Текст книги "Бесконечный Марс"

Глава 28

Итак, следуя настоянию Лобсанга узнать больше об аномальной вспышке разума и держа в памяти свои предыдущие контакты, весной 2045-го Джошуа отправился на встречу с Полом Спенсером Уагонером.

Прошло девять лет с тех пор, как Пол впервые оказался в Приюте. И сейчас он по-прежнему жил в Мэдисоне, причем по-прежнему в Приюте. В свои девятнадцать Пол получил разрешение остаться на неофициальной должности «помощника по уходу». С Джошуа было примерно так же. Даже достигнув совершеннолетия, Джошуа нуждался в убежище Приюта, по крайней мере, по собственным ощущениям, – чтобы сохранить свою способность к переходу в тайне. Может быть, Пол, со своим необычным интеллектом, ощущал то же самое?

– Но от тебя не было никакого вреда, Джошуа, – сказала сестра Джорджина, ставшая теперь старой леди, с таким видом, будто вот-вот перестанет ходить, но с лучезарной улыбкой. – И от него никакого вреда нет. Как нет вреда от урагана или от удара молнии. То есть преднамеренного. Не так, чтобы…

С тех пор как Пол оказался здесь, Джошуа видел его пару раз, когда захаживал в Приют. Как выяснилось, они оба имели нездоровое чувство юмора и шутили над несчастными Сестрами, нередко используя для этого съемную искусственную руку Джошуа. Но с этим стоило быть осторожнее. Не все шутки Пола приносили радость другим людям.

И сейчас, когда Джошуа прибыл в Приют, он почему-то не удивился, что из парадной двери выбежала девушка в слезах, а за ней Пол Спенсер Уагонер – неторопливо преследуя ее и явно стараясь не залиться смехом.

Пол согласился выпить с Джошуа кофе в центре Мэдисона, Запад-5, на блеклой имитации Стейт-стрит старого базового города. Пол, однако, вызвался заплатить самостоятельно – его кошелек оказался набит кредитками.

Сидя напротив, он сверлил Джошуа взглядом.

– Что ж, дорогой дядя Джошуа, уважаемый дядя, заехали что-то у меня выведать, верно?

Джошуа видел, что упрек была несерьезным. Впрочем, и не озорным тоже. Скорее проверкой, испытанием. Это был не тот Пол Спенсер Уагонер, которого Джошуа знал прежде. Он казался более твердым. Джошуа видел перед собой молодого человека, который становился похожим на своего отца – вполне обычного с виду, ни чересчур симпатичного, ни чересчур неказистого. Густые темные волосы выглядели его лучшей чертой. Одет он был без всякого намека на вкус и сочетание цветов – и дело не в том, что Джошуа был каким-нибудь гуру моды. Больше было похоже на то, что он просто совершил налет на какой-то шкафчик с запасной одеждой и надел то, что пришлось впору – каким бы неподходящим оно ни было.

Он окреп, нарастил мышцы, и Джошуа это не удивляло: каким бы умником он ни был – или, скорее, поскольку он был умником, – такому парню, как Пол, приходилось защищать себя физически. Однажды Джошуа даже взял его на занятие по самообороне. Сам Джошуа, когда был мальчишкой, спарринговал с Биллом Чамберсом и другими ребятами, а позже повторял это с Лобсангом при куда более странных обстоятельствах. Но Пол носил шрамы, которые никогда не сойдут: неправильная бровь, сломанный нос, след ужасного пореза на шее.

Начальную остроту Пола Джошуа просто не удостоил вниманием.

– И кто это такая? – спросил он вместо этого. – Девушка, которая выбежала. В чем там дело?

– Девушка? – К удивлению Джошуа, Полу пришлось задуматься на мгновение, чтобы откопать в голове ее имя. – Мириам Кан. Из местной семьи, мы познакомились на танцах. Мне всегда нравились такие праздники с танцами, знаете ли.

– Тебе? Серьезно?

– А что, это настолько удивительно? В Мягкой Посадке они всегда удавались на славу. Хотя там особо заняться было нечем. А когда там пиликают скрипачи и тролли поют свои хороводные песни… Я хочу сказать, там обстановка такая простая, музыка однообразная, все двигаются маленькими шажками, но иногда предаться всему этому – такое удовольствие, разве нет? Мы ведь не бестелесные разумы. Танцы и секс. И то, и другое – отличная забава. Когда тебя охватывает такое животное безумие.

