Электронная библиотека » Станислав Малышев » » онлайн чтение - страница 19


  • Текст добавлен: 21 декабря 2013, 02:41


Автор книги: Станислав Малышев


Жанр: Военное дело; спецслужбы, Публицистика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Одним из элементов больших праздников в Петербурге была огромная вереница экипажей, наполненных особами высшего и среднего класса общества, которая, огибая площадь с балаганами, кукольными театрами, торговлей, плясками и состязаниями, медленно двигалась вдоль всей массы веселящегося народа. Мужчины, в том числе и военные, дамы, девицы с безопасного расстояния рассматривали картину всеобщего веселья без риска быть помятым в толпе или сделаться жертвой воров-карманников. Офицер Л.-гв. Егерского полка П.А. Степанов вспоминал, что когда ему пришлось пешком продираться сквозь толпу, у него успели сорвать с груди все ордена. Не имея второго комплекта, он оказался в затруднительном положении. Н.А. Некрасов в 1841 году, упоминая пасхальное гулянье, писал: «На третий день Пасхи на Исаакиевской площади около балаганов толпилось множество гуляющих. Чернь, полупьяная, донельзя довольная, качалась на качелях, пела песни и была совершенно счастлива. Привлеченные заманчивыми вывесками, многие, с величайшими пожертвованиями боков и локтей, старались пробраться в балаганы, у дверей которых, по сему случаю, была давка неимоверная. Вдали тянулась длинная цепь экипажей, пестревших мужскими головами и дамскими головками, военными мундирами и разнообразными нарядами мирных жительниц Петербурга»[179]179
  Некрасов Н.А. Собр. соч. в 8-ми томах. М., 1966. Т. 5. С. 174.


[Закрыть]
.

Горы на Царицыном лугу. Литография К.П. Беггрова по рис. К.Ф. Сабата и С. Шифляра. 1820-е гг.


Офицеры гвардейских полков в Петербурге и пригородах имели гораздо больше возможностей для самообразования, чем их армейские собратья в провинции. Уже упомянутый армейский офицер Торнау, которые был в своем 33-м егерском полку редким исключением по части образованности и знаний, писал: «Наши армейские офицеры того времени не блистали ни тонким образованием, ни глубокою ученостью, зато были фронтовые служаки и по большей части добрые ребята…

Из этого не надо заключать, что в наших войсках не имелось тогда достаточного числа многосторонне образованных офицеров; они, к несчастию, водились только в гвардии, в штабах и частию в кавалерийских полках; для армейской пехоты оставалось их очень немного»[180]180
  Торнау Ф.Ф. Записки русского офицера. М., 2002. С. 31–32.


[Закрыть]
.

Для гвардейских офицеров книги из полковых библиотек, из собраний своих родственников и знакомых, выходившие в Петербурге новые издания, газеты, журналы и альманахи, общение с известными писателями, поэтами, художниками и просто неглупыми образованными жителями столицы на совместных вечерах дополняли знания, полученные от домашних учителей и в военноучебных заведениях, нередко побуждали к творчеству, рождали своих полковых стихотворцев, рисовальщиков, военных писателей или, по крайней мере, вырабатывали привычку к чтению. Посещение театров, концертных вечеров, художественных выставок развивали вкус и чувство прекрасного. Воспоминания офицеров николаевского времени отражают немалый литературный талант, хорошее владение словом.

Адмиралтейская площадь во время Масленицы. Литография Ж. Жакотте и Обрэна. 1850-е гг.


Самые образованные из гвардейцев изучали военные науки и военную историю, старались поделиться своими знаниями с однополчанами, делали доклады. Например, в приказе по Л.-гв. Московском полку в марте 1845 года было объявлено о двух лекциях на тему: «Изменения и улучшения, произведенные Фридрихом Великим в образе действий каждого рода войск, и общее употребление их в сражениях»[181]181
  Пестриков Н.С. История Л.-гв. Московского полка. СПб., 1904. Т. 2. С. 188.


[Закрыть]
.

