Текст книги "Небесный механик"

Глава 4
Смена курса

– Выпьете вина? – Макалистер опустился на стул напротив Евы, развернул салфетку и постелил себе на колени.

– Да, спасибо.

Выпить в такой ситуации явно не мешало. Очень волнительный момент: ирландец знал ее мать, может поведать подробности о прошлом.

Ева скользнула взглядом по его рукам, затянутым в тонкие кожаные перчатки. Пальцы левой были чуть тоньше, и еще они странным образом пощелкивали и едва заметно шевелились, будто в перчатке пряталась не рука, а насекомое.

Парсонс взял бутылку со стола, повернул к Еве боком, на котором виднелись на стекле тиснение с гербом винного дома и спекшаяся сургучная печать. Ева кивнула, даже не взглянув на цифры и надписи на печати.

– Хотите знать, кем была ваша мать?

У магистра были магнетический взгляд и весьма приятное лицо с умными светлыми глазами.

– Ее звали Люсия Беатрис Фернандес. Она была прекрасной женщиной.

– А как звали моего отца? – не удержалась Ева.

– Увы, – улыбка исчезла с лица магистра, – о вашем отце мне ничего неизвестно. Когда я встретил Люсию, она уже носила вас под сердцем.

Он поднял бокал. Ева тоже глотнула вина, но не ощутила вкуса. Все ее мысли были о матери. Хотелось узнать о ней все, но она вовремя вспомнила наставления Парсонса и воздержалась от вопросов. В голове промелькнула шальная идея. Ева внимательнее присмотрелась к магистру.

Нет, с ним у нее ничего общего. Светлые волосы, нос с легкой горбинкой. Макалистер точно не ее отец. Тогда что же связывает его с матерью?

– Я долго заботился о Люсии. Был ее покровителем. Но нашлись люди, пожелавшие нас разлучить. – Магистр уставился невидящим взглядом в стену, предавшись воспоминаниям. – Оставьте нас, Парсонс, – внезапно потребовал он.

– Да, сэр. – Парсонс кивнул, слегка поклонился Еве: – Баронесса… – и покинул каюту.

– Где вы росли, Ева? – Макалистер по-прежнему смотрел в пространство. – Как жили все это время? Расскажите, мне очень любопытно.

– Я… Меня нашла монашка в Лейпциге. Подобрала на улице. Конечно, я этого не помню, потому что была младенцем. Она отдала меня в приют, записав в метрику свою фамилию. Так я стала Евой Блумберг. До четырнадцати лет жила в приюте. А потом… – Ева вздохнула.

– Что потом? – Макалистер наконец обратил взгляд на нее.

– Потом я сбежала. В приюте было ужасно…

– Над вами издевались сверстники или наставницы?

– В основном настоятельница. Кляйбер.

– Почему же вы ее не отравили? – светски улыбнулся магистр.

– Потому что она ела с нами из одного котла. – Ева тоже не смогла сдержать улыбку. – А как…

– Как угадал, о чем вы тогда думали?

– Да.

– Я вырос в похожих условиях. Мне еще в детстве, как и вам, довелось испытать голод и бессилие, отчаяние, унижение, страх. Боль. У меня был брат-близнец, но нас разлучили. В юном возрасте мы редко бываем реалистами, верим во всякую чушь, которую говорят взрослые. Нами легко манипулировать… – Он помолчал. – Что было после приюта?

– Скиталась по Европе с бродячим театром и вдруг сильно заболела. Не знаю чем, но чуть не умерла. В труппе были добрые люди, отвезли меня в Базель, в госпиталь Красного Креста. Там меня выходили и помогли устроиться на работу в бакалейную лавку. У хозяина как раз родилась дочь, ей требовалась няня. Я хорошо справлялась, стала помогать по хозяйству. Бакалейщик еще владел сыроварней, к нему съезжались многочисленные клиенты из разных кантонов и иностранцы. Мне начали доверять бухгалтерские книги, я вела записи, а потом… – Еве было стыдно за то, что случилось потом.

Она отпила из бокала и продолжила:

– Как-то поздним вечером, когда хозяин с женой и ребенком уехал к родственникам в Берн, я уснула за столом и случайно столкнула на пол керосиновую лампу. Занавески быстро занялись, я не смогла потушить, испугалась… и сбежала.