– Так вот что для тебя значит Мириам Кан? Забава? Ты ей так и сказал?

– О, конечно, нет. Ну, по крайней мере, не так многословно. Джошуа, нам нравится секс. Людям моего типа, я имею в виду. А секс между нами вообще лучше всего – союз двух равных, физический и умственный.

– Твоего типа? – переспросил Джошуа.

– Проблема в том, что нас все еще не так много. Встретишь нас нечасто, поэтому мы переключаемся на других партнеров. Послушайте, Джошуа, я знаю, вас не так просто шокировать, как других. Но именно это, как мне кажется, и поняла несчастная Мириам. Секс с ней, с одной из ваших… ну, вы можете представить себе секс с тупым животным? Я имею в виду не какое-нибудь странное создание с Верхних Меггеров, стригале со своим мулом… Это как спариваться с Homo erectus. Вы слышали об этом виде? Анатомически совсем как человек, с ног до головы. Но мозг – примерно как у шимпанзе, в масштабе более крупного тела. Можете представить совокупление с таким? Сначала животная страсть… красивые, пустые глаза… а потом невыносимый стыд, когда ты чувствуешь, что все закончилось.

– Это так у тебя было с этой Мириам?

– Примерно так. Но я ничего не могу с собой поделать, Джошуа. Я чувствую от этого такую же боль, как они.

– Очень в этом сомневаюсь. Пол, кого ты имеешь в виду под «своим типом»?

Пол улыбнулся.

– Я как раз собирался рассказать вам, когда вы снова появитесь здесь. Знаю, вы умеете хранить тайны, потому что сами долго хранили свою собственную, верно? Смотрите, я вам покажу. У меня есть Переходник. Вам, я знаю, он не нужен. За кофе я заплатил, так что давайте отсюда уйдем…

Он перешел, издав легкий хлопок и оставив после себя полчашки кофе.

Когда Джошуа впервые сам собрал Переходник, в День перехода, когда ему было тринадцать, он перешел из Приюта в Мэдисоне Базовой и очутился в лесу, первобытном, девственном, нетронутом – по крайней мере, таким он выглядел. С тех пор прошло уже тридцать лет, и Ближние Земли впитали в себя основной поток последовательной миграции с Базовой, включая бурный всплеск, случившийся после извержения Йеллоустоуна.

Но – и даже сам Джошуа иногда забывал об этом – последовательная Земля была целым миром, большим и просторным, как и оригинальная, такая же, только без людей – до Дня перехода, – и могла принять большое их количество, сохранив значительную часть своей первобытности и примитивности.

И так, всего в нескольких шагах от Запада-5, в копии самого Мэдисона, Джошуа обнаружил себя на лесной поляне, такой же нетронутой, как любой неисследованный мир в Верхних Меггерах, – по крайней мере, в этом укромном месте. И выдавали его эти старые деревья, всегда казалось Джошуа. Если вам попадалось по-настоящему старое дерево, которому было сотни, а то и тысячи лет, скрюченные и заросшие необычными лишайниками и грибками, то это был признак, что вы оказались в каком-то таком месте, где еще не пахал ни один фермер и не пилил ни один лесоруб.

И на этой поляне находилась дюжина молодых ребят – от совсем еще подростков до тех, кому чуть за двадцать. Они были заняты какой-то игрой.

Большинство из них сидели вокруг кучи еды, в консервных банках или обернутой пленкой. Двое – обе девушки – плавали голышом в маленьком водоеме, находившемся в центре поляны. Еще трое – два парня и девушка – шумно, хикикая, занимались сексом в тени деревьев. Так могла выглядеть любая орава поглощенных игрой детишек, подумал Джошуа. Конечно, если не учитывать этот затейливый секс под открытым небом. И их манеру говорить друг с другом непрерывно, будто скороговорками, звучащими то как сжатая во времени речь, то как детский лепет, под стать той, что издавала в свое время Джуди, сестра Пола, и который Джошуа до сих пор так отчетливо помнил. Но из того, что он слышал сейчас, ему едва удалось разобрать хоть слово.

