Текст книги "Кавалергард. Война ва-банк"

Глава пятая

Из Болгарии Померанский двинулся в Македонию, Грецию и Сербию. Пробыл он там недолго и исключительно для «демонстрации флага». Никаких нападений на крупные гарнизоны или штурмов городов не было, но и этого хватило.

Такой пощечины Турция не могла простить, начав вооружать крестьян-ополченцев под командованием местных помещиков. Толку от них было мало, и султан не мог не понимать этого, но видеть чужие войска в местах, которые османы уже не первое столетие считают своими… Это была тяжелейшая «потеря лица», и, если бы приказ «догнать и уничтожить» не поступил бы, султана могли бы и заменить на более патриотичного…

Реакция была предсказуемой, и еще более предсказуемы были экономические последствия – сбор урожая на огромной части Османской империи был сорван. Настоящим голодом это не грозило, но вот если боевые действия в следующем году будут столь же интенсивными – его не избежать. Может быть, поступок не самый благородный, но зато действенный. Тем более что ранее в русско-турецких войнах османы нередко «вытягивали» просто за счет более впечатляющего экономического потенциала. Ну а теперь разговор пойдет по иным правилам…

За время своего похода Рюген провел больше десятка серьезных битв, а количество стычек исчислялось сотнями, но в решительные сражения он не ввязывался. Да, победа была бы за ним – вне всякого сомнения, – но куда девать раненых, где взять порох взамен сожженного… Поэтому в основе стратегии были стремительные рейды с демонстрацией русского присутствия и подъем национально-освободительных движений.

Игорь не сомневался, что сейчас национальные движения потерпят поражения, но совесть его не мучила. Турция вела не самую грамотную политику по отношению к вассальным народам, так что восстания были постоянными. Ну а сейчас… Сейчас по Балканам «гулял» он, по Кавказу – Суворов, в Молдавии стоял Румянцев, в Средиземном море – грозный адмирал Спиридов, наводящий ужас на турок.

То есть именно сейчас момент заявить о своих правах для православных Восточной Европы – как никогда подходящий. Ну не было у Мустафы Третьего возможностей одновременно сражаться с русскими войсками и наводить порядок на вассальных территориях! А значит, если балканцы поведут себя более-менее грамотно, то смогут выторговать себе какие-то права и свободы… Да даже если нет и ситуация пойдет по худшему сценарию, то уж прощение основной массе восставших все равно гарантировано, вожакам же придется бежать в Россию, что тоже не является проблемой – подготовят как офицеров уже как положено.

Одной из главных своих задач что болгары, что греки, что сербы видели уничтожение чужаков, поселившихся на их родных землях. Не только гарнизоны – мусульманские села уничтожались ничуть не менее усердно. Дело тут было не только и столько в вере, сколько в выживании: мусульмане, будь то переселенцы или новообращенные, нередко наделялись землей за счет соседей-христиан, они становились естественными союзниками для турецких войск в случае конфликтов… Ну и соответственно – отношения у религий в данном регионе были напряженными.

На Сербию сил Грифича уже толком не хватило. Так, «подмел» пару десятков мелких гарнизонов, и все. Единственное, что порадовало, так это возможность пополнить запасы пороха и свинца, которые к тому времени практически закончились.

Далее Австрия дала «добро» на проход по своей территории, и армия Рюгена сплавилась по Дунаю, выйдя к позициям Румянцева уже к концу октября. Там принца ждал приятный сюрприз. За удачный поход по Балканам Петр наградил его орденом Святого Георгия первой степени и званием фельдмаршала.

Достаточно неплохо дела обстояли и с трофеями – юнкера и «свежие» солдаты были премного довольны и вовсю планировали, как будут распоряжаться средствами. К их чести, планов вроде «спустить на баб» никто не высказывал – народ подобрался на редкость хозяйственный, пусть даже на словах.

На этом хорошие новости закончились, и буквально через несколько дней после гонца с приказом о повышении в звании и награждении последовал гонец с известием о смерти императора…

– Мать же, как не вовремя! – глухо простонал Румянцев при таком известии.

