Текст книги "На пределе фантазии"

– Слушай, Синий, обязательно расскажу! Сейчас некогда – время уходит. Давай, выпускай, должен буду!

– Конечно будешь! Мне же если что объяснять, почему у меня одного бойца в расположении не хватает!

– Я же сказал – должен буду! Заранее спасибо…

– Ладно, иди! Только за лучшего друга удочку подальше закинуть не забудь, везунчик! – напутствовал напоследок Синий, открывая дверь и выпуская Прокла. – Ну, чтоб потом всё мне рассказал! Каждую подробность!

– Хорошо. Спасибо, Синий! – ответил Прокл, и тихо спустился по лестнице батальонного подъезда.

Добравшись до радиовышки, на которой дежурил знакомый боец из соседней роты, и в который была как военная, так и городская связь, Прокл договорился с ним, и позвонил:

– Алло!

– Ульяна! Это вы?

– Да, Прокл. Позвонил всё-таки?

– Я же обещал! Я готов встретиться прямо сейчас, а вы как?

– Ты со всеми на «вы» разговариваешь?..

– Нет, просто… так получается…

– Хорошо, уже можешь говорить мне «ты». Договорились, через сорок минут я буду на бульваре, у памятника атомщикам. Знаешь, там ещё трое рабочих…

– Знаю я этот памятник! А вы… тьфу, ты, Ульяна, точно будешь?..

– Вот будь там через сорок минут, и узнаешь!

– А как я тебя узнаю? А ты меня?..

– Надо будет, узнаешь! Как и я тебя… Так что, пока! До встречи у памятника! – На том конце бросили трубку.

Запомнив то время, что было на его часах, Прокл стрелой выбежал из радиовышки, помчавшись к ближайшему забору, который был по всему периметру части. Добравшись до забора, Прокл в два приёма перемахнул через высокий бетонный забор с колючкой наверху, изловчившись за неё не зацепиться, и приземлился с большой высоты в сугроб, уйдя в него аж по пояс. Выбравшись из сугроба и выйдя на дорогу, Прокл уже через пятнадцать минут лёгкой рысью добрался до указанного места: до памятника атомщикам, вокруг которого не было не души. Железный памятник представлял из себя композицию, выполненную из трёх фигур: рабочие, – одна женщина и двое мужчин, встали в кольцо, взявшись за руки. Все они были в комбинезонах, которые не раз Прокл видел на рабочих, будучи в карауле. По центру композиции находится ядро, размерами намного меньше самих рабочих, на котором шутники розовой краской написали: «Осторожно! Пушечное ядро может взорваться!». Вокруг памятника стоят фонарные столбы, довольно хорошо освещая его.

Воздух был с лёгким морозцем, дышалось свежо, а под ногами приятно хрустел недавно выпавший снег; тёмное небо усеяли особенно яркие в этот вечер звёзды.

Взглянув на часы и убедившись, что сорока минут ещё не прошло, а также заметив находившийся рядом магазин, который вот-вот должен был закрыться, Прокл вспомнил о бутылке беленькой, предназначенной старшине; и решил заранее выполнить просьбу старшины: кто знает – найдёт ли он потом место, где приобрести искомое. Быстренько забежав в магазин и, купив, что нужно, Прокл вышел на улицу. Спускаясь по лестнице магазина, Прокл заметил, как навстречу поднимается подполковник Старобатько; естественно, в военной форме. Прокл машинально отдал воинское приветствие, приложив правую руку к виску, то же самое сделал и подполковник, особенно не обращая внимания на того, кто встретился ему по пути. «Отделался лёгким испугом, – подумал Прокл. – Как же всё-таки хорошо, что старшина дал ему офицерский бушлат! Будь я в солдатской шинели, Старобатько сразу бы узнал…» Дойдя до памятника, Прокл достал из-за пазухи бутылку, и, не найдя ничего лучшего, спрятал её в памятнике.

– Привет, Прокл! – вдруг прозвучал уже знакомый голос.

А Прокл в этот момент пребывал, сильно нагнувшись, что называется: верхом к небу задним местом. Он только что спрятал бутылку под ногой железной леди, которая была в ботинках с более высоким каблуком, и только в этот разрез и пролезала беленькая; и только, было дело, собрался разогнуться, как услышал знакомый Ульянин голос. Не успев ещё разогнуться и увидеть девушку, он ответил:

– Здравствуй! Вечер добрый, я сейчас!