Но они не были похожи на обычных детей: едва Джошуа перешел вместе с Полом, один из парней тут же бросился на взрослого. При этом все они были вооружены бронзовыми ножами, а парочка даже приготовила арбалеты.

– Все хорошо, – успокоил их Пол, подняв руки. Затем он пролепетал что-то в ускоренном режиме.

На Джошуа продолжали смотреть с подозрением, но ножи уже были опущены.

– Подходите, съешьте с нами сэндвич, – пригласил Пол Джошуа.

– Нет, спасибо… Что ты им сказал?

– Что вы тусклоголовый. Без обид, Джошуа, но это было им и так понятно. Просто по тому, как вы оглядывались вокруг с отвисшей челюстью.

– Тусклоголовый?

– Но еще я сказал, что вы тот самый Джошуа Валиенте, с которым я познакомился еще ребенком, и что я доверил вам нашу тайну. Поэтому вас и пустили. Немногим у нас доверяют эту тайну. Мы постоянно перемещаемся и никогда не собирается в одном месте дважды.

– И зачем вы это делаете?

– Ну, у нас есть свои шрамы, Джошуа. Если хотите узнать зачем, спроси у тех, кто их нам оставил.

– Хорошо, значит, ты говоришь, это все люди твоего типа.

Он усмехнулся.

– Вообще-то у нас есть название. Мы называем себя Следующими. Совсем не самонадеянно, да? Мы думали и над другими вариантами. «Неспящие» – в противовес вам, сноходцам. Но «Следующие» более броско звучит.

– Как же вы нашли друг друга?

Он пожал плечами.

– Это не так уж сложно на Ближних Землях. Вы, люди, ведете хорошие записи. А многие из нас испытывали проблемы в школе, и не только. Многих поместили в те или иные лечебницы, Джошуа. Мы жили в разных местах вроде Приюта, во всяких заведениях – сумасшедших домах, исправительных учреждениях для несовершеннолетних. И еще есть фамилии, по которым можно кого-то найти. Спенсер, девичья фамилия моей матери. Монтекьют.

– Фамилии Мягкой Посадки.

– Ага. Это плодородная почва, во всяком случае, одна из них. Мы не вписываемся в ваш мир, Джошуа, но хотя бы оставляем след, проходя сквозь него. С другой стороны, должны существовать и те, кто вписывается, кто не высовывается, кто как-то находит себе место в вашем обществе. Но таких мы пока не смогли обнаружить. Хотя они, может быть, и знают о нас… Надеюсь, когда-нибудь мы с ними встретимся.

– Хм-м. Я буду перед тобой честным, Пол. То, как ты говоришь «мы» и «вы», немного меня смущает.

– Ну, значит, вам не повезло, Джошуа. Привыкайте. Потому что для меня это стало очевидным с тех пор, как я впервые встретился с людьми нашего типа – когда впервые ушел вместе с маленькой сестрой и мне не с кем было разговаривать. Именно тогда я понял, что мы люди другого типа, мы в корне отличаемся от вас. Я не говорю, что между нами не было споров. Мы же заносчивые сукины дети, которые привыкли быть самыми умными в своих маленьких кружках тусклоголовых людей. Но когда мы оказываемся вместе, то начинаем соревноваться друг с другом. Джошуа, вам не стоит думать, что мы тут собираем новую атомную бомбу. Мы сверхумные, но в данный момент мы не знаем ничего. То есть ничего такого, чего не знаете вы, да и то одна половина из этого – просто неправда, а вторая – скорее иллюзия… Мы как молодой Эйнштейн в патентном бюро в Швейцарии, уставившийся в чистый блокнот и мечтающий полететь на луче света. У него было ви́дение, но недоставало математических инструментов, чтобы понять свою теорию.

– Как-то скромно для вас, не так ли?

– Нет. Но и не слишком смело. Просто честно. Пока в нас больше потенциала, чем достижений. Но они еще придут. Даже сейчас уже приходят, в некотором смысле. – Он посмотрел на Джошуа. – Я видел, как вы смотрели на меня за кофе. Думали, откуда у меня вдруг взялись деньги, да? Все законно, Джошуа. Мы особенно хороши в математике – в области, где необязательно иметь большой жизненный опыт, чтобы преуспеть. Некоторые из нас разработали алгоритмы инвестиционного анализа – найти лазейки в правилах и обхитрить систему оказалось не так уж трудно. Сами мы на биржах не играем – для этого находим посредников, которые продают программное обеспечение. Вот этим мы и зарабатываем.

