Текст книги "Домик на юге (сборник)"

Тетя Ира научила его менять воду – сливать, подставляя крышку. На всякий случай. Чтобы пиявки в раковину не уплыли. Но одна пиявка все-таки шмякнулась в раковину. Вася пытался ее взять и положить обратно в банку, но пиявка присосалась к раковине и не отдиралась.

– Мама, мама, помоги мне! – закричал Вася.

Мама боролась сама с собой – либо взять пиявку в руки, либо потом успокаивать рыдающего ребенка, в том случае если пиявка уплывет в водопровод. Взять было проще.

– Ты бери там, где у нее хвост, – посоветовал мальчик.

– Откуда я знаю, где у нее хвост?

Мама нервничала, поэтому кричала. Наконец ей удалось отодрать пиявку от раковины.

– Давай банку! – велела мама.

Но пиявка присосалась к пальцу и не собиралась вытряхиваться.

– Ай! Она меня укусила! – закричала мама.

– Здорово! – обрадовался Вася. – И что ты чувствуешь?

– Больно! – кричала мама.

– Не может быть, – авторитетно заявил мальчик. – Тетя Ира сказала, что это совсем не больно.

– А мне больно! – кричала мама и дергала рукой.

Наконец пиявка свалилась в банку.

– Испугалась, бедненькая? – ласково спросил Вася.

– Конечно, испугалась, – ответила растроганная мама.

– Да я не тебя, я пиявку спрашиваю, – сказал ребенок.

У мамы из пальца шла кровь. Когда вечером с работы пришел папа, мама сказала, что он должен помыть посуду – она не может, у нее палец перебинтован.

– Ты порезалась? – спросил папа.

– Пиявку из раковины доставала, – ответила мама.

Папа от ужаса перемыл всю посуду, включая сковородки.

На следующий день мама показала палец тете Ире.

– Вот. Если ты не расскажешь ему что-нибудь безобидное, он рано или поздно захочет их накормить моей кровью.

Тетя Ира кивнула.

– А ты знаешь, что пиявки любят слушать музыку?! – спросила Ира у Васи.

– А какую? – радостно спросил Вася.

Мама сделала тете Ире строгое лицо.

– Им нравится классическая музыка и джаз, – сказала тетя Ира.

Мама удовлетворенно кивнула.

Вася всю дорогу до дома решал, что поставить послушать пиявкам. Он перебрал все диски и врубал музыку на полную мощность.

– Мама, они танцуют! – радостно сообщал Вася.

С дачи приехал Сашка. Они договорились встретиться в парке.

– Я подарю Сашке пиявку, – сказал Вася.

– Только сам ее будешь отлеплять, – ответила мама.

Вася достал маленькую бутылку с питьевой водой и посадил туда одну пиявку. Подарок вместе с упаковкой глюкозы торжественно вручил другу.

На следующий день Сашка пиявку вернул.

– Мама не разрешила, – грустно сказал Сашка.

– Почему? – спросил Вася.

– Сам не знаю. Я ведь хотел как лучше. Сестра кричала, я ей пиявку показал. А она еще больше кричать стала. А потом я хотел ей на живот ее поставить – мама говорила, что у сестренки живот болит, а тут мама пришла и так закричала, что у меня в ушах зазвенело. А потом еще подзатыльник отвесила. Вот. Забирай.

– Хочешь, я буду тебе на улицу ее приносить? – предложил Вася. – Это будет твоя пиявка, только она жить у меня будет.

– Хочу! – обрадовался Сашка. – А что они еще делают?

– Они музыку любят.

– Круто! А какую?

– Классическую и еще какую-то. Я забыл, как называется.

– А на мобильном телефоне любят?

– Не знаю. Давай проверим?

Мальчики приложили к бутылке телефон.

– Ничего, – сказал Сашка.

– Ничего, – подтвердил Вася.

– Наверное, не слышат, – сказал Сашка. – Давай сами споем.

Мальчики поставили бутылку, отвинтили крышку и по очереди стали петь, точнее, орать песни, приложив рот к горлышку:

– Жили у бабуси два веселых гуся! Облака, белокрылые лошадки!

– Осторожно! Она ползет! Не проглоти ее! – закричал Вася.

– А что будет, если проглотишь? – спросил Сашка.

– Не знаю.

– Надо узнать.

– А как?

– Надо, чтобы кто-нибудь ее проглотил.