Полковая библиотека составляла предмет гордости и постоянной заботы офицеров. Например, в Л.-гв. Финляндском полку первая библиотека появилась в 1820-х годах, но была утрачена во время Турецкого и Польского походов. С наступлением мирного периода офицеры захотели ее воссоздать. К тому же скромное жалование не позволяло им покупать свежие газеты и журналы, следить за бурной политической жизнью Европы. В 1830-х годах за умеренную плату они договаривались с кондитерскими Васильевского острова, ближайшими к казармам, о доставке вчерашних и позавчерашних газет. Постепенно офицеры-финляндцы склонились к тому, чтобы выписывать периодические издания для полка и быть в курсе всех свежих новостей, и начать закупать книги для самообразования и развития своих военных и общих познаний. Для дежурной комнаты, где разместилась библиотека, основанная в 1841 году, было отведено в казармах новое просторное помещение с мебелью. Заведующим выбран один из самых начитанных и увлеченных науками офицеров полка, поручик Николай Степанович Ганецкий, а подбором изданий руководил выбранный комитет, по одному офицеру от каждого чина. Закупка книг и выписывание периодических изданий осуществлялись на взносы. Кроме того, принимались пожертвования – и деньгами, и книгами. Количество томов, которое при основании библиотеки насчитывало 143, через 65 лет достигло 7150.

Николаевское царствование стало временем интереса к героическому прошлому, зарождения и развития военно-исторической науки в России, а также литературы, живописи и скульптуры на тему воинской славы России. Это были войны как прошлых веков, так и сравнительно недавние, и, прежде всего, война 1812 года, о которой покойный Александр I не любил вспоминать, а Николай I не жалел сил и средств, чтобы увековечить подвиг русского народа, отстоявшего страну от наполеоновского нашествия.

А.И. Михайловский-Данилевский. Неизв. худ. 1840 г.


В это время в Петербурге появились и первые истории полков. Чаще всего их авторами становились полковые офицеры, но были и исключения. Например, в 1832 году Александром Васильевичем Висковатовым написаны «Краткая история Кавалергардского полка» и «Краткая история 1-го Кадетского корпуса», офицером которого и был в то время Висковатов. В 1846 году увидела свет история Л.-гв. Финляндского полка. Ее автором был старый финляндец, отставной генерал-лейтенант Аполлон Никифорович Марин, который в молодости, в эпоху наполеоновский войн, прошел с полком почти все сражения. В 1849 году – «История Л.-гв. Конного полка» ротмистра Ивана Васильевича Анненкова, к которой прилагался альбом рисунков формы одежды полка из 25 листов.

В 1851 году была издана «Юбилейная история Л.-гв. Измайловского полка», которую написал Висковатов, к тому времени уже известный военный историк.

В добавление к книге вышел альбом рисунков обмундирования, состоявший всего из трех больших литографий. На первом листе были изображены чины полка во всех формах одежды 1800 года – на момент назначения Николая Павловича шефом полка, на втором – измайловцы в разных формах 1818 года стоят на фоне Аничкова дворца – резиденции великого князя, который в этом году был назначен командиром бригады, на третьем – современные измайловцы 1850 года, конкретные лица с портретным сходством на фоне Измайловского собора.

В 1851–1852 годах снова вышла «История Кавалергардского полка», доведенная до 1851 года, и в виде приложения к ней – роскошный альбом, в котором было без малого 100 листов – портреты шефов, командиров, августейших особ, служивших или числившихся в полку, важнейшие события в жизни полка, рисунки формы одежды. В 1852 году вышла составленная штабс-капитаном Гоувальтом «История Л.-гв. Павловского полка».

Кроме создания историй отдельных полков была попытка дать общую картину развития всего Гвардейского корпуса. Историк и статистик Иван Ильич Пушкарев работал над книгой «История Российской гвардии». Первые два тома с рисунками вышли в 1844 и 1845 годах и охватили период с Петра I до Павла I, остальные материалы остались в рукописи.

Александр Иванович Михайловский-Данилевский, генерал-лейтенант и сенатор в 1830-1840-х годах, военный писатель и историк, прошедший наполеоновские войны, оставил описания походов, в которых участвовал, а также истории всех войн, которые вела Россия против наполеоновской Франции, Турции и Швеции в начале XIX века.

