Текст книги "Последняя тайна Патриарха"

– Только… – девчушка замялась, словно не была уверена в своих мимолетных наблюдениях «краем глаза», – ваша-то была бледненькая очень, похоже – задумалась, все в пол смотрела. Я еще подумала, может, потеряла что?

Настю похитили – ясно невооруженным глазом. Наверное, чем-то одурманили. Но – как, кто?! Здесь-то кому это понадобилось?!

На Никиту страшно было смотреть. Он во всем винил себя, проклинал отдел сувениров, глобусы-трубки и раз даже в сердцах так саданул кулаком по стене, что чуть было не проломил ее, несчастную бутафорию гипсокартонную.

Данила мучительно пытался сообразить и проанализировать, торопливо и растерянно бормотал: «Слушай, слушай, а если она…» Но ничего путного в голову не приходило.

На выходе из универмага у стеночки скучал бдительный дядечка. Без всяких преамбул и сыскарских конспираций Никита подошел к нему и с убитым видом заявил, что Настя пропала. Выслушав нехитрый рассказ, побледневший особист утек в сторонку и стал куда-то названивать.

– Поступило предложение… ну, оттуда… – мужичок ткнул пальцем в небо, – вернуться в гостиницу. А то как бы вас поодиночке всех не похитили. Борьба начинается. Нешуточная. Безжалостная. Учтите это. Советую не ускользать от меня. Ну-ну, по глазам вижу, что уже намылились! Я – человек маленький, но еще пригожусь.

Растерянные «гарные хлопчики» поплелись в гостиницу, чтобы еще раз обмозговать происшедшее. Тут даже всемогущий перстень был бессилен: подчинять своей железной воле оказалось некого…

Патриарх Феофил отпустил охрану и остался в своих покоях один, при свечах, горевших в массивном серебряном канделябре. Он сидел у массивного дубового стола, задумчиво вертел наперсный крест, изукрашенный каменьями, и так глубоко задумался, что и не заметил, как дверь тихонько отворилась, словно от сквозняка. Вдруг повеяло холодом, и в комнату скользнуло что-то: не то тень, не то маленький человечек, сотканный из мрака. Тень тут же юркнула в темный угол, за спину окаменевшего патриарха, и растворилась. Казалось, ничего не произошло – только язычки пламени свечей метнулись на мгновение…

Но это было страшное мгновение.

Телефонный звонок заставил Феофила вздрогнуть и прийти в себя. Он судорожно глотнул, поперхнулся, на мгновение стало трудно дышать. Взгляд, заметавшись, остановился на мобильнике. Растерянно глядя перед собой, патриарх выслушал четкий доклад: девушка схвачена и находится «где надо». Остается только связаться с ее «кавалером» и обозначить условия сделки. Как связаться? А никак – сам придет. Феофил тоже хорошо запомнил настороженный взгляд парня – проскочила между ними какая-то искра. Знал умудренный жизнью пастырь: теперь, после исчезновения любимой, точно сам нарисуется.

Старец откинулся на жесткую спинку кресла. Что-то по-прежнему мешало ему свободно дышать. Подумалось: «годы, годы…» Перед глазами возникло лицо Никиты, и вдруг накатила лютая злоба. Захотелось бить по этому ненавистному лицу пастырским посохом – в кровь, до изнеможения…

Старец вытер со лба испарину. «Да что со мной сегодня?» Но эта мысль растворилась в новом приступе всепоглощающей злобы.

Если бы в комнате находился кто-то еще, от его внимания наверняка не укрылся бы странный красноватый блеск в глазах священнослужителя…

Глава 26
Нежданная помощь

Настя медленно приходила в себя. Последние события помнились смутно, фрагментарно, словно и не с ней они происходили… Незнакомая женщина с алым кружевным лифчиком в руке, вдруг что-то спросившая… Что-то про свой возраст и приличия… Легкий укол – словно забытая на обновке булавка… Потом – тягучая вялость, лишенная воли и сил, полная лишь леденящей тревоги: как там Никита, он же с ума сойдет…

Когда сознание окончательно прояснилось, оказалось, что девушка находится в комнатке, напоминавшей больничную палату. Только тяжелая дверь со множеством замков не походила на больничную. Окна тоже не было…

Раздался слабый шум, и дверь отворилась. Вошедший молодой человек ласково улыбнулся и проговорил:

– Ну, очнулась, наконец? Давай разбираться: как тебя зовут? Откуда ты?

– А… где я?

– В больнице. Вас нашли на улице, в бессознательном состоянии.

Настю вдруг обуял ужас. Что это за больница с бронированными дверями?! Все – вранье. И она приняла решение.

– Я… не помню…

– Что, как вас зовут, не помните? – улыбка из ласковой стала холодной, напряженной. Так режиссер смотрит на актрису, которая вместо заученного текста вдруг стала пороть отсебятину.

– Нет… ничего не помню… – Настя попыталась улыбнуться и в глазах заблестели слезы. Уж если пороть отсебятину, то – талантливо!

– А где я? – вновь спросила она, словно плохо понимая, что ей говорят.

Молодой человек резко встал и стремительно вышел, плотно закрыв за собой дверь. Что делать дальше, он явно не знал. Стало быть, и никаким врачом не был.

Настя закрыла глаза, вдруг подумав о подсматривающих камерах. Лучше притвориться на самом деле ничего не помнящей, обессиленной. Единственное, что вселяло некоторую надежду: с ней явно говорил обычный человек, а не «порождение тьмы». Если, конечно, бандита можно назвать «обычным человеком».

А в это время Никита и Данила сидели в гостиничном люксе и лихорадочно строили догадки. Опять нечисть вылезла? Лилечка решила о себе напомнить?

– Знаешь, Дэн, у меня из памяти не выходит этот взгляд Феофила… Тяжелым он стал, мрачным, когда меня узнал. В Черногории мы уже проходили нездоровый интерес пастырей, может, и тут так? Дался им перстень!

– Все может быть, – Данила хмуро глядел куда-то в угол. Его детская вера в доброго Боженьку, обитающего в нарядных расписных церквях, никак не хотела смириться с тем, что все не так просто. – Ясно одно: надо ехать в монастырь и что-то попытаться выяснить. Больше ведь зацепок нет? Лилечка анафемская – та бы тут давно брачные танцы плясала.

– Только нам надо себя как-то изменить. Иначе от нас врассыпную все побегут! И толком ничего не узнаем, – в Никите проснулся бывший разведчик-камуфляжник.

– Ага, я наряжусь гимназисткой, а ты – моей собачкой.

– Только если волкодавом. Точно врассыпную все побегут! Ладно, шутки в сторону, давай туда просто поедем, попытаемся разузнать хоть что-то. Не дает мне покоя взгляд этого схизматика…

– Одно скажу: ехать надо не в монастырь, – нечего ему ночью в монастыре делать, – а в резиденцию Феофила. Сейчас гляну, где она тут находится… – и князь полез в свой ноутбук, все выяснил, и ребята отправились на Пушкинскую улицу отвоевывать свою девушку.

Радостная рождественская атмосфера растаяла без следа. Не до того было.

На Пушкинской улице было почти безлюдно, вьюжно. Ребята потоптались у входа, решая, как быть дальше. Вдруг из ворот выглянул неприметный монах – опять монах, да достали уже эти долгополые! – внимательно оглядел посетителей и вдруг тихо проговорил, что господина Лазарева уже ждут по важному делу. Даже не осведомился, кто перед ним и зачем… Словно Никиту вправду ждали и, похоже, – с нетерпением!

Повеяло металлическим запахом опасности, но отступать было нельзя и некуда: Настя, бедная Настя нуждалась в помощи!

Увязавшегося было Данилу попросили не вмешиваться и ждать у ворот. «Много, мол, званых, да мало избранных»! Никита молча кивнул ему: типа, «не дрейфь, лучше тут поляну секи». И пропал за дверью, ведущей в патриаршие покои.

Данила остался один. Обошел высокую ограду, примерился и вдруг ловко перемахнул ее, темной молнией мелькнув в свете фонаря. Притаился у какого-то сарайчика. Шло время. Ветер унялся, падал снег, и князь спрятался в полутьме под каким-то старинным навесом, куда почти не проникал свет.

Так прошло несколько минут. Он стоял, как часовой на посту, готовился к… даже сам не знал к чему, но весь превратился в клубок нервов: бдительно наблюдал за дверью в дом. Интуиция подсказывала: ничего хорошего от этого приглашения ждать не приходится.

И тут дверь вдруг скрипнула, и в светящемся проеме появился огромный мужчина, по виду – священник. Густым голосом коротко бросив кому-то, пискнувшему неразборчиво за его широкой спиной: «Провожать не надо, сам дорогу найду», он было двинулся к воротам, рассекая пространство словно океанский лайнер. Но, как только дверь захлопнулась, неожиданно легко, по-юношески развернулся и внимательно глянул туда, в сумрак, где стоял продрогший верный Данила… Которому, кстати, показалось, что где-то – и не так давно – он уже этого человека видел. Но где, когда?

– Молодой человек, можно к вам обратиться?

Данила, поколебавшись секунду, выступил из тени, приблизился с опаской.

– Скорее, юноша, надо уходить – Настя в опасности, – голос незнакомца звучал твердо и убедительно.

– Вы… вы знаете про Настю?!

– Я много чего знаю, но об этом потом, потом! Главное – мне известно, где она!

– А Никита? – только и смог вымолвить светлейший князь.

– За него пока не волнуйся. Он под защитой реликвии!

«Та-ак… И про перстень знает! Все всё знают, один только я брожу тут в потемках! Светлейший называется!» – и князь, оглянувшись на зашторенные окна, последовал за странным человеком. Имя девушки определило однозначный выбор.

Настя лежала на больничной койке, закрыв глаза от режущего неоново-мертвенного света, но чутко прислушиваясь к звукам, еле-еле доносившимся из-за железной двери. Там раздавались шаги и смутно гудели голоса.

Вдруг все стихло и на пороге возник давешний «доктор». С непонятной брезгливостью взглянул на девушку, словно та была любимой сестрой, убежавшей из дома с цыганами. Обратился к спутнице, в которой Настя узнала ту самую «даму», что разговорилась с ней в универмаге. Только вместо широкополой стильной шляпы и модного пальто на ней была докторская белая шапочка и накрахмаленный халат, а вместо красного кружевного лифчика в руках она, как дура, вертела стетоскоп, очевидно, не зная, что с ним дальше делать. На шею бы повесила, что ли, как это делают настоящие врачи! Но вот – не догадалась. Маскарад насмешил бы «невольную пациентку»: и не такие переодевания пришлось наблюдать за последние дни. Как в детском саду, ей-Богу!

Но было совсем не до смеха. Испуганная не на шутку Настя попыталась сесть в кровати.

Женщина приблизилась, задушевно стала задавать вроде бы самые обычные врачебные вопросы: «кто, откуда, что помнишь?» Однако Настя как завороженная смотрела ей в лицо и по каким-то легким уколам памяти вдруг поняла, кто перед ней…

Лилечка?!

Разумеется, ничего общего с разбитной девахой из венецианских воспоминаний не было: ни внешность, ни возраст, ни голос даже отдаленно не напоминали. Но… Острый взгляд, недобрым лучом вспыхнувший на полном румяном лице, – таком приятном, располагающем! – не позволял впасть в заблуждение.

«А неискусно румяна-то наложила! – пронеслось в голове Насти. – Не обманешь, мы тебя всякой видели, гадюка!»

Решила и дальше притворяться беспамятной. В изнеможении откинулась на подушку. Но и похитители были не так просты…

– Везите ее на электрошок, там все быстро вспомнит! – приказала дама возбужденно, более не пытаясь казаться «приятной во всех отношениях». Какие-то странные волны прошли по ее лицу, оно позеленело от злости и потеряло всякую привлекательность. С такими лицами изобретают абажуры из человеческой кожи и раскладывают золотые коронки по сафьяновым мешочкам.

Вбежавшие санитары подхватили Настю под руки, грубо, уже не церемонясь, сорвали с кровати и потащили по коридору. Видимо, здесь эту даму слушались беспрекословно.

В новом кабинете ее бросили на кушетку и стали готовить к процедуре. Очевидно, выглядевшая одурманенной девушка не вызывала у них особых опасений – ее даже не связали. Рядом на стеклянном столике были разложены инструменты, мало похожие на медицинские… Клещи, кривые иглы, зажимы…

У Насти, и правда, потемнело от ужаса в глазах.

Дама подошла вразвалочку, – она все больше напоминала переодетого мужика. Жестом отослала санитаров. И уже совсем мужским голосом она мрачно спросила:

– Что, милая, страшно? Подожди, это только цветочки!

– Что вам от меня нужно? – пролепетала Настя.

– Перстень.

– Я не понимаю… – голос девушки неподдельно задрожал.

– Все понимаешь, не морочь голову! – дама криво усмехнулась. – Если твой друг не отдаст перстень в обмен на тебя, ты должна будешь украсть реликвию и передать мне.

У Насти мелькнула мысль: «А тогда электрошок-то зачем? И все эти орудия пыток?»

Но Дама словно читала ее мысли:

– Вот что ждет тебя, если ослушаешься! Ты снова попадешь сюда и пощады уже не будет. Не волнуйся, я сумею до тебя добраться, как бы тебя ни охраняли! Так что тебе лучше выполнить то, что я сказал!

«Сказал… – Настя постаралась не подать виду, что заметила оговорку чертовой бабы. – Значит, вселился в тетечку и командуешь, гад?! «Белой дамой», значит, прикинулся? А, «красный карлик»?»

– А теперь позабавимся! – «Белая дама», хрипло дыша, надвинулась, нехорошая улыбка стала шире. Она видела ужас девушки, это, как и полная беспомощность жертвы, явно доставляло жгучее наслаждение. Только в наспех подведенных глазах сквозила жажда еще каких-то наслаждений, заставившая Настю содрогнуться.

Но одного оборотень совершенно не ожидал: что еле говорящая пленница вдруг схватит со столика скальпель и вонзит его в грудь мучителю! Раз, другой! Хлынула ярко-алая кровь, существо отшатнулось и вдруг… рухнуло на пол. Видимо, на какое-то мгновение власть Зла над чужим телом прекратилась. Настя с ужасом смотрела на лежащую женщину, залитую кровью.

Но времени вникать в устройство оборотней не было.

Успех придал силы. В коридоре, куда выскользнула девушка, никого не было, и она осторожно стала двигаться вдоль закрытых дверей, умирая от страха, что какая-нибудь вдруг сейчас распахнется. Голова кружилась, и каждый шаг давался с трудом…

Сзади послышался легкий шум. Обернувшись, Настя увидела медленно бредущую по стеночке «даму» – за ней тянулся бурый след. Но оборотень на глазах набирал силы, кровь, еще секунду назад фонтанчиком бившая из груди, остановилась. Злобный взгляд полыхнул из-под сбившейся набекрень белой шапочки. В руке существо сжимало окровавленный скальпель.

– Не уйдешшшь, сссукааа! – грозно прошипело оно.

Бежать было некуда – последняя дверь в торце коридора не поддавалась. «Вот и все. Прощай, Никитушка…» – из глаз Насти брызнули слезы. Обессилев, она привалилась к запертой двери и стала оседать на пол, теряя сознание.

Вдруг на другом конце коридора раздались торопливые шаги – и из-за угла вынырнул Данила, сжимавший ножку стула. На лбу парня виднелась багровая ссадина. За его спиной высился огромный бородатый человек.

Оборотень оглянулся и зашипел – уже яростно, испуганно. Отчаянно.

Спасители остановились. И тут незнакомец решительно выступил вперед, сверля взглядом светлых глаз сжавшуюся, – как перед прыжком, – мерзкую тетку. На лице отразилось нечеловеческое напряжение, но было совсем непохоже, что он боится!

Бормоча скороговоркой какие-то слова, человек-гора медленно, как сквозь толщу воды, двигался на врага, над которым сгустилось странное темное облако. Оно меняло очертания, извивалось, но с каждой секундой таяло. Одновременно и противник терял силы, съеживался, закрывал лицо руками и уже не шипел, а истерично визжал дурным надрывным голосом: «Неуйду-неуйду-неуйду!!!»