– Кто?

– Ну, например, Боря.

Боря был местной бездомной собакой, которую кормили жильцы дома. Боря жил в подвале, страдал как минимум второй степенью ожирения и в еде был разборчив.

– Ага, так ты его и заставишь! – сказал Вася. – А вдруг она горькая?

– А мы пиявку замаскируем, – предложил Сашка. – Давай ее в шоколадку запихнем. Шоколад сладкий. Он не заметит.

– Жалко, – сказал Вася.

– Кого? – не понял Сашка.

– Шоколадку и пиявку. Слушай, я подумал, что не надо пиявку есть. Мы же не знаем самого главного!

– Чего? – удивился Сашка.

– Чего-чего… как они размножаются, вот чего.

– Слушай, это лучше не узнавать, – сказал серьезно Сашка. – Поверь мне, только хуже будет. Вот моя мама размножилась сестрой, и я теперь мучаюсь.

– Но они же не человеки, а пиявки, – не сдавался Вася.

– Сам узнавай про размножение. А я буду им устраивать землетрясения, торнадо и смерчи. Интересно, выживут?

Вечером мама легла в постель и наткнулась на что-то круглое и теплое.

– А-а-а-а! – выскочила из кровати мама.

Она сдернула одеяло и увидела банку с пиявками.

– Вася! – закричала мама. – Что здесь делают пиявки? Убери их сейчас же.

– Мама, ты должна их высидеть, – сказал Вася.

– Что я должна сделать?

– Высидеть. Ты же мама. А это могут сделать только мамы. У них же, бедненьких, нет мамы. Ты их высидишь, и они пиявочек родят.

– Они же не цыплята, а я не курица!

– Логично, – согласился ребенок. – Но вдруг получится? Понимаешь, я не знаю, как они размножаются, и должен испробовать все способы.

– Я тоже не знаю, как они размножаются, но только не высиживанием. Забери банку немедленно! И вообще, открой энциклопедию и прочитай.

– Я читал, там нет об этом, – грустно сказал Вася.

– Посмотри в другой.

– Слушай, а можно, я тебе померю банку?

– Куда померяешь?

– На живот. Может быть, они из живота родятся, как дети?

– Вася! – закричала мама. Потом она подумала немножко и сказала: – Вспомнила, пиявки, по идее, икринки должны откладывать. Как рыбы. Где-нибудь в торфе или иле, не знаю. В общем, в болоте. А у нас домашнего болота нет, так что пусть живут втроем. Без потомства.

– Мама, без потомства – это не жизнь, – заявил Вася.

– О господи! – воскликнула мама.

Вася поделился своей проблемой с Сашкой.

– Да болото устроить – не проблема, – сказал друг. – Но я все-таки против потомства. Оно только ест и кричит. А я – памперсы подавай.

– А как устроить болото? – спросил Вася.

– Давай земли в парке нароем, водой из пруда зальем, и пусть себе гниет.

– Здорово! – восхитился Вася. – А где будет болото?

– В ведре. У сестры этих ведер – полно. Зачем ей? Она же еще даже не ползает. Мы одно возьмем, она даже не заметит.

Мальчики нарыли земли, залили водой из пруда и принесли домой к Васе – гнить. Вася поставил ведро под раковину, за тазом с моющими средствами, целлофановыми пакетами и банками. Это ему Сашка посоветовал – спрятать понадежнее, чтобы мама не нашла. А то точно выбросит.

Прошло несколько дней, и Вася с Сашкой забыли про пиявок и болото – они устраивали гонки на велосипедах по секундомеру. Прошло много дней, если уж быть честными.

– Чем пахнет, не пойму? – спрашивала мама, заходя на кухню.

Она уже помыла холодильник, выбросила сгнивший лук из ящика, перебрала картошку, отмыла все полки в шкафу, а запах все равно стоял.

– Чем пахнет? – спросил папа, когда вернулся с работы и сел ужинать. – У нас кто-то умер и разложился?

– Сама не знаю. Уже все помыла, – пожала плечами мама. – Может, канализация или от соседей?

– Ты точно везде смотрела?

– Точно.

– Но так же невозможно жить!

Папа встал из-за стола и сам стал заглядывать во все углы. Обнюхал холодильник, ящики, но так и не определил источник запаха. Они с мамой обнюхали ванную и все комнаты. Мама перемыла полы во всем доме. Все равно пахло.