– Звучит так, будто вы играете с огнем. Вам следует быть осторожнее.

– О, мы и так осторожны. Да и у нас сейчас нет нужды много тратить. Во всяком случае, пока мы не определились с тем, что будем делать дальше, куда отправимся потом… Послушайте, Джошуа, одна из причин, почему я привел вас сюда, состоит в том, что я хочу, чтобы вы поняли. Мы вот так собираемся не ради математики, философии, зарабатывания денег или чего-либо еще – даже не ради будущего. Мы хотим просто находиться рядом с такими же, как мы сами. Вы можете себе представить, каково было мне одному, когда я был ребенком? Когда меня окружала толпа прямоходящих приматов, чей разум напоминал угасающую свечу и кто, тем не менее, построил эту огромную цивилизацию с кучей правил и дико важными традициями, ни одна из которых, если взглянуть как следует, не несет ни малейшего смысла… И когда мне приходилось вести себя, как все… И можете себе представить, каково было впервые в жизни встретить тех, кто способен поспевать за вами? Для кого не приходилось сбавлять темп, объяснять или, и того хуже, притворяться? С кем можно было просто быть собой?

Джошуа встретил острый взгляд Пола и постарался не дрогнуть. Пол был просто девятнадцатилетним парнем, недурным собой. Лицо гладкое, молодое, лоб ясный. Но глаза – как у хищника, как у пещерного льва, которых Джошуа в свое время немало повидал на Долгой Земле. Ему уже приходилось встречать как минимум одну сверхразумную сущность, напомнил он себе, – это был Лобсанг. Но даже искусственные лица Лобсанга выражали больше сочувствия, чем этот взгляд Пола сейчас.

Джошуа испытывал страх, но не собирался его выдавать.

Чтобы сменить обстановку, Джошуа выглянул через плечо юноши, где трое продолжали совокупляться с неуютным для него шумом.

– А еще я вижу, вы собираетесь ради жаркого секса.

– Ну, и ради этого тоже. Когда я с Гретой, Джанет или Индрой, это не то что с какой-нибудь тусклоголовой девушкой вроде несчастной Мириам Кан. Это по-настоящему – я полностью сливаюсь с другим человеком, а не просто выбрасываю гормоны. Нам даже не нужно подчиняться вашим правилам, вашим табу.

– Уж это я вижу.

– Люди боятся нас, потому что мы умнее. Полагаю, это естественно. Но чего они не понимают, так это того, что они нам совершенно не интересны, знаете ли. Если только они не мешаются перед нами и не преграждают нам путь. Зато, видя друг друга, мы приходим в восторг. Мы дополняем друг друга. И я подумал, вы это поймете, потому что тоже были особенным, так ведь, Джошуа? Когда вы были в моем возрасте, а то и моложе. Вы считали, что вы единственный прирожденный Путник в мире.

– Ну да. – На самом деле он считал себя таковым до двадцати восьми лет, когда повстречал Салли Линдси и впервые понял, что не один и что, если знать, где искать, можно найти целые семьи тайных путников.

– Может быть, вы помните, каково это, когда нужно скрываться, притворяться. И бояться, что они могут с вами сделать, если узнают. Ну вы же сами мне об этом рассказывали.

– Да, Пол. Слушай, я ценю, что ты мне все это доверяешь. Открыть мне это – значит, открыть самих себя. Я знаю, чего тебе это стоит, какой ты принимаешь риск. Может быть, в будущем я смогу помочь тебе чем-то еще.

– Каким образом? – пробормотал Пол скептически. – Став последним в длинном ряду тех, кто расскажет, как нам «вписаться»?

– Ну, может быть. Но я Джошуа Валиенте, король Путников, помнишь? Может быть, я смогу найти для вас лучшее укрытие. На Долгой Земле предостаточно места. И я могу показать вам, как на ней жить лучше. Как расставлять ловушки и силки, как охотиться.