Данила тем временем бросился к Насте, уже не обращая внимания на бьющееся в корчах тело оборотня. Подхватил ее на руки, прижал к сердцу, ожесточенная гримаса воина сменилась нежностью…

Вся его первая настоящая любовь готова была раскрыться, выплеснуться, – несмотря на суровые зароки и запреты, которыми бедный мальчишка окружил для себя девушку своего друга… Перстень? Да при чем тут перстень?! Нужна ему эта безделица! Так, просто повод поиграть в гонялки-стрелялки с монстрами! Только не в компьютере, а в жизни.

За один взгляд Насти князь готов был отдать все самые волшебные перстни мира! Молча, ни словом, ни взглядом не обозначив своей страсти.

К счастью, любимая окончательно потеряла сознание, так и не успев ничего понять.

Но ведь для рыцаря самое главное – спасти возлюбленную! И Данила со счастливой улыбкой обернулся, светлые кудри его стояли дыбом, и он напоминал растрепанного Ланселота с Джиневрой на руках. После победоносной битвы с драконом.

Эскалибур был его мечом, Олифан – рыцарским рогом. Боевым конем неисправимого романтика был, – конечно же! – Россинант…

А Настя была его королевой!

Существо еще корчилось на полу, издавая змеиное шипение все тише и тише… Вот отвратительный звук сменился последним мучительным стоном… Незнакомец стоял над ней, бормоча таинственные слова, и лицо его словно источало слабый свет. Но свет стал меркнуть, и на зашорканном линолеуме осталась лежать женщина, и в ней не было ничего примечательного, кроме белого окровавленного халата. Скальпель с тихим звоном выпал из ослабевшей руки. Воцарилась ватная тишина…

Незнакомец пошатнулся, но овладел собой и сказал негромко:

– Данила, тебе надо скрыться в укромном месте и оберегать девушку. Я объясню, куда надо ехать и как можно быстрее! А я пока должен заняться хранителем перстня. Ему сейчас тоже нелегко. Ведь Никита не знает, что мы спасли Настю. И еще… Не стыдись своей любви и не бойся ее – мы не властны над чувствами. Но! Должны быть властны над поступками. И не волнуйся, – бородач бросил быстрый взгляд на распростертое у ног тело, – эта женщина останется жива, ее раны не смертельны. Она просто ничего не будет помнить. А теперь пошли!

– Но кто Вы? Откуда… – и тут Данила вспомнил, что мельком видел незнакомца, когда посещал московский храм на улице Радио!

– Да, вижу, ты вспомнил, – улыбка промелькнула на бледном от недавнего напряжения лице мужчины. – Меня послал Серафим, твой духовный отец. Зовусь Сергий. Остальное – потом. А то, что ты видел – обычная практика экзорцизма, изгнания бесов. Как видишь, подействовало! А за тот удар прости – не успел я вовремя выключить охранников, – тут Сергий резко обернулся, в глазах мелькнула тревога.

А Данила вспомнил, как они ворвались в здание, как на них остервенело набросилась охрана, санитары, и вот-вот должен был закипеть неравный бой, как вдруг все противники стали медленно падать, не оказывая никакого сопротивления. А странный гигант просто стоял и смотрел на них… Но один из нападавших все же успел двинуть князю по лбу – искры из глаз посыпались!

В глубине здания раздался шум – шаги, голоса. Таинственный Сергий бросился к двери, которую так и не смогла открыть Настя. Поколдовал с замком, и та внезапно распахнулась – прямо в освещенный одиноким фонарем двор, где бесновалась настоящая метель.

Шум приближался.

– Очнулись, аспиды и василиски! – неожиданно-весело пробормотал экзорцист и ловко протиснулся в узкий проем всей своей огромной массой. Следом выскользнул князь с Настей на руках, они мгновенно растворились в кутерьме снежинок и завываниях ветра.

Подбежавшие санитары бросились оказывать помощь своей начальнице, проклиная таинственных террористов, совершивших дерзкий налет на лучшую в городе психиатрическую клинику.

Однако потом, на допросах в прокуратуре, они так и не смогли описать внешность нападавших. Их перебинтованная начальница, оказавшаяся полькой по происхождению, вообще ничего не понимала: помнила только, что вышла из своего кабинета и собралась в универмаг за рождественскими покупками. Истовой католичкой была…

Пока шла борьба за Анастасию, в патриарших покоях на Пушкинской улице разворачивались свои события.

Никита стоял перед Феофилом, который мягко увещевал его отдать перстень и покаяться в грехах – воровстве и гордыни: мол, присвоил себе господин Лазарев церковную реликвию и пользуется ею как избранный!

Запиликавший в кармане мобильник охранник тут же отобрал, лишив пленника связи с внешним миром. То, что он в плену, Никита уже сообразил, несмотря на «отеческий» тон владыки. Но до поры до времени тревожился не особо, полагаясь на чудесную силу перстня. Просто хотел по-хорошему договориться, без крайних мер. Начни бузить – а Настя-то все еще непонятно где… И что им, аспидам, в голову тогда взбредет?

Парень, уже повидавший всяких охотников за святыней, мрачно слушал архиерея и молчал. Вызывающее молчание стало раздражать Феофила, нотки пастырской кротости в его голосе сменились приступом истеричной ярости, совсем старца не украсившей.

– Как же ты, ничтожный, посмел так поступить? А, господин Лазарев?!

– А никак! – вдруг дерзко ответил Никита, а сам подумал: «Сейчас еще смердом обзовет, а то и по матушке склонять станет… Недолго отцом родным прикидывался – ишь как переменился!»

Протянул вперед руку, украшенную сияющим сапфиром.

– Он сам выбрал меня хранителем, я не напрашивался! Попробуйте снять перстень – я не возражаю отдать его. Слишком много с ним хлопот!

Патриарх не выдержал искушения и, как одержимый, алчно вцепился в руку, тщетно пытаясь скрутить кольцо. В глазах плясали безумием уже явственные языки багрового пламени. Камень засветился так ослепительно, что старец отпрянул с криком, дуя на пальцы, словно обожженные неведомым огнем. Никита между тем ничего не почувствовал, лишь легкая усмешка скользнула по его лицу, когда он брезгливо отдернул руку.

– Ну что, убедились?

И, продолжая направлять лучи перстня на злыдня, парень мысленно попытался приказать ему встать на колени. Но… ничего не произошло! Видимо, чтобы сломить врага, одной силы перстня было мало, а помощи, как тогда, в Бари, ждать не приходилось. Старец выпрямился, страшная борьба отразилась на его лице, но он смог выстоять!

Никита растерянно опустил руку…

Феофил рухнул обратно в кресло и отер пот с побагровевшего лица. Отдышался. Проговорил зловеще:

– Ну, что же, сын мой… Не действует на меня твоя штука! Придется, видно, говорить по-другому.

Он позвал охрану и приказал:

– Возьмите-ка этого доброго молодца и снимите с его пальца перстень. Надо будет палец отрезать – режьте!

Бледного Никиту окружили. Но тут выяснилось, что несчастные отморозки никакого перстня не видят и понятия не имеют, что владыке нужно от парня! А тот от злобы окончательно потерял человеческий облик.

Взглянув внимательно в перекошенное, озверевшее лицо мучителя, «господин Лазарев» вдруг понял, что перед ним не архиерей вовсе, а какое-то неведомое существо. Неведомое и крайне, смертельно опасное. С чем-то подобным уже пришлось столкнуться на Алтае…

Пастырь на глазах менялся – трудно было узнать. Он вновь поднялся из кресел и оказался вдруг огромного роста – даже охранники попятились. Глаза сузились в щелки, рот злобно ощерился, речь стала уже вовсе не пастырской, а какой-то бандитской:

– Что, герой, страшно? А ты знаешь, что будет с твоей кралей, если ты не послушаешь меня? Мы ей не только все пальцы отрежем! Мы ее… – изо рта пошла пена.