– Что ж такое? – возмущался папа.

Мама от отчаяния забрызгала всю квартиру освежителем воздуха с запахом розы. От этого папа чуть сознание не потерял.

– Что ты сделала? Тут же задохнуться можно!

В квартире стоял аромат стухшей в вазе воды. Папа открыл все окна настежь – проветривать. Мама сидела, закутавшись в плед, и стучала зубами.

– Может, хватит? – спросила она. – Я замерзла.

– Не хватит, – ответил папа.

Когда папа закрывал окна, он ударился о подоконник и так расцарапал себе руку оконной рамой, что маме пришлось вылезти из пледа и бежать за зеленкой. Одной рукой она держала папину руку, чтобы он не дергался, а другой – бутылек с зеленкой. Естественно, папа закричал «Ой, ой, больно!» и дернул рукой. Естественно, мама разлила зеленку на ковер.

– Что же это такое? – закричала она.

– Мамочка, – вышел из комнаты закутанный в одеяло Вася, – это болото.

Он смотрел, как родители бегают по квартире – нюхают, заливают все освежителем воздуха… Он держался до последнего. Но папина рана и залитый зеленкой ковер были уже слишком. Вася решил признаться – хуже уже не будет.

– Какое болото? – спросила мама.

– Для пиявок. Чтобы они потомство принесли. Ты же сама сказала, что они в болоте размножаются. Вот я и сделал болото. Оно уже готово. Там, под раковиной.

– Я же там смотрела, там ничего нет, – охнула мама.

– Просто я хорошо его спрятал, – сказал Вася.

Он вытащил детское ведерко – источник запаха.

– Какой ужас! – Мама зажала нос рукой.

– Это нам ужас, а пиявкам понравилось бы, – грустно сказал Вася. Он знал, что мама ведро выбросит.

– Надо это выбросить. Вынести на улицу.

– Да… не будет у меня потомства… не понянчу я маленьких пиявочек… – горевал Вася.

Началась учеба. Вася потерял интерес к пиявкам, зато заинтересовался девочками. С дачи позвонила бабушка:

– Васенька, спроси у учительницы, вам в класс не нужен попугай? Вместе с клеткой. А то он у меня замерзнет здесь, на даче.

– Хорошо, спрошу, – пообещал Вася. – Мама, спроси у учительницы про попугая. А почему он один? Куда второй делся?

– Улетел, – сказала бабушка.

– Что делать с попугаем? – спросила мама папу. – В школу его точно не возьмут.

– Может, тоже отпустить полетать? – предложил папа.

– А Васе что скажем?

Папа пожал плечами. Бабушка позвонила на следующий день и сказала, что спрашивать про попугая не надо. Птица не пережила первых заморозков и окочурилась. Бабушка при этом утверждала, что клетка стояла в ее комнате, где было натоплено. И совершенно непонятно, почему бабушка от холода не окочурилась, а птица превратилась в хладный трупик. Мама, когда услышала эту историю, поежилась. Смерть птички ее совершенно не удивила. Мама вспомнила, как любит спать бабушка и как в детстве приучала спать маму. Окна настежь, холод собачий и теплое одеяло. Если высунуть ногу – нога тут же становилась синей. Просто у бедного попугая одеяла не было.

– И в кого он так любит животных? – спросил папа, когда они с мамой пили чай вечером.

– В бабушку, – ответила мама.

Жизненный план

Наташа была милым беспроблемным ребенком, милой очаровательной девочкой, милой девушкой. Жила в Иванове с матерью, Галиной Ивановной, которой не доставляла никаких хлопот – ходила в музыкальную школу, училась на одни пятерки, вышивала на пяльцах. У Галины Ивановны душа за дочь не болела, даже не екала. Никто не сомневался в счастливом и понятном Наташином будущем. Даже соседки по подъезду не сомневались. Наоборот, завидовали – дал же бог такую покладистую дочку. Наташа должна была окончить школу с золотой медалью, поступить в пед, выйти замуж за хорошего паренька, поработать в школе, а потом, после родов, сидеть дома на хозяйстве. Да, родить Наташа должна была непременно двоих детей – мальчика и девочку. Мальчика – для мужа, для гордости, а девочку – для себя, для души.