В 1840–1841 годах в Петербурге вышел в свет четырехтомный труд известного историка Дмитрия Николаевича Бантыш-Каменского «Биографии Российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов», с портретами. Книгу завершала биография И.Ф. Паскевича.

Титульный лист истории Л.-гв. Измайловского полка. 1851 г.


Еще в 1830 году император Николай I повелел генерал-адъютанту Петру Андреевичу Клейнмихелю организовать создание фундаментального труда на тему обмундирования и вооружения русской армии с древнейших времен. Все последующие годы Клейнмихель стоял во главе Комитета по составлению исторического описания, оказывал покровительство и содействие исполнителям. Главным составителем был служащий Комиссариатского департамента полковник Бибиков, который провел кропотливую работу с архивными материалами Военного министерства. На их базе были собраны предварительные сведения и составлены рукописные труды. После 1835 года, когда комиссия Бибикова закончила свою работу, задачи по созданию исторического описания были возложены на офицера 1-го Кадетского корпуса, тогда еще штабс-капитана Висковатова. На основании «Предварительных сведений» Бибикова под руководством Висковатова начали выходить тома ставшего знаменитым труда под названием «Историческое описание одежды и вооружения российских войск». Первый том увидел свет в 1841 году, а всего к 1862 году вышло 30 томов, которые охватывали период с допетровской Руси до 1855 года. Несмотря на ряд выявленных недостатков, трудно переоценить значение этого колоссального труда, в котором было отражено все развитие внешнего облика русского воина разных времен, систематизированы все изменения формы одежды русской армии, перечислены все приказы отдельно по каждому царствованию, по каждому роду войск, по гвардии, армии, по всем разновидностям полков и иных воинских частей и служб. Поистине титанической была работа художников, создавших тысячи иллюстраций. Критические статьи военных историков более поздних времен, содержавшие дополнения и исправления, не уменьшают исследовательских заслуг Бибикова и огромной работы Висковатова. Рисунки до сих пор служат наглядным пособием по русской армии, особенно эпохи Александра I и Николая I. Это был первый и очень важный шаг в изучении истории военного костюма. И хотя первое издание было выпущено небольшим тиражом, неслучайно в 1899–1902 годах было предпринято переиздание этого многотомника в удешевленном варианте.

Наивысший расцвет русской военно-исторической науки пришелся на период рубежа XIX–XX веков. Но именно в царствование Николая I в Петербурге заложили ее основы, которыми руководствовались тогдашние образованные офицеры. Это живой интерес к историческому прошлому своего Отечества, понимание преемственности поколений, уважение к славе предков, патриотизм и преданность престолу, стремление донести до современников и потомков подвиги предков, их боевой опыт и примеры полководческого искусства. Первые, пока еще немногочисленные истории полков, приуроченные к юбилеям, положили начало славной традиции, и через несколько десятилетий она распространилась на множество гвардейских и армейских полков.

Глава 14
«Гвардейские шалости»

И в николаевское время, известное своей железной дисциплиной и строгостью, находилось место шуткам, юмору и смелым шалостям. Гвардейские мундиры были большой честью и ответственностью для тех, кто их носил, но молодежь всегда оставалась молодежью, и офицеры при каждом удобном случае проказничали, как могли.

В июне 1833 года командиром Кавалергардского полка был назначен известный генерал-майор Р.Е. Гринвальд. Сделано это было по особому желанию великого князя Михаила Павловича, который заботился об искоренении «вредного офицерского духа». Резкое усиление требований дисциплины не понравилась молодым офицерам, которые распустились при прежнем любимом командире графе Апраксине. Своеобразным ответом недовольной молодежи стал дерзкий костюмированный фарс в день рождения Гринвальда, который генерал праздновал на Каменном острове. Организовал «известную его императорскому величеству шалость» бывший юнкер полка, офицер гатчинских кирасир князь Александр Иванович Барятинский, впоследствии фельдмаршал и наместник Кавказа.