– Что ты там делал?

– Да так, интересно стало, какая обувь у рабочих… Привет! – произнёс Прокл, наконец-то повернувшись к Ульяне лицом.

– Впервые на свидании меня так интересно встречают!

– Попой вверх, если быть точнее!

– Точно! – И оба засмеялись.

Она была маленького роста, с милым личиком, маленьким курносым носиком, с большими, чёрными и красивыми глазами; брюнетка с длинными и прямыми волосами, ниспадавшими на норковую шубку и прикрытыми серой шапочкой. На плече у нее висела маленькая чёрная кожаная сумочка. А её приятная, до умиления, улыбка вызывала лишь одно желание: впиться губами в эти губы. Прелестная фигурка, несмотря на зимнюю одежду чётко видимая глазу, так и говорила рукам: «Обними что есть силы это прелестное тело!» Встретить такое очарование Прокл совсем не ожидал, только вот одно у него не связывалось – имя; даже произнося «Ульяна», отчего-то на ум ему приходил совсем другой образ нежели тот, что был перед глазами.

Затянувшееся молчание и осмотр первой прервала Ульяна:

– Ну, говори уже что-нибудь! Наверное, пора!

– А кто вас решил Ульяной назвать? – выдавил из себя Прокл. Это было единственное, что пришло на ум.

– Опять на вы! Это так интересно? Ты для этого вырвался в город? Чтоб узнать тайну моего имени?.. Ах да, ещё – чтобы увидеть ботинки у памятника! – И усмехнулась.

– Нет, конечно! Хотя, ботинки это тоже интересно…

Как и довольно симпатичная железная их обладательница…

– Тогда, видимо, я тут третья лишняя.

– Совсем не так! Ты – намного красивее! И я здесь – ради тебя…

– Спасибо и на этом!

– И всё же – почему тебя назвали Ульяна?

– А ты зануда!

– Есть маленько… Когда вижу перед собой красивую девушку, становлюсь особенно занудливым. И ещё – могу задавать много глупых вопросов.

– Ещё и льстец! Хорошо, отвечу на твой вопрос: просто, так решили родители, и сами не знают почему; им так захотелось тогда. А почему тебя так странно назвали – Прокл?

– А ты зануда!

– Не я первая начала!

– Меня так назвали, потому что так захотели родители, тоже не зная почему, так им захотелось, имя понравилось.

– Как много мы друг о друге узнали! – И оба улыбнулись.

– Может, куда-нибудь сходим? Ты, наверное, лучше знаешь, куда можно в этом городе сходить… – предложил Прокл.

– В это время никуда. Тем более – посреди недели, я так думаю. Пойдём прогуляемся, а заодно ты меня до дома проводишь… По дороге поговорим.

– Может, мне купить чего-нибудь?

– Я не пью спиртного. Но если хочешь себе, то купи, пока все магазины не закрылись.

– Да нет, почему обязательно спиртное? Может, шоколадку что ли… – несколько смутившись, ответил Прокл.

– Спасибо, сейчас не хочу. Но вот в другой раз обязательно купишь! Ну что, пошли? Или тебе в магазин всё-таки надо?

– Нет не в магазин… А ты далеко живёшь? Мне чтоб сориентироваться, как потом до части добираться, – пояснил Прокл. Но на самом деле мысль была о бутылке, за которой потом, быть может, возвращаться будет неудобно.

– А что, у тебя уже время обратно?

– Да нет, времени у меня до утра! Просто, надо знать…

– Хорошо, идти нам до Набережной. Это около озера, если знаешь…

– Да-да, знаю. Я сейчас, вот только возьму… – сказал Прокл, и быстренько нырнул к каблуку чугунной атомщицы, забрав оттуда бутылку. Раз дом Ульяны на другом краю города, то оттуда будет короче возвратиться в часть напрямую, а не делать большой крюк обратно к памятник у.

– Да уж! А ты запасливый…

– Нет, это не моё… То есть – моё, но только не мне. Это старшине. Это, проще говоря, стоимость моей сегодняшней ночной прогулки, – перекладывая бутылку из руки в руку, ответил Прокл. Он уже успел сообразить, что выглядит глупо, и стал засовывать водку под бушлат, но и там ей места не нашлось. Взяв бутылку в руки, юноша еле поборол всё нарастающее желанием бросить и разбить нелепую ношу.

