Текст книги "Битва"

СО₂

– Вы не можете его забрать, – тихо промолвил Менискус. Он незаметно смешался с толпой полицейских, служащих и почетных гостей, с закрытым капюшоном лицом, чуть приволакивая ногу, потому что, в конце концов, он недавно разбился в гоночной машине. Даже когда Менискус заговорил, они не обратили бы на него никакого внимания, если бы его голос не казался необыкновенно низким, к тому же он откинул с лица капюшон, когда заговорил. Облачко лазурного дыма взмыло вверх.

Доктор Бальдино увидела и побледнела.

– Гм, думаю, лучше нам обращаться вот с этим парнем крайне осторожно, – сказала она остальным. – Он высокорадиоактивный.

Менискус определил крошечную старушку как возможного лидера. Она посмотрела на доктора Бальдино и сказала:

– О какой радиоактивности может идти речь, если он прошел детекторы?

– Шарлотта, нет еще в мире таких детекторов, которые могли бы определить, что он несет в себе. Мать честная, просто взгляните на него, неужто не видите, насколько он опасен?

– Он всего лишь дым пускает, – сказала Шарлотта.

– Я опасен, – ответил Менискус. – Все эти мужчины заразятся моими вирусами. Вас беспокоила бомба, которую якобы установила «Рыба на велосипеде»? Что ж, я и есть эта бомба. Так что давайте-ка все назад и делайте, что я вам скажу, тогда для вас, возможно, все закончится более или менее хорошо. – Ух ты, как весело изображать из себя Сияющего.

Одна из охранниц просканировала Менискуса на расстоянии и раскрыла рот от удивления.

– Точно, это Y-чума. Хотя раньше в такой форме нам не встречалась.

– Мои вирусы не убивают, а изменяют. Но чтобы выжить во время трансформации, надо знать, что делать, а ни один из присутствующих здесь мужчин не имеет об этом ни малейшего представления.

– Менискус! – закричала доктор Бальдино. – Давай будем разумными. Давай сначала поговорим.

– Пусть отпустят Карреру.

– Шарлотта, отпустите его, – попросила доктор Бальдино. – Вам больше стоит побеспокоиться из-за того синего парня.

Шарлотта сказала:

– Отведите обоих в изолированное помещение и глаз с них не сводите. Я подойду чуть позже.

– Я-то пойду в изолированное помещение, если уж вы того хотите, но мои вирусы не пойдут, – сказал Менискус. Теперь дым вокруг него уже клубился нешуточно. – Я повторяю: отпустите Карреру, мы все мирно и спокойно разойдемся, без лишних конфликтов.

Шарлотта даже не слушала его. Сотрудники службы безопасности стали придвигаться к Менискусу.

– Этого нельзя допустить! – закричала доктор Бальдино, бросившись наперерез охранницам. – Б-ка, ваши действия приведут к плачевному результату. Эти вирусы ждали своего шанса миллионы лет. Они собираются захватить власть над человеческим сознанием. Нам придется делать то, что они нам велят!

– Знаете, вы заговорили, как Берни Тактаров, – сказала б-ка. – Вот почему нам пришлось его убрать. Он утратил чувство меры.

Она взмахом руки велела страже продолжать, но закрыть рот доктору Бальдино оказалось делом непростым.

– Неужели вы не видите, что творите? Этот парень собирается уничтожить остатки мужского вида. Он собирается заразить их вирусами, которые по сути своей не что иное, как разновидность Y-чумы. То, что осталось от мужского пола, совершенно никуда не годится. Скоро мы все станем на одно лицо, никаких различий. Мы только и сможем, что вынашивать собственных клонов или заниматься сплайсингом яйцеклеток! Нам придется тратить целые состояния, чтобы сделать себе дочерей. Мы окажемся беспомощными перед микропаразитами.

– Моя чума не убивает, – сказал Менискус. – Она просто не делает мужчин женоподобными.

– Но она превращает мужчин в фермы по выращиванию вирусов!

– Это вы превратили мужчин в фермы. Я же могу дать вашим детям полный контроль над телом.

