Текст книги "Кавалергард. Война ва-банк"

Глава восьмая

По возвращении домой Грифич «пробил» идею местных литературных газет – нерегулярных, само собой. Смысл был в том, чтобы каждая провинция или крупный город имели какой-то «рупор» для людей творческих. Нехай они там стихи пишут, воспоминания или исследования на исторические темы – в правильном ключе, ясное дело. Такие газеты он планировал не первый год, но все время что-то мешало или банально забывал за ворохом более важных дел.

Он понял, что сильно упустил возможности пропаганды. Не то чтобы совсем, но скажем так – занимался ей явно недостаточно, учитывая знания двадцать первого века. Даже с комиксами получилось, скорее, случайно, причем он был в позиции защищающегося, что не слишком-то хорошо. С той поры ситуация улучшилась, но не так чтобы очень – все-таки возможности у таких гигантов, как Англия, Франция, Испания или та же Австрия, были куда как серьезней просто из-за разницы масштабов. Вот и относился он к пропаганде как к способу защиты – дескать, «Большие братья» все равно переиграют. Такой вот пессимизм. А ведь можно если и не выиграть, то хотя бы свести вничью – просто потому, что у «Старших братьев» есть серьезные разногласия и лавировать между ними достаточно реально.

Заведовать газетами он поставил Франца – одного из своих секретарей. Выходец из семьи крещеных евреев, он отличался фантастической деловой хваткой, самурайской преданностью Рюгену, вытащившему его семью из серьезных неприятностей, и антисемитизмом[72]72
  У крещеных (да и некрещеных) евреев это не редкость, так что «натягивания совы на глобус» здесь нет в принципе. Обычно его объясняют желанием «отступников» почувствовать себя «правильными», а также всевозможными комплексами. Все верно, есть и такое. Однако чаще антисемитизм возникал у евреев, живших в так называемых «местечках» или гетто. Жизнь там была строго регламентирована – буквально ВСЕ поступки «правильный» еврей обязан делать определенным образом. С какой ноги вставать, как вытирать задницу, что делать, когда чихаешь, когда встретишь христианина… Только официальных правил несколько сот, а ведь есть еще и какие-то местные заморочки. Ситуация осложнялась тем, что правили в таких местах обычно так называемые «цадики» (праведники – вполне официальный титул в иудаизме), совмещавшие этот титул с должностью раввина. Обычно они не стеснялись вмешиваться даже в личную жизнь своей паствы. В результате возникала столь давящая атмосфера, что человек «ломался». Он или начинал ощущать себя «избранным», живущим «правильно» (а другие соответственно неправильно жили), либо начинал ненавидеть место, в котором вырос и соответственно уходил, иногда и веру менял. Если кому-то кажется, что я что-то преувеличиваю, можете поискать информацию у израильтян. Они в большинстве своем крайне отрицательно относятся к иудеям религиозным, которые стараются жить так, как жили их предки в Средневековье. Хорошие они или плохие, судить не берусь, но что своеобразные – это точно. Настолько, что даже евреи светские, живущие по соседству, уживаются с ними с большим трудом.


[Закрыть]. Антисемитизм секретаря его мало волновал – по причине практически полного отсутствия «раздражителей» во владениях. Законы, запрещающие гетто и местечки (а также любые компактные поселения национальных меньшинств), сделали свое дело, и если евреи и селились в Померании-Поморье, то только светские, в большинстве крещеные и заметного влияния ни на что не оказывали.

Подбирать кандидатов на редакторские места следовало из числа славянофилов – предосторожность не лишняя. Понятно, что кандидаты должны были обладать не только правильными взглядами, но и приличным уровнем образования, социальной активности, пользоваться уважением в обществе. И наконец – обладать достаточным капиталом.

Газеты эти предполагалось выпускать на общественных началах, так как жалованья редакторам не предполагалось. Если спонсоров еще можно было найти… Ну там с налогами немного поиграть, с рекламой… То отсутствие жалованья было одним из ключевых факторов. Важно было показать обществу, что делом занимаются бескорыстные люди. Нужно с самого начала подать славянофильство как модную и правильную позицию, а правильность проще показывать при отсутствии денег. Нельзя платить за идею. По крайней мере – прямо.