Петр и правда помер исключительно не вовремя: несмотря на громкие победы, заключение мира висело на волоске. Точнее говоря, заключение нормального мира. Как это водится в «цивилизованной Европе», к подписанию мирного договора между Россией и Турцией решили приложить усилия и Франция с Англией.

Только-только завязался мирный диалог и Мустафа был готов пойти на серьезные уступки, как вмешались дипломаты-посредники и принялись давить на Россию. Ну да, как обычно – нельзя же допустить, чтобы страна что-то выиграла, а не просто потеряла людей…

Петр Федорович весьма наплевательски относился к их мнению, но позиция «соглашателей» при дворе была сильной и возглавляли ее Воронцовы… Самое поганое, что их нельзя было обвинить в предательстве национальных интересов – аргументы были достаточно весомые и ссора с двумя (а включая Турцию – тремя) могущественнейшими странами региона, мягко говоря, опасна.

Частично такую позицию разделяли и многие армейские. За Крым и Скифию они были готовы драться до последней капли крови, но вот Молдавия и Румыния были землями, которыми можно и пожертвовать. А уж вступаться за балканских и греческих единоверцев… Увольте.

Цесаревич же пусть и был «ястребом», но не мог пойти против большинства сенаторов. По крайней мере, не сейчас, пока не надел корону. Те могли вполне легально спускать большую часть дел на тормозах, затягивая их или прямо отклоняя. Тем более что Елизавета тоже склонялась в сторону «голубей»… Вот после коронации – да, Павел сможет «передавить» их и заставить принять нужное решение. Но до того дня как минимум несколько месяцев. Все это Рюген знал еще до приезда в Петербург – агентура.

К Елизавете он пошел прямо с дороги, даже не помывшись, и та оценила – кинулась ему на шею прямо у дверей покоев.

– Как же я без Петеньки… – заревела вдовствующая императрица. И без того не блещущая красотой, за эти недели она стала совсем некрасивой. Крупное лицо опухло от слез, а и без того небольшие глаза окончательно заплыли и покраснели.

Сидеть с ней пришлось несколько дней – даже мыться и спать приходилось урывками. Помимо нее, такими же ревами оказались и дочки Петра… Но справился, спасибо психологам из двадцать первого века. Будучи клиентом, попаданец ругался на них, но не мог не признать, что кое-какие методы работают – и очень неплохо. Отошла Елизавета только через неделю, непосредственно к похоронам.

Занимался похоронами сам канцлер Воронцов, и нужно сказать, справился неплохо. Единственное, что не одобрял сам Грифич, так это чрезмерно затянувшуюся процедуру прощания. Понятно, что императора нельзя закопать как простого смертного, но почти три недели… Впрочем, в дела эти Игорь не лез демонстративно, так что причины такой «тянучки» толком и не понял.

В похоронах императора он участвовал только как кавалергард[10]10
  Кавалергард – самая престижная гвардейская часть России Имперского периода. Формировалась из высшей знати, в том числе и европейской. В описываемый период это было, скорее, придворное звание и кавалергарды собирались исключительно для особо торжественных мероприятий.


[Закрыть], приняв участие в ряде торжественных церемоний вместе с товарищами по гвардейской роте.

Павел ходил мрачный, да оно и понятно – смерть отца, которого он очень любил, тяжело ударила по молодому человеку. И пусть здоровье у Петра было скверное и чудо, что он прожил хоть столько, но все равно… Давила и беспомощность в вопросах заключения мира – до момента коронации власти у него было немного, «переиграть» одновременно Воронцовых, вдовствующую императрицу (которая тоже Воронцова) и Сенат он просто не мог.

Пришлось вновь заняться политикой всерьез, а не в общих чертах, и нужно сказать – новости не радовали. Османскую империю сильно лихорадило, и восстания были не только на Балканах или в Греции, но и в самой Турции. Мустафа Третий был далеко не худшим султаном, но вот наследство ему досталось неважное. Повсеместное воровство чиновников дошло до того, что они складывали в свои карманы большую часть налогов и считали такое положение дел самым естественным. Но… Англия и Франция, а также ряд других государств, начали накачивать султанат деньгами, оружием, военными специалистами… Не столько даже накачивать, сколько обещать – только давайте, воюйте!