Близкий к Барятинскому литератор и мемуарист записал подробности на основании устного рассказа: «Часов в шесть или семь вечера, когда собралось все общество, приглашенное хозяином, и расположилось в саду, выходящем на Неву, вдали показалась большая лодка, на которой виднелись факела, факельщики в своих траурных костюмах, и слышалось погребальное пение. Лодка направлялась мимо дачи Гринвальда и, разумеется, самым неприятным образом привлекла внимание всех гостей его. Любопытство возбуждено было в высшей степени. Когда эта процессия поравнялась с дачею, с нее была послана маленькая лодка, чтоб узнать, что все это значит? Едва только сделан был этот вопрос, как весь хор, находившийся в лодке, громко провозгласил: „Погребаем Гринвальда“. Общее смятение, произведенное этим ответом в собрании гостей, было неописано. Все всполошились, суетились, не зная, что думать и что делать. Между тем заговорщики поворотили в боковой ручей или канаву, сбросили с себя погребальные костюмы, сели в приготовленные заблаговременно на этом месте экипажи и мгновенно приехали на дачу Гринвальда с другой стороны, при общей суматохе вовсе незамеченные. Вмешавшись в толпу гостей, они наивно разделяли их изумление и страшно порицали дерзкую проделку неизвестных шалунов, какою, по общему мнению, признана вся эта история»[182]182
  Инсарской В.А. Записки // Русская старина. 1894. Т. 81. С. 40–41.


[Закрыть]
.

В 1835 году, 1 сентября, тем же Гринвальдом были арестованы участник «известной шалости» князь Трубецкой и его товарищи Жерве 2-й и князь Черкасский «впредь до приказания за то, что после вечерней зори, во втором часу, на улице в Новой Деревне производили разные игры не с должной тишиной». 27 октября все трое были переведены в разные полки. Сохранились подробности, записанные со слов Жерве: «Веселая компания молодежи то пробиралась в палисадник хорошенькой дачки, занимаемой одной известной тогда итальянской певицей, любовалась ночным туалетом красавицы, то устраивала засады в женских купальнях, то врывалась через окошко в спальню какой-нибудь молоденькой дамы и затем, учтиво извиняясь, объясняла свое появление ошибкой и предположением, что здесь живет их товарищ. Подобные шалости сходили в то время зачастую без особых последствий, но на этот раз кто-то довел их до сведения великого князя Михаила Павловича, тот доложил государю, и дело разыгралось совсем неожиданным образом. Однажды ночью их всех потребовали в Ордонансгауз, и когда они явились, комендант без объяснений посадил их на почтовые тележки вместе с фельдъегерями, и борзые тройки умчали их из Петербурга. Жерве рассказывал, что он не знал, куда его везут, потому что угрюмый фельдъегерь целые две недели молчал, как немой»[183]183
  Панчулидзев С.А. Сборник биографий кавалергардов. СПб., 1906. Т. 4. С. 40.


[Закрыть]
.

Вид на Елагин остров. Акварель М.Н. Воробьева. 1829 г.


А.И. Барятинский. С портрета 1830-х гг.


Князь Сергей Васильевич Трубецкой, молодой красавец и беспечный повеса, был переведен в Орденский кирасирский полк, а через два года возвращен в гвардию, в Л.-гв. Кирасирский полк. В 1840 году переведен на Кавказ, прикомандирован к Гребенскому казачьему полку, участвовал в боях, вращался в одном кругу с Лермонтовым и Мартыновым, был свидетелем их ссоры и секундантом Мартынова на дуэли. В 1843 году князь вышел в отставку. В 1851 году 35-летний Трубецкой совершил отчаянный поступок, вышедший за рамки обычной гвардейской шалости. Влюбившись в Петербурге в замужнюю женщину, 18-летнюю красавицу Лавинию Жадимировскую, узнав о ее взаимности, он с помощью своего приятеля, отставного штабскапитана Федорова, похитил ее у ненавистного мужа. Из дома они выехали в городской карете, а на заставе пересели в заранее купленный Трубецким тарантас и через всю Россию, по подорожной Федорова, отправились на юг, в Тифлис, чтобы перебраться через границу. Беглецы были схвачены жандармами, и Трубецкой был посажен в Петропавловскую крепость, в одну из камер Алексеевского равелина. В 1852 году, лишенный чинов и дворянства, Трубецкой был отправлен на Кавказ рядовым. Ему удалось снова дослужиться до офицера, выйти в 1855 году отставку, а 1857 году ему были возвращены потомственное дворянство и княжеский титул. До своей кончины в 1859 году князь проживал в своем имении вместе с Жадимировской.

