Текст книги "Эхобой"

Глава 6

– Информация обработана, – произнесла Алисса посмотрев на меня пустыми глазами.

Я осмотрел подвал – нельзя ли где-нибудь спрятаться. Он был забит под завязку. Компьютеры, мозговые тестеры, какие-то жидкости в огромных банках, два выключенных робота, кучи железа и силикона, хирургические инструменты. Пласты синтетической кожи лежали на столе. А еще там была старая гитара Розеллы.

И еще кое-что.

На полу лежала маленькая коробочка.

Я знал, что это за предмет и зачем он нужен, хотя раньше и не видел ничего подобного. Это был самоуничтожитель. В лабораториях, занимающихся созданием Эхо, его использовали как устройство, обеспечивающее безопасность. Если в результате сбоя Эхо выйдут из-под контроля, то дизайнер, в данном случае Розелла, должен выкрикнуть код. И тогда склад в ту же секунду исчезнет вместе со всеми Эхо и вообще всем, что внутри. Все будет дезинтегрировано, превратится в небытие, как будто провалившись в черную дыру. Осталась бы только коробочка.

На коробочке не было номера. Но я понял, что он в моей голове. Его дала мне Розелла: восемь, четыре, два, девять, ноль. Меня пугала мысль о том, что в моей власти уничтожить себя, мистера Касла, Розеллу и все, что тут находится.

Я осмотрелся, но спрятаться было негде. Так что оставалось только надеяться, что Розелле удастся уговорить мистера Касла уехать, не спускаясь в подвал.

Но ему и не надо было спускаться. Достаточно было просто позвать Эхо по имени.

– Алисса!

(Меня удивило, что он знал ее имя. Тогда я еще не догадывался, что Алекс Касл знает все.)

– Алисса! Ты ведь Алисса? Будь умницей и крикни: «Я здесь!»

Я прошептал:

– Тихо, ни звука – он опасен.

Но, конечно, я был всего лишь Эхо, а мистер Касл – человек. И мои просьбы не могли тягаться с его приказами.

Я увидел, как ее рот открылся. Слова достигли моих ушей с громкостью восемьдесят семь децибел.

– Я здесь!

Так все и началось. Вернее, закончилось.

Глава 7

– Восемь… четыре… два… девять…

Иногда я жалел, что не назвал последнюю цифру. Ноль. Ничто, которое обратило бы нас в ничто. Но тогда я и вправду не собирался произнести код полностью. Зачем? Откуда мне было знать, сколько всего будет потеряно?

Мистер Касл прибыл с роботом-полицейским ростом двести двадцать сантиметров, и, судя по тонкой магнитной пленке на поверхности, сделали его из титана. Он вошел и пригрозил убить меня, если я не буду повиноваться приказам. Мы поднялись на левиборде.

– Ага, – сказал мистер Касл, увидев Алиссу, – а вот и ты. Обнажена, как и задумано богом, или, точнее, Розеллой. А теперь я хочу, чтобы ты вернулась в свой сосуд.

Она так и поступила, когда Розелла указала ей на нужное яйцо. А потом мистер Касл объяснил, чего он хочет от дизайнера.

– Ты изменишь ее. Внешность останется прежней, но в программе будет глюк, который невозможно обнаружить в течение первых пяти недель. Подробности позже. И я знаю, что ты сделаешь это для меня.

– Почему это?

– Ты не такая, как я. Ты заботишься о своей семье. О своем дедушке. Ты хочешь для него самого лучшего, а если выполнишь мое распоряжение, получишь не только дом на севере, подальше от здешней жары, но и лучшее лечение, которое только можно купить за деньги. А если откажешься, то… Пока-пока, дедуля! И все остальное тоже.

Он вдруг рассмеялся.

– «Семпура» действительно ненадежная компания. Они совсем не беспокоятся о безопасности клиентов. Ты, например, знала, что они тестируют прототипы на клиентах, не ставя тех в известность?

– Откуда вы это знаете?

– На меня работают очень талантливые хакеры. В Кембридже. Им не составило бы труда взломать твой компьютер и изменить Алиссу так, что ты даже не узнала бы об этом. Но мне кажется это немного нечестным и коварным. А я ведь совсем не похож на тебя, Розелла. Если я заключаю с кем-то контракт, то предпочитаю действовать с этим человеком в открытую. Я не прикажу своим людям изменить Эхо, пока они находятся в своих сосудах. Я приеду и поговорю с тобой. И буду с тобой честен. Ты же хорошо знаешь английский, Розелла. Уверен, ты все поняла, si?