Макалистер внимательно смотрел на нее. Между его бровями глубже обозначились морщины, но понять по взгляду, что он думает об этой истории, было невозможно.

– Я села в первый попавшийся поезд, даже не знала, куда еду. И в поезде встретила Ричарда. Ричарда фон Менделя, за которого вскоре вышла замуж.

– Жалеете о замужестве?

Ева задумалась и ответила:

– Нет. Я любила Ричарда. Конечно, выходя за него, рассчитывала на нечто иное, но…

– Вам достался барон без приданого. Я слышал о Менделях. Древний прусский род. У вашего покойного мужа должны быть родственники в России.

Ева удивленно подняла бровь.

– Ричард вам не рассказывал?

– Я знаю лишь о его тете в Лондоне, – медленно проговорила Ева. – О других…

– У вас еще будет время выяснить родословную Менделей.

– Конечно, сэр.

Ева вдруг поняла, что Макалистер прекрасно о ней осведомлен. Знает даже о родственниках мужа. Тогда к чему все эти расспросы? Проверяет ее?..

– Вы хотите узнать, что было дальше? – спросила она.

Магистр кивнул.

Странный интерес. Ведь и так все знает, но почему-то хочет услышать от нее.

– Ричард любил выпить и… Он много играл в карты, влез в долги. Когда я узнала обо всем, он предложил участвовать в его авантюрах с Леопольдом Фогтом. Грабить коллекционеров. У Фогта были обширные связи в воровском мире и много людей в подчинении. Я выступала наживкой, девушкой, которая хорошо разбирается в живописи. Мы подыскивали жертв на выставках. Чтобы завладеть картинами, использовали разные сценарии. Мне… мне не хотелось бы вспоминать об этом.

– Я вынужден настаивать. – Взгляд Макалистера стал суровым.

– Иногда… – Ева все-таки справилась с волнением, – мы разыгрывали сцену с ревнивым мужем, который следил за женой. Если этот вариант не подходил, я крала ключ от квартиры коллекционера либо сама запускала в дом грабителей, и пока я отвлекала жертву, они выносили из дома все ценное. Я думала, что это временно, Ричард рассчитается с долгами и все закончится. Но он продолжал играть и пить, и однажды его убили за карточным столом. Леопольд Фогт взял меня под крыло, сказал – верну долги Ричарда, стану свободной. Обещал выправить новый паспорт и отпустить.

– И вы поверили? – Макалистер усмехнулся.

– Лео всегда держал слово, – жестко ответила Ева. – И он не соврал. Мы в расчете.

– Удивительно. – Магистр покачал головой. – Неужели среди воров бывают благородные люди?

– Да, в отличие от ваших подручных.

– На что вы намекаете?.. А, Гильермо! – Макалистер снова усмехнулся. – Он своеобразный человек. У него не все в порядке с головой после трансплантации. Вероятно, рассуждал с вами о силе денег?

Ева кивнула.

– Очень хорошо, что вы сумели перебороть себя и рассказали мне обо всем, чем занимались в последние годы. Память, – магистр приставил указательный палец к виску, – с нами всю жизнь. Того, что сделал, из головы не выкинешь. Теперь прислушайтесь к своим ощущениям и решите, стало вам легче или нет.

Ева вздохнула:

– Вы… вы специально заставили меня… исповедаться?

– Вот именно. Хотел понять, насколько вы честны со мной и перед собой. – Он улыбнулся, подняв бокал: – За вас, Ева!.. – Выпив, Макалистер встал и протянул ей руку. – Откровенность за откровенность. Сейчас я покажу, над чем трудилась ваша мать незадолго до смерти.

Он шагнул к стене, нажал на кнопку в выпуклой панели на высоте пояса. Стенные панели с жужжанием разъехались в стороны, и взгляду открылась просторная комната. Иллюминаторы в ней были занавешены, под потолком светила оригинальная люстра: несколько ламп на горизонтально подвешенном штурвале парусника. В центре комнаты на полу стоял диковинный агрегат. Основанием ему служил металлический короб с латунными трубками по бокам; трубки, изгибаясь, соединялись с двумя блестящими баками с манометрами и клапанами на крышках. Из короба вертикально торчал стержень, на который была насажена крестовина из загнутых на концах горизонтальных спиц. Чем-то она напоминала ту, что используют для кукол-марионеток в театрах, только была повернута загнутыми концами вверх и вместо нитей в проволочных зажимах были закреплены крупные, переливающиеся в свете ламп бриллианты.