– Постой, Прокл! – Ульяна словно услышала желание Прокла, и достала из сумочки аккуратно сложенный в квадратик тёмный пакет. – Возьми пакет! Так вам обоим удобнее будет.

– Вот спасибо!

– Итак, значит, тебе уже приходилось покупать бутылочки на ночные свидания?

– Нет, честно! Это – первая, – ответил Прокл.

– Ладно. Сделаем вид, что поверили. Пошли?

– Пошли, – ответил Прокл.

Шли они долго, и всё время разговаривали. Проклу казалось, что он ещё никогда в жизни не говорил так много, а тем более – с девушкой; и не ощущал родства души с собеседником, как это происходило сейчас. Впрочем, ему и сравнить-то было не с чем – это было его первое настоящее свидание. Ульяна рассказала ему о своей деревне, о двоюродном брате, который сейчас в госпитале, о том, как она приехала в этот город к тётушке, и на учёбу. О том, как, будучи, обычной деревенской девушкой, нелегко освоиться в городском обществе, но к своему удивлению ей это удалось довольно быстро. Ещё упомянула о неком парне, что был у неё, но они расстались. Прокл в свою очередь рассказал о своей жизни в Горнограде.

– А как же девушка? Ты ничего мне о ней не рассказал…

Прокрутив в голове все возможные варианты того, что можно было бы рассказать, но поняв, что нечего, Прокл решил просто выдумать:

– Была у меня Катрина-Катерина, но мы тоже расстались. Теперь она, вроде, даже замуж вышла.

– Ну, вот мы и пришли. А больше никого не было? – остановившись возле одного из подъездов высокого дома, спросила Ульяна.

– Нет.

– Серьёзно?

– Вообще-то, есть…

– И кто же? Где она сейчас? Ждёт, письма пишет?

– Вроде нет пока… Ульяна зовут!

– Ах, так вот! А вы – самоуверенный молодой человек! И ещё мне приятно, когда близкие люди меня зовут Уля, – смотря в глаза Проклу, произнесла Ульяна, и немного шагнула на него.

Уловив волшебный блеск в её глазах и томный вздох, который она сделала при лёгком приближении к нему, и уже не в силах себя сдерживать, Прокл ринулся вперёд, и крепко обхватил её за талию, впиваясь в сладострастные губы. Сердце заколотилось, по телу пробежала упоительная дрожь, а вся чувствительность, все ощущения ушли в губы, слившиеся в единое целое с губами Ули. Всё закружилось, стало блаженно тепло, Прокл потерял счёт времени. Уносясь ввысь, он забыл обо всём, помутневшим сознанием ловя мерцающие звёзды, сулящие ему нескончаемое счастье. Счастье, которого он ждал так, как мученик ждёт избавления от страданий, и в которое, наконец, окунулся с головой.

– Прокл, я здесь! Ау! – заговорили с ним звёзды.

Придя в действительность, Прокл открыл глаза – губы уже ничего не ощущают, и увидел перед собой лицо Ульяны.

– И сколько девушек сошли с ума от твоих поцелуев? Или все они задохнулись от такой страсти? Мне даже дышать было нечем, ещё чуть-чуть, и воздуха не хватило б! И лежала бы я у тёткиного подъезда бездыханная! – И мило улыбнулась.

– Какая же ты красивая!

– Почему-то сейчас я тебе верю.

– Такого я ещё не с кем не ощущал!

– Да ну? Ладно, будто бы и сейчас поверю!

Прижав её к себе ещё сильнее, Прокл вновь потянулся к губам.

– Всё, всё хватит! Не ртом, так руками меня точно удушишь!

– Извини!

– Мы же не последний раз встречаемся? Я надеюсь, ещё увидимся?..

– Обязательно!

– Тогда проводи меня, если хочешь. Я живу на седьмом этаже, а лифт сегодня не работает. Так что, придётся по лесенкам подниматься.

– Как хорошо, что он не работает!

– Только, чур, больше не приставать!

– Да, конечно!