Все так и складывалось. Наташа твердо шла на золотую медаль, готовилась к поступлению и в перерывах вышивала крестиком сложных картинных лебедей. То, что ее дочка-одиннадцатиклассница беременна, Галина Ивановна заметила, когда Наташа была уже на седьмом месяце. И то, когда заметила, не поверила своим глазам. Дочь всегда была крупненькой и на аппетит не жаловалась. Была бы Наташа как Наташа, если бы не живот и походка. Так же сидит, вышивает, уроки делает.

– Наташенька, а ты не беременна, случайно? – спросила ласково Галина Ивановна за ужином, все еще надеясь, что ей почудилось, привиделось, показалось…

Наташа спокойно кивнула. Галина Ивановна охнула.

– И давно?

– Семь месяцев.

Галина Ивановна молчала, лихорадочно соображая, что теперь делать и что еще срочно надо выяснить.

– А как же так получилось? – спросила она и машинально положила буханку хлеба вместо хлебницы в холодильник.

Наташа пожала плечами.

Галина Ивановна от переживаний достала хлеб из холодильника, нарезала весь батон и опять убрала в холодильник.

– А кто отец? – выдавила она наконец.

Наташа опять пожала плечами.

– Ты не знаешь? – охнула Галина Ивановна в ужасе, что кандидат на отцовство не один.

– Знаю, но он не будет отцом, – пояснила дочь.

– Как это? – спросила Галина Ивановна.

Потрясение начисто отбило у нее способность думать. Как будто она не знает, как это бывает.

– И что теперь делать? – Галина Ивановна опять достала из холодильника хлеб и гадала, куда его деть.

Наташа молчала.

– А ты точно знаешь? Ты уверена? Ты же… в общем… ни токсикоза, ничего… – Галина Ивановна начала потихоньку возмущаться.

– Уверена. Я была у врача. – Наташа отвечала спокойно, как будто рассказывала про контрольную в школе.

– А почему ты мне ничего не сказала? – закричала уже истерично Галина Ивановна. – Кто он? Скажи мне! Мы его найдем, и он на тебе женится. Почему ты молчала?

Наташа по-прежнему не реагировала.

– А как же теперь школа и институт? – опять охнула Галина Ивановна. – Как же так получилось? Что же делать?

Они еще долго сидели на кухне. Галина Ивановна сбегала к соседу и попросила налить ей водки в чайную чашку. Да там, у соседа в прихожей, и выпила. Сосед молча налил еще.

Наташа призналась, что сама узнала о собственной беременности не сразу – уже большой срок был. Отец ребенка? Нет, Галина Ивановна его не знает. Не из школы. В подробности «происшедшего», которые так интересовали мать, Наташа не вдавалась. Сказала, что «случайно», «в гостях», «сама не поняла как».

Галина Ивановна в тот вечер много плакала, еще два раза бегала к соседу, который выдал ей початую бутылку водки, чтобы «два раза не вставать», и посоветовал закусывать. Тогда же, вечером, она приняла решение найти этого «папашу» – хотя чего искать, Наташа сказала адрес, – и заставить его жениться на Наташе. Хотя – почему заставить? Галина Ивановна была уверена, что он и так женится. Просто дочка побоялась его об этом попросить. Еще она твердо решила, что Наташа окончит школу, поступит в пед, и все будет как задумано. А она, Галина Ивановна, жизнь на это положит.

Утром Галина Ивановна никуда не пошла – голова раскалывалась. Спасибо соседу – принес бутылку, в которой плескалось на дне. Но Галине Ивановне хватило. А к вечеру она решилась. Оделась, накрасилась, заскочила к соседу – глотнуть для храбрости – и пошла по адресу, чтобы поговорить с мальчиком, его родителями. Решить, как будут воспитывать будущего ребенка.

– Ничего, никуда он не денется, – браво сказала дочери Галина Ивановна.

Наташа оторвалась от пялец с очередным лебедем и посмотрела на нее коровьими глазами – покорными, равнодушными, в обрамлении длинных, но редких ресниц.

Ближе к дому потенциальных родственников у Галины Ивановны начали трястись коленки. Голова была гулкая и дурная от страшных мыслей – а вдруг он уголовник, а вдруг алкоголик?

Галина Ивановна слабой рукой позвонила в дверь. Открыл ей маленький грязный мальчик и тут же скрылся в недрах грязной квартиры. Галина Ивановна вошла и застыла.

– Есть кто дома? – спросила она громко.