Б-ка сказала:

– Что ж, вот и договорились. А второго оставим на разведение. Теперь все счастливы.

– Я не счастлива! – закричала доктор Бальдино. – А как быть с вашим 666? Вы получили что хотели. Шарлотта, ну же, не играйте в игры, у меня мало времени.

Шарлотта посмотрела на нее невидящим взглядом и зашагала прочь.

– А где моя дочь? Шарлотта! У меня есть адвокат, вы ведь понимаете, к чему приведут судебные разбирательства?

Менискус не расслышал, что сказала Шарлотта о дочери доктора Бальдино, потому что охранницы уже закинули на него сеть и повели под конвоем.

Менискус сказал:

– Зря вы так. Дареному коню в зубы не смотрят.

А потом он освободил своих маленьких солдатиков.

Не составило никакого труда подключиться через МУЗУ к каналу, освещающему «Шествие боровов», и выяснить, где держат Карреру и Менискуса. Комментаторы могли предложить восхищенным зрителям так мало новой информации, что им приходилось снова и снова повторять уже известное. Мэдди сверила их отчеты с планом этажей Цитадели и обнаружила легкодоступный проход по вентиляционной системе.

Страховирус, должно быть, сейчас уже принялся ее пожирать, и ее зубы стучали мелкой дрожью. Но пока она не боялась ни охранниц, ни высоты, ни боли. Страх внушали только те вирусы, которые пытались поглотить ее изнутри. Сравнительно легко оказалось забраться в ограниченное пространство шахты и ползти от комнаты к комнате, и впервые в своей жизни Мэдди было плевать, чьи правила она нарушает. Если бы только Бонус могла увидеть свою мать сейчас!

Она обнаружила Карреру в конференц-зале, обычно используемом для медиа-встреч. Воздуха, хотя и сильно фильтрованного, через вентиляционную шахту поступало много. В качестве подтверждения заразности Карреру оставили одного. Если он и удивился, увидев Мэдди, протискивающуюся из отверстия в стене, то не подал и виду.

– Где Менискус?

– Сделал ноги, – сказал Каррера. – Они используют разумную плесень, чтобы охранять нас. Он изменил химический состав кожи и выскользнул отсюда. Он не хотел уходить, но я его уговорил. Ему предстоит многое сделать там, снаружи.

– С трудом верится, что вы еще живы, – сказала она ему.

– А они и не собираются меня убивать! – сказал он. В голосе Карреры слышались обиженные нотки. – Говорят, что я стану следующим Великим Боровом. Можете поверить в такую чушь?

– Неужели это так плохо?

– Вы что, спятили? Всю свою жизнь я пытался убежать от подобного дерьма, а теперь взгляните: я – часть их системы. Они голосуют за меня. Блин, какой идиотизм!

– Выбор у вас невелик – вы в клетке, – напомнила ему Мэдди.

– Они хотят сделать из меня главную свинью или как там она называется. Слышал собственными ушами.

Мэдди скривилась.

– Скорее всего так и будет. Вы произвели здесь настоящий фурор. Вам следовало бы даже гордиться.

Каррера пожал плечами.

– Я не просил их об этом. Я хочу выбраться.

– Вам следовало бежать, когда у вас была возможность.

– У меня остался один должок.

– Хеншоу мертв.

– Неужто? Хорошо.

– Вы кажетесь ужасно жизнерадостным для человека, которого держат в заточении.

– Долго им меня не удержать. У меня ведь еще осталась взрывчатка. Пока им не пришло в голову обыскать меня. Я взорву тут все и выберусь на волю. Просто жду подходящего момента.

– Я не хочу жить, – сказала Мэдди. – Вирус 666 в любую минуту возьмется за меня. Знаете что? Давайте мне взрывчатку и выбирайтесь. Можете воспользоваться тем путем, что пришла я, через вентиляцию.

– Вы худее меня.

– Да, но в бедрах я толще.

– Верно. Ладно, но помните, бомба у меня в заднице.

Мэдди сморщила носик.