Он явно наслаждался своим превосходством. Сейчас мне ясно, что настоящей причиной, по которой он не приказал своим хакерам изменить Алиссу, была жестокость. Ему хотелось заставить Розеллу в полной мере почувствовать вину и боль – и, конечно, она их испытала, когда все уже было кончено. Будь я существом, полностью лишенным эмоций, я не смог бы это понять. Способность чувствовать помогает не только понимать любовь, но и распознавать зло, ведь оба эти чувства иррациональны.

– Да, – сказала Розелла, – я поняла.

– Но я не сотрудничаю с «Семпурой», поэтому мы взломали их систему. Если я захочу, то всегда смогу узнать, кто заказал продукцию и куда ее доставят. Я даже могу предположить, кто будет самым вероятным получателем новой и – ха-ха – усовершенствованной Алиссы. Мой лицемерный брат, страдающий эхофобией, заказал Эхо-женщину, которая может «выполнять основную работу по дому и заниматься домашним обучением»… И я подумал: вот она – идеальная возможность! Ты же слышала о моем братце-моралисте? О том самом, который разжигает пламя протестов против меня. Его жена точно такая же, да и моя племянница наверняка пойдет по той же дорожке. Можешь себе представить, как это ужасно, когда родственники пытаются уничтожить твой бизнес? Это огромная головная боль! И она станет еще сильнее, когда братец выпустит новую книгу, которая приведет к закрытию Зоны Возрождения… И я нашел решение, которое поможет мне запятнать репутацию «Семпуры» и избавиться от головной боли! Убить двух зайцев одним выстрелом. А то и трех.

Розелла в ужасе смотрела на него, но сделать ничего не могла. Он еще немного поговорил с ней наедине, а потом вернулся и посмотрел на меня. Постоял, дружелюбно улыбаясь, а затем с силой ударил меня по лицу.

– Он чувствует боль, я же говорила вам! – вскрикнула Розелла.

Мистер Касл проигнорировал ее слова.

– Я заберу его с собой прямо сейчас. Это первое, что ты можешь сделать для меня сегодня, Розелла. что касается второго, то у тебя есть сутки на размышление…

Когда он повел меня за собой, я обернулся и увидел, как Розелла беззвучно шепчет мне вслед:

– Lo siento, Daniel – прости, Дэниел.

Душевная боль от того, что я покидал ее, была не меньше физической. Казалось, я расстаюсь с частью себя самого. Розелла создала меня, она знала, что я больше чем обычный Эхо. Она единственная меня любила. С той секунды, как я покинул ее, я знал, что стану ничем. Просто машиной.

Я отправился с мистером Каслом и офицером полиции в Лондон на магнитомобиле по треку, висевшему высоко над землей. Большую часть пути мы ехали по вакуумному коридору. Сопротивления воздуха там не было, и машина, по моим подсчетам, могла делать до двух тысяч километров в час.

– То, что ты чувствуешь боль, очень полезно, – сказал мистер Касл. – Люди часто беспокоятся, что если Эхо станут слишком похожими на нас, то человечество окажется под угрозой. Но если Эхо способны чувствовать боль, значит, их проще контролировать.

Приближаясь к концу коридора, магнитомобиль снизил скорость. Мы выехали на улицу, двигаясь при свете дня над столицей, которая казалась просто огромной. В воздухе скрещивались и прихотливо изгибались семь сотен магнитных треков, по которым мчались поезда и автомобили. Город под нами был наполовину затоплен. В той его части, что была покрыта водой, стояли небольшие дома на сваях. Выстроенные на суше здания в основном были гораздо просторнее и внушительнее. А некоторые и вовсе не касались поверхности, зависнув в пятидесяти четырех метрах над землей.

Лондон.

Я ни разу там не бывал, но самые важные здания и городские ориентиры был включены в мою программу по умолчанию. Трафальгарская площадь. Новая Церковь Симуляции. Старое здание Парламента (затоплено в 2068-м). А сразу над ним – Новый Парламент, самое высокое из всех парящих строений, гигантское горизонтальное сооружение в форме кости, сделанное из гидрида титана и алюминия.

В воздухе висели голограммы, еле различимые при свете дня. Мы проехали сквозь призрачные пальмы под едва заметным слоганом: «Лучшие программы отдыха для вашей капсулы. Почувствуйте песок под ногами. Просто скажите: «СТАРТ». На другой рекламе улыбались мужчина и женщина с идеальным телосложением. («Адонис: генная терапия, которой можно доверять».)