Елагин остров. 1820-е гг.


С.В. Трубецкой. С портрета 1840-х гг.


Столь жестокое наказание Трубецкой получил по воле императора Николая I, который помнил прежние поступки князя. Еще в 1835 году Трубецкой имел любовную связь с фрейлиной, дело дошло до беременности, и государь, узнав об этом, приказал их обвенчать.

В 1830-х годах бравый полковой адъютант Кавалергардского полка, ротмистр Александр Павлович Чоглоков, любвеобильный красавец, великолепный танцор и наездник, был также известен как остряк и шутник, готовый участвовать во всех проделках гвардейской молодежи. Несмотря на свою серьезную должность, он был участником и «похорон Гринвальда», и многих других шалостей. Во время пребывания полка в Старой Деревне он в полной форме, в каске и кирасе, с палашом залез на корову и проскакал на ней верхом по всей деревне. Корова от испуга пала, и Чоглоков успокоил ее хозяина щедрым вознаграждением.

В тридцатых-сороковых годах XIX века первое место среди шутников занимал офицер Л.-гв. Московского полка, которого все называли просто Костькой Булгаковым.

Константин Александрович Булгаков вырос в довольно богатой дворянской семье. Отец его был московским почт-директором и помещиком, мать – всеми уважаемой статс-дамой при дворе, сестры – фрейлинами. Сам Булгаков получил великолепное воспитание и образование, отличался большой добротой, которая сочеталась с необыкновенно веселым нравом.

К.А. Булгаков. Гравюра Т. Райта. Конец 1830-х гг.


13 марта 1833 года Булгаков поступил на военную службу, сначала в Л.-гв. Преображенский полк, унтер-офицером, и начал обучение в Школе гвардейских подпрапорщиков. В том же году он был переведен в Л.-гв. Московский полк, где и прошла вся его служба. 21 августа 1835 года он был выпущен в полк прапорщиком. В 1838 году произведен в подпоручики, а в 1842-м – в поручики, с назначением адъютантом 3-го батальона.

Одним из приятелей Булгакова еще по Школе гвардейских подпрапорщиков был лейб-гусар Михаил Юрьевич Лермонтов, который сходился с ним, когда было охота покутить и поозорничать. Как-то на Масленицу 1836 года несколько гвардейских офицеров по просьбе бабушки Лермонтова Арсеньевой поехали в Царское Село за ее любимым внуком. На Московской заставе караульный офицер-преображенец, хороший знакомый Булгакова, шутя потребовал, «чтобы на возвратном пути Костька Булгаков был в настоящем своем виде, то есть сильно хмельной, что называется на шестом взводе». По приезде на место Булгаков и его спутники, вместе с Лермонтовым и другими лейб-гусарами, устроили такое бурное застолье, что даже привлекли внимание коменданта Царского Села. Собираясь всей большой компанией в Петербург на тройках, молодежь загрузила их вином и закусками. На заставах каждый проезжающий обязан был указать свое имя в записке для караульного офицера. При выезде из Царского Села Лермонтов предложил расписаться вымышленными иностранными именами. Булгаков подхватил эту мысль и первым написал: «Французский маркиз де Глупиньон». Вслед за ним подписались: испанец дон Скотилло, румынский боярин Болванешти, грек Мавроглупато, английский лорд Дураксон, немецкий барон Думшвайн, итальянец сеньор Глупини, польский пан Глупчинский, малоросс Дураленко, и, наконец, российский дворянин Скот-Чурбанов – этим именем назвал себя Лермонтов.