Из кухни выглянула женщина в халате – одутловатая, со спитым лицом – и скрылась в кухне. Галина Ивановна на полусогнутых ногах пошла за женщиной.

– Здравствуйте, меня зовут… – начала Галина Ивановна.

Женщина плеснула в стакан водки, помешала варево на плите, поковырялась в пепельнице, нашла бычок и со смаком затянулась.

Галина Ивановна только хотела открыть рот, чтобы что-то сказать, как на кухню вошел мужчина. Женщина поставила перед ним бутылку, стакан и шмякнула тарелку.

– Здравствуйте, я по поводу дочери, – обратилась к нему Галина Ивановна.

– Пить будешь? – спросил мужчина.

– Нет, нет, спасибо.

– Чё надо-то?

– Я хотела с вами поговорить… Дело в том, что моя дочь… она беременна…

– И чё?

– Понимаете, отец ребенка – ваш сын.

– Кто сказал?

– Она сказала.

– Так, может, не он? Может, она еще с кем-то нагуляла?

– Да как вы можете такое говорить?

– Сучка не захочет, кобель не вскочит. Сама виновата.

– Но… – Галина Ивановна начала заикаться.

– Ты, я погляжу, образованная баба. Так вот слушай – у меня старший на зоне срок мотает и младший только с малолетки вышел. Так что решай сама – нужен тебе такой зятек? Бабок нет. Да и были бы – не дал. А будешь в суд подавать на алименты, так я с тобой по-другому поговорю. Мне терять нечего.

Галина Ивановна встала из-за стола и, пошатываясь, побрела к двери. Как добежала до дома – не помнила. Уже на лестничной клетке повернула не к себе, а к соседу. Тот открыл сразу, как будто ждал.

– Хватит тебе, – сказал сосед, – ты ж не пьешь. Что случилось-то?

– Случилось, – ответила Галина Ивановна.

Сосед впустил ее в квартиру, налил водки.

– Дочка беременная, а они такие странные. Угрожали. Уголовники они, что ли? Сказали, что дочь сама виновата. А если в суд пойду, то убьют, – скороговоркой, на выдохе после глотка сказала она.

Сосед налил еще водки. Выпили, помолчали. Галина Ивановна встала и пошла домой. Сосед налил себе еще и молча выпил.

Наташа родила здорового хорошенького мальчика. Назвали Тимофеем. Галина Ивановна плохо помнила события следующих недель, месяцев… Обнаружила она себя сидящей с Тимочкой на руках, глядя на укладывающую вещи в чемодан Наташу.

Наташа умудрилась, хоть и без медали, окончить школу и собиралась в Москву – поступать в пед. Тимочка оставался с бабушкой. Когда они успели это решить? Галина Ивановна не помнила, не осознала, надеялась, что проснется – и все будет как раньше: Наташа – ее беспроблемная девочка, будущая медалистка и учительница – сидит и вышивает лебедей.

Наташа уехала, как сгинула. Из редких телефонных созвонов Галина Ивановна узнавала, что дочь поступила в пед, учится без четверок, стала старостой группы.

Галина Ивановна воспитывала Тимочку. Он был покладистым, беспроблемным мальчиком, только замкнутым. Хотя Наташа тоже была не очень общительной. Наташа вышивала, Тимочка рисовал. Усеивал мелкими непонятными фигурками лист, не оставляя ни единого свободного клочка бумаги. Галина Ивановна пыталась понять, что рисует внук – то ли люди, то ли танки… Одно было понятно – страсть к миниатюре он унаследовал от матери. Наташа клала стежки, Тимочка – линии. У Галины Ивановны аж в глазах рябило. Так и жили.

Наташа уже училась на четвертом курсе, когда Галина Ивановна стала получать от нее денежные переводы. Не крупные суммы, но и не маленькие. Тогда впервые она позвонила дочери сама, хотя обычно звонила Наташа.

– Наташа, откуда деньги? – спросила Галина Ивановна.

– Получила? – уточнила Наташа.

– Да, все в порядке. Ты на работу устроилась?

– Ты купи Тимочке что-нибудь, – сказала Наташа, уходя от ответа.

– А кем ты работаешь? А учебе это не мешает? – не отставала Галина Ивановна.

Наташа скупо, без подробностей, которые живо интересовали Галину Ивановну, рассказала, что познакомилась с мужчиной, живет с ним, деньги – его.