Оборотень умолк, перевел дух. Было слышно только, как скрипят мозги незадачливых подручных. И словно новая мысль вдруг мелькнула в его налитых кровью глазах, нацеленных на Никиту:

– А впрочем… Можешь не отдавать перстень! Но вот мое условие: отправляйся в Москву и там подчини Дамиана воле перстня, пусть он откажется от участия в выборах, пусть забудет навечно о сане патриарха! Помни: ты должен помешать его избранию! Тогда я верну тебе твое «сокровище», – в последних словах отчетливо читалось высокомерное презрение.

Лишенный возможности что-либо знать о судьбе Насти и Данилы, несчастный Никита тяжко задумался. Может, и правда – надо ехать в Москву и выполнить волю этого монстра, чтобы от них отвязались?

Словно уловив мысли Никиты, Феофил быстро сказал:

– Но ты должен ехать прямо сейчас! Немедленно! – и, обратившись к одному из охранников, приказал: «Подготовить самолет!» Тот открыл было рот:

– А как… – на что монстр гневно ответствовал:

– Что, не знаешь, к кому следует обратиться? Кто мне всегда помогает в таких случаях?! Про олигарха нашего карманного забыл?! Ему еще много грехов замаливать, пусть старается. И еще… – существо понизило голос до еле слышного шепота, – после выполнения задания хранителя перстня – ликвидировать. Как и его спутницу.

Охранник кивнул, сообразив.

И Никита, решившись и выйдя из глубокой задумчивости, кивнул. «Будь что будет, а Настю и Данилу надо спасать. Гори он, этот перстень! Именно что синим пламенем… Прости, владыка, что не выполнил твой наказ…» – только и мелькнула покаянная мысль, обращенная к покойному Алексию.

Тот, кто бросает своих друзей в беде, и мир никакой не спасет…

Охрана вывела парня, и через пару часов он уже летел в частном самолете. Летел в родной город и думал, думал…

А через полчаса после исчезновения Никиты Феофил, широкими шагами меривший покои и довольно потиравший руки, вдруг резко остановился, нахмурился, нервная судорога исказила его еще минуту назад оживленное лицо, он пошатнулся и… рухнул, потеряв сознание. Охранники бросились к владыке, подняли, усадили. Побрызгали водой… Мутным взором оглядев окружающих, старец пробормотал еле слышно:

– Где я?

Постепенно он пришел в себя, в глазах уже не было страшного красноватого отблеска. А расплывчатую тень, метнувшуюся за портьеру, никто не заметил…

И тут в покои буквально ворвался монах, следом за которым шагал Сергий.

– Они сами, владыка, я говорил им… – монах что-то еще лепетал в свое оправдание, но Сергий отодвинул его и, грозно глядя на патриарха, веско так спросил:

– Где Никита?

Охранники застыли на месте, как парализованные.

Феофил захрипел, смутно припоминая недавние события…

– Кто вы?.. А, Сергий… Зачем вам этот Никита? Тоже перстень покоя не дает?

Но Сергий только повторил слова, сверля глазами еле говорящего владыку:

– Где Никита?!

– Он уехал… в Москву… Ох… По моему… приказу… Я не знаю, что со мной приключилось… Кричал на него, пытался сорвать перстень… Грозил смертью девушки… Ее надо освободить… Я не хотел, видит Бог, не хотел – так, но будто бес вселился… Ос-та-но-ви его! Он не должен выполнять тот приказ, я не в себе был… Иначе – смерть… Страшно, ох, страшно…

Было похоже, что, в отличие от многих, в чье тело вселялась Тьма, Феофил все же помнил происходившее с ним! Да, силы воли владыке было не занимать-стать! И в своей проницательности он близко подошел к истине. Сейчас содеянное приводило старца в ужас. А еще больше наводили ужас последствия!

Но он сам сумел вырвать из сердца Зло. Сам!

Сергий стоял и просто смотрел на патриарха, и тот постепенно успокоился, закрыл глаза, уснул… Потом, через много дней, он поймет, что позволил Злу без труда вползти в душу, где поселились ожесточение и гордыня. Поймет и покается, хорошо зная целебную силу искреннего раскаяния.

Делать нечего, Сергий вернулся туда, где скрывались Настя и Данила. Это была махонькая квартирка какой-то прихожанки, из истинно-православных. Они, как древние христиане, свято старались поддерживать друг друга.

Девушка тихо спала, а князь стоял у окна и с грустью смотрел на мутный, еле отличимый от сумерек рассвет. Скоро Настя поправится, забудет все, и ясновельможный Данила снова станет «другом семьи». А потом найдется и Никита, и надо будет опять прятать свое чувство… Подумать только – «принц византийский»! Перед глазами возник Лазарев, он спокойно и дружелюбно смотрел на князя, и этот взгляд переворачивал душу.

Предать друга князь не мог физически, это было несовместимо с жизнью. И как только сознанием завладевали мечты о любви, о счастье, бедному юноше становилось мучительно стыдно. Страшно – до тошноты. Лучше сражаться с сотней красноглазых карликов…

Данила зажмурился в отчаянии и попытался придать тягостным мыслям иное направление.

Странный он, этот Сергий. Выскочил тут, понимаешь, «как чертик из коробочки», – Данила по-прежнему собирал идиомы и старался их использовать. Хотя ничего себе – «чертик»! Но – кстати выскочил, кстати, чего уж там!

Только князь успел подумать, в дверях – легок на помине! – показался тот самый «чертик», весьма, впрочем, озабоченный. И сумел же так бесшумно объявиться!

– Как Настя?

– Да вроде спит, намаялась, бедная…

– Я должен буду вас покинуть. Поеду в Москву. Никиту увезли туда, чтобы он оказал давление на Синод, – Сергий говорил рублеными бесстрастными фразами. – Дождись, когда Настя совсем в себя придет, и тоже дуйте в первопрестольную. Жаркая схватка намечается! Мы сами там найдем вас. Мобильники еще работают.

– Понял. Дождусь. Дунем. Тьфу, приедем! – Данила смутился. – А Никита в порядке? Вы его адрес московский знаете? Кстати, я пытался ему позвонить, но он почему-то не отвечает…

– Да? Это плохо. Ладно, разберемся. За друга так уж сильно не волнуйся, но ради вашего спасения он может глупостей наделать, надо бы предотвратить. Адрес найду. Не проблема, – слово «друга» Сергий слегка выделил, давая понять, что свято верит в неколебимую дворянскую порядочность. А то обезумевший от ревности Никита со своим перстнем таких дров наломает!

Данила все понял, но против воли лицо его осветила счастливая улыбка! Значит, пару дней они с Настей будут вдвоем? Гулять будут, он ей Киев покажет, хотя и не знает его совсем, но это неважно! Может, Настя, наконец, разглядит в нем мужчину, и, опять же, «синдром спасенной принцессы, влюбившейся в рыцаря-освободителя» – в книжках об этом написано, он читал!

Крамольные мысли заставили его вновь залиться краской. Будучи блондином, князь легко краснел.

– Э-э… Расскажите, кто Вы? Откуда у вас такая сила? И… как там владыка Серафим? Вижу, он не забывает нас…

– По-моему, достаточно знать, что я на вашей стороне, и хочу добра. Тебе нужны звания и титулы? Они не помогут. Да, вот мои координаты. Звони, звони по-любому!

Сергий оставил на столике визитку и неуклюже – комнатка была явно мала для его габаритов – повернулся уходить. Но вдруг его внушительная фигура вновь обрела стремительность и легкость, и он, подойдя к Даниле, приложил ладонь к его лбу, что-то шепча.

– Рана завтра затянется. Ну, держись, боец, – наконец чуть улыбнулся. И с этими словами бесшумно исчез.

Едва закрылась дверь, раздался слабый голос:

– Кто это был?

Настя очнулась и огромными серыми глазами, обведенными синевой, смотрела на Данилу. Испуганно. С тревогой.

– Это… Наш спаситель, он помог мне… тебе… вырваться из психушки… Удивительнейший человек! Ты что-нибудь помнишь?

Но девушка и «психушку», и «чудесного спасителя» пропустила мимо ушей. Тревога ее была совсем о другом, в голосе зазвучали слезы:

– Где Никита? Что с ним? Почему его нет?

Вот тебе и «синдром спасенной принцессы». В книжках написано…

«На сарае тоже всякое пишут, а там, кроме дров, никогда ничего и не было!»