Но это, конечно, не исполнилось – все семь этажей, на каждом из них, да и на каждой второй ступеньке они останавливались, чтобы вновь и вновь досыта насладится поцелуями, от которых уже болели губы, сбилось дыханье, но – остановиться было не в их силах. Когда же всё-таки они добрались до седьмого этажа, и Ульяна в перерывах между поцелуями открыла двери в квартиру, то напоследок поцеловала его совсем мимолетно, чтобы вновь не уйти в продолжительную эйфорию. И произнесла:

– Пока, целую! Позвони! – И дверь закрылась за ней.

Прокл, упоённый блаженством влюблённого, уставился на дверь так, словно там всё ещё стояла желанная Уля. Ушибленный сильнейшим гормональным всплеском в голову, он видел пред собой греческую арку, по краям которой висели лианы с распустившимися на них цветками. А дальше – спальню и ложе, усыпанное цветками роз, а надо всем летали разноцветные бабочки. И тут появился эфирный образ Ули, нежно произнёсший:

– Ты ещё здесь? Тогда заходи, дома никого! Вам очень повезло молодой человек, тётя сегодня на работе, в ночь…

И в одно мгновение Прокл очутился в мечте. Повсюду заиграла волшебная музыка, уносящая обоих; страстные объятия ещё облачённых в одеяния тел, но уже стремительно избавлявшихся от ненужного тряпья. И, нарушая всю сладость момента, в самом ответственном месте вжикнула не полностью раскрывшаяся молния на джинсах, сделавшая больно возбуждённой плоти Прокла. О, как захотелось закричать! Миг прозрения – исчезла волшебная музыка, и прекрасное ложе с лепестками роз и бабочками оказалась обычной тахтой, и – боль… Но ароматный вкус Улиного тела помог превозмочь всё. Забыв о боли, Прокл одним движением закончил движение собачки по злосчастной молнии. А впереди то начатое, что ни в коем случае нельзя не завершить. И снова заиграла волшебная музыка, и запорхали бабочки…

Как быстро пролетело время, и пора уходить! Прокл стоял в подъезде, у закрытой двери в квартиру, где жила Уля. Тяжело вздохнув, вновь оказавшись в суровой действительности, Прокл стал спускаться вниз, мимоходом вспомнив о бутылке в пакете, которую он, вроде, обронил прямо перед домом. Спустившись на улицу, он сразу нашёл в снегу никем не тронутый пакет для старшины; взяв его, Прокл взглянул на окна седьмого этажа. Там не было и тени Ули, лишь приятные душе и телу воспоминания о пережитом. Уже через полчаса Прокл был в роте. Там он первым делом пробрался в каптёрку к спящему старшине, и подсунул под его кровать пакет с бутылкой водки. Еле отвязавшись от настойчивых вопросов Синего, он кое-как добрался до своей кровати, и тут же уснул с блаженной улыбкой на лице.

– Везёт же подонкам! Лучшему другу ничего не рассказать! А теперь вон, спит, улыбка до ушей! – проворчал Синий, с завистью посмотрев на спящего рядового Прокла Мечтающего. Посмотрел на висящие на стене в коридоре часы: до подъёма роты оставалось ещё меньше часа. Подойдя к дневальному, утомлённо стоявшему у тумбочки дежурного, и пристально посмотрел на него.

– Ну что, Бобиков, не спиться? Тогда расскажи-ка мне о своей девушке. Да смотри у меня, чтоб во всех подробностях!

Теперь время проходило в ожидании караула, когда при первой же возможности Прокл бежал к телефону, чтобы услышать полюбившийся сердцу голос Ульяны. В ожидании часа, когда снова совпадут все предпосылки к моменту счастья: и рота будет в части, и в ночное дежурство заступит старшина. И тогда Прокл вновь сможет выбраться в город, чтобы увидеться с Ульяной. Прошло больше месяца, и получить увольнительную никак не удавалось, но вот настала та самая ночь, когда в дежурство заступал старшина…

Платье белое

Всё по тому же сценарию он вырвался в город, только на этот раз старшина был не в настроении, поэтому одежды не дал, и цену назначил в размере двух беленьких. Впрочем, это нисколько не остановило Прокла.

– Дзэн! Дзэн! – прозвучал звонок в дверь квартиры Ульяны.

– Кто там?

– Это я, Ульк! – ответил Прокл.