Далее последовала проблема ополченцев, резервистов и милиционеров – требовалось составить из них нечто более упорядоченное. Работу поручил своему адъютанту – майору Гебхарту Блюхеру. Последний был сперва адъютантом Николича, а затем Грифич забрал Гебхарта себе, присматривался, очень уж человек оказался дельный[73]73
  В РИ Блюхер возглавил немецкое Сопротивление во время Наполеоновских войн. Показал себя национальным лидером, прекрасным администратором и великолепным полководцем.


[Закрыть].

Судьба у адъютанта была не самой простой: родился в Ростоке, в герцогстве Мекленбургском, затем судьба занесла в армию Швеции. Война с Фридрихом, попадание в плен и… полунасильственная вербовка[74]74
  В Европе вербовщики не стеснялись. Тот же Фридрих мог ставить в строй пленных солдат противника, не спрашивая согласия. Вроде бы странно звучит, но работало. Вокруг «механизмы, к ружью приставленные» и «задроченные» до полной потери мозгов. Рядом капрал с палкой и офицер, которые имеют право забить тебя насмерть просто потому, что им так захотелось. С офицерами было посложней, но тоже не слишком. Не нравится идея служить вчерашнему врагу? Добро пожаловать в казематы, прямую предтечу концлагеря. Были и другие методы давления.


[Закрыть] в прусскую армию, неплохая карьера там в сочетании с весьма серьезной репутацией… А затем отставка, как только это стало возможно. Потом он успел повоевать за Испанию в одной из колониальных войн, но сцепился на дуэли с каким-то грандом, сделав из последнего две половинки – рубились на саблях. Вернулся домой, а через какое-то время его и подобрал Алекс Николич, искавший толковых офицеров, где только можно.

Только услышав предложение Померанского, Блюхер сразу сказал:

– Активный резерв.

Видя приподнятую бровь сюзерена, поспешил пояснить:

– Милицию, ополчение и прочих резервистов оставить – пусть их. Но нужно поделить их всех на резерв и активный резерв. Есть у человека боевой опыт или он хотя бы обучен должным образом и не против поучаствовать в войне в случае ее возникновения – резерв. Есть опыт и желание не просто регулярно заниматься, а имеется авантюрный склад характера и охота время от времени рисковать – резерв активный. Последних нужно время от времени «натаскивать» – конфликты там пограничные, контрабандисты…

– Ну, на всех контрабандистов не напасешься, – философски заметил герцог.

– А на всех и не надо, сир. Кто живет на границе с Ганновером, Польшей или Пруссией, тем и так хватит происшествий. Как на той стороне границы начали бряцать оружием, так усиливать ими пограничные части да пускать в патрули.

Майор взглядом показал на графин с водой и дождался разрешающего жеста рукой.

– С теми, кто у моря проживает, тоже не проблема: контрабандистов там хватает, да и портовые города дело такое, что иногда то облавы провести требуется, то полицейские патрули усилить. Ну а кто в центральных землях проживает, пусть раз в год подготовку на границах проходят. Скажем, недели по три.

– Принято. Оформи в нескольких вариантах да подойди потом, по льготам решим.

Отпустив адъютанта, Игорь задумался, нервировала «картофельная» война. На первый взгляд все было неплохо: конфликт тлел, и огромные армии стояли далеко друг от друга, впустую тратя деньги. Чем больше затянется такая война, тем лучше. На первый взгляд.

На второй – преимущество у Австрии в такой ситуации было абсолютным, все-таки экономика была в разы мощней, чем у Пруссии. Но почему тогда выжидал Фридрих? Стар стал? Возможно… А возможно, здесь кроется что-то другое…

Вроде как положение у Померании было неплохим, на его территорию никто из соперничающих сторон не лез, а Австрии его предприятия даже поставляли кое-какое военное снаряжение. Но… Нервировало. Пусть Фридрих и стар, но агентура говорила, что разум его столь же остер, так что Грифич ожидал чего-нибудь… этакого. Внезапного наступления, высадки англичан в Ганновере, ну хоть чего-то, что объяснило бы непонятную пассивность прусского короля, ведущую к поражению.