– Перед лицом смерти, думаю, я смогу иметь дело с вашей задницей.

На самом деле Мэдди чувствовала себя вопиюще живой. Более живой, чем когда-либо в жизни. Ей с трудом верилось, что скоро ее сможет убить всякий пустяк.

Сияющий стащил штаны и сел на корточки, напрягся.

– Поторопитесь, – сказала Мэдди. – Они вас долго здесь одного не оставят. Эта комната небезопасна.

– А вот и наша малышка!

– Как ее активировать?

– Тут есть на одном конце индикатор, маленькое окошко. Она реагирует на концентрацию С0₂. Просто подышите на нее. Посильнее.

– Вы серьезно?

– Да.

– Она воняет.

– Я ж говорил…

– Ладно, не парьтесь, просто лезьте живее в вентиляцию, пока я не передумала.

Он наполовину уже скрылся в шахте, но вдруг замер.

– Эй, Мэдди, скажите мне кое-что.

– Что?

– Вы и впрямь хотели от меня ребенка?

– Да. Очень.

Каррера смущенно глянул на нее, глаза потеплели.

– Плохо, что не сработало. Простите.

– Меня тоже простите. Он исчез в вентиляции.

– И за ложь тоже простите, – крикнул он изнутри.

– Какую ложь?

– Не существует такого вируса, как 666. Они просто использовали модный нынче фломастер «Нейкуэлл», чтобы напугать вас.

Послышалось лязганье, когда дверца воздушного шлюза захлопнулась за Сияющим.

Мэдди вскочила, удерживая взрывчатку, хватая ртом воздух и стараясь не дышать на бомбу. Осторожно поставила ее на маленький столик и отодвинулась как можно дальше.

– Так, все в порядке, – сбивчиво сказала она себе. – Я пойду за ним. Я убегу. Они последуют за мной и скорее всего схватят. И его тоже. Меня потащат в суд и обвинят в убийстве. Топором отрубят голову. Даже нельзя сослаться на предменструальный синдром. Нет способа выбраться, Мэдди. Нет никакого пути.

Она снова взяла бомбу и посмотрела на нее. Такая безобидная с виду. Немного скользкая, но все равно безобидная.

Дверь открылась, и внутрь ворвались женщины в защитных костюмах, вооруженные огнетушителями, действующими на основе С0₂.

Мэдди вытянула перед собой руки, чтобы остановить их.

– Пожалуйста, не…

Менискус почувствовал взрыв седалищными костями, потому что он сидел на траве возле сарайчика с садовыми инструментами за пределами Цитадели. Кролики бросились врассыпную, затем успокоились и продолжили щипать траву. Послышались сирены. Над головой вертолет резко изменил направление и приготовился приземлиться возле трамвайной станции.

К тому времени как Сияющий вылез из дренажной канавы, уже стемнело. На нем не было ни царапины. Менискус подкатил к нему велосипед, но Сияющий даже не заметил, что Менискус спас его любимое изобретение.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он с упреком в голосе.

– Стараюсь придумать, как вытащить тебя.

– Я уже сам решил эту проблему. – Сияющий запрыгнул на велосипед. – Ладно, пошли, у нас назначена встреча с остальными Рыбами в закусочной «Палас». Если верить карте, это где-то в двух милях отсюда. Лучше поторопиться. Пока они заняты эвакуацией людей и опечатыванием Цитадели. Но скоро нас станут искать.

Менискус потрусил с ним рядом.

– Нас?

– Есть тут одна Цитадель на границе с Делавэром, хочу напасть на нее. Я тут подумал, что смогу обеспечить проникновение внутрь, мальчики устроят шумиху и отвлекут внимание, а ты будешь нашим тайным оружием. С этими твоими вирусами. Что думаешь?

Они приблизились к шоссе и стали карабкаться через ограждения и пандусы в противоположном ко всему движению направлении. Водители яростно сигналили, над головой стрекотали вертолеты, но на участке Цитадели пока все было спокойно. Взлетел самолет медицинской службы.

