Потренируемся. – схватил ее за руку и громко объявил, – Ручеек! Становись! Поехали!

Мелькали лица, разноцветные одежды, руки, выхватывающие то ли первого попавшегося, то ли понравившегося и снова заново: руки, лица, одежды – замелькали в суете игры. Каких только развлечений не было придумано и сыграно в тот день! А потом был еще травяной чай с листьями и ягодами прошлогодней сушеной земляники, борщ с молодой крапивой и сытная пшенная каша… Иван предупредил экскурсовода, что девушки – его знакомые и решили остаться в поселении, а завтра будут уж добираться до дома своим ходом…

Когда гости ушли, Иван подошел к Оксане:

– Я рад, что ты здесь. Понравилось?

– Да, только… знаешь… Мне помнилось из каких-то сказок и фильмов, что ночью надо прыгать через костер, купаться в реке и искать цвет папоротника… Или я что-то путаю?

– Не путаешь. Именно это и должно происходить ночью. Скоро начнется вторая часть Марлезонского балета… Что тебя больше интересует: прыжки, купание или папоротник?

– Все!

– Значит полная программа. Хорошо. Как твоя подруга? Ей тут по душе?

– Да. Она уже помчалась осматривать окрестности.

– Живая девушка.

– Ты даже не представляешь себе насколько!

– Пойдем, пройдемся?

– С удовольствием.

Они шли рядом, не касаясь друг друга, только иногда случайно сталкивались их руки, и каждого обжигало, словно ударом тока. Сила притяжения была такова, что на очередном изгибе тропинки Оксана споткнулась и с размаху влетела в объятья Ивана. Он прижал ее к себе и замер. Она не шевелилась. Иван осторожно погладил ее по волосам, зарылся и в них и прошептал:

– Ты пахнешь, как весенний цветок. Я думал о тебе все это время, надеялся, что приедешь.

– Правда?

– Да. Твои глаза заворожили меня. Ты мне снилась.

– Ты… тоже мне снился… Рассказывал про Сварожий круг…

– Про то, что время вертит человеком?

– Да.

– И просил тебя приехать…

– Да.

– Похоже, мы оба видели один и тот же сон.

– Это знак?

– Определенно. Разве такие сны снятся просто так? Тем более двум людям сразу, тем более, если они не рядом? – они стояли, обнявшись, а их пальцы сплетались в странном танце, рассказывая, как тосковали они друг без друга, как нуждались в прикосновениях…

Иван осторожно и невесомо прикоснулся к губам Оксаны, и его дыхание обожгло ее, задурманило так, что она застонала и приоткрыла рот. Поцелуй, нежный как крыло бабочки, пьянящий как волшебный напиток проник в каждую клеточку ее тела, и девушка поняла, что значит, обрести свою половинку. Расстаться хоть на миг, превратиться из единого существа в два стало немыслимым, невозможным, а прошлое одиночество представлялось нелепейшим. Она трепетала в его руках словно осиновый лист на ветру, и неожиданный шепот заставил ее вздрогнуть:

– Оксана! Скажи мне, что ты чувствуешь то же, что и я… – просил он, не смея закончить свою мысль.

– Я не могу без тебя, Иван! Так странно…

– Что мы раньше обходились друг без друга…

– Так долго…

– Ты приедешь ко мне?

– Вот вы где! – раздался довольный голос Маришки. – А мы вас везде ищем!

Иван и Оксана синхронно развернулись и уставились на Маришку и Кота Баюна. Возвращаться из своего сказочного мира, из параллельной реальности оказалось немыслимо трудно. Зачем здесь какие-то люди? Чего они хотят? Как досадно…

– Извините, что помешали, но вас там ищут. Продолжение праздника как-никак…

– А вы не могли бы справиться без нас? – предложила Оксана.

– Что скажешь, котик? Оставим влюбленных в покое и пойдем, как следует покуражимся?

– Как скажете, миледи, ради вас, хоть на костер, хоть за папоротником, хоть в гости к русалкам…

– Мне таких слов еще никто не говорил, – восхитилась Маришка, – предлагали бриллианты и машины, Гавайи и луну с неба, а вот к русалкам, за папоротником и в костер – первый раз. Сударь, вы покорили сердце бедной столичной девицы, не избалованной такими прелестями… Боюсь, что прогонять меня отсюда вам придется силой. Я требую политического убежища в вашем поселении, а точнее в вашем доме. К кому обратиться с петицией?

– К нему, он главный жрец, – показал на Ивана Кот Баюн.

– К нему сейчас бесполезно. Мне кажется, ваш жрец невменяем. Одурманен и заколдован.

– Тогда я пошел совершать подвиги во славу вашу, сударыня! Вашу руку.

– Ну что ж… Сердце мое вы уже похитили, вот вам и рука…

Маришка с Баюном медленно ретировались к костру, а Иван с Оксаной пошли к тихой заводи у реки. Молчать и идти рука об руку – вот истинное счастье влюбленных… Часы пролетают как минуты, и когда небо светлеет, а появляющаяся полоска зари возвещает о восходе солнца, они думают о том, как неумолимо быстро летит время, похоже до сих пор вертящее ими… Уйти в центр Сварожьего круга, и замереть там, и растянуть мгновение в вечность…

Желтый бриллиант и алые паруса

Старенький тряский автобус нервно пофыркивал и взревывал при подъеме в горку. Оксана задумчиво смотрела в окно, а Маришка мурлыкала под нос песенку.

– Что будешь делать? – прервала Маришка медитативные размышления подруги.

– Попрошусь в отпуск недели на две. Уеду к Ивану. Там видно будет. Я давно хотела переводить художественную литературу. В принципе, могу это делать в Сварожи…

– Уволишься из конторы?

– Посмотрим.

– Иван того стоит, уж поверь мне. Настоящего мужика видно сразу.

– Кот Баюн тебе тоже по душе пришелся…

– Он веселый, простой… С ним не надо выпендриваться, изображать что-то, можно быть самой собой…

– И что будешь делать ты?

– Не знаю, время покажет. Я не задумывалась…

– А я… только сейчас поняла, как опротивела мне жизнь в городе. Пьяные мужики, грязные вонючие бомжи, молодые мамаши с младенцами на руках, просящие милостыню, пустые ослепленные окна сносимых пятиэтажек, наглая реклама на щитах, где известные актрисы без стыда рекламируют прокладки и тампоны, выставляя сокровенные интимные вещи на потеху всему миру… Это не мое… Я устала от подобной грязи…

– Ксю, ты уверена, что не идеализируешь жизнь в Сварожи? Там, коровы, навоз, непролазная грязь осенью и весной, там надо пахать на земле, и вкалывать физически, чтобы прожить…

– Посмотрим. Я могу приносить пользу по-разному, а кроме того, надо попробовать. Понимаешь, Иван – моя вторая половинка, я ощутила это всей душой, и мне все равно, где жить: в юрте, мазанке, палатке, на голых камнях, главное, что с ним… И это не бессмысленный пафос. Я так чувствую.

– Это твой выбор. В принципе, всегда можешь вернуться… Квартиру сдашь на время… Деньги тоже не помешают… Только не продавай, ок?

– Не буду. В жизни всякое бывает, понимаю. Да об этом и говорить еще рано, я еду только на две недели. Я тут полазила по сайтам, посмотрела фриланс, отправила свои резюме в издательства… Надеюсь, мне удастся заняться художкой. Апостили, договора, инструкции к стиральным машинкам достали меня хуже зубной боли.

– За них неплохо платят.

– Да, но мне это претит.

– Меняешь жизнь в корне?

– Попробую. Пора уже.

Зина сделала глубокий вдох, расплылась в улыбке и решительно позвонила в дверь.

– Зина? Заходи. Я только приехала. – Оксана распахнула дверь шире и пропустила соседку в коридор.

– Может потом, попозже?

– Ну уж, нет. Я же вижу, что ты сияешь, как начищенный пятак! Рассказывай, сейчас чайник поставлю.

– Мне сказали, что я гожусь в кандидаты на усыновление! – выпалила Зина и рассмеялась. – Представляешь!

– Поздравляю, Зиночка! Это чудесно! И что дальше?

– Я посмотрела по сайтам. Мне одна девочка понравилась… Лизонька… Поеду в детский дом, поговорю…Хочу посмотреть на нее, пообщаться…

– Когда?

– Завтра. Волнуюсь, как на первом экзамене! Вдруг, я ей не понравлюсь?

– Понравишься, обязательно! Ты будешь замечательной мамой!

– А ты как?

– У меня тоже все хорошо. – Оксана помолчала и неожиданно для себя выпалила. – Он меня любит!

– Кто? Писатель твой?

– Нет, Иван… Ты же не знаешь… Костик оказался такой сволочью! Вспомнить стыдно. Не буду рассказывать. До сих пор передергивает от отвращения… Я к Ивану ездила… Скоро в отпуск туда отправлюсь, а там посмотрим… Приглядишь за квартирой?

– Конечно. – Длинный звонок в дверь прервал беседу.

– Странно, я никого не жду, – сказала Оксана и пошла открывать дверь.

На пороге стоял взъерошенный и какой-то мутный Вася.

– Зина у тебя?

– Проходи, – посторонилась Оксана. – Мы на кухне чаевничаем.

– Ты лучше позови… – замялся Вася.

– Зин! Тебя муж ищет! – крикнула Оксана.

– Вася?.. Что это с тобой? Ты… пьяный?! – Зина смотрела на мужа такими отчаянными и несчастными глазами, что тому стало неловко, под ложечкой засосало и на душе стало еще более муторно, чем прежде.