А потом появилась сфера со знакомым изображением голубого замка. Внизу, под ней – странные деревья и растения, животные. Лондонский зоопарк занимал всю территорию Риджентс-парка еще двадцать лет назад, а теперь превратился в Зону Возрождения – идеальную среду обитания для формально вымерших биологических видов, таких как дронты, мамонты, горные туры, носороги и неандертальцы.

– Если только попробуешь пудрить мне мозги, – сказал мистер Касл, – окажешься там. Учитывая, что ты способен чувствовать боль, работа в заповеднике сулит тебе большие неприятности.

Я не стал спрашивать, что он имеет в виду. И просто надеялся, что никогда об этом не узнаю.

Глава 8

Тридцать семь дней спустя.

Раньше мне никогда не снились сны.

В Испании во время подзарядки я погружался в темное ничто. Пустое подобие сна для Эхо. Вообще-то, мне не должны сниться сны, как и любому Эхо. Но это, несомненно, был сон.

И он был о ней.

Об Одри.

Вначале он был прекрасен. Я просто видел ее, но не такой испуганной и потерянной, как при нашей первой встрече. Нет, в моем сне она улыбалась и смеялась. Это была настоящая Одри, или та Одри, которой она была раньше. Даже во сне я понял, что это и есть красота. Никто не ждет от Эхо, что они будут способны оценить красоту. И никакого логического объяснения тому, почему я должен ее распознать, не было. Я должен понимать математическое совершенство, симметрию, баланс, формальную гармонию и тому подобные вещи. И, может быть, Одри не была идеальна с математической точки зрения. Может быть, точным расчетам соответствуют только лица Эхо. Но в красоте Одри было столько силы… Она прекрасна в своей уникальности. Именно в индивидуальности и проявляется человеческая красота.

Помню, во сне мне было грустно – от того, что я никогда не смогу стать причиной ее смеха или улыбки. И она никогда не сможет разглядеть во мне нечто большее, чем жутковатую имитацию человека.

Но когда я видел, как она томится в этом доме как в ловушке, среди других Эхо, запрограммированных ее убить, я чувствовал что-то другое. Я видел ее. Ей предстояло умереть, и она об этом знала. Тогда-то я и понял, что мне наплевать на себя. Я беспокоился только о ней, о девушке, которая ненавидела меня и хотела, чтобы меня вообще никогда не существовало на свете.

Я беспокоился о ней, потому что ощущал с ней связь. С девушкой, оставшейся без родителей и убежища в этом враждебном мире.

Я беспокоился, потому что мог ее спасти.

И я попытался.

Одри
Дневник воспоминаний 427

Быть может, все драконы в нашей жизни – это на самом деле принцессы, которые ждут той минуты, когда мы явимся к ним, прекрасные и мужественные. Быть может, все, что так нас пугает, просто ждет нашей любви.

Райнер Мария Рильке, «Письма к молодому поэту», 1929

Мы не такие, как все —

Ты и я.

Мы не вписываемся в их игру.

Мы не такие, как все —

Ты и я.

Мы никогда не станем как все.

Мы фрики, и мы вместе.

Фрики вместе.

А теперь забудь мое имя.

«Нео Максис», «Фрики», 2114

Глава 1

Я сидела в своей комнате, уставившись в окно, и четко понимала, что отсюда надо выбираться. Стояла безоблачная ночь. На небе сияли звезды, и была видна неполная Луна. В ее центре можно было разглядеть мерцание, исходящее от Новой Надежды. Свет внутри света. Луна была похожа на глаз, который внимательно наблюдал за тем, что происходит внизу.

Сбежать…

Сбежать не просто из этого дома, Хэмпстеда или Лондона. Нужно сбежать по-настоящему. И я должна найти Дэниела. Оставшись здесь, я не смогу этого сделать.

Мне было страшно думать о будущем. Возможно, дядя Алекс ждет, когда я перестану быть нужна для его рекламных акций и от меня можно будет избавиться? (И, кажется, этот момент уже наступил.) Может быть, он потом заявит, что меня убили во время нападения на дом?

Да, это вполне вероятный исход. И моя уверенность в этом окрепла, когда на следующее утро дверь в мою комнату по-прежнему оставалась запертой. Я отправилась в иммерсионную капсулу, чтобы хорошенько все обдумать. Я не могла позвонить в полицию, потому что они были на стороне дяди Алекса. Они всегда были на его стороне. Против него выступали некоторые журналисты, вроде папы. Может быть, это выход?