Ева смотрела на камни, не веря своим глазам. Сколько же они стоят?..

– Присаживайтесь. – Макалистер пододвинул ей стул.

Он надавил на другую кнопку, и стена сошлась у Евы за спиной.

– Минутку. – Магистр направился в дальний угол, к огромному огнеупорному сейфу, заслонил собой циферблат замка и принялся набирать комбинацию.

Ева обвела комнату взглядом. На полу дорогой паркет, стены отделаны панелями из красного дерева, дальнюю скрывают стеллажи, заполненные книгами. Между стеллажами дверь – наверное, в спальню Макалистера. На стене слева от двери висит большая подробная карта мира.

– Это у вас с младенчества? – Магистр показал Еве извлеченный из сейфа медальон.

– Да…

– Это чипер, который создала ваша матушка. Чипер – ключ к тайне. Я потратил почти два десятка лет, чтобы воспроизвести его. В конце концов мне это удалось, но тут появились вы и… Мне такое совпадение кажется символичным. Смотрите.

Он поместил медальон на острую вершину стержня, повернул вентиль на ближнем баке, перешел к другому, щелкнул какими-то тумблерами, после чего нажал на выключатель в стене. Погасла люстра.

Из темноты донеслись легкий свист вырвавшегося из клапана на баке пара и слабый треск, перешедший в размеренные щелчки реле. Внезапно вспыхнул белым светом стержень, на который Макалистер поместил медальон. Свет преломился, крестовина с бриллиантами начала медленно вращаться. Один за другим от медальона к драгоценным камням в зажимах протянулись узкие голубоватые лучи. Крестовина замерла, камни сверкнули разом, из их граней вверх ударили новые лучи, сойдясь в точке над медальоном, образовали конус, и в конусе возникли удивительные объемные фигуры.

Однажды Ева была в обсерватории, видела там модель Солнечной системы, собранную из деревянных планет и планисфер на полу. Фигуры в конусе были расположены подобно точкам на планисферах, только Солнце среди них отсутствовало и планет было почему-то больше. Вдобавок некоторые из них срослись в грозди.

Нет, это не Солнечная система…

– Перфектум, – вдруг сказал Макалистер. – Такое имя Люсия дала веществу, молекулярное строение которого вы сейчас видите.

– Перфектум, – едва слышно повторила Ева.

– Задолго до нас инки использовали перфектум для строительства и в качестве оружия. Они называли это вещество «жидкий огонь». Порой мне кажется, в какой-то момент наука начала двигаться не в том направлении. И я это исправлю. Окончательно и бесповоротно. Один. Я.

Упоминание об оружии и последние слова магистра заставили Еву насторожиться. Восторг от увиденного прошел. Она пристально взглянула на Макалистера – его глаза отсвечивали холодным блеском. Он резко переменился – скалился, как зверь, почуявший добычу. Пальцы на левой руке беспорядочно шевелились, неприятно пощелкивая, словно вместо них в перчатке сидел паук.

– Тайна перфектума принадлежит мне, – выдохнул он. – Больше ее не отнимут. А тот, кто попытается отнять, умрет.

Да он же болен! Еве стало страшно. Судя по тону и блеску в глазах, этот калека давно отравил душу преступлениями и не остановится ни перед чем. Бремен, Ларне, баварец, умерший на руках у Аскольда, сам Аскольд, люди, случайным образом вовлеченные в череду событий, связанных с тайной вещества, в конце концов, ее мать – все они заплатили высокую цену за знакомство с Макалистером.

Ева опустила голову – больше не хотелось смотреть на чудо технологий. Она обдумывала, как поступить. Разрушить сейчас установку – не выход. Макалистер построит новую. Нужно разыграть покорность и проявить терпение. Выведать подробные планы этого безумца и постараться ему помешать, сбежав, как только все хорошенько разузнает…

В стену за спиной громко постучали. Макалистер вздрогнул, раздраженно оглянулся и шагнул к установке. Проделав манипуляции с вентилями и тумблерами на баках, он снял с конца стержня медальон, зажег в комнате свет и раздвинул стенные панели.

В обеденной комнате стояли Парсонс и Гильермо с телеграфной лентой в руках.