– Хм-м. Дайте мне подумать…

Но времени на разговоры больше не оставалось: в этот момент появились полицейские.

Их было человек двадцать, а то и больше. Они превосходили числом и перешли точно на поляну, словно выследили их. Они набросились на ребят, отобрав и сломав их Переходники. Джошуа заметил, как одна девушка, несомненно, прирожденный Путник, сбежала, но пара полицейских устремились вслед за ней.

Джошуа слышал о такой тактике, отработанной полицией и военными Ближних Земель за три десятилетия преследований Путников, которые так легко сбегали и скрывались. Нужно было выслеживать. Нужно было нападать резко, не колеблясь, без предупреждения, превосходящими силами.

Нужно было сразу же отбирать Переходники у тех, кто их использовал, до того, как у тех появлялась возможность среагировать. И нужно было оставлять без шансов прирожденных Путников, мгновенно лишая их сознания. В теории это выглядело жестоко, но на практике – даже сверх того.

Оказавшись в наручниках и прижатый к земле, Джошуа сумел разглядеть, кто предал их, Следующих, кого Пол называл своими. Это была Мириам Кан, которую Джошуа в последний раз видел выбегающей из Приюта с разбитым сердцем.

С холодным видом она указала на Пола:

– Это он, офицер.

Глава 29

Долгий Марс, почти полтора миллиона шагов на восток. Более сорока дней последовательного пути.

И вдруг перед планерами багровая равнина, насыщенная действием.

Фрэнк сидел за управлением «Тора», Салли – у него за спиной. Сначала Фрэнк увидел пыль, поднимающуюся от машин, стадо несущихся громадных зверей, блеск металла – и огонь, словно вылетающий из огнеметов во вьетнамских джунглях.

Первой его реакцией было потянуть ручку управления на себя, подняв нос планера вверх. Он закричал Уиллису в «Одине»:

– Вверх! Вверх! Если не хочешь, чтобы тебя подпалило этим оружием!

– Понял, – ответил Уиллис более спокойно. – Но я не думаю, что это оружие, Фрэнк. Присмотрись повнимательней.

Плавно подняв планер, Фрэнк взглянул еще раз через свою консоль, где можно было увеличить изображение одним прикосновением. Он снова увидел больших животных («насколько больших?» – его мозг даже отказался предположить), которые неслись по равнине стадом. Их было около дюжины – больших и поменьше, взрослых и детенышей. С высоты они выглядели как сошедшие с книжных иллюстраций динозавры – с могучими туловищами, длинными шеями и хвостами, быстрыми ногами.

– Похожи на зауроподов, кажется, – предположил он.

– Может быть. Только эти «зауроподы» крупнее кого-либо, кто жил на Земле, – заметил Уиллис. – У меня отмечено, что общая длина от носа до кончика хвоста – сто пятьдесят футов. Это как если выложить в ряд восемь голубых китов. А высота примерно пятьдесят футов. Даже намного больше, чем амфицелии, которые, как я только что прочитал, были самыми крупными зауроподами на Земле. Вот что марсианская гравитация делает. И у каждого по дюжине пар ног. Неудивительно, что они такие быстрые. И в броне – на спинах у них панцири.

– У песочных китов тоже была дюжина пар плавников, – заметила Салли. – Такая же анатомия.

– Думаю, эти животные – местная версия тех китов. Они произошли от какого-то общего предка. Посмотрите на шеи – они как трубы, и на эти широкие рты. И, о боже…

Один из зверей остановился и повернулся, забуксовав в пыли вроде бы очередного высохшего озера.

Он выпрямился, расправившись так, что две, три, четыре пары конечностей оторвались от поверхности, и, подняв свою могучую шею, навис над машинами, которые его преследовали – Фрэнк еще не успел их как следует рассмотреть, – и, раскрыв свой огромный, как у песочного кита, рот, изверг сгусток пламени. Огонь лизнул охотников, и те развернули свои машины и разъехались в разные стороны.

– Вот тебе и огнемет, Фрэнк, – проговорил Уиллис.

– Они им дышат, – добавила Салли. – Ну и зрелище.

– И явно не умеют летать, – подметил практичный Фрэнк.