– Не понимаю, – сказал Менискус, задыхаясь. – Я думал, мы теперь враги.

– С какого такого рожна?

– Ну, мы же стоим на противоположных сторонах великого разделения. Ты обладаешь иммунитетом к моим вирусам, а мои вирусы – это будущее.

– Слушай, может, обсудим все это абстрактное дерьмо как-нибудь потом, когда за нами не будет гнаться чертов вертолет?

Они побежали, Сияющий толкал перед собой велосипед, потому что его приходилось то и дело переносить через разделители между дорогами. Наконец они вышли к шоссе.

– Сюда, – сказал Сияющий, собираясь взгромоздиться на велосипед.

Тогда Менискус и увидел ее. Она стояла на эстакаде, ветер флагом закручивал тенниску с группой «Спунфед» вокруг худенького тельца.

Менискус замер.

– О, нет. Это она!

Сияющий посмотрел на Бонус, прищурился и сказал:

– Кто?

– Дочь доктора Бальдино. Бонус!

Бонус повернулась и увидела их. Она указала пальчиком на другую сторону шоссе и крикнула:

– Волк! Волк!

Затем выбежала на дорогу.

Менискус застыл от ужаса, но Сияющий слез с велосипеда и припустил следом за ней.

Они увидели волчицу, смутную тень в свете приближающихся фар. Она бежала на них по федеральной автостраде с десятью рядами движения, опустив голову низко к земле, словно следуя по запаху. Волчица добежала до бетонного среднего ряда и остановилась. Бонус тоже остановилась, ловко уклоняясь от машин в правом ряду. Водитель трейлера-полуприцепа безостановочно жал на гудок, «порш» съехал на обочину и остановился. Сияющий бежал по шоссе. Он сложил руки рупором и закричал:

– Эй, детка, давай-ка убирайся с этого гребаного… Волчица снова побежала.

– Нет! – закричала Бонус и рванула по дороге, размахивая руками, чтобы привлечь внимание водителей.

Машины двигались слишком быстро, и тягач с прицепом принялся обгонять своего собрата в левом скоростном ряду. Волчица застыла в нерешительности, не зная, то ли ей податься назад, то ли бежать дальше. Водитель грузовика даже не притормозил.

Сияющий сгреб малышку в охапку и метнул быстрый взгляд через плечо. Волчица замерла.

Одна из огромных лапищ Сияющего закрыла Бонус глаза. Она закричала, хотя и не видела, как маленькое серое тельце взмыло в воздух после столкновения, и живая тень стала очередным куском дорожного мусора. А Менискус видел. Все случилось так быстро, так нереально, что он едва верил глазам. Из всех событий, которые с ним произошли, только смерть волчицы казалась ему ненастоящей.

Словно блистательная женщина без защиты макияжа, мир открывает свое истинное лицо, подумал Менискус. Прекрасное становится уродливым и печальным.

Бонус рыдает. Сияющий встает, вытягивает ее на длину рук, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Бонус покрыта маленькими царапинами. Она цепляется за правую ногу Сияющего и колотит кулачками по его животу. Он спокойно поднимает ее и засовывает под мышку, словно она дрова, которые он несет в лагерь.

– Садись на велосипед, Пискля! Они идут по шоссе.

Водитель «порша» вылезает из машины и бежит к ним. Затем она видит Сияющего и Менискуса, и судороги узнавания пробегают по ее лицу. Она ныряет в «порш» и с ревом уносится прочь. Бонус снова всхлипывает.

– Эй, – сказал Сияющий, слегка встряхнув ее. – Ты видела номер того грузовика?

– 452НЛН, – ответила она машинально.

– Точно. Слушай, я научу тебя драться, а когда ты научишься драться хорошо, мы найдем того водителя, и ты выбьешь из нее все дерьмо.

Они дошли до съезда с автомагистрали, где движение было поспокойнее и в длинной траве у обочины стрекотали сверчки. Солнце всходило в желтом мареве. Впереди виднелась вывеска закусочной «Палас», перед которой выстроилась куча велосипедов.

Каррера посадил Бонус на велосипед, расставил ее руки на руле и подтолкнул ее. Она нажала на педали.

НАДЕНЬ ШЛЕМ

Господи, как же я счастлива! Вперед, через промозглый, сильный ветер, оставляя за собой машины и возмущая водителей своей отвратительной ездой. Повсюду сплошная синтетика: высосанные из пальца теории, надуманные планы, бетонные дорожные разделители абстрактных идей, пятна моторного масла усеивают дорожное покрытие, свет вспыхивает в грязных стеклах машин. Мошки яростно бросаются на мое стремительно несущееся лицо, находя лишь смерть.

Мы промчались на мотоцикле прямо через все Торжище. Сначала Торжище, потом автостоянка, и вот мы на Восточном шоссе № 4, на пути в город Нью-Йорк. Им уже вряд ли удастся нас остановить.

Я пристраиваюсь за автобусом, который останавливается в Бергенфилде. Мимо проносятся машины по трем полосам, пока мы застряли позади автобуса, который дребезжит и скрипит на обочине. Приземистая старушка в ситцевом платьишке, сквозь которое просвечивается сорочка, стоит на автобусной остановке с грудой пакетов. «Харлей» рычит и что-то недовольно бормочет, пока мы с Сук Хи глотаем автобусные выхлопные газы. Старушка оборачивается и смотрит на меня через плечо, забираясь в автобус. Она крутит пальцем у головы, а потом тычет им в мою сторону.

К этому времени я уже на таком взводе, что, будь у меня оружие, я бы скорее всего всадила в нее пару пуль. Но чего нет – того нет, а через минуту автобус снова двигается, но я по-прежнему тащусь в отвратительном облаке, потому что на «харлее» страшно перестраиваться в другую полосу. Через минуту поднимаю голову и в заднем окне автобуса снова вижу эту старушку. Ей, должно быть, около семидесяти, она смахивает на испанку, а губы ее накрашены ярко-ярко. Она опять тычет в меня пальцем, а потом снова принимается показывать себе на голову. Она что-то говорит, но слов не разобрать.

Я прихожу к выводу, что она доминиканка, а ее знаки не что иное, как какое-нибудь проклятие вуду. Я бросаю «харлей» прямо в гущу движения и жму на газ. Мы проезжаем мимо автобуса со старухой-ведьмой, я замечаю, что бензина осталось совсем мало, и понимаю, что бензин тоже является частью проклятия.

Затем, секунд через тридцать, меня осеняет. Те слова, что она мне говорила.

– Надень шлем!

Я хохочу.

Потом с трудом сдерживаю рыдания.

Часть меня осталась в этом автобусе, рядом со старушкой. Я так отчетливо представляю ее себе. Вижу, как она возвращается в свой маленький домик с полуэтажами, в котором она сдает в аренду цокольный этаж. Захватив гору «почтового мусора», идет на кухню со старомодными ящичками из искусственного дерева. В ящичках полно сухого печенья «Риц», а в холодильнике стоит кола «Шоп-Райт». Она проверяет автоответчик в надежде, что звонила дочь, но там висит только сообщение от Агнесс, соседки, интересующейся, можно ли ей заскочить и воспользоваться ее сушилкой, потому что у самой Агнесс сушилка не работает.

Внезапно мне кажется, что мой враг – никто.

И все из-за этой глупой женщины. Она ведь ничего не знает, ничего, ни капли, она никогда не изучала физику и скорее всего полагает, будто бы Холокоста никогда не было. Она никогда и не слыхала о сверхновой звезде 19971Т, поэтому даже и не догадывается, что вселенная – летящая частица, скорость которой постоянно растет. Она только и умеет, что сплетничать с подругами и готовить обед в День благодарения на шестнадцать персон. Может, она умеет делать и какие-нибудь другие штуки, столь же не вписывающиеся в мировой порядок. Но именно благодаря этой глупой старушке, уговаривающей меня надеть шлем, я чувствую себя другой.

Ах, если бы только я могла отсечь свою дурацкую башку! Жаль, что у меня есть неокортекс. Бьюсь об заклад, именно из-за него у нас с Алексом вышел такой паршивый секс. Готова поспорить, это моя гребаная гомогенетическая кора головного мозга заставляет меня слишком много думать.

Может статься, это не мир катится в пропасть, а только я? Или, пожалуй, мы на пару с ним катимся, но кому до этого дело?

Может, я и не хочу, чтобы моему миру пришел конец.

Если все погибнет, то как быть с той дамой в автобусе?

Она кажется такой славной. Если бы я позвонила в ее дверь, она бы предложила мне сухого печенья «Риц» и выдохшейся колы. Спросила бы, нравится ли мне учиться, и я скорее всего солгала бы. Она бы изъявила готовность купить все, что я продаю.

– Мне нравится мятное печенье, – сказала бы она.

Я пожалела, что не отношусь к католикам, потому что тогда в самый раз было бы перекреститься. Хотя, если подумать, даже будучи католичкой, я бы вряд ли перекрестилась, потому что боялась отпустить руль.

Я люблю этот мир.

Горючее кончилось прежде, чем мы добрались до Боготы. Я расстроилась, потому что надо было немедленно отправить Сук Хи в больницу, а от Инглвуда нас отделяло еще несколько миль. Но проблемы возникли не у нас одних. Движение на дороге тоже замедлилось. Затем остановилось вообще.

Проклятая пробка. Скорее всего застрял впереди какой-нибудь тягач с прицепом, народ повылезал из машин, чтобы поглазеть, вот и стоим все. Конечно, на мотоцикле можно попытаться прошмыгнуть между машинами, но сильно не развернешься, потому что мои навыки вождения мотоциклов пребывают в плачевном состоянии.

Полицейский вертолет направляется в нашу сторону.

Они знают? Мы попали в засаду?

Сук Хи побледнела, постоянно прикасается к повязке на голове, словно рана болит. Я хотела спросить, как она себя чувствует.

Нет, не хотела. Не хотела я об этом спрашивать. Больше всего мне хотелось повернуть время вспять, чтобы я снова шла к автобусной остановке, а она уже поджидала меня там со своим маленьким шелковым зонтиком, болтая по телефону. Я хотела вернуть свою жизнь. Снова увидеть Кена.

Мотоцикл зачихал и умер. Я принялась его толкать, Сук Хи ковыляла рядом со мной. Впереди я увидела причину затора. Это был чартерный автобус. Создавалось такое впечатление, будто он перегрелся. Оттуда вывалилась куча парней. Они стояли вокруг, рассматривали автобус и переговаривались. Я взглянула на них. Все они казались настоящими красавцами. Я имею в виду, все до одного.

– Ух ты! – сказала Сук Хи, заметно приободрившись. – Мужчины-фотомодели. Давай-ка выясним, правда ли они настолько тупы, как в том гадском фильме.

– Давай-ка не будем, – ответила я, с хрипом толкая «харлей» вперед. – Ну же. За нами гонится полиция. Не могу поверить, что у нас закончился чертов бензин.

«Харлей» просто жуть какой тяжелый. Мы дошли до площадки для разворота, где обычно прячутся фараоны, чтобы засечь водителей-лихачей. Я уже собиралась толкнуть «харлей» на дорогу и сдаться, когда в кустах напротив заметила ту волчицу.

Она, должно быть, увидела меня первой. Она не шевелилась, я тоже.

Сук Хи сидела на корточках в траве, обхватив руками голову, раскачивалась из стороны в сторону. Ей было больно. Не к добру это все.

Мы с волчицей рассматривали друг друга. Шкура у нее серая, я могу сосчитать каждый волосок. Ее тело одним боком повернуто ко мне, спина слегка выгнута, хвост торчит. Волчица оказалась гораздо меньше, чем я представляла, но вот лапы у нее были огромные. Она повернула голову, чтобы смотреть на меня прямо.

Как я уже говорила раньше, мы все состоим из звезд. Поэтому я загадываю желание, словно увидела падающую звезду.