– Парсонс, проводите гостью магистра в ее каюту, – велел Гильермо.

– Слушаюсь.

– В чем дело? – бросил Макалистер.

– Срочная телеграмма. – Гильермо зашуршал бумажной лентой. – Нам нужно сменить курс.

Ева старалась двигаться как можно медленнее, огибая обеденный стол по пути к выходу, пока магистр читал телеграмму.

– Он выжил?! – воскликнул Макалистер. – Невероятно!

– Но факт. Он слишком много знает, хорошо обучен и опасен. Лучше задержаться и остановить его. Навсегда.

– Наши координаты?

Оказавшись у выхода, Ева заметила, как Макалистер направился к карте. Гильермо поспешно нажал на кнопку в панели: стены начали быстро сходиться.

«Мы в точке…» – долетело в комнату, перед тем как проход в кабинет закрылся. Парсонс подал Еве руку, помог спуститься по лестнице и проводил по коридору до каюты.

– Как прошла встреча с сэром Робертом? – поинтересовался он уже у двери.

– Великолепно. Вы не обманули, магистр… – Ева взмахнула рукой, – он волшебник!

– Нисколько не сомневался. – Парсонс как-то странно смотрел на нее, будто знал, что на самом деле случилось в апартаментах и какие мысли одолевают Еву, но не решался сказать об этом. – Прошу прощения за то, что пришлось вас прервать.

Ева кивнула, размышляя, стоит ли пытаться выведать хоть что-нибудь у камердинера.

– Уверен, сэр Роберт вскоре найдет время для вас, чтобы продолжить беседу, – непринужденно заметил он.

– Буду очень рада. – Ева покосилась на наемника в коридоре, не обращавшего на них внимания, и сочла за лучшее не расспрашивать Парсонса о телеграмме.

Попрощавшись, она вошла в каюту и первым делом направилась к иллюминатору слева по борту.

В небе ни облачка, солнце в зените. Дирижабль летел на запад, внизу простирался океан. Выходит, взят курс на Америку. Ева постояла немного, любуясь изумрудной морской поверхностью, пестрящей барашками волн.

Светило медленно поползло в сторону – точнее, дирижабль начал разворачиваться, и когда солнце оказалось точно за кормой, лег на новый курс.

А теперь… Ева пересекла каюту и остановилась у другого иллюминатора. Теперь они, кажется, летят на север. Что же заставило Макалистера повернуть? О ком говорил Гильермо?..

Глава 5
Трансатлантическая гонка

На аэродром ехали молча. Аскольд с Батистом на заднем сиденье, впереди шофер и секретарь.

Сначала Аскольд хотел потребовать, чтобы секретарь остался в особняке или добирался до места самостоятельно, но Батист объяснил: без Янгера старт гонки невозможен, тот подготовил торжественные речи для всех членов правления SPAD и попросту обязан присутствовать на мероприятии согласно протоколу, иначе возникнут ненужные осложнения и подозрения.

Когда паровой фаэтон вкатился через ворота порта на летное поле, там уже толпился народ. Зеваки собрались у веревочного ограждения по периметру площадки, где самолеты ожидали выезда к линии старта. Вдоль ограждения прогуливались, заложив руки за спину, суровые жандармы с красными повязками на рукавах. Слева от площадки, у сколоченной из бруса трибуны, выстроились в ряд дорогие авто владельцев авиакомпаний и конструкторских бюро. Около автомобилей скучали шоферы, а на трибуне царило заметное оживление: Аскольд насчитал с десяток лакированных, блестящих на солнце черных цилиндров и столько же офицерских фуражек, расшитых золотом лавровых венков. Над трибуной был растянут ярко-оранжевый транспарант, на флагштоках за ним полоскались разноцветные вымпелы компаний.

Да тут вся элита мировой авиапромышленности собралась! Известные предприниматели и естествоиспытатели, высокие военные чины и почетные гости готовились дать старт гонке.