Уиллис хмыкнул из своего «Одина»:

– Наверное, просто воспламеняют метан из своей пищеварительной системы.

Фрэнк выдавил смешок.

– У нас на службе был парень, который свой пердеж поджигал зажигалкой.

– Не разрушай волшебство, – сказала Салли. – Это самый настоящий дракон, какого я только видела в жизни.

– А ты задумайся, – проговорил Уиллис. – По какой-то причине Марс оказался полон жизни – и жизни кипучей. Так зачем зверю такого размера нужны броня и огнемет? Представьте, какие тут настоящие хищники.

– Настоящие хищники?

– Не те, что эти охотники внизу, Фрэнк. И кстати, нам уже слишком поздно скрываться.

Фрэнк, сделав над собой усилие, оторвал взгляд от огромного загнанного зверя.

Небольшая эскадра машин, следовавших за огнедышащим драконом, рассыпалась и сбавила ход, а когда пыль вокруг нее осела, Фрэнк сумел различить ее детали. Машины оказались без колес – скорее это были песочные яхты, скользившие по поверхности под парусами. Покрытые пылью, они казались такими примитивными технологически, что он подумал, они сделаны из дерева или какого-то местного его эквивалента. Те, кто на них ехал – по двое-трое на машину, – как оказалось, не имели ничего общего с людьми. Это были ракообразные, уже встречавшиеся им ранее, но на этой эволюционной арене развившие гибкие, защищенные броней тела с длинными подвижными конечностями, в которых держали оружие – копья и луки.

И да, планеры не остались незамеченными. Фрэнк увидел вроде бы, как им грозили хитиновыми кулаками и даже метнули в воздух копьем, пусть и тщетно.

– Пожалуй, не стоит нам здесь садиться, – заключил он.

– Я бы не стала, – подтвердила Салли. – И глянь вон туда. – Она указала за плечо Фрэнка.

Там находилось еще больше охотников, преследующих драконов, дальше по равнине, и они, казалось, совсем не обращали внимание на планеры в небе. Когда одна группа догнала бегущего зверя, Фрэнк увидел, что из кожи зауропода торчали копья, а от них тянулись веревки к яхтам, что двигались за ним.

Должно быть, им требовались особые навыки, чтобы всадить гарпун между пластин брони, покрывавших туловище зверя. Одна из лодок перевернулась, разбросав своих пассажиров, и Фрэнк увидел салазки – те оказались белыми, как слоновая кость.

– Салазки похожи на кости, – заметил он Салли. – Может, эти ребята как китобои XIX века, которые использовали для своих судов части тел животных, на которых охотились… Салли, что это ты поешь?

– Называется «Гарпун любви». Просто вспомнилось – не обращай внимания.

– А вы гляньте вперед, на север, – проворчал Уиллис.

Фрэнк выровнял планер и, отведя глаза от кровавой сутолоки, посмотрел в ту сторону. И увидел ряд полос на гладкой поверхности дна, тонких, вертикально стоящих, чернеющих на фоне пурпурного неба этого мира.

Монолиты. Пять штук.

Все это было для Фрэнка уже слишком.

– Поверить не могу! Драконы, раки на песочных яхтах… и теперь еще это?

– А что, очередной мертвый Марс лучше? – спросила Салли.

– Мне уже не хватает разрешения, – проговорил Уиллис. – А в этом чертовом воздухе полно пыли и влаги. Но мне кажется, на этих плитах есть какие-то надписи.

– Что за надписи? – спросил Фрэнк возбужденно. – Последовательности простых чисел? Инструкция, как сделать червоточину своими руками?

– Может быть, что-то в этом роде, – отозвался Уиллис, относительно спокойно, если учесть обстоятельства. – Наследие Древних.

– Что ты несешь? – набросилась на него Салли. – Каких еще Древних?

– Ой, да ладно, – улыбнулся Фрэнк. – Это же Марс. И история Марса – вечно старого и разрушенного. И всегда есть какие-нибудь памятники, оставленные Древними, исчезнувшими, загадочные надписи…

– Давайте-ка ближе к реальности, – проворчал Уиллис. – Мы ничего об этом не узнаем, пока не сделаем копию этих надписей и не изучим их дома как подобает. – Его планер устремился в сторону монолитов. – Нам придется выбраться наружу и все переписать, а может быть, и взять образец самого монолита. И после этого полетим дальше…

– Даже после этого ты хочешь лететь дальше?