В августе ситуация начала проясняться: умер правящий в Тоскане Леопольд – следующий претендент на австрийский престол после бездетного Иосифа Второго. Не успело остыть его тело, как умер младший из сыновей Марии-Терезии – Максимилиан Франц, «простудившийся» на похоронах брата. И тут же умирает Иосиф Второй. И нет, это не спецслужбы Рюгена – просто не успели…

Ситуация яснее ясного – кто-то убирает конкурентов. Но кто? Оставшийся в живых Фердинанд, последний из братьев? А может, его просто оставили в живых – личностью он был совершенно ничтожной…

Его ничтожность и стала индульгенцией: все, кто хоть немного знал его, прекрасно понимали – на поступок тот не способен. Но было способно его окружение. А еще – англичане с французами, сильно недовольные самостоятельной политикой Австрии. Мог и Фридрих, не отличавшийся человеколюбием.

Все могли, вот только полную картину происходящего имели немногие – и Померанский входил в их число…

– Да, сир, выяснили, – усталый, но невероятно довольный Юрген ТАКУЮ информацию доложил самостоятельно. – Леопольда отравили. Но вот специально или нет, не знаем пока – сифилис[75]75
  Сифилис в то время (и даже в начале XX века) лечили в основном препаратами на основе ртути. А насколько она «полезна», знает сегодня каждый. Существовали и другие методы лечения – ЕЩЕ БОЛЕЕ шарлатанские. Так что «залечивали» «венериков» достаточно регулярно – в том числе и в высшем свете.


[Закрыть], так что какой его дрянью пичкали и по чьему приказу – выясняем.

Фон Бо взглянул сияющими глазами на герцога: он не зря был так доволен – с момента первой смерти прошло меньше двух недель, а информация УЖЕ имеется. Учитывая расстояние…

– Максимилиан Франц простудился по своей вине, тут сказать нечего. Приехал в южные края, да в непривычном климате его и продуло. Ну а про Иосифа и говорить нечего – отравили.

– И кто же?

– Здесь пока неясности, – развел руками Юрген, – мы наткнулись на след, но человек тот работает сразу на нескольких хозяев и занимает достаточно высокое положение, так что…

О ком шла речь, Грифич понял – своеобразный код на случай подслушивания. Человек тот и в самом деле был личностью интересной – работал на англичан, французов, русских (!), были контакты с соответствующими службами Святого Престола… И это только на поверхности! У католиков, кстати, зуб на Иосифа тоже имелся – последний сильно прижал их, лишив власти в стране. Да и церковного имущества под свои нужды реквизировал немало.

– Значит, остается только ждать, – философски подвел черту под разговором князь.

– Ждать, – повторил собеседник, задумчиво глядя в витражное окно. – Но мы могли бы и поближе подобраться…

– Не стоит, – покачал головой Игорь, – сейчас там такая суета и шумиха… Не дай бог, заметят наших людей, отмыться потом сложно будет. Пусть наблюдают так, чтобы не попасться.

– Но, сир, разве вам не интересно узнать подробности?

– Не уверен, что их в принципе получится узнать. Да и зачем мне исполнитель? Ищи, кому выгодно. Так что все просто: кто из Великих держав успеет среагировать раньше и наиболее полно, тот и «заказал музыку».

Глава девятая

Всего через месяц после похорон Иосифа Второго в войну вступила Франция. Двадцать тысяч солдат пересекли границу и объединились с пруссаками. Важней была даже не возросшая военная мощь, а финансирование. Фридриху открыли не кредит, а… гранты, что ли. Как бы то ни было, теперь он смог нормально снабжать армию и начать набор новых солдат.

Всем стало ясно, кого нужно обвинять в смерти императора и его братьев… Но всем ли? Французские и английские газеты писали то о «роковом стечении обстоятельств», то намекали на «семейные драмы»… Так что все обстояло как и в двадцать первом веке: бо́льшая часть людей думать самостоятельно не умела и потому верила газетам и властям; меньшая прекрасно все понимала, но… как бы чего не вышло, ведь спорить с сильными мира сего опасно. Ну а дальше сработали законы простейшей психологии: сработало так называемое общественное мнение и вся просвещенная Европа была уверена – Габсбургов убили сами Габсбурги. А еще чуть позже людям стало на это наплевать.