При виде аэропланов последних моделей у Аскольда захватило дух, проснулось щемящее чувство – воспоминание о нереализованной мечте стать воздухоплавателем. Конец девятнадцатого и начало двадцатого столетий были вехой свершений, рекордов и научных открытий. Аскольд для того и поступал в Петербургский технический, чтобы постоянно быть на волне времени. Только родной дядя, Матвей Федорович Скороход, почетный инженер-механик, до сих пор состоявший на службе при Министерстве путей сообщения, в депо на Николаевском вокзале Петербурга, настоятельно рекомендовал пойти на философско-юридический. Тогда, да в принципе и сейчас, конкурс на факультет был рекордным, а отличнику-выпускнику юридического, как говорится, все дороги открыты. К концу учебы Аскольд это хорошо усвоил и нисколько не пожалел – дядя дал мудрый совет, предопределив дальнейшую судьбу, что никоим образом не помешало племяннику посещать факультативно авиакружок, где удалось неплохо поднатореть в летных дисциплинах, схемах строений самолетов и принципах управления.

Их фаэтон запарковался в одну линию с авто организаторов гонки. Батист, отослав секретаря на трибуну, вылез из фаэтона вслед за Аскольдом.

– Вы хорошо помните наши договоренности? – тихо спросил его Аскольд, улыбаясь проходящим мимо людям в дорогих костюмах.

– Конечно.

– Тогда отведите меня к палатке пилотов. И попрошу – без фокусов. При таком росте вы отличная мишень.

Батист приподнял цилиндр, приветствуя облаченного в светло-коричневый кожаный костюм господина, в котором Аскольд признал самого Эдуарда Ньюпора, одного из владельцев компании «Ньюпор-Дюплекс», главного конкурента SPAD.

– Отличный день для полетов, Эдуард! – воскликнул Батист.

– Да, вы, как всегда, правы. – Пилот-авиастроитель отсалютовал, коснувшись козырька шлемофона.

– Лично участвуете в гонке?

Батист пошел к самолетам рядом с Эдуардом Ньюпором, и Аскольду ничего не оставалось, как последовать за ними.

– Нет. Я сегодня на разогреве, – сухо ответил пилот. – Только предварительные проверочные полеты. От нас полетят лейтенанты Фарнер и Пети.

– Тогда моей компании сильно повезло! – Батист хохотнул. – Даете шанс на победу.

– А кого выставили вы?

Они остановились по просьбе фотографов, дежурящих у выхода на стоянку самолетов. Аскольд прикрыл лицо рукой, делая вид, что поправляет шляпу, когда замелькали магниевые вспышки.

– У нас летят капитан Гепард и… – Батист оглянулся.

– И? – Ньюпор махнул журналистам, давая понять, что съемка окончена.

– Вы не знаете этого человека, он новичок.

– Хорошо. Рад, что старик Гепард еще в строю. Прошу прощения, но мне нужно поговорить с техниками. До встречи на трибуне.

Ньюпор откозырял, Батист вновь приподнял цилиндр. Аскольд незаметно для репортеров подтолкнул его в спину и прошептал:

– Уйти отсюда скорее в ваших же интересах.

– Я знаю, что делаю, – процедил сквозь зубы Батист, кому-то кивнув в толпе. – Хотите, чтобы все прошло гладко, – не вмешивайтесь.

Он направился в обход стоянки аэропланов к палаткам вдалеке. Жандармы в оцеплении провожали их внимательными взглядами, но не задерживали, так как границу охраняемой ими площадки Батист с Аскольдом не нарушали. Однако перед палаточным лагерем пилотов все-таки возникли трудности: встретивший их молодой лейтенант из охраны аэродрома извинился и, хотя он явно узнал Батиста, все равно попросил предъявить документы.

– В чем дело, господин офицер? – поинтересовался Батист, доставая мандат участника мероприятия.

Аскольд тоже сунул руку за лацкан пиджака, но вместо кармана пальцы легли на рукоять револьвера.

– Усиленные меры безопасности. – Офицер взглянул на документ и уставился на Аскольда. – Вы разве не знаете?

– Что именно мы должны знать? – раздраженно бросил Батист.

Лейтенант кашлянул и сообщил:

– Вчера случилась катастрофа. На севере от столицы упал «La France 3». Вам не докладывали, месье Батист?

– Что?! Как упал? – Батист брызнул слюной и выпучил глаза на лейтенанта. – Когда?

– Ночью. Была гроза… Я думал, вы…

– Почему я узнаю́ об этом от вас?!

Только сейчас Аскольд понял, что Батист играет. На самом деле он уже осведомлен о случившемся – наемники использовали дирижабль в Швейцарии, едва не устроили крушение поезда в предгорьях Альп и вернулись в Париж, где решили окончательно замести следы.