На полпути к Петербургу тройки остановили и в придорожном балагане устроили с помощью ямщиков стол, зажгли экипажные фонари, достали припасы и продолжили веселье. Чтобы увековечить посещение балагана, офицеры написали углем на оштукатуренной стене свои имена в стихах, хотя и не вполне точно:

 
Гостьми был полон балаган:
Болванешти из молдаван
Стоял с осанкою воинской;
Болванопопуло был грек,
Чурбанов – русский человек,
Вблизи его – поляк Глупчинский[184]184
  Мануйлов В.А. Лермонтов в Петербурге. Л., 1964. С. 94.


[Закрыть]

 

К городской заставе подъехали около двух часов ночи. Чтобы не навредить преображенцу – своему товарищу – шутники приписали на обороте свои настоящие имена. «Но все-таки, – кричал Булгаков солдату, – непременно покажи записку караульному офицеру и скажи, что французский маркиз был на шестом взводе!»

Костька Булгаков вел самую бурную жизнь. С утра до утра кутил на пирушках, был заводилой во всех шалостях гвардейских повес, сыпал остротами и каламбурами и позволял себе такие проделки, за которые мог поплатиться переводом в армейский полк или разжалованием в солдаты, если бы не особое расположение великого князя Михаила Павловича, ценившего его смелые шутки. Однако если утром Булгакова не видели на Невском, а вечером в балете, то все знали, что великий князь опять посадил его на гауптвахту. Но и на гауптвахте герой не унывал. Офицеры, арестованные за невинные шалости, жили весело, к ним приходили товарищи, устраивали кутежи, а при появлении начальства вино и закуски исчезали при помощи услужливых солдат-сторожей. За время службы в Л.-гв. Московском полку Булгаков особенно прославился своими смелыми выходками перед великим князем Михаилом Павловичем. В Петербурге ходили на эту тему самые невероятные анекдоты, некоторые даже в разных вариантах.

* * *

В то время офицерам запрещалось носить галоши. Булгаков в один из дней вздумал нарушить это правило и вышел на улицу в галошах. Как на грех, его тут же заметил великий князь. Приговор был краток: «Булгаков! Галоши?! На гауптвахту!» На следующие день Михаил Павлович приехал освободить Булгакова, но, к своему удивлению, нашел только его галоши. Послали за Булгаковым.

– Как ты осмелился не исполнить моего приказания? – грозно спросил великий князь.

– Исполнил, ваше высочество, – ответил Булгаков, – вы изволили сказать: «Галоши на гауптвахту», вот я и отнес их.

* * *

Встретив зимой на Невском Булгакова, одетого не по форме, великий князь позвал его к себе в сани, чтобы отвезти под арест. Булгаков, залезая, споткнулся и наступил Михаилу Павловичу на мозоль. На недовольный возглас великого князя он ответил:

– На мне оправдывается пословица «Не в свои сани не садись». Михаил Павлович рассмеялся, оттолкнул офицера и уехал.

* * *

Великий князь как-то приехал в театр и вдруг заметил в зале Булгакова, которого только что посадил на гауптвахту. Не веря своим глазам, он вернулся на гауптвахту, но увидел, что Булгаков преспокойно сидит под арестом. Михаил Павлович снова поскакал в театр – Булгаков аплодирует в зале. Примчался на гауптвахту – Булгаков под арестом. Потрясенный великий князь сказал:

– Булгаков! Даю слово, что тебе ничего не будет, только ответь, как тебе это удается?

– Очень просто, Ваше Высочество, я каждый раз ехал на запятках вашей кареты.

* * *

Булгаков, торопясь, вышел из дома без сабли. Навстречу ему, как назло, попался великий князь. Возмущенный Михаил Павлович задержал офицера и сказал: «Ты мой арестант», затем посадил его к себе в экипаж и отвез в Михайловский дворец, в свой кабинет. Великий князь переоделся по-домашнему, поставил свою саблю в поставец для оружия, и, выходя, запер Булгакова на ключ, со словами: «Посиди-ка здесь с полчасика под замком, а потом во всей красе предстанешь перед своим полковым командиром».