Дверь открылась, и появилась Ульяна. Вышла она в тонкой водолазке и в длинной юбке, на ногах домашние тряпичные тапочки – в подъезде было тепло. В руках её был двойной листок, а в глазах такая печаль, увидев которую, на душе у солдата появился давящий груз чего-то очень нехорошего.

– Уля, что случилось? Ты не рада мне?

– Нет, рада. Просто, извини!

– За что? Что случилось? Когда я разговаривал с тобой сегодня по телефону, вроде, всё было нормально?..

– Пошли, спустимся ниже.

– Пошли.

– Ещё ниже.

Они спустились ещё на пару этажей.

– Прости меня!

– Да что случилось?!

– Возьми, Прокл. Просто, рассказать это я не смогу… В общем, я написала правду, о которой не говорила тебе. Прошу, прочитай всё… Я тебя очень прошу!

– Хорошо, прочитаю.

Прокл взял из рук Ульяны листок, исписанный со всех сторон мелким почерком, и начал читать: «К нам в деревню, к своим родственникам, очень часто приезжал один городской парень. Он был весёлым, уверенным, смелым, и вёл себя так круто по сравнению с другими парнями… Многие даже боялись его. Он катал меня на своей машине, мне тогда все девчонки завидовали. Мы постоянно были вместе, а в результате я сильно полюбила его. Так наши отношения продолжались два года; он уезжал, а я всё ждала, когда он приедет обратно. И моя любовь к нему от этого становилась ещё сильнее. Я очень хотела выйти за него замуж. Я говорила ему об этом, а он отвечал, что надо ещё подождать, пока я подросту, – мне тогда ещё не было и восемнадцати; а он к этому времени накопит больше денег для нашей совместной жизни. Но когда мне исполнилось восемнадцать, он продолжал всё в том же духе: что ещё рано, что ещё надо подождать. Тогда я решила обмануть: я сказала ему, что беременна и хочу иметь от него ребёнка. Ещё сказала, что рассказала об этом матери. Он мне поверил, хотя было видно, что он не хотел жениться и не желал такой ответственности, как ребёнок. Но всё же сказал, что, если я так хочу, то мы поженимся. Я была на седьмом небе от счастья, тут же сообщила матери о нашем решении, а о ребёнке подумала так: он всё равно обязательно появится в ближайшее время. Мы стали готовиться к свадьбе, которую решили провести в деревне. Для этого мы с матерью даже съездили в город, и купили мне прекрасное, белое, свадебное платье. За день до свадьбы мой суженый со своими друзьями, которые приехали вместе с ним из города, устроили мальчишник, – как он мне сказал. В день свадьбы к нашему дому подъехала машина, где были четверо его друзей». В этом месте текст немного обрывался, а и без того мелкий почерк далее становится обрывистым, кривым… Так, как будто писали дрожащей рукой. Прокл продолжил читать, хотя прочитывать текст становилось всё труднее: «Они сказали, что мой жених попросил забрать его невесту, чтобы потом, якобы сюрпризом, привезти к загсу. И чтобы остальные подтягивались туда же, а нам, будто, надо ещё куда-то заехать. Все поверили в это. Я села в машину, прямо в свадебном платье. Машина поехала. Они завезли меня в лес, и там насиловали меня. Все крики о помощи и пощаде были бесполезны. Я сейчас и не вспомню, как всё это было гадко и долго… Они мне сказали, что, хорошо выпив и употребив наркотики, – как оказалось, он это дело любил, – мой жених пообещал всем ящик хорошей водки за то, что они сделают со мной. А утром он всем напомнил о своём обещании, потрясая пачкой денег. Когда всё кончилось, я убежала далеко в лес. Его друзья рассказали всем, что я сама попросилась остановиться у леса, а потом куда-то исчезла. Я забрела очень далеко. Мать говорила, что меня искали всей деревней. Мне тогда совсем не хотелось жить. Я дошла до озерца, про которое не знала и никогда не слышала. И именно в том месте, где я была, берег оказался высоким. Прыгнув в воду, я сразу ушла на глубину, и моё платье зацепилось за что-то, – может, это была какая-нибудь коряга. Всплыть я не могла – платье держало. Вся моя жизнь тогда пробежала перед глазами. А потом, в воде, я увидела брата. Я тебе не говорила: у меня был старший брат; ты очень похож на него, у вас с ним даже голоса одинаковые… Он утонул, когда хвастался перед своей подружкой, как он умеет прыгать в воду с большой высоты. Просто ударился обо что-то головой, и утонул. Он был бледным до ужаса, и погрозил мне пальцем: мол, что это ты творишь, дрянная девчонка?! Он мне так всё время в детстве грозил, когда я делала что-нибудь не так. Тогда я очень испугалась, и за жизнь тоже. Начала барахтаться, тянуть платье, пока, наконец, коряга не отпустила меня. Выбравшись из воды, я бежала и бежала. Долго. Потом стемнело, ветки до крови стегали моё лицо, но я продолжала бежать. Сама сейчас удивляюсь – как тогда от всего этого ужаса моё сердце не остановилось, и я не сошла с ума. Сил бежать уже совсем не было, когда начало светать, и я услышала спасительный крик деревенского петуха. Я чудом оказалась снова в своей деревне. Я уже говорила тебе, что у меня из самых близких только мама и осталась, – дома была она одна. Она у меня молодец, не стала мучить меня расспросами, а сразу положила в постель. Проснулась я только на следующий день, в обед. Маме рассказала нелепую историю о том, что я просто разлюбила своего жениха, и решила сбежать; а в результате заблудилась в лесу. Мама сделала вид, что поверила мне. Свадьбу, конечно, отменили. Мама потом ещё долго извинялась перед гостями. Правду я решила никому не говорить. Такого позора не выдержали бы ни я, ни моя мама. А те подонки сразу же уехали в город. А вот жених мой ещё неделю пьянствовал по деревне, рассказывая всем небылицы: вот какая у него невеста оказалась потаскухой, нашла себе другого за его спиной, прямо перед свадьбой. Я всё время сидела дома, и мысли о смерти никак не выходили из моей головы. Я пыталась порезать себе вены, и если бы не мама…» Перестав читать, Прокл поднял голову, и посмотрел на Ульяну. Она всё это время не сводила своего взгляда с лица Прокла, глаза налились слезами, губы и тело дрожали от холода. А на левой руке он только сейчас заметил тонкие шрамы.