– Конечно. Это чудесно. Но это не то, чего я ищу. И…

В этот момент Салли вскрикнула у него за спиной:

– О боже, моя голова…

Мгновение спустя Фрэнк тоже это почувствовал.

Оставшуюся часть дня они пытались сделать все возможное, чтобы подобраться к монолитам и переписать изображения их поверхности. Но что-то преграждало им путь.

Когда они подлетали или даже когда высаживались и пытались подойти пешком, их одолевала мучительная, нестерпимая головная боль. Салли вспомнилось то давление, которое Джошуа Валиенте, как он сам уверял, чувствовал в присутствии сущности, известной как Первое Лицо Единственное Число. Или отвращение, которое тролли испытывали от плотности людской сознательности на Базовой Земле. Гуманоиды, очевидно, обладали некой способностью, чувствительностью к разуму – способностью, которой эти гипотетические «Древние» могли управлять.

Уиллис попытался обмануть механизм, перейдя в последовательный мир, подобравшись ближе к монолиту и вернувшись обратно, – но боль чуть не вывела его из строя, даже несмотря на то, что в последовательном мире не было ни следа монолитов.

Они попытались отправить дрона, но тогда в дело вступила другая защита. Маленькие самолетики, когда они достигли невидимого предела, просто оттолкнуло, и им оставалось лишь вернуться и попробовать снова. Уиллис хотел было отправить еще один из планеров под дистанционным управлением, но Фрэнк и Салли ему не позволили.

– Что бы там ни было написано, нам этого знать не положено, – печально заключил Фрэнк. – Эти Древние нас не пускают, Уиллис.

– Нет уж, мы еще не сдаемся. Мы найдем путь.

Они посадили планеры на безопасном расстоянии от песочных китобоев.

Позже, когда стало смеркаться и они принялись устанавливать палатку на ночь, Салли указала на север:

– Смотрите. Внизу у монолитов. Я что-то заметила… Там тропинка в пыли. А это что, песочные яхты?

Фрэнк, прижав бинокль к забралу, подтвердил ее слова. Трое, четверо, пятеро китобоев бежали мимо основания монолитов, словно их там и не было.

– Они даже не затормозили.

– Да что же это? – воскликнул Уиллис. – Они будто совсем не понимают, что перед ними. Для них монолиты – это как будто еще одна черта рельефа.

– И возможно, именно поэтому, – проговорила Салли, – им и удалось подойти так близко.

– Может быть, монолиты предназначены для них, а для нас нет, – предположил Фрэнк. – Слушайте, это хорошо, что мы от них достаточно далеко и они нас ночью не побеспокоят. Но рисковать не нужно. Думаю, нам стоит устроить дежурство на случай, если они сюда наведаются.

– Согласна, – ответила Салли.

Уиллис, стоя в скафандре, размышлял над предложением.

– Нам нужно поднять один из планеров. Просто чтобы удостовериться, что они не подкрадутся незаметно.

Фрэнк задумался.

– Кажется, это лишнее, Уиллис. С этим справится и дрон.

– Нет-нет. – Он зашагал прочь. – Я возьму «Одина». Лучше перестраховаться…

Разумеется, никто не смог его остановить. И разумеется, он им солгал. Он вовсе не намеревался держать для них воздушный караул.

Как только «Один» поднялся в воздух, Фрэнк и Салли ничем не могли помешать Уиллису повернуть нос планера к югу – в сторону основной группы китобоев.

– Он даже не включает радио, черт побери! – прорычал Фрэнк, распаляясь в бессильной ярости. – Какого черта он вытворяет?

Салли выглядела спокойной.

– Он отправился искать способ, как получить те изображения, которые хочет, – ответила она. – Что же еще? Так мой отец всегда и делает. Идет и получает то, что хочет.

– Да он убьет себя, вот что он там получит. Он же твой отец. А тебе хоть бы что.

Она пожала плечами:

– А что я могу сделать?

Фрэнк покачал головой:

– Если поставишь палатку, я пойду проверю «Тор». Нужно убедиться, что мы сможем быстро его оттуда вытащить, если придется.