Через полчаса дверь отворилась, и великий князь вошел в сопровождении командира Л.-гв. Московского полка генерал-майора П.А. Штегельмана.

– Вот, полюбуйтесь, – сказал Михаил Павлович, – как ваши офицеры соблюдают форму.

Генерал осмотрел Булгакова и с удивлением обнаружил, что все по форме и сабля на месте.

– Да… действительно, – пробормотал великий князь, – можешь идти, Булгаков.

Офицер поспешил откланяться. Михаил Павлович нагнал его в следующей комнате со словами: «За находчивость хвалю, а саблю мою хоть сегодня вечером возврати».

* * *

Михаил Павлович ежедневно, в определенный час, проезжал по Невскому проспекту. Булгаков как-то заявил друзьям, что завтра не даст ему проехать. «Как же ты сможешь это сделать?», – спросили все. «Это уж мое дело. Предлагаю пари». Ударили по рукам.

На другой день великий князь, подъезжая к Фонтанке, увидел огромную толпу, запрудившую весь Аничков мост и набережные. Проехать было невозможно. Михаил Павлович вышел из коляски и спросил ближайшего мужика, что здесь происходит. «Да вот, говорят, из моря в Фонтанку заплыл кит и сейчас должен всплыть». – «Что за вздор? С чего вы взяли?» – «Барин говорил». – «Какой еще барин?». Ему описали приметы Булгакова. Пущенный им нелепый слух собрал жадную до зрелищ толпу, которая и перекрыла дорогу великому князю.

* * *

В 1830-1840-х годах гвардейские офицеры-щеголи носили по тогдашней моде довольно низкие треугольные шляпы, короткие, выше колен, сюртуки совсем черного цвета вместо уставного темно-зеленого и огромные эполеты. Для пресечения этих вольностей вышел строгий приказ о размере, цвете и покрое этих вещей, и в полки были разосланы образцы.

Булгаков не замедлил среагировать. Он вышел на Невский в таком карикатурном наряде, что все прохожие останавливались и показывали на него пальцами. Имея небольшой рост, он вырядился в огромную шляпу и предлинный, до пят, сюртук яркозеленого цвета с крошечными эполетами. В таком виде его задержал сам император Николай I. Не находя слов, государь отвез его к Михаилу Павловичу, предоставив брату самому разбираться со своим любимцем. Великий князь ахнул при виде Булгакова, и едва оправившись от потрясения, начал допрос. Разумеется, весь этот немыслимый наряд был сшит на один раз, и на все вопросы шутник выдавал заранее заготовленные ответы.

– Как ты осмелился так одеться?

– Совершенно согласно с последней формой.

– Откуда ты взял такую шляпу?

– Сделана по всем размерам присланной в полк за печатью; может быть, шляпочник несколько ошибся…

– Приказано, чтобы цвет сюртука был темно-зеленый, а у тебя светло-зеленый!

– У моего портного другого сукна не было.

– Так ты бы заказал у другого.

– Этот один только шьет даром, остальные в долг не верят.

Михаил Павлович улыбнулся, но продолжал допрос.

– Приказано, чтобы длина сюртука была на вершок ниже колена, а у тебя почти до пяток!

– Это оттого так кажется, Ваше Высочество, что у меня коленки очень низки.

Великий князь рассмеялся, гнев его прошел, Булгаков отделался несколькими днями ареста.


Проделкам Булгакова не было конца, и все сходило ему с рук. Великому князю, скрывавшему под напускной строгостью доброе сердце и чувство юмора, не было резона долго держать его под арестом. Ему и самому не терпелось посмотреть, какую же новую шутку сыграет с ним неистощимый на выдумки озорник.

* * *

Однажды Булгаков смело подошел к великому князю на улице и попросил о помощи. Он признался, что до безумия влюблен в одну особу и хотел бы пройти мимо нее под руку с его высочеством. Это сразу придало бы ему больше веса в глазах дамы сердца и сделало бы счастливейшим человеком. Растроганный Михаил Павлович позволил офицеру взять себя под руку и пройти по улице. «Женюсь я, Ваше Высочество, – заключил Булгаков, – и совершенно исправлюсь».