Зашевелились и мелкие государства в немецких землях. Если Пруссия и Австрия сидели спокойно, скованные договором с Северным Альянсом, то вот государства поменьше, которых не удосужились включить в него, начали мутить воду. А это, между прочим, не только Померания, но и Мекленбург, Ангальт-Цербст и прочие – вассальные, полувассальные и условно независимые государства.

Отношения же с Мекленбургом у Померании были скверные: свобода в Померании и крепостное право в соседнем Мекленбурге… Неудивительно, что крестьяне просто бежали к Рюгену от соседей. А еще переезжали горожане, поскольку государство бурно развивалось, в том числе благодаря грамотному законодательству, поощряющему экономическое и социальное развитие.

Дела обстояли настолько хреново, что запахло войной. А между прочим, претензии к Померанскому были не только у герцогов Мекленбурга… Так что пришлось переводить армию из ставки Румянцева домой – вроде как на зимние квартиры. Всем было ясно, зачем это делается, но подобная дипломатия могла выгадать чуточку времени.

Павел же как раз сейчас ничем не мог помочь. Войска и без того замерли в напряжении: мало проблем с Турцией, так еще и Европа вот-вот может подключиться! И дело даже не в том, что у России не было лишних войск, просто передвижение войск в сторону немецких земель могло стать той самой искрой, и Пруссия бы заполыхала. Она и без того была на грани разрыва отношений и объявлении войны. Пусть Старый Фридрих и понимал всю опасность войны с Россией, но взять реванш очень хотелось. А еще – европейские кредиторы давили достаточно сильно. Кредиты же эти для выкупа Восточной Пруссии были взяты на не самых выгодных условиях, и до окончания платежей было еще достаточно долго. Ну а пока они не выплачены, будь добр – слушай внимательно своих кредиторов…

По поводу же грядущего мира выглядело все не лучшим, но и не худшим образом. «Голуби» были достаточно умеренные и из земель готовы были поступиться только Румынией и частично своими позициями на Кавказе. Уступка серьезная, что ни говори, но не так уж и страшно. Северный Кавказ оставался за Россией – где-то как часть страны, где-то как вассальные территории. Ну а Закавказье… Там «гулял» Суворов, наводя панику и громя гарнизоны с такими смешными потерями, что даже Румянцев только крутил головой при очередном известии о победе. В общем, турки будут до беспамятства рады, когда полководец уйдет. Так что пусть в регионе территориальных приобретений не предвиделось, помимо Северного Кавказа, но и это совсем немало. Да и многочисленные договоры о торговле обещали дать казне лишнюю копеечку.

Если с территориальными приобретениями все было неплохо, то с контрибуцией дела обстояли заметно хуже и шансов «отбить» затраченные на войну средства были минимальные. Не лучшим образом дела обстояли с таможенными и торговыми договорами. На Кавказе – да, неплохо, но там серьезных денег в ближайшие годы не ожидалось в принципе. А вот на европейской территории все было скромнее и ожидать каких-то таможенных преференций не стоило. Собственно говоря, даже проход русских кораблей через контролируемый османами Босфор оставался под большим вопросом.

С Балканами тоже намечались проблемы – «голуби» вознамерились сдать позиции. Но тут на дыбы взвился Павел и сам Рюген – регион был крайне важен, и чем крепче будут там позиции у страны, тем проще будет влезть туда в будущем. Предательство же могло обернуться большими проблемами в дальнейшем.

«Голуби» скривились, но согласились, что заступаться за православных необходимо – раз уж страна позиционирует себя как оплот и центр православия. Ради этого Грифичу пришлось пойти на контакт с церковными иерархами и где уговорами, а где лестью и шантажом заставить их влезть в решение данного вопроса.

Неожиданно сильно помогли кавалергарды, очень серьезно относившиеся к понятию «свой». Пусть далеко не все они разделяли позицию Грифича да и были в большинстве своем скорее царедворцами, чем военными, свою роту они рассматривали не только как придворное или военное звание, но и как некий рыцарский орден. И помочь «брату» было делом чести.

После Рождества начались мирные переговоры, закончившиеся на удивление быстро. Турки были готовы к очень серьезным уступкам, русские же дипломаты были проинструктированы «голубями» и тоже готовы к уступкам. В итоге торга практически не получилось и через десять дней был заключен мир.

Само собой разумеется, Рюген постарался разрекламировать Павла и себя самого как заступников балканских народов. Дескать, только из-за них восстания окончились удачей и турки не станут применять карательных мер. Интересы принца на Балканах были скорее теоретическими, но в будущем хорошее отношение могло пригодиться.

Мир заключили, но в силу подписанные документы пока не вступили. Для полноценного договора требовалось соблюсти массу условий, обеими сторонами, разумеется. И пока они не будут выполнены до конца, война может вспыхнуть в любой момент.

Понимая это, Рюген старался поторопить свою армию, идущую скорым маршем в сторону Петербурга. Понятное дело, что торопил он не приказами, а старался создать наиболее комфортные условия на пути следования – арендовал телеги, закупал провизию, организовывал стоянки и так далее. И снова большую помощь ему оказали кавалергарды, пользуясь связями…

Увы и ах, но расстояние все равно было слишком велико, да и погода была далека от идеальной, так что «Суворовского марша» просто не вышло. Впрочем, в таких условиях он бы не вышел и у «чудо-богатырей»: одно дело двигаться «на форсаже» несколько дней, и совсем другое – недели. Не выйдет.

В итоге когда Мекленбург все-таки решился на объявление войны, померанская армия была еще на территории России, и защищаться Померании предстояло только силами трех пехотных полков, ополчением из лояльных юнкеров и силами милиции.

Еще более неприятным известием стало, что Пруссия и Австрия вместе с англо-французскими союзниками выдвинули ультиматум, в котором говорилось, что они не потерпят вторжения русских войск на территорию германских княжеств. И пусть Мария-Терезия почти тут же прислала письмо, в котором по большому секрету заявляла о своем нейтралитете в возможной войне, австрийскую армию все равно приходилось учитывать.

Канцлер и вдовствующая императрица прятали глаза, когда отказывали герцогу в военной помощи. Но муки совести, если таковые и были, ничего не значили, воевать предстояло в одиночку.

Глава шестая

Война началась, но Рюген не спешил домой. Да, это был бы красивый поступок – с саблей наголо, на лихом коне… И совершенно идиотский.

Вместо этого принц прилагал все силы, чтобы армия двигалась как можно быстрее, но в меру, так, чтобы она сохраняла боеспособность, а не превращалась в сборище инвалидов. Помимо этого, он вел активнейшую дипломатическую переписку с властителями-соседями, переписывался с агентурой, арендовал корабли для десантирования…

Организацией сопротивления занимался Алекс Николич, который оставался «на хозяйстве». Лужицкий серб был великолепным офицером – куда как лучше самого Игоря. Но… все та же сакральность – властитель страны, особенно столь мелкой и свежеиспеченной, в качестве полководца воспринимался солдатами заметно лучше, чем человек с происхождением едва ли не крестьянским. Только недавно, после адовой работы по формированию армии, где Николич был, наверное, главным действующим лицом, его начали воспринимать всерьез. Для этого же Рюген и оставлял его в Померании в качестве командующего – чтоб привыкали. Ну не все же время самому «впереди, на лихом коне»…

Под началом у Алекса было три полка пехоты – чуть больше полутора тысяч человек; около семисот выздоравливающих из разных полков; около пятисот юнкеров с драгунским «образованием» и совершенно разрозненных, не «обкатанных» в качестве единого подразделения. Были еще и милиционеры с ополченцами, причем численность последних была достаточно солидной. Вот только на большую половину надежды не было – многие бюргеры шли в милицию исключительно за привилегиями и могли повоевать разве что против контрабандистов при солидном численном преимуществе со своей стороны… Но и то хлеб.

Война разворачивалась исключительно от обороны, объединенный[11]11
  Объединенный Мекленбург был Мекленбур-Шверин и Мекленбург-Стрелиц.


[Закрыть] Мекленбург выставил армию чуть более двадцати тысяч человек – огромная цифра для небольшого государства. Собственно говоря, непосредственно армией было около восьми тысяч человек, то есть примерно столько же, сколько у самого Грифича. Было еще около пяти тысяч наемников, а кроме того, герцоги выставили охочих юнкеров, призвав последних приходить со слугами…

Звучит нелепо, но у многих помещиков были всевозможные егеря, гайдуки[12]12
  Гайдуки – телохранители.


[Закрыть], приживалы… многие из которых весьма уверенно владели оружием и были лично преданы своим хозяевам. В мелких конфликтах они нередко играли достаточно значительную роль, а в более серьезных случаях их могли использовать для охраны обоза или лагеря, поставить в качестве пехоты, не в поле, разумеется, а за каким-то укреплением. Феодализм, да… Но Мекленбург и был этаким островком Средневековья.

Война началась грязно – с насилия над мирными жителями. Юнкера совершенно не скрывали своих намерений: грабеж, новые крепостные-рабы, которых они угоняли к себе в поместья… Все та же средневековая философия. Не понадобилось даже пускать в ход пропаганду – наемники и юнкера со слугами сами были лучшей пропагандой в пользу Рюгена.

– Давай, Юнгер, завали эту холопку!

Одетый в потрепанную ливрею лакей с удовольствием повиновался пьяному хозяину и поймал молоденькую крестьянку, схватив ее возле амбара.

– Нет! Не надо… не надо…

Девушка отбивалась, но…

– Н-на! – И подошедший хозяин лакея впечатал ей кулак в хорошенькое личико. Та «поплыла» и сопротивляться уже не могла. Пьяно сопя, мекленбуржский дворянин разорвал лиф, и груди померанской крестьянки вывалились.

– Гы…

Потискав их, мекленбуржец с помощью лакея повалил жертву на землю и задрал юбку девушке.

– Не на…

– Бах! – Удар кулаком отправил ее в беспамятство, а мекленбуржец снял с себя штаны и через короткое время задергался на крестьянке. Та слабо стонала, ничего не соображая.

– О, фон Дитц, а ты неплохую пташку завалил, – подошел к отвалившемуся насильнику такой же пьяный земляк, – дашь попользоваться?

– Да бери! – щедро разрешил тот. Попользовались девушкой всем отрядом, и через несколько часов она уже мало напоминала человека – вся в крови и синяках и почти не реагировавшая на «изыски» насильников.

– Скучно, – лениво промолвил слегка протрезвевший фон Дитц, – может, развлечемся?

Когда отряд мекленбуржцев уходил дальше, померанская ферма горела, но живых там не было никого. Почти два десятка человек были убиты так жестоко, что подоспевший через несколько часов отряд померанского ополчения долго блевал.

– Это не люди! – сухо сказал немолодой помещик, предводительствовавший у ополченцев. Его крохотное поместье также было уничтожено и разграблено схожим образом. Единственное различие – опытный ветеран успел спрятать близких.

– В плен никого не берем, – в тон ему сказал пастор, сжавший Библию побелевшими пальцами. – ЭТО не люди.

Аналогичные драмы сотнями разыгрывались по всей Померании. Главные роли в них играли наемники, которых правитель Мекленбурга набрал среди откровенного отребья и мекленбургские дворяне, у которых крепостные сбежали в Померанию, где рабство во всех формах было запрещено. Кто-то «веселился», кто-то «мстил», но результат был не такой, на какой они рассчитывали.

Буквально за три дня они напугали бюргеров и крестьян до усрачки и… Кто-то затаился, а кто-то взял ружье, нацепил медные и бронзовые перстни с соревнований и подался в Сопротивление.

В общем, все бы хорошо, и было понятно, что армия вторжения заметно поредеет еще до прихода законного хозяина с основным войском. Но не все было так гладко. Прежде всего мекленбургцы так активно принялись грабить, насиловать, поджигать и разрушать, что удар по экономике был нанесен мощнейший. Во-вторых, были серьезные опасения, что если не выбить их в кратчайшие сроки, причем образцово-показательно, то Рюген лишится части своих владений, и не факт, что меньшей…

Но пока… пока Рюген подтягивал армию и собирал флот, начать десантную операцию он смог только через неделю. Принц возносил хвалу всем богам, что хотя бы флот Мекленбурга «связан» Савватеем Вороном. Бывший… авантюрист воевал весьма лихо, совмещая методы классической морской войны с откровенно пиратскими и попросту не дал мекленбургскому флоту выйти на оперативный простор. Метод был выбран нетипичный, никаких решительных сражений: диверсия, налет, короткий обстрел с повреждением такелажа или попытка подвести брандер[13]13
  Брандер – корабль или лодка с взрывчатыми и горючими веществами. Его старались подвести к кораблям противника, и чаще всего стоящим в порту или хотя бы на якоре.


[Закрыть]…

* * *

– …все в порядке, Антонио, – доложил сменщику зевавший часовой, – все тихо.

– Да уж, понятно, – хмыкнул наемник из Венеции, подойдя поближе к борту, – что здешние могут противопоставить нам, Марио?

– Хм… говорят, что они яростно сражаются и на суше… Действительно, чего это я, – засмеялся второй венецианец, – по сравнению с нами, прирожденными моряками…

– Вот и успокойся. Мекленбургский герцог не зря нанял лучших моряков – нас. Здешние если что и умеют, то умения эти впечатлят разве что таких же… сухопутных моряков. А противостоит нашему нанимателю Померания, у них флота считай и нет вообще. Так, кораблики…

– Кораблики-то кораблики, но на суше… – начал скептик Марио.

– На суше! Ха! Даже я, моряк, понимаю, что на суше этот Грифон силен! Но нам-то что? Постреляем во вражеские корабли, может, сходим раз-другой на абордаж – и все. Придут на помощь нашему нанимателю, так и хорошо, а нет – так ограбим напоследок пару припортовых городов, да домой – в Венецию.

Наемники несколько минут постояли, покуривая трубки и негромко беседуя. Затем Антонио остался в одиночестве и замурлыкал какую-то песенку. Тихий всплеск… ан нет, ничего – и негромкое пение возобновилось.

– Хр… – негромкий хрип, пара судорожных движений ногами, и часовой оседает на палубе.

– Спускай его, Игнат, – негромко приказал старший в команде диверсантов, – только раздень сперва, да пусть Федька переоденется.

– Зачем, дядька Игнат? – негромко спросил ломкий юношеский басок.

Бац! Отроку прилетел крепкий подзатыльник.

– Ты переодевайся давай, вопросы он… Нешто не понятно – часового будешь изображать, бороды с усами у тебя пока нетути, сойдешь издали за католика энтого.

Убитого часового тем временем споро раздели и, привязав веревку к ноге, спустили за борт. Юнец, морщась от вонючей одежды, споро переоделся и принялся расхаживать по палубе. Двое старших тем временем неслышными тенями скользнули вглубь корабля.

Несколько минут для диверсанта-часового показались вечностью, но вот старшие выскользнули из недр судна…

– Сбрасывай одежку свою, – шепотом приказал Игнат юнцу, – да по веревке за борт.

– Да я и так, тут невысоко…

Бац!

– Дурень! Невысоко ему… Нам плеск не нужон, а то насторожатся раньше времени.

– А вы это… – не унимался юнец, споро сбрасывая одежку с натертого жиром тела, – в пороховую камору, да?

Опытные диверсанты переглянулись со смешками…

– Ну, Федот, и племяш у тебя – говорливый, – еле слышно проговорил Игнат, – да дурной. В камору! Там часовые стоят, да всерьез. Нет, мы просто огоньку им подбросили.

Говоря это, мужчины по очереди спустились по веревке с борта корабля и отплыли на пару сотен сажень в сторону моря. Там их встретила шлюпка с опытными гребцами, умеющими грести не только споро, но и бесшумно.

– Нормально, Ясень, – выдохнул Игнат, переваливаясь через борт, – разгорится, да не в одном месте.

И правда, шлюпка не успела отойти на полмили, как на «Владыке моря» разгорелся сильный пожар. Потушить его удалось, но в ближайшую неделю выйти из порта судно точно не сможет.

Судно повреждено и в течение нескольких дней или недель не сможет принимать участие в боях? Ну и достаточно – все равно судьба Померании будет решаться на суше.

Наконец все было готово и переправа началась. Несколько сот кораблей и корабликов, среди которых было немало даже рыбацких шхун, отправились в плавание. Конец января на Балтике – время для такого путешествия далеко не идеальное, и к моменту прибытия в Штральзунд большая часть солдат нуждалась в отдыхе.

– Кха! Кха-кха!

– Матерь божия, наконец-то земля.

– Кхе!

– Вилли, мы на суше!

– Пчхи!

– Шнапса на травах, Васятка, шнапса! Первейшее дело от хвори! Ну и в баню!

– Кхе!

– Пчхи!

Сочетание сильного и крайне неприятного волнения на море в течение нескольких дней с постоянным холодом и сыростью сделало свое дело… Мало того, войска прибывали не сразу, а в течение двух дней: некоторые суда оказались слишком тихоходными.

Штральзунд готовился к осаде, и горожане были настроены крайне решительно…

– Они не сразу решили воевать, – сказала Наталья, положив голову мужу на грудь (соскучились, да), – вроде как соседи же и если бы армия вторжения вела себя нормально… А так – напугались. Некоторые городки сдавались, так наемники с юнкерами вели себя хуже турок во время погрома христиан.

– А с чего такое странное поведение?

– Да наемников не смогли удержать в узде, а за ними и юнкера. Последние, правда, пытались обставлять все законно, дескать, они не признают введенные тобой законы и потому… Ну ты знаешь, как там у них – вплоть до права первой ночи, да еще и с «компенсацией» за несколько лет, и плевать, что это вообще другое государство.

Войска недолго приходили в себя, и через три дня, отойдя от морской болезни и вылечив простуду ударными дозами глинтвейна и умеренными шнапса, войска Рюгена двинулись навстречу противнику. Догнать удалось только возле Грайфсвальда.

Оба войска были настроены решительно. Померанский рассчитывал на профессионализм своих вояк и более качественный офицерский состав, мекленбуржцы же имели колоссальное преимущество в кавалерии – те самые юнкера-охотники. Да и так, откровенно говоря, солдаты у противника были далеко не из худших – немцы есть немцы, а войны здесь велись практически постоянно. Другое дело – дисциплина, ведь объединив под одним командованием «нормальных» военных, наемников и своевольных дворян, получилось как в басне – с раком, лебедем и щукой.

К сожалению, работать в привычном маневренном стиле было нельзя – для этого требовалось время, а армия вторжения меньше чем за две недели нанесла ущерба на сотни тысяч рублей. Сумма для маленького государства колоссальная – и ведь это пока только предварительные подсчеты… Так что как бы неприятно это ни звучало, но Грифичу предстояло менять жизни солдат на экономику. Утешал он себя тем, что разрушенная экономика унесет еще больше жизней, правда, жизней гражданских, умерших от недоедания и сопутствующих болезней. Поэтому врага нужно было разгромить как можно быстрей.

– План незамысловат, – озвучил Грифич, собрав старших офицеров, – егерский полк идет в авангарде и вроде как случайно отрывается слишком сильно. Натыкается на вражеские силы и начинает пятиться.

– А не сомнут? – спросил Раковский, прикусив нижнюю губу.

– Не должны. Если у мекленбуржцев в авангарде будут нормальные вояки, то они с опаской будут действовать. Пока разведку конную вышлют, дабы убедиться, что за егерями нет главных сил…

– А ежели ополчение? Эти-то горячи, могут и без команды кинуться. Хотя да, сир, чего это я… ополчение против наших егерей… х-ха! А дальше?

– Дальше артиллерийская ловушка. Но это пока наметки, давайте-ка вместе сообразим…

И офицеры свиты вместе с сюзереном склонились над картой.

* * *

– Шайзе! Померания!

Небольшой отряд мекленбуржской кавалерии, ехавший в авангарде, моментально повернул обратно, даже не пытаясь проводить разведку.

Через несколько минут мекленбуржское войско встало в оборону, начав выстраивать боевые порядки. Пусть их командование во главе с самим герцогом и хорохорились, обещая солдатам легкую победу, но подспудный страх сидел почти в каждом. И даже оптимисты, уверенные в способности разбить войско под знаменем Грифона в «правильной» битве, признавали за руянским принцем редкий талант к битвам маневренным.

– Свиньи, – сквозь зубы процедил граф фон Броде, командовавший авангардом Мекленбурга, – опозориться так…

– Но, господин полковник!

– Молчать! Рисковать они не хотели… Это ваша работа! Или вы думаете, вам платят деньги за то, что вы красуетесь перед обывателями в мундирах?

– Виноваты, – тихо сказал прапорщик лет тридцати, – просто вылетели на них неожиданно и успели увидеть только полуроту егерей, а в полуверсте от них и полк. Атаковать полуроту егерей… можно, хотя шанс на победу низок. Но даже если бы мы их вырезали, то не сразу, их товарищи успели бы прийти на выручку. Все равно разведки толком бы не вышло.

– За поворотом? Хм… Это где тот ручей изгибается и петлю делает?

– Да, господин полковник.

– Мда. Тогда вы правильно поступили, там действительно только в лоб атаковать можно, если быстро действовать нужно. Ладно… ступайте.

Мекленбуржцы выстраивали боевые позиции не слишком умело – мешало большое количество ополчения и наемников. И пусть в большинстве своем они были умелыми стрелками и рубаками, но вот по части действий в крупных отрядах даже наемники были натасканы не слишком хорошо…

С другой стороны за перестроениями армии Мекленбурга наблюдали странные фигуры, наряженные в лохматые костюмы…

– Хорошо, – сказала одна из них, опуская подзорную трубу, – и плохо.

– Поясни, – попросил лежащий рядом напарник.

– А сам?

– Хм… экзамен… ладно. Так… хорошо, потому что перед нами не столько войско, сколько толпа людей, пусть и обученных воевать. Слаженность скверная. А плохо… хм… не могу даже сказать, Еремей.

– Эх, Вольфганг… Плохо – это значит, что конкретно сейчас ловушка с засадой вряд ли сработает. Мы-то рассчитывали на что? Что они дружной колонной будут нас преследовать, и все орудия расставили должным образом.

– А получается, что за нами влетит не стройная колонна, а то ли толпа, то ли… Да, скорее всего, отдельные отрядики мекленбуржских юнкеров-ополченцев, и в итоге ловушка сработает в четверть силы.

– Ну вот можешь же… – похвалил Ерема напарника, – а теперь назад двигаем.

Полчаса спустя фон Ре отпустил разведчиков и с силой потер лицо. Изменять что-либо уже нет времени, так что остается действовать по плану, внеся в него небольшие коррективы.

– Яромир! – позвал он адъютанта. – Давай офицеров сюда собирай, перестановочки сделаем.

Егеря начали пятиться, несколько демонстративно – так, чтобы наблюдающий за этим конный разъезд мекленбуржцев увидел их опаску. Отходили привычно: один батальон занимает позицию, два других спорым шагом отходят и далее один из них встает в оборону, а прикрывавший их батальон снимается с места и спешит дальше. Так постепенно, меняясь, и отходили. Метод привычный и действенный, позволяющий обороняться от превосходящего противника.