– Месье Батист…

– Молчать! – Батист навис над лейтенантом, как пожарная каланча, заставив его слегка прогнуться назад. – Кто отвечал за полеты ночью?

– Я…

– Вы?!

– Никак нет! Я хочу сказать, что…

– Ваша фамилия, господин офицер?

Молодой служака начал хватать воздух ртом, и Аскольд рискнул вмешаться:

– Месье Батист, вы же видите – господин лейтенант при исполнении. Вряд ли он причастен к происшествию. Наверное, стоит выяснить ситуацию у ответственных за полеты лиц?

– Да, – выдохнул офицер, с благодарностью взглянув на спасителя.

– Сейчас мы побеседуем с пилотами нашей команды, – продолжил Аскольд, – и я, как поверенный месье Батиста, немедленно займусь вопросом катастрофы. Если, конечно, нам позволят пройти.

– Конечно! Прошу вас, господа! – Лейтенант отступил и кивнул караульным, державшимся на почтительном расстоянии.

Побагровевший Батист молча направился к дальней палатке в первом ряду. Аскольд, понизив голос, но так, чтобы Батист услышал, обратился к лейтенанту:

– Катастрофы случались и раньше. В связи с чем такие серьезные меры безопасности?

Офицер быстро зашептал:

– Вчера на аэровокзале были еще происшествия. Кто-то незаконно проник на летное поле. Но не в этом главная причина. Рухнувший дирижабль принял на борт людей и груз, а когда первые прибывшие осмотрели место катастрофы, там не обнаружили погибших, среди обломков не нашли тел, и грузовой отсек оказался пуст.

– Неужели? – Аскольд изобразил на лице крайнее удивление.

– Да, месье поверенный. Не понимаю, как такое возможно…

– Вы очень помогли. – Аскольд пожал ему руку и поспешил за Батистом.

– Что это было? – поинтересовался тот, когда Аскольд догнал его возле палатки.

– Импровизация.

– Я же просил не вмешиваться.

– Тогда излагайте ваши планы заранее.

Батист взялся за полог, повернулся к Аскольду и тихо сказал:

– В палатке сейчас лишь штурман. По протоколу гонки до старта приближаться к самолетам имеют право только экипаж и техники из числа аккредитованных лиц.

Аскольд смотрел на Батиста, не понимая, к чему тот клонит.

– Ну что вы медлите? – прошипел предприниматель. – Действуйте. А я постою на шухере.

Батист откинул полог, и Аскольду ничего не оставалось, как, пригнувшись, нырнуть в палатку.

Внутри на земле были разбросаны вещи: инструменты, мотки веревок, спецовки, вскрытые консервы и куча всякого хлама, который привезла для подготовки летная команда SPAD еще ночью. По кругу стояли сундуки. На одном, перед картой Атлантики, закрепленной на широкой фанерной доске, спиной к выходу сидел мужчина в кожаной куртке, отороченной мехом. На коленях у него лежал планшет, в руке был карандаш, с предплечья свисал пристегнутый ремешком шлемофон.

Аскольд шагнул вперед. Мужчина не обернулся – был поглощен работой с картой, фрагмент которой держался на прищепках раскрытого на коленях планшета. Приподнимая голову, незнакомец то и дело сверялся с большой картой Атлантики, водил линейкой по своей, чертил карандашом линии, прокладывая разные курсы. Аскольд продвинулся еще немного вперед, вытянул из-под пиджака револьвер, замахнулся им и сделал шаг.

Под ногой звякнула консервная банка. Штурман резко обернулся на звук – удар пришелся ему в лоб вместо затылка.

Тьфу, черт! Аскольду пришлось ударить еще раз, теперь уже ногой в подбородок снизу вверх. Клацнув челюстью, штурман взмахнул руками и свалился с сундука на траву, едва не опрокинув доску с картой.

Оркестр снаружи грянул торжественный марш. Хлопнул полог палатки, Аскольд крутанулся на месте, вскинув револьвер.

– Вы! – Он убрал оружие. – А если б я выстрелил?!

Батист пропустил вопрос мимо ушей.

– В чем дело? – насторожился Аскольд.

– Сюда идет Рене Гепард.