Впрочем, «нравственные» причины военных действий предназначались исключительно обывателям. Едва только удалось отвести первый вал подозрений, газеты враждебных Австрии государств тут же начали печатать статьи из серии «так им и надо», так что ближе к Рождеству европейский обыватель смотрел на Австрию как на пирог, надеясь поучаствовать в дележке. Бред, конечно, но… Газеты уверенно рассуждали, что «…вот сейчас наши доблестные и благородные воины поубивают их трусливых и подлых наемников – и конкретному Гийому или Джону станет жить чуточку лучше. Дескать, только они мешают развиваться нашей промышленности и сельскому хозяйству, а как только, так сразу… Заживем!».

Несмотря на воинственную риторику, основные военные действия разворачивались все же в колониях между Большими игроками, но что интересно, в Европе Англия с Францией были едва ли не союзниками…

Битва за Америки и Азию разворачивалась нешуточная, выкачивая ресурсы. Но даже остаточной помощи Фридриху хватило, и он начал боевые действия.

Не слишком удачно – победы были за ними, но битвы нельзя было назвать образцами военного искусства. Мясорубки. Много мелких, ничего не значащих стычек, в которых умирали люди. Умирали, по сути, без толку – решающая стычка двух батальонов ради какого-то селения – и через два дня победитель отводил войска, ибо стратегическая позиция по большому счету была бесполезной.

В принципе Померанский понимал причину таких вот «москитных» сражений: войска с обеих сторон слишком расслабились, и полководцы попросту боялись решающей битвы. Да, Фридрих мог бы…

– Французы удерживают, сир, – доложил прибывший из прусского лагеря агент.

– Даже звучит бредово… – пробормотал герцог.

– Но так оно и есть, сир, – уверенно подтвердил агент, – им же не просто победа нужна, им нужно вымотать обе стороны. Даже не столько вымотать, – поправился агент, – столько показать, что победили французы.

– Ух ты, как мудрено… Ладно, верю, лягушатники могут.

Что англичане, что французы не раз «сливали» выгодные «партии» только из-за амбиций. Имперская политика обоих государств была во многих случаях гротескной. Требовалось показать, что именно они внесли решающий вклад в победу, даже если участие было, скорее, символическим.

Ну и не стоит забывать о многочисленных вельможах, которым по большому счету было плевать: победит их страна в провинциальной заварушке или нет, главное, как ОН будет выглядеть при этом[76]76
  Случаев в РИ масса. Некоторые вельможи или придворные группировки спокойно «сливали» какую-то важную для государства войну, если в результате ИХ группировка поднималась на пару ступенек повыше.


[Закрыть].

Так что всевозможные младшие сыновья знатных вельмож успели урвать свою долю славы, водя солдат в лихие, хотя зачастую и бестолковые атаки. Фридрих скрипел зубами, но… финансирование шло от союзников, и оно позволяло наращивать мощь быстрее, чем гибли солдаты.

Австрийцы, впрочем, тоже не блистали, Лаудон был достаточно посредственным полководцем[77]77
  ИМХО. В немецкой историографии ему приписывается множество заслуг. Но вот «совпадение» – почти все его победы вместе с русскими. Причем австрийцы именно ему приписывали победы в совместных битвах. Но «почему-то» как самостоятельный полководец он не блистал. К примеру, в молодости он служил в России, где не произвел впечатления дельного офицера. После этого пытался поступить на службу в Пруссию – не вышло. И в итоге «подобрала» его Австрия.


[Закрыть], несмотря на приписываемые заслуги. Да и сама структура австрийской армии, весьма рыхлая из-за многочисленных народностей со своими «тараканами», была заметно слабее прусской.

«Москитная» война велась до конца марта 1781 года, после чего последовало вынужденное перемирие: пришли эпидемии. Неубранные вовремя трупы после множества сражений сделали свое дело, и началась жесточайшая эпидемия холеры и целого ряда не менее «приятных» заболеваний. Грифич немедленно закрыл границы, установив карантины. Действовать пришлось предельно жестко, ибо что австрийцы, что французы не слишком аккуратно относились к государственным границам и не раз военные отряды залетали на территорию Померании-Поморья.