И тут я вспомнила…

Леони Дженсон! Женщина, с которой я разговаривала в Париже.

Я связалась с самым непримиримым противником корпорации «Касл» – «Дозором “Касл”». Это было маленькое издательство, которым управляли из парящей хижины в Чок-Фарме, но найти их адрес было не трудно. Я уже собиралась отправить мысленное сообщение Леони, которая была заместителем редактора, но в последний момент передумала. Если из-за меня сюда снова явятся протестующие, всех их ожидает один конец – смерть.

Потом я попыталась позвонить бабушке, чтобы просто поговорить, но ничего не вышло. Связь была отключена. Капсула работала, но я не могла звонить за пределы дома.

Однако внутренние звонки по-прежнему были доступными. Так что я вызвала дядю Алекса из его кабинета, и он появился напротив меня, улыбаясь своей улыбкой, которая уже не казалась мне обнадеживающей.

– Привет, Одри. Как ты себя чувствуешь?

– Сижу в своей комнате, как в ловушке. Почему я до сих пор под замком?

– Ради твоей безопасности, Одри. У тебя сейчас плоховато с головой. Если попробуешь искать Дэниела, можешь оказаться в опасности. Я не хочу отвечать за то, что может произойти в Лондоне со сбежавшим подростком.

– Когда вы меня выпустите?

– Когда буду уверен, что ты к этому готова. У тебя есть ванная комната. Еда – в холодильнике у рабочего стола. Твоя одежда – самоочищающаяся. И у тебя полно книг. Ты же дочь своего отца, а? Теоретик? Человек высокой морали, который руководствуется в жизни только своими принципами. Таким был твой отец, такова и ты – не грубое создание вроде меня, у которого на уме одни деньги.

Это было невероятно. Самый богатый человек в Европе, у которого было все, чего душа пожелает, считал моего отца лучше себя. В его голосе сквозила горечь, которую он безуспешно пытался скрыть.

– Из твоего окна открывается потрясающий вид на Лондон, вокруг тебя произведения искусства. Не капризничай. Сомневаюсь, что в таких условиях ты умрешь.

– Я здесь как в ловушке. Мне хочется выйти – просто прогуляться. Если не по улице, то хотя бы по дому.

– Прости, Одри, я не могу этого позволить. Я знаю, твои родители не воспитывали тебя в строгости, но я искренне считаю, что детям, для их же блага, иногда нужны ограничения. У меня очень много работы в Кембридже, и…

– Я не ребенок. Мне почти шестнадцать.

– Ну, вообще-то, ты еще ребенок. И пока ты живешь под моей крышей, то будешь делать то, что я тебе говорю.

– Тогда я не хочу тут оставаться. Полечу к бабушке на Луну. Она сказала, что я могу жить с ней.

– Нет. И снова нет. Извини. Несмотря на все мое уважение к твоей бабушке, сомневаюсь, что она будет самым ответственным опекуном на земле. То есть, прости, в Солнечной системе. И Луна – неподходящее место для такой девушки, как ты, Одри. Совсем неподходящее. Нет, ты останешься здесь, со мной. Я о тебе позабочусь. А сейчас, если ты не возражаешь, я вернусь к работе – мне действительно надо кое-чем заняться.

И он исчез.

Почувствовав голод, я подошла к холодильнику и съела несколько ягод годжи. Попыталась сосредоточиться на чтении, вспоминая, что однажды сказала мне мама на уроке литературы, когда я закончила читать «Джейн Эйр».

– Книга – это карта, – говорила она. – В твоей жизни будут моменты, когда ты будешь чувствовать себя потерянной или запутавшейся. Чтение поможет отыскать дорогу к себе. Нет ни одной проблемы, которую нельзя решить с помощью книги. Я хочу, чтобы ты это запомнила. Ответы на все вопросы уже записаны. И чем больше ты читаешь, тем больше путей для выхода из сложных ситуаций откроется перед тобой.

Я посмотрела на корешки книг.

Книга – это карта.

Мне не хотелось читать. Я была на пределе своих сил. И если бы могла, покончила бы с собой.