– Кто это?.. А, пилот вашей команды, о котором вы говорили с Ньюпором.

– Да, черт побери! – Батист недовольно поморщился, бросив взгляд на штурмана. – Ну зачем же вы так сильно?

Аскольд взялся за ближайший сундук и приказал:

– Помогите вытряхнуть вещи.

Когда Гепард энергично ворвался в палатку, Аскольд уже переоделся в костюм штурмана, повесил на шею бинокль, нацепил шлемофон и сдвинул на глаза летные очки в резиновой оправе.

– Доброе утро, капитан Гепард! – улыбаясь во всю ширь большого белозубого рта, воскликнул Батист.

Седоусый, приземистый, крепко сбитый капитан вперился взглядом в Аскольда, мрачно сдвинул брови и кивнул:

– И вам, месье Батист. А где мой штурман?

– Вот он. – Батист положил руку на плечо Аскольду. – Ваш новый штурман, специалист высочайшего класса, только что прибыл из академии!

Капитан смерил Аскольда оценивающим взглядом, еще раз осмотрел палатку и вновь уставился на новоиспеченного штурмана.

– Потрудитесь объяснить, что за комедию вы здесь ломаете, – сказал он жестко и раздраженно шевельнул усами.

– Ваш штурман слег с аппендицитом, – развел руками Батист. – Внезапный приступ…

– Еще полчаса назад он был здесь. Работал с картой.

– Да. Но только что его увезла карета «Скорой помощи».

– Не видел никакой кареты.

– Конечно, она же не к самолетам подъезжала.

Гепард грозно шевельнул усами. «Ну и отношения, – подумал Аскольд. – Хотя все пилоты немного чокнутые, могут позволить подобные вольности. А если учесть, какое испытание ему предстоит…»

– Рене Гепард. – Капитан шагнул вперед и протянул Аскольду руку.

– Рад знакомству, господин капитан. – Он крепко сжал мозолистую ладонь Гепарда. – Для меня честь быть в одном экипаже с вами. Когда вы победили на Кубке Шнайдера, утерли нос германцам и янки, поставив рекорд скорости, я только поступал в академию. А сейчас буду вашим штурманом!

– С кем уже летал, сынок? – Слова явно польстили Гепарду. На его суровом обветренном лице появилось легкое подобие улыбки, больше напоминающей волчий оскал.

– С Безумным Максом, господин капитан! – громко отрапортовал Аскольд и щелкнул каблуками.

Батист и Гепард удивленно переглянулись.

– На «Утке Вуазенов 2», господин капитан! От швейцарских Альп до Парижа с новым рекордным временем – менее четырех часов.

Брови Гепарда прыгнули вверх. Упругий валик жира под подбородком Батиста загулял от кадыка и обратно.

– Менее четырех часов? – Капитан разгладил усы и кивнул Батисту. – Подходит.

Предприниматель шумно выдохнул.

– Господин капитан, – заговорил он, – позвольте узнать, почему вы здесь, а не возле аэроплана?

– Потому что судьи сообщили, что над Атлантикой до сих пор летают каторжники, угнавшие военно-транспортный дирижабль.

– Каторжники?! – Батист сделал удивленное лицо.

– Да, месье Батист, каторжники. Беглые, знаете ли. Вы разве не читаете газет?

– Ах да, – он взмахнул рукой, чуть не сбив с головы цилиндр, – дирижабль армии США, угнанный на Ньюфаундленде. Ну и в чем, собственно, проблема?

– В том, что мне надо взглянуть на намеченные штурманом курсы.

Аскольд с готовностью вынул карту из планшета, развернул. Некоторое время Гепард смотрел на нее, затем неопределенно кивнул и произнес:

– Судьи вечно перестраховываются. Выдали рекомендации пилотам, чтобы не сближались с дирижаблями. Они, видите ли, считают, что каторжники могут сбить самолеты.

– Так выполняйте рекомендации, – пожал плечами Батист.

– Вы знаете, что такое четко выверенный курс?

– Э-э…

– Знаете, что такое перелет через океан на время, когда каждый грамм топлива на вес золота?

– Хотите сказать, что не боитесь каторжан? Выигрыш гонки вам дороже собственной шкуры? Что ж, друзья мои, – Батист положил одну руку на плечо Гепарда, другой подтолкнул Аскольда к выходу, – как член правления компании, обещаю вам обоим пять тысяч франков премиальных от себя лично в случае победы.