На самом деле неисправимый шалун только что заключил пари с одной знакомой дамой, что запросто пройдет мимо нее под руку с грозным великим князем. Свидетели пари были уверены, что он проиграет, но смелость Булгакова превзошла все ожидания.


Как всякий молодой офицер, любивший повеселиться, Булгаков часто нуждался в деньгах. Зная, что Михаил Павлович никогда не откажет гвардейцу, он являлся в Михайловский дворец и с согласия камердинера проталкивал под дверь кабинета великого князя пустой конверт. Когда конверт тем же путем возвращался, в нем было 200 рублей – немалая по тем временам сумма.

Кроме незаурядного остроумия Константин Александрович Булгаков обладал и массой других талантов. Он отлично рисовал, сочинял веселые стихи, мастерски играл на рояле и, аккомпанируя себе, умел, совершенно не обладая голосом, передать чарующую суть романсов Глинки. Булгакова считали серьезным знатоком музыки, его мнение ценили такие крупные композиторы, как Михаил Иванович Глинка и Александр Сергеевич Даргомыжский. По словам театрального критика Баженова, Глинка не написал ни одной строчки без совета Булгакова.

Известный своей любовью к музыке граф Михаил Юрьевич Виельгорский исполнял в кругу друзей романсы собственного сочинения. Булгаков бесподобно копировал его голос, и из другой комнаты трудно было различить, поет ли это молодой Булгаков или старик Виельгорский, который сам аккомпанировал своему искусному подражателю и смеялся от души.

Не только гвардейские повесы, но и виднейшие люди искусства – композитор Михаил Глинка, художник Карл Павлович Брюллов, а в Москве драматург Александр Николаевич Островский – считали Булгакова своим другом. Но и в этой среде Булгаков оставался верным Бахусу. Издатель журнала «Современник» Иван Иванович Панаев вспоминал, что когда Булгаков с Глинкой бывали у него в гостях, то за чаем они выпивали бесчисленное множество рюмок коньяка, и на них это не имело никакого влияния, точно они пили воду.

Человек с тонким музыкальным вкусом, Константин Александрович не терпел фальши. На одном из оперных представлений, когда дебютировала молодая певица, Булгаков после одной особенно фальшивой арии начал «шикать» (так театральные зрители выражали тогда свое недовольство). Господин в соседнем кресле, который оказался родственником певицы, пытался урезонить офицера. «Помилуйте, – возразил Булгаков, – с таким голосом и слухом ей совершенно не следовало выступать на сцене». Сосед не без колкости заметил: «Извините, ее голос и слух может отвергать только тот, у кого длинные уши». Булгаков моментально нашелся: «Уши у меня большие, это верно. Если бы к моим ушам да приложить ваш ум – хороший бы из меня получился осел!»

Булгакова ждала блестящая карьера благодаря связям его родных. Он мог входить в аристократические салоны, но вместо этого предавался кутежам. Будучи несомненно даровитым и способным человеком и имея возможность развивать свои таланты, общаясь с виднейшими людьми искусства, он систематически губил свои способности, ведя буйную разгульную жизнь, и не успел отличиться ни на каком поприще. Этот человек оставил о себе память только шутками и остротами.

В 1845 году Булгаков вышел в отставку. Последние годы жизни он сильно недомогал. Бурно проведенная молодость в конце концов дала о себе знать последствиями, приковав его к креслу и постели. Умер Булгаков в 1862 году в возрасте 50 лет в Москве, вдали от друзей и приятелей, забытым и покинутым.

Еще одним героем 1830-х годов был офицер-артиллерист Чагин. Он входил в кружок Булгакова, где также постоянно проказничал и паясничал. Но больше всего Чагин славился своей огромной физической силой. Один раз он ради шутки снял с пьедестала одну из пушек, которыми окружен Преображенский собор, и поставил ее на землю. На другой день десяток рабочих с трудом водрузили пушку на место.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации