Текст книги "Последняя тайна Патриарха"

Глава 14
Пещера Хранительницы Гор

Одна беда миновала, а вторая была тут как тут. Затихший было ветер вновь усилился, донося жуткий волчий вой – теперь он слышался совсем близко, со дна котловины. Ружья-ружьями, а от этой напасти надо было спасаться немедленным бегством. Начался путь наверх – выбирали наиболее пологие места, но и на них подниматься было с каждой минутой все тяжелее. Стая следовала на некотором отдалении, не приближаясь и не отставая. Никита, оглянувшись, смог различить на снегу не менее пяти огромных – или так со страху показалось? – зверюг. Бесстрашие – оно ведь не означает, что страх неведом, – просто надо найти мужество его преодолеть! Однако, странное дело – перстень молчал, словно не чувствовал никакой опасности…

Монахи боялись выстрелить – вдруг опять лавину вызовут? Только этого не хватало! Но волки почему-то сохраняли дистанцию.

– Выматывают… хитрые, черти! – шепнул легконогий Данила запыхавшемуся Василию. А может, и Николаю – братья были удивительно похожи. Когда-то «кабинетный червь» прочел в одной из книжек о тактике волков: брать измором. Много чего в книжках пишут, да только в жизни порой все куда причудливей выходит…

Вдруг Никита резко остановился: впереди, за кустами, мигнул огонек – и тут же погас. Потом опять блеснул.

– Ну, братцы, кто бы это ни был, а нам туда надо, совсем стемнеет скоро, пропадем мы в горах – ночью-то… – проговорил один из братьев. И, удвоив усилия, маленький отряд быстро дошел до относительно ровной площадки, на которой ребята с удивлением разглядели человеческую фигуру, держащую в руках допотопный фонарь, едва ли не слюдяной. Огонек зажженной внутри свечи то почти гаснул, то разгорался. Но еще больше они изумились, когда обнаружилось, что это – старая женщина, в меховом полушубке и алтайском малахае, из-под которого выбивались белые пряди… Она сделала призывный жест и заторопилась в расселину, видневшуюся в скалах. Делать нечего, выбирать не приходилось, да и сил карабкаться дальше не осталось даже у мужчин, не говоря уже о Насте, которая от всего пережитого едва держалась на ногах.

Через несколько минут, следуя за огоньком, невольные скалолазы оказались у прочной деревянной двери в проеме, вырубленном в скале. Женщина встала перед ней, еще раз взмахнув рукой. Но призывала она не только людей. Вот чудо! Обгоняя отряд, к ногам старушки бросились… волки! Да, это были матерые, страшные звери, желтые глаза блестели в свете фонаря… Но они ластились к бабушке, как щенки, только что не урчали. А она трепала их по мощным загривкам и – неожиданно молодым голосом – ласково называла забавными, домашними какими-то, именами: Дружок, Малашка… Кто бы мог подумать, что огромный белый волк – это Снежок?! Клыки с Никитин мизинец! Монахи стали мелко креститься, изумленно взирая на эту сцену единения человека с дикой природой.

Наконец звери угомонились и, совершенно не боясь ребят, – словно знали их всю жизнь! – ускользнули внутрь непонятного жилища удивительной женщины. Она выпрямилась, внимательно глядя на измученных мужчин, окруживших плотным кольцом едва не падающую в обморок девушку. Медленно кивнула в сторону двери, из-за которой пробивалась полоса яркого света. Типа приглашала войти…

Внутри оказался широкий проход куда-то вглубь горы, и через минуту усталая команда увидела своды большой пещеры – метров пять высотой. Она показалась уютной, да в тот момент таким показалось бы любое человеческое жилище.

Углубление в скале являло собой очаг, над огнем висел булькающий медный котелок. Аромат от него шел обалденный! Душно не было: дым улетал вверх – каким-то образом здесь была устроена отличная тяга. В отдалении от людей уже разлеглись волки, напоминая собак, пригретых страстной защитницей животных. У Насти в доме жила одна такая, сердобольная, – пятерых разномастных приютила! На нее еще соседи длинные жалобы в ДЭЗ писали: мол, «вонища, и звери разгуливают без намордников». Однако здесь это не выглядело «вопиющим нарушением». Да и все вокруг старухи казалось естественным, единственно возможным, словно только так и должно было быть.

Было жарко натоплено. Ребята скинули куртки и опустились, вернее – рухнули! – на шкуры, расстеленные на каменном полу пещеры и принялись оглядывать нежданное пристанище. По стенам были развешаны пучки трав, какие-то чучела… Наверное, ребята не особо удивились, если бы обнаружили там скальпы или черепа.

Дрова в очаге уютно потрескивали, варево кипело – котел был большим, и с малых лет вечно-голодный Никита уже стал глотать слюнки. Примерно те же чувства отразились и на лицах его спутников, а Настя, привалившись к широкой спине своего парня, так вообще глаз отвести не могла от огня! Хотя они уже слипались от усталости. Есть же предел человеческой способности вмещать впечатления, тем более – такие!

Старушка села на покрытую ветхим вытертым ковром – и откуда он тут? – низкую тахту. Ни слова не говоря, внимательно воззрилась на гостей. Она не приказывала, не требовала: просто ждала – слов, объяснений… И столько в этом ожидании было ласкового участия, что молчать дальше показалось просто невежливым.

И Никита, повинуясь молчаливому ожиданию, начал рассказывать. Вспыхнувшая симпатия быстро переросла в безграничное доверие. Никто из ребят его не останавливал, а братья-иноки и вовсе слушали во все уши, тем более, что не особо успели разобраться в возложенной на них миссии. И в своем офицерском прошлом, и в нынешнем монастырском бытии, они не привыкли к разъяснениям и комментариям: надо – значит надо, и точка!

Все, все, что знал, что сумел понять не больно велеречивый Никита, он постарался донести до внимательной слушательницы, морщинистое древнее лицо которой поминутно менялось вослед рассказу.

Примечательное, надо сказать, лицо!

Когда стало возможным рассмотреть его как следует, ребята не нашли в ее чертах ничего «горно-алтайского». А поначалу им подумалось, что это местная «шаман-апа» какая-то… Бабушка оказалась европейкой, и в молодости, очевидно, была редкостной красавицей!

В завершение своего рассказа Никита сдернул перчатку с руки: камень в перстне стал прозрачно-васильковым! Искренняя радость и неподдельное изумление оживили облик старушки, разгладили морщины, – сейчас перед завороженными непрошеными гостями затерянной пещеры сидела женщина, чей возраст уже трудно было бы определить… Впрочем, почему непрошеными? Тихим голосом, произнося русские слова чуть странновато, с устаревшими оборотами, таинственная женщина стала говорить, словно отвечая на невысказанные вопросы. «Так моя прабабушка мне в детстве сказки рассказывала! – с удивлением подумал Данила. – Теперь в России изъясняются совсем по-другому…»

– Я и не знала, что доживу до этой минуты и увижу Знак! Но с недавних пор стали сбываться пророчества, и по приметам я поняла, что время наступило, и сегодня ждала вас. Вот, друзей своих выслала навстречу, чтобы вы с дороги не сбились и прямиком ко мне в пещеру пришли… Когда расслышала грохот лавины, думала, что придется самой вмешаться в схватку с посланцем Зла, да Бог отвел – вы, молодцы, сами справились! Товарища вашего жаль, он был хороший человек… Лавина та не случайно пронеслась, не от выстрела. Запомните: у Зла большие возможности. Но оно пока не всемогуще…

– Откуда вы знаете, что Петро погиб? – вырвалось у Никиты.

– О, я многое знаю. Но, как сказано в Писании: «Во многой мудрости – много печали…» – с этими словами удивительная женщина встала и удалилась куда-то вглубь своего необычного жилища, исчезнув за огромной медвежьей шкурой, прикрывавшей вход, надо думать, в личные покои. «Покои… Какие странные слова приходят на ум!» – подумал уже ничего не понимающий Никита. Эх, как ему, солдату, не хватало сейчас уверенного командира…

Когда старушка вернулась, гости ахнули: перед ними предстала моложавая дама в длинном палевом платье, с переливчатой брошью на груди, опушенной серебристым мехом. В руках она держала маленький, обитый кожей и медью сундучок. Светлые густые волосы были убраны в высокую прическу и заколоты… «Аграф…», – тихо произнесла Настя, восторженно наблюдая метаморфозы. От ее сонливости не осталось и следа!

Шелк пышного платья струился мягкими складками, дама словно сошла с парадных портретов начала XX века. В пещере вдруг посветлело, будто под сводом зажглись свечи огромной дворцовой люстры. Стены заискрились, словно припорошенные алмазной пылью, развешанные на них травы налились яркими красками.

Но ребят поразило не только чудесное преображение: в тонких чертах ее лица проглядывало что-то знакомое…

– Как вы похожи на… Екатерину Великую! – изумлению Насти не было предела! – Только гораздо красивее!

– Конечно, милая, похожа – ведь я урожденная графиня Бобринская, пра-правнучка императрицы![2]2
  Граф Алексей Григорьевич Бобринский – незаконнорожденный сын Екатерины II и Григория Орлова. Мать, убедившись в его полной непригодности к серьезным государственным делам, потеряла к нему всякий интерес. Прежде всего, она все-таки была самодержицей!


[Закрыть] И назвали меня в ее честь! – мелодичный голос звучал с редким достоинством. – Этот наряд – все, что осталось у меня от канувших в Лету времен…

– Позвольте представиться – князь Даниил Милославский, – Данила вскочил и, вытянув руки по швам, коротко, по-офицерски, кивнул: «Enchante, madame!»[3]3
  Мадам, я очарован! (фр.)


[Закрыть]

Как завороженный, поднялся и Никита, пробормотав хрипло:

– Никита… Лазарев… А это Настя… Анастасия Большакова…

Назвались и братья-монахи, изумленно глядевшие на непостижимое превращение. На всякий случай перекрестились – не бесовщина ли?

– Ах, вот как?! Так ведь с вами, князь, мы даже находимся в дальнем родстве! Je suis contente de vous voir, mon prince![4]4
  Рада Вас видеть, князь! (фр.)


[Закрыть] – обратилась она к Даниле, порозовевшему от смущения и тихо прошептавшему лишь: «Moi aussi…»[5]5
  Я тоже… (фр.)


[Закрыть]. Воспитание опередило изумление: заставило парня подойти, предложить руку и проводить даму к ее месту.

– А вы, Никита, тоже, как говорили когда-то, «из бывших»? – милостиво обратилась Екатерина к гиганту. – В вас чувствуется порода…

– Я? Хм… – бедный детдомовец совсем растерялся. – Нет, я – сирота и родителей не знаю.

Женщина бросила на него странный взгляд и медленно проговорила:

– Нет, ошибиться невозможно… Впрочем, об этом после.

Верный Данила пришел на помощь побледневшему товарищу:

– Ваше сиятельство! Позвольте спросить… А как же вы попали сюда, в дикую глушь, и что делали здесь все эти годы?! – в Даниле проснулись все его великосветские предки. И Никита, и смиренные иноки, и даже «советская дворянка» Настя смотрели на них с невольной улыбкой, вовсе не чувствуя себя вторым сортом: настоящим аристократам не свойственно заострять внимание на собственном благородном происхождении. Благородство потому и благородство, что не способно никого задеть, тем более – обидеть.

– Долгая это история… Долгая и необычная… – взгляд Екатерины затуманился. Хотя… в те годы, после переворота, многие девушки из благородных семей были вынуждены как-то выживать, не полагаясь больше на родственные связи и знатность рода. Как раз знатность и была главным ужасом тех лет! Мы с матерью сначала бежали из Петрограда к адмиралу Колчаку – надеялись примкнуть к освобожденной царской семье. Освобожденой…

Когда адмирал был разбит и казнен, пришлось скрыться в Сибири, прикинуться бедными мещаночками-беженками. Судьба занесла в захолустный Барнаул, где мать и арестовали, как «бывшую». И как можно о живом человеке так говорить – «бывшая»?!

В спокойном голосе дамы на миг проскользнуло искреннее недоумение. Очевидно, вся мудрость мира не смогла победить ее девичью наивность. Но она продолжила:

– В день ареста я ушла давать уроки французского жене местного большого начальника. Уж зачем ей это понадобилось – не знаю. Она мне и шепнула на прощанье: «домой не возвращайся – хуже будет». Я не послушалась, побежала: а маму уже забрали…

Много лет спустя я узнала, – до меня иногда все же доходят новости из человеческого мира, – что в тридцатые годы этот пламенный большевик поплатился головой за все свои заблуждения… Сгинула и его супруга… Впрочем, не буду отвлекаться. Сердобольная соседка наказала бежать в горы, объясняла, как попасть к добрым людям. Мол, спрячут и помогут…