– Щедро. – Гепард отступил в сторону, пропуская Батиста наружу, и шепнул Аскольду: – Этот член правления только болтает. За Кубок Шнайдера до сих пор не выплатил ни сантима.

Они вышли из палатки. Батист протянул руку Гепарду, напомнил, чтобы подошел к судьям и внес изменения в стартовый протокол, обменялся рукопожатием с Аскольдом и откланялся, сославшись на то, что вот-вот подойдет его очередь выступать с трибуны, откуда, усиленная рупором, над аэродромом разносилась речь Эдуарда Ньюпора, выделявшегося среди гостей своим светло-коричневым пиджаком и шлемофоном.

Аскольд смотрел Батисту вслед. Нет, тот уже не выдаст его ни при каких обстоятельствах – слишком много наговорил, к тому же придется поставить под угрозу участие собственной команды в гонке.

– Так как тебя, говоришь, зовут, сынок? – Гепард с прищуром взглянул на Аскольда. – Странный у тебя акцент для француза.

– Я не француз, господин капитан, – четко ответил Аскольд. – Мои родители – иммигранты из России, в отрочестве привезли меня в Париж.

Гепард нахмурился, обдумывая что-то.

– Лейтенант Карл Вязовский. – Аскольд наконец придумал, каким именем ему лучше назваться.

Капитан попробовал повторить фамилию, но запнулся после второго слога, махнул рукой и зашагал к линии старта, где стояли судьи в черной униформе с повязками в бело-синюю полоску на рукавах.

Вымышленное имя ничего не скажет Гепарду и организаторам гонки, у них не будет времени проверить, окончил ли он летную академию. Зато Вязовский – а глава резидентуры вот-вот получит письмо, отправленное из гостиницы этим утром, – непременно обратит внимание на такое совпадение и придаст ему большое значение, получив анализ сводки новостей, подготовленный секретарем штаб-квартиры. Стартовый протокол гонки газетчики опубликуют, как только самолеты поднимутся в небо. Факт участия Аскольда в соревновании не пройдет незамеченным для русской разведки.

Но сумеет ли сделать верные выводы из всего Вязовский? Сообразит, что Аскольд направляется в Панаму, или нет?

Его внесли в список экипажа без проволочек – Гепард пользовался у судей авторитетом. Подосланный на всякий случай Батистом секретарь подтвердил личность Аскольда, зачем-то проверил его экипировку, убедился, взглянув на предъявленную карту и линейки с карандашами, что все в порядке, и удалился.

Когда они с Гепардом подошли к самолету, Батист уже заканчивал речь. На линии старта остался лишь один судья, двое других разошлись в стороны и замерли в ожидании, держа наготове желто-зеленые флаги.

Раздалась барабанная дробь. Дирижер оркестра взмахнул руками. Барабан смолк. Судейские флаги взметнулись вверх.

– От винта! – разнесся голос Батиста над аэродромом.

– От винта!!! – подхватили командиры экипажей.

Пилоты заерзали в кабинах, включая зажигание. Техники начали раскручивать пропеллеры и убирать стопорные башмаки из-под шасси. Воздух над летным полем наполнился рокотом движков выруливающих к старту самолетов.

Пристегнувшись ремнями к креслу, Аскольд воткнул в гнездо под переговорным устройством штекер, наклонился к приборной доске и обменялся фразами с пилотом, проверяя работу микрофона и наушников в шлемофоне. Затем достал из планшета карту, закрепил ее резинками на удобной откидной дощечке перед собой. Предшественник-штурман хорошо потрудился, проложив пару курсов до Ньюфаундленда с учетом всевозможных метеорологических данных, занесенных в отдельную таблицу. Главный курс был обозначен жирной красной линией, резервный – синим пунктиром. Они пересекались в двух местах над океаном, в так называемых узловых точках, где в качестве ориентиров работали аэростатоносцы: «Русь» у берегов Европы и «Джордж Вашингтон» к востоку от Северной Америки. Оба корабля обязаны сохранять положение неизменным до окончания первого этапа гонки (их координаты были прописаны прямо на карте), при этом постоянно держать поднятыми в воздух на максимальную высоту аэростаты ярко-оранжевого цвета и в случае непогоды подавать световые сигналы.