– А вы давно встречаетесь? А кто он? – Галина Ивановна пыталась выжать из дочери дополнительную информацию.

Наташа не ответила. Сказала, что мужчина – Дима – хороший, не женат, детей нет.

Галина Ивановна сначала обрадовалась и размечталась – Наташа вывернула на запланированный жизненный путь. По вечерам Галина Ивановна представляла, как Наташа с Димой приедут знакомиться, как сыграют свадьбу, как заберут Тимочку, как внук будет учиться в московской школе и поступит в московский институт…

Наташа приехала летом. Навезла бесполезных подарков – вещей для Тимочки. Обувь оказалась мала, а одежда слишком велика.

– Позвонила бы, я бы тебе размеры сказала, – расстроилась Галина Ивановна.

– Ничего, другие купим, – ответила Наташа, но Галина Ивановна заметила, что дочь тоже расстроилась.

Наташа прожила неделю, пытаясь привыкнуть к сыну. Тимочке этого времени не хватило, а Наташе оказалось много. Мальчик подходил к маме, только если бабушка настаивала, а Наташа устала от безуспешных попыток поговорить, накормить и поиграть с сыном.

Наташа уехала, сообщив, что замуж пока не собирается и Тимочку забрать не может. Тоже пока. Мол, Дима привык к налаженному ритму и быту и не готов что-то менять.

Галина Ивановна, проводив дочь, сходила к соседу за водкой. Давно не ходила, а тут ноги сами повели. Сосед, не задав ни одного вопроса, налил ей в чайную чашку.

Тимочка спал, а Галина Ивановна думала о Наташе, Тимочке и неизвестном ей Диме. После первой чашки водки она оправдала и дочь, и ее мужчину. После второй твердо решила поехать в Москву и поговорить с Димой и Наташей начистоту – выяснить планы и виды на будущее. Допивая третью чашку, Галина Ивановна расплакалась, признаваясь самой себе, что никуда она не поедет, что дочь будет жить так, как считает нужным Дима, а Тимочка останется на ней.

За Тимочку она стала волноваться. На улице, на людях он был спокойным, тихим. Дома же мог расплакаться из-за пустяка. И плакал горько, и успокоиться долго не мог. Не кричал, не капризничал, просто плакал.

– Ну что за плакса-вакса растет? – пыталась пошутить Галина Ивановна. Но внук смотрел на нее такими больными, страдающими глазами, что она осекалась. – Успокойся, пожалуйста, успокойся, – просила она.

– Я не могу, не могу, – отвечал мальчик.

– Ну давай вытрем слезки, попей водички, – просила Галина Ивановна, подмешивая в воду валерьянки.

Тимочка изо всех сил крепился – вытирал глазки, пил водичку, но успокоиться не мог.

– Ну все? Все прошло? – спрашивала Галина Ивановна, прижимая и качая внука.

– Везде прошло, только здесь не прошло, – отвечал серьезно он и показывал в середину груди.

– Ну что там такое? Болит?

– Нет, не болит. Плачет… Сжимает и плачет.

– Бедный ты мой. Ничего, ничего, сейчас пройдет…

Наташа приезжала на праздники. Привозила подарки. Галина Ивановна больше не расспрашивала дочь о планах, а та не делилась. Тимочка сначала спрашивал – останется ли мама с ними, а потом перестал.

– Он плачет часто, – сказала как-то Галина Ивановна дочери.

– Почему? – удивилась Наташа.

– Не знаю.

– Все дети плачут…

– Нет, он по-другому плачет. Как будто у него горе.

– Не выдумывай. Какое горе? Нормальный, здоровый мальчик.

– Да, да, конечно. Но все-таки… Ему мама нужна.

– Так многие живут. Ничего, вырастают. Ты же ему не чужой человек. Родная бабушка. Зато я вам помогать могу. А так – на что бы жили? Заберу, как только смогу. Я же приезжаю, в конце концов.

Наташа уезжала, а Галина Ивановна шла к соседу. Не пила. Просто сидела и рассказывала, что привезла дочь, что сказала, чего не сказала… Как будто сама с собой разговаривала, потому что сосед молчал.