Только тех добрых людей я долго искала. Да так и не нашла. Страх тогда вселился в человеческие сердца. Рассеялись добрые, попрятались, а то и злыми прикинулись. От прежней жизни ничего не осталось. Легко ли было мне, фрейлине императрицы, блуждать по горам и кого-то искать? Да, да, я была представлена ко двору! Вот, видите – это не просто брошь, это бриллиантовый шифр! Все фрейлины его носили…

Меня, полумертвую, погибающую, нашла местная женщина, привела к себе… С тех пор я тут и живу. Она среди местных слыла… как это? – шаманкой! Многому меня обучила, у людей это волшебством иногда зовется, а то и колдовством. Говорила, что сразу разглядела во мне преемницу, что долго, очень долго ждала такую, – чтобы она через муки и страдания прошла. Чтобы не тянуло обратно в мир. И правда: я тогда стала бояться людей, хотелось быть от них подальше… Так я стала ее наследницей… Не улыбайтесь, молодой человек! – женщина вдруг строго посмотрела на Никиту.

– Наследство серьезным оказалось: ведь я попала тогда к самой Хранительнице гор! Никто не знал, сколько ей лет, но по обмолвкам я скоро поняла, что жила она здесь с незапамятных времен… Однако всему приходит конец. Когда добрая женщина умерла, Хранительницей стала я… Может быть, поэтому я так молодо выгляжу? – Екатерина не смогла удержаться от грустной улыбки. – Ведь мне уже больше ста лет. Но долгий век не всегда награда…

Никита помрачнел. Он, как никто другой, уже смутно понимал: если ты выбран – пощады не жди.

Николай с Василием снова перекрестились, не зная, как реагировать на подобные признания: а что, если эта самая «хранительница» – все-таки нечисть и бесовское наваждение? Когда мир оказывается сложнее наших о нем представлений, он чаще всего не радует, а пугает… Впрочем, их настороженные взгляды нашли на мерцающем граните пещеры небольшую старинную – совсем потемнела! – икону. Вроде успокоились маленько.

У Данилы вытянулось лицо. Радостное изумление от неожиданной встречи прошло. Наступил черед тягостных сомнений. Ведь даже столкнувшись с чудом, мы к следующим чудесам все равно оказываемся не готовы. На то они и чудеса.

И лишь Настя по-прежнему восторженно смотрела на сказочно преобразившуюся женщину. Бедняжка уже ничему не удивлялась: вспыхнувшая симпатия была слишком велика, чтобы рассеяться от двух слов, пусть и не очень понятных. Хранительница гор… А может быть, женщины и правда чувствуют не так, как мужчины? Быстрее и легче привыкают к стремительным переменам привычной жизни. После ручных волков, после всего, чему ей пришлось стать свидетельницей, девушка готова была выслушать и не такое! В конце концов, между колдовством и чудом разница заключается лишь в том, кто их творит! И слабому человеку не всегда под силу понять это, принять верную сторону… Насте хотелось верить странной женщине, верить в ее добрую волю.

– Не пугайтесь! – рассмеялась графиня. – Я не сумасшедшая! Быть Хранительницей гор, в равновесии поддерживать мир вокруг – это тяжелое служение. И горам, и людям… И зверям, – она бросила быстрый взгляд на смирно лежавших поодаль волков. – Но нам, дворянам, к службе не привыкать. Это потом уже придумали, что мы – лишь обезумевшие от богатства и вседозволенности баре.

Когда не жалеешь себя – и горы, и звери, и люди тоже начинают тебе служить! Но не это главное, и вся моя сила и власть ничто в сравнении с Тайной, доверенной мне… Тайной, ставшей смыслом моего существования. Ах, милая, – обратилась она к Насте, – с какой радостью я бы оставила Вас у себя, обучила бы всем премудростям. И ушла затем к моей названной матери… Понимаете, человеческая сущность – не есть нечто непреложное, она может покидать тело. Тогда о тебе говорят, как о таинственном мистическом существе… Может вновь вернуться, и ты опять – человек, и пора, наконец-то, пора умирать…

Никита при этих словах издал протестующий возглас! Женщина грустно улыбнулась и продолжила:

– Но Вы, Анастасия, еще очень привязаны к этому миру. Более того, Вы любите! Мне так и не довелось испытать земную страсть… Что ж, у каждого своя судьба. Вам суждено бороться и любить, мне – жить затворницей, помогать, хранить… Иногда становится страшно: я понимаю, что должны свершиться самые мрачные события, чтобы у меня появилась преемница, лишившаяся, как и я когда-то, надежды и веры в людей. Чтобы вновь обрести любовь к людям, беспомощным, страдающим… Но вы попали сюда именно для того, – просто запомните мои слова! – чтобы самая главная надежда человеческая победила! Мне теперь необходимо рассказать вам о тайне, но… Я вижу, вы едва живы.

Несмотря на в высшей степени важные и серьезные слова, гости не могли скрыть крайней степени усталости: иноки так вовсе уже, незаметно для себя, заснули, повалившись на шкуры… Остальные были не лучше.

– Позвольте предложить вам одно снадобье, оно придаст силы. Ведь уж скоро утро, а вам еще надо многое узнать. Ваши спутники пусть отдыхают… Скоро, очень скоро им предстоит исполнить свой долг…

Глава 15
История Реликвий проясняется

Хранительница дала ребятам ароматное питье, все это время кипевшее в котле. Уж какие травы входили в его состав – осталось тайной, но сонное оцепенение мигом улетучилось, а на его место пришло удивительное ощущение свежести и ясности мысли!

Увидев посветлевшие лица, Хранительница достала из принесенного сундучка древний свиток и хотела продолжить рассказ, но тут Никита вынул из внутреннего кармана куртки футляр, из которого осторожно вытряхнул точную копию пергамента, лежащего перед удивительной графиней. Она ахнула, бережно взяла его и просияла, разобрав первые мерцающие иероглифы:

– Боже мой, это же продолжение моего манускрипта! Дайте мне понять, что тут написано… – она погрузилась в изучение текста, иногда шевеля губами, словно девочка-первоклассница за чтением букваря. Окружающие затаили дыхание… Наконец, она подняла взгляд от пульсирующих знаков и заговорила.

– Начертанное на моем пергаменте я уже помню наизусть. Что это за язык и какому народу он принадлежал – сказать не берусь, но умение читать символы досталось мне в наследство от прежней Хранительницы гор, вместе с другими тайными знаниями…

Не знаю, сколько веков… тысячелетий назад – вероятно, в разное время, – возникли некие… назову их – Символы, числом пять, дарующие человеку безраздельную духовную власть и невиданное могущество. Я уж и не надеялась хоть один из них увидеть собственными глазами, думала, что так и умру, зная эту историю лишь понаслышке… Но вот, сподобилась!

По-молодому зоркий взгляд вновь упал на перстень, продолжавший мерцать на руке Никиты.

– А вот что поведала мне ваша часть старинного документа. Странно, не правда ли, называть его так? – женщина невесело усмехнулась. – Для меня вот уже скоро сто лет слово «документы» означает жалкие бумажки, которые надо было «выправлять» в большевистских «органах», чтобы выжить. Все эти мандаты, паспорта, справки… Но не буду отвлекаться, время дорого.

Ведь существуют и другие отрывки, но мне неизвестно, где они хранятся… Вроде как это отрывки из Книги Бога Тота, где определены судьбы богов и людей. Да-да, и богов тоже, ведь так назывались в те времена Сущности, природа и могущество которых недоступны нашему пониманию… Кем и когда священный текст был разделен и разрознен по свету – не ведаю. Очень, очень давно это было. Даже мы, Знающие, не всеведущи и не всесильны…

Потеряв целостность, манускрипт потерял и свое сокровенное значение. А вместе с этим и сам мир утратил смысл, став игрой случая. Посвященные должны вернуть миру цель, собрать Текст и Реликвии и не допустить, чтобы ими завладел Враг.

Теперь, вижу по глазам, вы хотите узнать, что же это за Реликвии и как они возникли? Перстень, который вы можете видеть сейчас на руке господина Лазарева, вернее, синий камень в нем – самый древний. Согласно преданию, он образовался из крови невинно убиенного Авеля, несчастного сына Адама и Евы.

– Но ведь кровь людей… – Настя осеклась.