– Тебе холодно! Я сейчас сниму шинель…

– Не надо!

– Но тебя трясёт!

– Нет, нет… Ты всё прочитал?

– Не всё.

– Прошу, Прокл, не смотри на меня! Прочитай всё…

– Хорошо, – ответил Прокл, всё же сняв шинель и бросив её на перила. Он продолжил читать; дальше почерк становился более разборчивым:

«Мама тогда успела мне сделать повязку. Правду я так и не решилась рассказать ей. Да и она, умница моя, не задавала много вопросов. Тогда мы вместе решили, что мне нужно уехать из деревни. Она всё твердила, что жизнь продолжается, – она молодец… Вот так я оказалась в этом городе, у своей далёкой родственницы, которую я зову тётей. Жизнь продолжается. Я поступила на учёбу. А тётя даже нашла мне жениха. Он тоже военный, но только не солдат; он офицер, вроде лейтенант. Он много раз приходил к нам, в тётину квартиру, и тётя всегда в это день устраивает небольшое застолье; мы много разговаривали с ним. И как-то раз он пришёл, когда тётя была в ночь. Он принёс цветы, шоколад, шампанское. Много говорил о своей неудавшейся личной жизни. Когда начал приставать, я посмотрела в его глаза, и мне даже жалко его стало. Я не стала сопротивляться – просто отдалась. Он был обходительным и не грубым. Потом он сказал, что хочет жениться на мне. Это было за неделю до нашего знакомства. Знакомства с тобой, Прокл. Я ответила, что мне надо подумать. Он часто приходит, звонит, но я не даю ему ответа. Тут появился ты… Я уже никогда не думала, что моё сердце может вновь забиться от слов и рук. Это правда! Ты столько за этот месяц рассказал мне про себя… И о своей первой любви, да и просто о своей жизни… Как мне казалось, ты искренне интересуешься моей жизнью. Наверное, в моей жизни ещё не встречалось такого открытого человека, как ты. Можно миллион раз гадать о том, почему я не встретила тебя раньше, но с этим ничего не поделаешь. Ты скоро уедешь домой. И ещё – правда в том, что ты человек, ищущий в этой жизни чего-то большого… И в этих планах точно не я, я это чувствую. Тем более после того, что ты узнаешь сейчас. Недели три назад приезжал мой бывший… Не знаю, как он узнал про этот город, – мама не за что бы не рассказала. С того времени прошло уже чуть меньше года. Он изменился, очень. Видать, его жизнь тоже наказала. Он встретил меня одну, на улице, с цветами и каким-то подарком. Всё извинялся передо мной, говорил о своей любви ко мне… Но я чувствовала только страх перед этим человеком. Страх, который сковал всё моё тело. Он схватил меня за руку, и повёл в гостиницу. В номер, который он снял в этом городе. Я как заговорённая, как послушная овечка пошла туда, куда он вёл. А сама просто боялась, до ужаса боялась что-то возразить. Когда мы оказались в номере, он бросился целовать мои ноги. Вновь стал извиняться, просить прощения, говорить о любви… А потом… Потом он просто повалили меня на кровать, и сделал своё дело, быстро уснув после. Ничего кроме