«Залетчиков» обычно вовремя отлавливали и разворачивали, но случалось всякое: то грабили и резали приграничные поселения, то начиналась перестрелка с частями Померании… Грабителей всегда преследовали и уничтожали: на это была жесткая установка Рюгена. Более того, с началом военных действий он предупредил, что его подданные неприкосновенны, и подал соответствующие документы как австрийцам, так и французам с пруссаками.

Обычно властители относились к таким происшествиям значительно… мягче. Хотя бы потому, что ссориться с крупными державами не каждый себе мог позволить. Но тридцать тысяч отборных вояк только в Померании делали его позицию весьма серьезной. Еще более серьезной ее сделали вырезанные отряды, причем отряд французских драгун, «отличившийся» насилием и последующим уничтожением населения в одном из поселений, вырезали всего в паре верст от ставки французских войск, в самом сердце Пруссии.

Были дипломатические ноты и разгневанные посланники…

– Господа, – устало-равнодушно сказал Померанский стоявшим перед ним послам Пруссии и Франции, – скажу сразу: не прекратятся инциденты на моих землях, я прекращу держать нейтралитет. Вам ясно? Свободны!

Хамское поведение Рюгена было вынужденным: если Австрия с пониманием отнеслась к желанию Игоря беречь своих подданных… Да и откровенно говоря, проблем от них особых и не было – на территорию Померании австрийские отряды залетали всего несколько раз, спасаясь от преследований – и им было не до мародерства… А вот французы еще с прошлых времен привыкли, что здесь можно «гулять», не опасаясь последствий. Да и отношение к молодому государству было откровенно пренебрежительным. Достаточно сказать, что Франция так и не прислала коронационные ордена[78]78
  При вступлении на престол властители других государств присылали ордена – вроде как поздравляли и укрепляли дипломатические связи. В некоторых случаях ордена давались новорожденным, появившимся на свет в «правильной» семье, на совершеннолетие, на свадьбу… Отсутствие таких вот «коронационных» орденов от какого-то государства – показатель значимый. Так что хамство ГГ оправданно – все равно отношения с Францией отвратительные. По сути, он не мог ответить по-другому – потеря лица.


[Закрыть]. И ладно еще, не прислала властителю Померании, хотя и это дурной тон. Но, даже короновавшись королем Швеции, нормального признания от франков Померанский так и не получил.

Резкое поведение было не только из-за возможной потери лица – именно сейчас Франция это проглотит, поскольку связываться с достаточно сильными армиями Померании и Швеции, ведя полномасштабную войну с другими противниками… Это слишком глупо.

Дипломатия дипломатией, а основной проблемой стала холера. Огромными тиражами печатались и раздавались населению памятные листки и брошюрки с указаниями, как можно избежать болезни. Ничего сверхъестественного – мыть фрукты и овощи с мылом; употреблять вареную или жареную пищу и кипятить воду для питья; мыть руки с мылом… Мыло было не каждому по карману, так что вскоре населению стали раздавать щелочь, причем что характерно – ее пришлось разводить…

– Собрали статистику! – ворвался к отцу взъерошенный Богуслав. – И что ты думаешь? Эти идиоты – как раз из образованных… Точнее, полузнаек.

Идиотами сын величал (заслуженно) тех, кто советовал употреблять для мытья концентрированную щелочь, дескать – надежней. Нужно ли говорить, что на покрытые язвами части тела холера цеплялась куда охотней?

– Ну и что с ними предлагаешь делать?

– Да, – тут Богуслав скривился, как от лимона, – идиотов сложно подвести под какую-то статью.

– А и не надо подводить, – хладнокровно ответил Игорь, едко улыбаясь, – велю таким носить табличку с надписью «Дурак» в течение года.

Наказание было жесточайшим: такой удар по репутации означал потерю лица в худшем его варианте. Теперь бизнес… или вообще какая-то работа, кроме как грузчиком в порту, для «носителей» осложнялись на порядок.