Странное ощущение. Жизнь ломает тебя, ты теряешь родителей, ты раздроблен на тысячи кусков, но внутри всегда остается стержень, до которого никому не добраться. Неугасимый свет внутри. Мы созданы из звездной пыли, как и все во вселенной, и в каждом из нас заключена сила. Сила, которую так же трудно уничтожить, как и целую вселенную. О существовании этой силы я узнала только тогда, когда моих родителей убили. Потому что до тех пор на мою долю никогда не выпадало серьезных испытаний.

Я встала и выпрямилась.

Вспомнила, что сказал мне Дэниел в тот день, когда я отправилась в ту часть дома, где жили Эхо:

– Надеюсь, вы найдете свою книгу. Я слышал, что двести шестая страница особенно интересна.

Это было тайное послание. Намек. Мы говорили о «Джейн Эйр» – может, там подсказка. А вот и книга, верхняя в стопке. «Джейн Эйр», роман Шарлотты Бронте. Я быстро перелистывала пожелтевшие страницы, пока не добралась до двести шестой. Руки у меня тряслись, и тут я увидела небольшое послание на полях.

Почерк оказался совсем не таким аккуратным, как у всех Эхо. Я начала читать, и с каждым словом мои руки дрожали все сильнее.

Твой дядя – убийца. Перепрограммирование Алиссы – на его совести. Он заставил Розеллу сделать это. Она была моим создателем. Она не плохая женщина, но у нее не было выбора. Пожалуйста, если увидишь это послание, беги при первой же возможности и отправляйся к Розелле. Она позаботится о тебе и все расскажет. Она тебе поможет. Ее зовут Розелла Маркес, и она живет на складе в…

Тут послание обрывалось.

Вот он – момент, когда иллюзии рассыпаются, как песчаный замок в полосе прибоя. Дядя Алекс организовал убийство моих родителей.

Просто повтори: «Дядя Алекс убил моих родителей». Изнутри меня раздирал беззвучный вопль. Я почувствовала ужасное одиночество, как будто кроме меня во вселенной никого не осталось. Меня начало трясти. Дрожь поднималась изнутри. Из такой глубины, что вначале мои руки оставались неподвижными, но потом их тоже охватила дрожь. Я была разбита. Страшная правда загнала меня в ловушку.

Может, он и меня хотел убить. На секунду я пожалела, что расправилась с Алиссой. Но это чувство тут же уступило место страху и злости.

Я пыталась вспомнить все, что когда-либо слышала от родителей о дяде Алексе. Но несмотря на все папины разговоры о том, что «Касл» – плохая компания, он никогда и помыслить не мог, что его брат может стать убийцей.

Как бы мне хотелось, чтобы у папы не было никаких принципов, – тогда сейчас он был бы жив. Не знаю, почему, но я вдруг вспомнила его руки. Его большие руки, заросшие черными волосками. Этими руками он сжимал мои, когда я переживала за него после аварии.

Глупо, но я разозлилась на папу. Мама осталась бы жива, не будь у него принципов. Конечно, у мамы тоже были свои убеждения, но из-за них никого бы не убили.

Но потом я вдруг почувствовала отвращение к самой себе. Папа не виноват в том, что его брат оказался чудовищем.

Чудовище. Да, именно так.

Теперь, когда все встало на свои места, я поняла, что больше не могу позволить себе предаваться горю. Нужно сосредоточиться. Почувствовать страх. И я его почувствовала.

Но вместо того, чтобы беспокоиться о себе, этот страх заставил меня тревожиться о Дэниеле. Если кто-то может чувствовать боль, о нем стоит волноваться. Возможно, существование Эхо противоречит морали, но они есть, с этим ничего не поделаешь. И они точно так же, как и я, не просили, чтобы их создавали. Кроме того, Дэниел не был обычным Эхо.

И он спас мне жизнь.

Пытался спасти меня с самого моего появления здесь.

Почему я так беспокоилась о нем? Разве жизнь не станет легче, если заботиться исключительно о себе? Разве так не лучше?

Мой взгляд упал на страницу, на полях которой Дэниел оставил послание. И я вспомнила, что эти же слова он произнес в тот день, когда мы были в его комнате:

«Вы думаете, я стерплю, когда у меня изо рта вырывают кусок хлеба, отнимают последнюю каплю живой воды из чаши моей? Вы полагаете, что если я бедна, незнатна, некрасива, мала ростом, то у меня нет ни души, ни сердца? Вы ошибаетесь! У меня столько же души, сколько у вас, и ровно столько же сердца!»

Я захлопнула книгу и опустилась на кровать. Просто сидела, чувствуя, как меня переполняет острое, жгучее желание увидеть его еще раз.