Галина Ивановна по-женски и матерински понимала: дочь – молодая, надо устраивать свою жизнь. Живет с мужчиной в его квартире, не замужем, ни на что не имеет права. Куда ребенка тащить? Но и обида на дочь, необъяснимая, горькая, не уходила – не нужен ей сын. Ошиблась и пошла дальше. Не было бы сына, не было бы проблем. Наташа никогда бы в этом не призналась, но Галина Ивановна чувствовала, что для дочери ребенок в тягость. Даже эти три-четыре, семь дней – в тягость. Не хочет она его, не любит, не принимает.

Галина Ивановна ошибалась. Сильно ошибалась. Наташа лихорадочно думала. Каждый день, каждую ночь. Прокручивала в голове варианты, вела диалоги, спорила, доказывала. Фотографии Тимочки – несколько штук – она хранила в обычном конверте. Хотела поставить в рамочку, но не решилась. Доставала фото редко. Смотрела и даже плакать не могла от боли. Гладила фото, разговаривала с ним, объясняла, рассказывала, как прошел день, что за этот день она надумала… Тимочка-младенец, только научившийся держать головку, смотрел с фотографии. Наташе казалось, что иногда он улыбается, иногда хмурится. С собой фото она не носила – боялась. Чего боялась? В один из приездов она сфотографировала сына на мобильный телефон. Было удобно – она могла разговаривать с Тимой где угодно – в метро, маршрутке, автобусе.

– С кем ты переписываешься? – спросил однажды Дима.

– Ни с кем, – испуганно ответила Наташа.

Если она забывала телефон, то всегда возвращалась.

– Ты от кого-то ждешь звонка? – удивился Дима. Они ехали в гости, и Наташа уже по дороге вспомнила про телефон. Вышла из вагона и сказала, что вернется.

– От мамы. Должна звонить, – соврала она.

Она и себе не могла объяснить, почему боится, прячется… Дима знал, что у нее есть сын.

Только один раз Наташа спросила у Димы, можно ли когда-нибудь, не сейчас, попозже, но в принципе, возможно ли, чтобы Тима жил с ними.

– Поживем – увидим, – ответил Дима.

Он не сказал «нет». Объяснил, что просто привык к такой жизни, что они с Наташей еще слишком мало живут, а забирать ребенка, потом его отправлять назад никому не нужно. В первую очередь ребенку. Он не хочет быть «дядей», а хочет быть «папой». Дима говорил все правильно, все верно. Наташа соглашалась – да, все так. Но поняла и главное – она ничего не решает. Все зависят от Димы – и она, и Тима. Тогда Наташа решила родить от Димы ребенка. Стать не просто любовницей, а матерью, а там, глядишь, и женой. Дима никуда не денется – где один ребенок, там и двое. Она заберет Тимочку, и они будут жить все вместе.

Дима женился на Наташе, когда узнал, что она беременна. Беременность была тяжелая, но Наташа держалась. К матери она приехала уже с животом и кольцом на пальце.

– Ты стала толстая, – сказал Тимочка и отказался идти обнимать и целовать маму.

– У тебя скоро будет братик, – сказала сыну Наташа.

– Нет, Тимочка, – оборвала дочь Галина Ивановна, – у твоей мамы будет другой ребенок.

Наташа обиделась и, плача, уехала на следующий день. Галина Ивановна от обиды проплакала еще сутки.

– Она нас вычеркнула, – объясняла Галина Ивановна соседу, – мы ей не нужны! Ладно я, но зачем так с Тимочкой? Чего она ждала? Что я обрадуюсь? Она ведь меня даже с этим Димой не познакомила… Я что – кривая, косая? Ей за меня стыдно? Как так можно? Как? Деньги она привезла… Как будто мне от нее деньги нужны… Тимочке мать нужна, а не шмотки. А что дальше делать? Я же уже не девочка. На сколько меня еще хватит? А Тимочка? Он же все понимает. Все. Не дурак. Да и чего тут понимать – у мамы новый муж и ребенок новый. А Тима ей не нужен… За что мне такое? Что я не так сделала? Все ведь ради нее. Все.

Ночью, когда Галина Ивановна, накапав себе валокордина, пыталась уснуть, к ней в комнату пришел внук.

– Ты что не спишь? – испугалась она.

– Бабушка, – Тима подошел и присел на кровать, – я тебя никогда не брошу.

Сказал так серьезно, что Галина Ивановна опять расплакалась. Она отвела внука в кровать и гладила его по спинке, пока он засыпал.

– А мама за что меня не любит? – спросил мальчик.