– Разумно.

Уиллис не стал приближаться к китобоям, пока не начало светать.

Раздраженный Фрэнк, который провел бессонную ночь, поеживался в своем наполовину застегнутом скафандре. Наконец он вздрогнул, услышав негромкий сигнал по радио.

– Салли, он вышел на связь.

Она, всегда спавшая чутко, мгновенно села.

– Давай, Уиллис…

Фрэнк смотрел на экранное изображение туши гигантского насекомоподобного создания – оно было выше человеческого роста. Поверх крепкого на вид экзоскелета на нем были ремни и патронташи с разными инструментами, в трех-четырех из своих многочисленных конечностей оно держало копье с привязанной веревкой – это был гарпун. Все это Фрэнк видел в сероватой мгле. А копье создания было направлено точно в камеру.

– Конвергентная эволюция[28]28
  Эволюционный процесс, характеризующийся развитием схожих признаков у неродственных организмов, обитающих в похожей среде.


[Закрыть], – пробормотал Уиллис.

– Уиллис?

– Вы видите то же, что вижу я, это изображение с камеры у меня на шлеме. Конвергентная эволюция. Такой гарпун мог быть и на Нантакетском китобойном судне[29]29
  Имеется в виду «Эссекс», затонувший после нападения кашалота в 1820 году. Его история вдохновила Германа Мелвилла на написание романа «Моби Дик».


[Закрыть]. Похожие проблемы находят похожие решения.

– А что за серая мгла? – спросила Салли. – Изображение смазано…

– Я в мешке выживания. – На экране появилась рука в перчатке и коснулась полупрозрачной стены. – Лежу в скафандре внутри мешка.

Мешки эти были пластиковыми, на молнии, с небольшими пакетами со сжатым воздухом. Предназначались они для использования в случаях потери давления, когда невозможно было добраться до скафандра, – тогда следовало просто запрыгнуть в мешок и застегнуться, и выпущенного внутри воздуха хватало еще на некоторое время. Подвижность при этом становилась весьма ограниченной – благодаря тому, что руки и ноги помещались в трубоподобные рукава. Но вообще оказавшемуся в мешке предполагалось ожидать, пока его спасет кто-то, имеющий лучшее снаряжение.

– Я достал несколько мешков, чтобы был местный воздух и эти ребята, китобои, смогли им воспользоваться.

Салли сдвинула брови.

– Воздушные мешки? Зачем они этим ребятам, если они и так здесь живут?

– Я записываю все, что происходит, на случай, если не сработает. Тогда вы сможете учиться на моих ошибках для следующего захода.

– Какого еще следующего захода? – спросил Фрэнк.

– Следующего захода, когда вы сами приблизитесь к этим ребятам, чтобы войти и переписать то, что увидите на монолите.

Он поднял руку: в ней оказались маленькая ручная камера и стопка Переходников.

– С камерой понятно, – проговорила Салли. – Они нужны, чтобы сфотографировать монолиты – или чтобы китобои сделали это для тебя. Но Переходники зачем?

– Я же объяснил тебе еще в самом начале. Для торговли. Переходники – это то, что должно иметь ценность для любого разумного существа, какое мы можем тут встретить. Даже несмотря на то, что для выживания в последовательных этим марсианским Джокерам мирах нужны скафандры. А если я дам им еще и пузыри для выживания, то…

Уиллису пришлось поиграть в пантомиму, когда его окружили ракообразные – шести футов ростом, умелые охотники, размахивающие копьями. Только так он мог добиться желаемого. Сначала он показал китобоям, что они могут сделать с Переходником. Закончив его собирать – подключив пару разъемов в гнезда, а затем повернув переключатель, – он перешел, чем сумел вызвать у охотников недоумение, а затем вернулся обратно перед их предводителем – его сородичи явно пришли в испуг.

– Вот так вот, ребята. Теперь вы поняли. Представьте, как с помощью такой штуки сможете подкрасться к Пыхалу, то есть дракону. Попробуй сам. Только ты должен сам закончить сборку – тогда он будет у тебя работать. И еще тебе будет нужен пузырь для выживания, а то Марс на той стороне убьет тебя при первом вдохе…