– Красная, да. Разумеется. А камень – синий. Все так, – продолжила Хранительница, – но кто сказал вам, что кровь человеческая всегда была такой? Племя людей, живших до Потопа, сильно отличалось от нас, нынешних, и с тех допотопных времен в памяти человеческой сохранилось лишь странное понятие «голубая кровь», – женщина серьезно взглянула на Данилу. – Вот и нас с вами, князь, называют так, не ведая, что это просто обозначение невероятной древности рода. А теория господина Дарвина… Над ней много смеялся мой дед, находя ее невероятно остроумной, но к возникновению «человека разумного» эта гипотеза имеет крайне отдаленное отношение, уверяю вас! Прежняя Хранительница мне кое-что рассказала… – и графиня торжествующе улыбнулась.

– Происхождение Реликвий овеяно легендами, некоторые сейчас кажутся иносказаниями… Так вот, Перстень дарует носителю власть над человеком. Не над всеми людьми, – или как там раньше говорили? – «массами», а над одним, конкретным, и, как правило, совершенно беззащитным. Во всяком случае, противостоять силе этого сапфира невероятно трудно! Только нужно уметь им управлять, чему, как я понимаю, господин Лазарев успешно учится.

Где-то существуют еще четыре Знака, так давно и тщательно спрятанные, что люди уже стали забывать, как они выглядят…

Печать из чистого изумруда, самая загадочная и мистическая, именуемая еще «печатью молчания», дарующая прозорливость и знание грядущего. С ее помощью все, что предсказано, обретает силу неотвратимости.

Святая Панагия из Голубого Топаза, с запечатленным ликом Богородицы. Перед смертью Мария бросила последний взгляд на кристалл, и там осталось ее изображение. Панагия способна дать мгновенный ответ на жизненно важный вопрос. Иногда ведь человеку необходимо сделать нелегкий выбор, и как же часто он при этом ошибается…

Наперсный Крест, заключающий в себе Алмаз, в который превратилась слеза, скатившаяся при крестных страданиях распятого Иисуса… Обладающий им наделяется способностью совершать удивительные чудеса и, главное, – может вернуть жизнь безвременно погибшему человеку, когда предел жизни еще не наступил, и умерший еще нужен здесь, на земле. Камень заключил в себе эту силу Христа.

Золотой Обруч Митры, дарующий то, ради чего сын идет на отца и брат на брата, ради чего в мире совершаются самые страшные преступления: безраздельную власть над людьми. Возможно, именно поэтому Обруч украшен самым печальным камнем – Аметистом. Ибо исстари повелось, что фиолетовый цвет – символ покаяния.

В разное время Символы оказывались в руках человека, – любой, знающий прошлое человечества, может легко догадаться, кто, когда и чем именно сумел овладеть. Я бы поведала вам эти удивительные истории, да теперь недосуг… Наступает время, когда все Пять должны сосредоточиться в одних руках. Борьба за обладание начинается – нешуточная, страшная, беспощадная… Судьба рассудила, чтобы именно вы оказались в центре этой войны.

Прежняя Хранительница говорила, что существуют два клана Знающих – и со стороны Добра, и со стороны Зла. Уже много веков они охраняли Тайну, и мир оставался в равновесии. Но Зло никогда не оставляло надежды захватить Знаки Могущества. Что произойдет, когда они окажутся в одних руках? Никто не ведает… Но в древних пророчествах говорится, что мир переменится и свершатся великие чудеса! Вам надлежит свято оберегать реликвию, найти остальные и ни в коем случае не допустить Врага к обладанию! Только не это! Враг хитер и очень жесток, он ведь тоже «из бывших»… Да! Природа его такова, что когда-то познавший Свет предал Добро и теперь обречен быть злобной Тенью, пока не завладеет Знаками! А ведь, как гласит предание, он – сын древнего бога… Я не стану тут рассуждать о власти нашего Господа, вы – христиане, и не мне вас увещевать. Знайте только, что испокон веку были они — Сущности Добра и Зла, они много старше и Ада, и Рая… Человек зовет их по-разному: именами языческих богов, ангелами и демонами, но они входят как необходимые части в основу Вселенной, как Тьма и Свет создают видимый нам мир – так уж все устроил Господь, не нам это обсуждать… Существо, что охотится за перстнем – и, конечно, за вами – когда-то утратило могущество, утратило облик, было ввергнуто в прозябание и его главная цель – вновь это могущество обрести. Оно подобно изгнанному из страны правителю – нет и дня, чтобы оно не мечтало о возвращении. Но кое-какие необычные способности у этого «полубога» сохранились. Если бы не защита Добра, и мне бы не поздоровилось, но здесь я в безопасности, только покидать Алтай мне нельзя. Однако оставим эту тему – я рассказала вам все, на что имела право… Сказать больше я не смогу, даже если бы и захотела.