Я моргнула, и она исчезла. Кусты чуть подрагивали там, где она стояла, едва заметно, но они шевелились.

Кто-то стал яростно сигналить, я вздрогнула и поняла, что движение возобновилось. В воздухе плыли испарения двигателей. Я услышала сирены и вой полицейской машины, доносящийся за нашими спинами и перекрывающий нам путь. Я закрываю уши.

Рядом со мной в траве лежит Сук Хи, невозможно прекрасная, снова похожая на себя прежнюю. Белый шарф от Гермеса на ее голове сейчас стал совершенно алым.

Бело-оранжевое полосатое днище большой машины пронеслось очень близко от меня. Я даже подумала, что лишилась какой-нибудь части тела. Машина остановилась, извергая выхлопные газы мне в лицо. Я прищурилась и увидела на солнце очертания спутниковой тарелки. Раздавшийся из громкоговорителей голос был очень знакомым.

– Как делишки, Сун? Вы просили – вы получили. «Тойота» подана.

Я встаю и со всей злостью ударяю ногой по фургону. Мигалки и сирены – это слишком для моих нервов.

– Ты приехала слишком поздно, – закричала я. – Сук Хи надо в больницу, ей не нужна передающая станция.

Я разворачиваюсь к Сук Хи. Она кажется такой маленькой, такой обессиленной и… неуместной. Нечестно все это.

Полицейские вытягивают свои животы из машин. Вам бы и в голову не пришло, что нас с Сук Хи разыскивает полиция, настолько лениво переваливались эти парни. Один из них стал вытаскивать штрафной журнал.

– Поторопись, Сун, – промурлыкал голосок 10-й. – Они тебя сейчас арестуют.

Я снова бью по машине, размазывая по лицу слезы.

– Да плевать мне на них, – рыдаю я. – К черту все! Неужели ты не можешь придумать чего-нибудь получше?

Задние двери фургона раскрываются настежь. Внутри 10Еша, как Волшебник Изумрудного Города вышедшая на свет из-за изумрудного занавеса. В то же время водитель открывает переднюю дверь и бежит вокруг машины. На нем форма, а вокруг шеи болтается стетоскоп, конец засунут в кармашек на груди.

Я смотрю мимо 10-й и наконец отчетливо вижу внутренности фургона, из которого она транслировала все это время. Я увидела прозрачные пластиковые трубки, которые привели меня в такое недоумение. Увидела хирургические инструменты. Увидела пластмассовые контейнеры, промаркированные красным крестиком, и переносной компьютер, показывающий видеоклипы. Увидела дефибриллятор, пустые банки из-под кока-колы и бумажные упаковки с бинтами. Увидела кислородную маску и портативный телевизор.

– Ты собираешься помочь нам вытащить задницу своей подружки отсюда?

10-я толкает, и металлическая каталка/носилки выезжает из задней дверцы, наклоняется и катится на меня. Я успела схватить ее, прежде чем она меня задавила. Парамедик наклонился над Сук Хи. В эту минуту подходят фараоны, на их лицах читается беспокойство.

– 10-я, что там? – шепчу я. Я вся трясусь, и мне кажется, мне грозит опасность развалиться на мелкие кусочки. – Она выкарабкается? Теперь все будет нормально?

По лицу 10-й невозможно ничего понять. Ей следовало бы играть в покер, а не в шахматы, подумала я.

– Дареному коню в зубы не смотрят, – говорит она. – Теперь игра окончена.

Я судорожно сглатываю и гадаю, как это следует понимать. Варианты?

У меня еще есть мой пистолет и немного патронов. Незаметно снимаю его с предохранителя.

Надень шлем! Да, верно. Шлем нужен сейчас Сук Хи, а не мне. Но все же…

Снова ставлю пистолет на предохранитель.

Полицейские подошли уже так близко, что я чувствую запах «Чапс».

Я разворачиваюсь к первому полицейскому и выдавливаю свою самую милую улыбку. Такое чувство, словно стреляешь в себя. Мне больно, но я справилась.

– Простите, офицер, я что, превысила скорость? – спросила я.