– Зин, пожалуйста, поговорить надо… – Буркнул он в сторону, опасаясь дышать перегаром на бывшую жену.

– Пошли… Извини, Оксан.

Зина сидела на кухне, подперев голову руками, и слушала Васину историю.

– …ты понимаешь, и обвинили во всем меня! Прямо конечно не сказали, но я понимаю, о чем они думают! Я человек новый, непроверенный, без жилья… Вот и польстился…

– Вася, ну зачем ты пил?! Этим горю не поможешь! – Вырвалось у нее. Зина нервно теребила подол старенького домашнего платья.

– Сорвался… Обидно стало. Я в жизни копейки чужой не взял! Думаю, это Людка стащила! Попробовала с хозяином шашни закрутить – не вышло, ее и попросили оттуда, а она напоследок поживиться решила, вот кольцо и стянула.

– Вась, они там сами разберутся, найдут ее и кольцо отыщут.

– А мне что делать? Сложа руки сидеть? Я сам ее найду! В конце концов, у меня друзья в милиции работают!

– Как ты ее найдешь? Она не москвичка, прописка временная была… Ее уже и след простыл.

– Придумаю что-нибудь… Билеты в поездах дальнего следования по фамилиям проверить можно…

– А если она на электричке уехала? В областных городах тоже будешь билеты проданные поднимать? Из-за побрякушки? Кто тебе даст? – Покачала головой бывшая жена. – Темнишь ты, Вася. Ты кольцо точно не брал? – в голосе Зины все больше звучал скепсис. Она стала раздражаться из-за нелепости происходящего, а небритая и пьяненькая физиономия мужа вызывала отвращение. Зина испугалась и разозлилась. В душу стал просачиваться червячок сомнения.

– Как ты можешь! – возмутился он.

– Могу, Вася! Могу! Я только надеялась, что ты все понял, человеком решил стать, а ты опять за старое! Думаю, тебя из-за пьянства оттуда выгнали! А кольцо… Ты, когда пил, все из дома тащил! И телевизор, и электрический чайник, даже фен мой пропил! Что я должна думать? Мне, Вася, завтра в детский дом идти, девочку смотреть, а тут ты со своими новостями! – на глаза женщины наворачивались злые слезы.

– Ты жестокая, не думал я…

– Ты в последнее время вообще предпочитал не думать! – отрезала Зина. – Если ты рассчитываешь, что я тебе позволю мою жизнь загубить, то ошибаешься! Я о ребенке мечтаю! Принимать к себе под крыло пьяницу и ворюгу больше не намерена! Настрадалась уже!

– Переночевать я найду где, в крайнем случае, на вокзале в зале ожидания прокантуюсь. К тебе больше не приду, не волнуйся. Я к тебе за сочувствием пришел, а не на шею садиться. Понимаю, сам во многом виноват… Видно, что разбилось, того не склеишь… Правду люди говорят. Извини, если расстроил. Больше не побеспокою. – Василий встал из-за стола и тяжело ступая, вышел.

Хлопнула входная дверь. Зина сидела на кухне и рыдала взахлеб. Ей было безумно жаль себя и девочку Лизу, будущую доченьку… Она так мечтала, что Вася исправится, бросит пить и вот вам… Сколько твердят женщинам, что взрослого человека не переделать, а все без толку – втемяшится, что «уж она-то знает, она сможет…» Вот за эту самоуверенность и наказывает Господь… Надо же, кольцо украл… Дорогое небось… Посадят еще… И поделом! Бывшему менту в тюряге не сладко придется… там все прознают – убьют. Сердце Зины сжалось от страха. Догнать его? Сказать, чтобы отдал золотую безделушку, покаялся? Может, простят? Не будут доводить дело до суда… Пете позвонить… Уладит как-нибудь… Что делать? И как теперь ребенка брать? Не дай бог прослышит кто про эту историю! А если бандиты наедут или Вася опять припрется пьяный, да еще в компании бомжей привокзальных? Как подобные происшествия на ребенке отразятся, на ее психике? Ой, мамочки! И не расскажешь никому, в себе носить придется, стыдно.

Руки дрожали мелкой дрожью. Зинаида машинально рассматривала свои крупные по-мужски руки. На пальцах заусенцы, под ногтями грязь из-за продолжающегося ремонта… кожа сухая, потрескавшаяся, покрасневшая… натруженные физической работой руки покрыты выступающими узелками вен… Не слишком приятное зрелище, надо хоть иногда детским кремом их смазывать. Маникюр делать бесполезно. Господи, какой маникюр! И что в голову лезет!

Холодная вода из под крана, которой умылась заплаканная Зина, немного успокоила ее, привела в чувство. Опухшие глаза нещадно чесались. Женщина посмотрела на себя в зеркало. Ужас! Надо что-то делать. Нельзя в таком виде идти в детский дом.