Жизнь в Померании практически остановилась. Пусть купцы и фабриканты ворчали на него за серьезнейшие ограничения в передвижении и частично – в работе людей, но имперский князь стоял на своем. А чтобы ворчание предпринимателей не переходило за определенные рамки, снизил и даже убрал некоторые налоги на текущий год.

В Швецию зараза пробралась, но ничего толком и не сделала – достаточно прохладный климат в сочетании с немногочисленным, достаточно чистоплотным населением не дал ей зацепки. Мало зацепок было и в Померании, а вот присоединенное польское Поморье не слишком радовало.

Многочисленные беженцы от гнета польских панов стали еще более многочисленными от страха перед заразой. Санитарные кордоны не справлялись, и люди начали гибнуть уже массово. Герцог вынужден был отдать жестокий приказ – стрелять в беглецов. Откровенно говоря, решиться было трудно: перед глазами стояли те самые беженцы, среди которых было очень много семей с детьми. Но… куда деваться? Это ведь, по сути, смертники, превращенные в ходячее бактериологическое оружие. Беженцы ведь пробирались окольными тропами, ночевали в сырых оврагах и пили застоявшуюся воду из луж… Так что приказ был подписан.

* * *

– Стоять!

Метрах в двадцати от группы беженцев выросли фигуры егерей.

– Пане… – простонала пожилая женщина.

– Стоять! – Приказ был продублирован на польском, русском и немецком. – Карантин! Проход закрыт!

– Пане… детушки…

…И в сторону егерей пошли женщины, дети… а за ними и мужчины.

– Стоять! Стрелять буду!

– Ну, стреляй! – закричала пожилая предводительница. – Все едино помирать!

– Бах! Бах! Бах!

Беженцы не повернули назад, и егеря расстреляли всех…

– Франц, Ленц, Ярослав – контроль, – скомандовал сержант, – издали, болваны! На этом порох не экономят.

– Шайзе! – вырвалось у Ярослава. – Детей…

– Бац! – Парню прилетел крепкий подзатыльник от товарища. – Добавки надо?

– Нет, Франц, – мрачновато ответил тот, – наелся… Просто хреново…

– Всем хреново. Но ты и сам знаешь, что князь наш правильно поступает – коли пропускать их, так умрут не только они, но и твои дети. Ясно?

– Да…

* * *

К концу лета стало понятно, что приказ стал спасительным. Погибших было немало – свыше десяти тысяч. Для не такой уж большой страны цифра ощутимая. Но в Пруссии и Австрии ситуация была куда как хуже, и сразу по нескольким причинам.

Прежде всего спешно коронованный эрцгерцог[79]79
  Австрия являлась эрцгерцогством. Королевские короны были от присоединенных стран вроде Венгрии или Богемии. Императорский же титул, принадлежавший сперва Марии-Терезии через супруга, а потом и их сыну, – не наследственный. Они являлись императорами Священной Римской империи германской нации, и титул этот – выборный.


[Закрыть] Фердинанд не успел среагировать вовремя, да и те же венгры не преминули «поиграть» в независимость и поступившие указания о санитарных мерах выполнили не сразу. Далее – в глубине материка, в стороне от холодной Балтики, климат был куда мягче, а плотность населения заметно выше. Ну и самое главное – войска. Пусть их развели по нескольким десяткам небольших лагерей, но им требовался провиант, командиры отрядов изображали боевые разъезды, и, разумеется, все поголовно искали женского внимания.

Хуже всего дела обстояли в самой Польше, а точнее, огрызка, который от нее остался. Впрочем, эта страна никого не интересовала.

Как только началось осеннее похолодание и эпидемия стала спадать, все вздохнули с облегчением. Характерно, что она практически обошла стороной те страны, правители которых успели среагировать вовремя, и что интересно, все они были абсолютистскими монархиями: Померания, Франция, Россия. В итальянских городах, Венеции и Турции (а сидевшего там слабовольного султана никак нельзя было назвать настоящим монархом – марионетка, не более…) холера свирепствовала до конца октября.

Подсчитали погибших… ужаснулись… И снова начали боевые действия.