омерзения я не могла испытать, я сразу же ушла оттуда. Не знаю, что там у него случилось, что он через такое только время решился на встречу. Но я думаю, что он просто до сих пор боялся, что я могу заявить в милицию. Ещё ведь он так и не знал, что я не была беременна тогда, – наверное всё думал, что я подам на алименты. Хотя и не спросил об этом ни словечка. Больше я его не видела, и не дай бог увидеть. И всё же за свою далёкую неправду я поплатилась опять. На днях я узнала, что беременна. Одно я знаю точно – это не от тебя, Прокл, за это можешь быть спокоен. И этого ребёнка я хочу. По-другому никак, я это осмыслила, я не могу поступить иначе со своим родным дитём. Лейтенант хороший человек, он будет, – я очень хочу в это верить, неплохим отцом. И не важно, что нет любви. Я поняла – это не самое главное. Скоро я скажу ему «да»… Ты прости меня, Прокл, за такую вот жизнь мою… У тебя ещё всё впереди, я желаю тебе найти своё счастье. И то, к чему ты стремишься».

– Если бы я знал, к чему я так сильно стремлюсь…

– Ты обязательно узнаешь…

– Прости меня, Уля!

– Тебя-то мне за что прощать? Это ты меня…

– За то, что я не встретился с тобой раньше!

Она нервно усмехнулась, искривив лицо, которое и без того немало омрачили душевные муки:

– Ты ещё шутишь!

– Нет-нет! Не подумай так, я на самом деле извиняюсь! Извини, если что-то не так сказал! – протараторил Прокл.

– Всё, перестань!

– Всё, перестал.

– Молодец. Скажи что-нибудь…

– Что я могу сделать для тебя? Ты только скажи!

– Уйти!

– Прямо сейчас?

– Да, уходи… Но оставь меня хоть каким-то маленьким воспоминанием в своей жизни. Хотя, нет! Я не надеюсь на это… А ты… Ты навсегда останешься моим светлым воспоминанием.

– Поверь, я…

– Ничего больше не говори! Просто, обними меня напоследок, если хочешь…

Ульяна слегка приподняла руки, и Прокл крепко обнял её. От неё исходило не просто тепло, а жар, который сразу впитался в тело Прокла. Вместо сочувствия, которое должно было бы чувствоваться сейчас, Прокл ощутил лихорадочное возбуждение, пробежавшее по всему телу. Отстранившись от Прокла, Ульяна произнесла:

– Прости меня за всё, и больше, умоляю тебя, не звони… Уходи! Я тебя очень прошу!

– Хорошо! – выдавив из себя сквозь застрявший в горле ком, сказал Прокл. Он схватил шинель, и стал спускаться вниз по лестнице.

Ульяна стремглав пробежала по лестнице вверх. Добежав до своей квартиры и быстро открыв ключами дверь, она громко захлопнула её за собой. От этого хлопка сердце Прокла ёкнуло. Он испытывал странное и смешанное чувство непонятной вины, сожаления, обиды за Улину жизнь, злобы на тех нелюдей, что сделали ей так плохо, и ещё неостывшее желание, вспыхнувшее от последнего объятия.

Он больше никогда не позвонит, как она и просила.

И впредь каждый раз, оказавшись у телефона, Прокл испытывал желание набрать те заветные цифры её номера, но так этого и не сделал.