– Что ты придумал? Любит она тебя, конечно. Только у нее там работа, дела. Она же приезжает, вон сколько всего тебе привозит!

– А ей на работе не разрешают меня забрать?

– Что ты такое говоришь? Все ей разрешают. Как только сможет, так и заберет. Она же не сможет с тобой дома сидеть. А что тебе там одному делать? Спи давай.

– А она кого слушается?

– Как это?

– Ну вот я тебя слушаюсь, а мама – кого?

– Начальника, наверное. А что?

– Надо, чтобы ей начальник велел меня забрать. Она его послушается.

– Спи, все будет хорошо. Ты вырастешь, сам куда захочешь, туда и поедешь.

– Нет, я тебя не брошу!

– Я буду старенькая. Тебе со мной будет скучно.

– Ладно, тогда мы вместе будем ездить.

– Будем, Тимочка, будем. Засыпай скорее.

Наташа тяжело родила мальчика. Что было дальше – помнила с трудом. Стояла у окна и думала: забирать ребенка или отказаться? Всерьез думала. Долго. Несколько дней. Из объяснений врача она практически ничего не поняла. Врач, устав, сказала просто: «Водянка мозга».

Мальчик лежал в кювезе. Огромная, вытянутая огурцом голова и маленькое тельце. Наташе казалось, что эту голову он никогда не оторвет от кроватки. Ни-ког-да. А если и попытается встать, то голова перевесит. И что сказать Диме? Что родила урода?

Наташа не плакала. Думала, что в жизни все так несправедливо. Тимочка, которого она не хотела, родился здоровенький. А этот мальчик, которого она хотела изо всех сил, вон какой.

– Знаете, у таких детишек много серого вещества. Еще увидите – вырастет академиком, – слышала Наташа слова врача и думала: отказываться от ребенка или нет?

Дима не думал ни секунды. Наташа даже не успела у него спросить – что будем делать? И хорошо, что не успела. Вечером, когда их с мальчиком, которого пока никак не звали, Дима привез домой, Наташа позвонила маме.

– Мам, я пока не смогу приезжать, – сказала она. Хотела рассказать про мальчика, но не решилась.

– Я так и подумала, – ответила Галина Ивановна и положила трубку.

Через семь лет Наташа была уже совсем другой. Мечта Галины Ивановны сбылась – дочь выполнила «жизненный план». Ухоженная, приятная молодая женщина. Хорошая жена и мать. Сын – Толичка – нормальный, обычный мальчик. Врачи, лекарства, обследования сделали свое дело. В школу пошел – хорошую. Гиперактивный – ну, сейчас все дети такие. Может просто так, без повода, ударить одноклассника. Но мальчишки всегда дерутся. Не очень хорошо учится, но тоже понять можно – болеет часто. Зато Наташа с ним занимается, уроки делает – не то, что другие мамы. Мальчик ругается, обзывается – наверное, подцепил у кого-то. Мама-то приличная, воспитанная женщина.

Для Наташи эти семь лет были одним непрекращающимся кошмаром. Она была уверена: ее Бог наказал за то, что она оставила Тимочку. Домой она приезжала редко – не могла смотреть на сына. Да и сын ее не воспринимал. Мама? Какая мама? Забрать его в Москву она не могла – все силы уходили на Толика. Наташа понимала, что Толик никогда не будет нормальным. Ни-ког-да. Он будет выглядеть нормальным, если она будет рядом и вовремя даст лекарство. Она пыталась объяснить это матери, но Галина Ивановна не поняла, не захотела понимать.

– Пока я жива, Тимочка будет со мной, – сказала она дочери. – Свою вину за то, что тебя такой вырастила, я уже искупила.

С Димой у Наташи отношений уже не было никаких. Они были связаны только Толиком. Дима винил в болезни сына Наташу. Она бросила старшего сына, родила больного младшего. И бросила бы этого тоже. Наплевала бы так же, как наплевала на мать и Тимочку. Все это Дима сказал ей давно, практически сразу после рождения Толика. Наташа задохнулась от таких слов.

Все эти семь лет Наташа знала только одно чувство – ненависть. Жила с ним. Она ненавидела мужа и Толика. Ненавидела врачей и учителей. Ненавидела людей на улице, продавцов в магазине. Ненавидела себя, мать и Тимочку. Ненавидела утра, дни и вечера. Ненавидела готовить, убирать. Свою квартиру ненавидела.