Теперь же путь ваш ляжет обратно в город, а оттуда всеми правдами и неправдами поезжайте в Италию, в Ватикан, там есть один из Знающих, он поможет найти следующую Реликвию… Так же, как я, он хранит Тайну до поры до времени и, увидев перстень, должен оказать содействие. Этот свиток возьмите – там описание реликвий. Подателю сего любой Знающий обязан помогать. А мне он теперь без надобности… Берегите друг друга, от вас теперь столь многое зависит… – голос Хранительницы прервался, сказалось, силы покинули ее, и на глазах только что сиявшая красотой знатная дама стала меркнуть, превращаясь вновь в древнюю суровую старуху. Нетвердой походкой она опять удалилась в свои покои…

Наваждение рассеялось. Ребята вновь очутились в странной полутемной пещере, угли в очаге подернулись пеплом. Когда женщина вернулась, вновь одетая в прежнюю бесформенную одежду, стало понятно: дни её сочтены. Наверное, только надежда обрести преемницу еще поддерживала теплившуюся жизнь.

Никита с Данилой растолкали братьев, и все медленно, вслед за шаркающей старухой, двинулись к выходу.

Их встретило ослепительное, ликующее раннее утро – ущелье еще спало, но снежные вершины гор были залиты нежным розовым светом зари. Стояла первозданная тишина, и казалось – в этом привычном и прекрасном мире все разумно и не может быть ничего страшного, ничего колдовского… И рассказ Хранительницы, и вчерашние ужасы показались сном, привидевшимся от усталости. Но волки, выскользнувшие из пещеры и окружившие ребят, не были сном.

– Идите по этой тропинке, она приведет вас на большую дорогу, там вы легко доберетесь до города. Мои друзья проводят вас, – старушка еле держалась на ногах, но говорила спокойным, твердым голосом, в котором сквозила лишь глубокая печаль. – Предвижу, моя преемница скоро навестит меня, так что не беспокойтесь, да и люди сюда приходят – кому помощь нужна, а кто и мне, старухе, помощь оказать хочет.

Она обняла всех по очереди, перекрестила, а когда настал черед прощаться с Настей, обе женщины прослезились… В груди Хранительницы гор, волшебницы, преисполненной великих знаний, все эти годы продолжало биться горячее и страдающее человеческое сердце, понимающее, что виделись они в первый и – увы! – последний раз…

Как только тропинка стала поворачивать за скалу, ребята увидели невдалеке большую дорогу. Надо же – как близко от нее пришлось провести ночь! Оглянувшись, они еще смогли разглядеть Хранительницу и стаю настороженных волков, но когда попытались взглянуть на нее снова – и вход в пещеру исчез, и фигурка старухи, и окружавшие ее звери… Силуэты обступивших гостеприимное убежище вершин оказались почти на горизонте. Ничего себе! Многочасовую дорогу путники одолели за несколько минут!

– В горах и не то бывает. Горы – они такие, – пробормотал опытный Никита, стараясь не выказывать своего изумления – он же вновь стал командиром отряда!

Но некогда было удивляться и ахать, дорога звала, и хотелось оказаться подальше от страшного ущелья, похоронившего бедного Петра и натравившего на них таинственную нечисть.

Вскоре на дороге раздался гул мотора и подъехавший – как по заказу! – рейсовый автобус увез путешественников в Барнаул. Предстоял нелегкий разговор с Анной…

Данила сидел нахохлившись и смотрел в окно автобуса. Но не зимний пейзаж с далекими горами плыл у него перед глазами, а… тихие залы библиотеки Ватикана, где он совсем недавно стажировался после Сорбонны. Князь наконец вспомнил, где уже видел точно такой же свиток пергамента с неведомыми письменами: там, в папском святилище знаний, когда молодой библиотекарь случайно ошибся и принес ему не заказанную книгу, а вот такой же манускрипт… Данила еще запомнил, как переполошился старенький почтенный архивариус, – позеленел, гневно зыркнул на помощника и сразу свиток с превеликой осторожностью свернул, уложил в специальную шкатулку и куда-то унес, растворившись в недрах…