В комнате раздался хлопок, словно там находился кто-то чужой. Преодолевая жуткий иррациональный страх, Зина медленно двинулась туда. «Я же дверь не закрыла за Васей! – вспомнила она, – вдруг воры забрались! Позвать кого? Открыть дверь настежь, чтобы в случае чего… Нет. Я тихонько… погляжу…» В комнате никого не было. Только открытая форточка хлопала от ветра… «Теперь каждого шороха пугаться буду, да? – укорила себя Зинаида. – Ну уж нет! Возьму себя в руки и буду делать, что решила. Не хватало еще опуститься окончательно, а потом в психушку загреметь! Завтра пойду, перед тем, как с Лизонькой знакомиться, в церковь зайду, помолюсь, Пресвятой Богородице свечку поставлю. Она добрая, охранит нас от зла, помыслов нечистых и всего прочего. Натерпелась я уже, хватит. И Лизоньке мама нужна. А Пете я тоже позвоню. Вот прямо сейчас и позвоню. Вдруг он что-то знает… Это лучше неизвестности…

Негнущимися от волнения пальцами Зина набрала номер. Длинные гудки… Уже собираясь класть трубку, она наконец услышала:

– Алло.

– Петя? Это Зина.

– Да, Зин, привет. Что-то с компьютером?

– Нет. С компьютером все в порядке, спасибо. Тут такое дело… Тебе Вася не звонил?

– Нет. А что случилось?

– Он сегодня ко мне приходил. Пьяный…

– Опять сорвался? – прервал Петя. – Говорил же ему!

– Рассказал мне, что его уволили с работы. Подозревают, что или он или какая-то бывшая их экономка украли у хозяйки дорогое кольцо.

– Васька не мог! – в голосе Петра явственно зазвучал металл.

– Петь, я надеюсь, что это так, но понимаешь… он же из дома вещи уносил, когда пил…

– Одно дело из дома, а другое украсть! Что ты говоришь, Зина, подумай! Где он?

– Не знаю… Я его выгнала… Не могу больше! Ты подумаешь, что я черствая, пусть так, но мне завтра в приют идти, с девочкой знакомиться, а тут он пьяный и такое несет… Сказал, будет эту тетку искать, Людмилу по-моему… Только где он ее отыщет? Ее небось и след простыл.

– Да, Зина… Не знаю, что и сказать…

– Я понимаю, ты на его стороне. Вася сказал, ко мне больше не придет. Об одном прошу: держи меня в курсе.

– Тебе это надо? Ты же все для себя решила! А теперь волнуешься как он?

– Не злись. Ты не знаешь, что я за эти годы пережила! Как пыталась его вытянуть, сколько сил положила! Работала с утра до ночи, а он вещи из дома носил, чтобы на водку хватало! За полночь домой появлялся, буянил… Ваша мужская солидарность дело хорошее, но иногда надо и другую сторону выслушать и попытаться понять. Я тоже человек! А на кого стала похожа? Мне вообще жить не хотелось! Эх, Петя!

– Ладно, Зин… Позвоню, если объявится… Удачи тебе. – в трубке раздались короткие гудки.

Она ступила на бегущую из-под ног ленту эскалатора и стала смотреть в лица проезжавших в противоположную сторону людей. Плотная толпа ехала наверх. Юная парочка самозабвенно целовалась… парень в идеально отглаженном костюме деловито говорил по мобильному… молоденькая девушка, нахмурив брови, читала книгу… старушка в деревенском платочке сосредоточенно смотрела себе под ноги, наверное, чтобы вовремя переступить на твердую ровную поверхность… Люди, люди, люди… Каждый из них имеет свои дела, чувства, решает проблемы, радуется, печалится, ненавидит… И никому нет дела до таких мимолетных взглядов… «Мы все чужие, потому что нас слишком много, – подумала Зина, – если даже в подъезде не все соседи друг друга знают, то что говорить! Это не деревня. И времена не те, что раньше. В вагон зайдешь – все газетами или книгами занавесятся, а то и просто глаза закроют и все… Если пожилой человек зайдет или ребенок, мужики редко уступают, в основном женщины. Посмотришь на сидящих, а там подряд три или четыре здоровенные рожи, устали они, дескать… А попробуешь замечание сделать, в лучшем случае улыбнутся нагло, в худшем, матюками обложат. И хоть бы кто заступился!.. Впрочем, иногда люди и улыбаются… гораздо реже, но улыбаются, например, когда едет несколько симпатичных тонконогих студенток, хохочущих и озорливо стреляющих глазками в сторону симпатичного паренька, или зайдет вдруг одухотворенно-красивая молодая мамаша с годовалым карапузом, похожим на маленького Иисуса…»