Текст книги "Город смерти"

Часть II
Флуктуация

– Юрий Феоктистович, еще раз повторяю: этот человек – ваш сотрудник, вы взяли его под личную ответственность, и что произошло? Вы понимаете, какие последствия будет иметь его выходка?

Юрий Феоктистович втягивал голову в плечи, пыхтел и постоянно промокал лысину салфеткой. Его палач, опершийся о стол обеими руками, был высок, поджар и совершенно лыс и возвышался над Юрием Феоктистовичем дамокловым мечом.

– Мы все исправим…

– Как скоро? Событие и так получило огласку. Если начнется взаимопроникновение…

– Мы все исправим! – проблеял Юрий Феоктистович.

– Когда?

– С-со дн-ня на день…

– Это нужно было сделать вчера! Слышишь – вчера! – гаркнул поджарый, забыв о приличиях, и тут же сбавил тон. – Где этот ваш?

– Мы точно знаем, в какой он вариации. Мы уже все выяснили! Он недалеко, временной отрыв маленький! – Юрий Феоктистович вытер пот со лба и продолжил. – Мои люди вышли на его след…

– У вас есть два, максимум три дня. Иначе… знаете, что будет.

– Знаю, – сказал он хлопнувшей двери.

С неожиданной прытью вскочил и пробежался по кабинету. В баре дожидалось своего часа горячительное, но Юрия Феоктистовича интересовала минералка. Одним движением он свернул бутылке крышку и вылил пузыряющуюся воду на голову. Плечи пиджака вымокли. Лысина заблестела. Юрий Феоктистович вернулся к столу, ударил по кнопке коммуникатора и заорал:

– Начальника службы безопасности – ко мне!

Спустя минуту в крутящемся кресле напротив него сидел не начальник даже – командир вышеупомянутой службы. Вид у него был невозмутимый. Мокрый директор его ни капли не впечатлил.

– Господин Кушнир, вы понимаете, что по вашему недосмотру может произойти катастрофа? – начал Юрий Феокистович ласково.

– С тем кодом, что мы имеем на данный момент, вероятно взаимопроникновение и мутация тринадцати процентов…

– Нет никакой гарантии, что мы не попадем в эти проценты! Сколько времени надо, чтобы восстановить код?

– От трех часов до трех недель, этого нельзя сказать наверняка.

– Трех недель! – всплеснул полными руками Юрий Феоктистович. – У нас есть два дня. Ладно, шестьдесят часов. А потом, – он сорвался на крик, – потом босс с меня шкуру живьем спустит. А вот когда я буду крутиться на вертеле и жариться на медленном огне! Я позабочусь! Чтобы ты жарился вместе со мной! Потому что! В твои прямые обязанности! Входит! – Он запыхался. Схватился за сердце, отдышался. – Входит обеспечивать порядок и не… Не допускать! Таких эксцессов!

Гость взял пульт от голографа и изменил цвет водопадов, что бежали за спиной Юрия, с голубоватого на алый.

– Не нервничайте, вам вредно, – сказал он. – Чего вы от меня хотите? Невозможного?

Некоторое время хозяин кабинета глотал воздух открытым ртом, потом осел в кресло и выпучился.

– Чтобы ты устранил свою ошибку! Вошел в коридор и устранил! Мне код нужен, Кушнир!

Кушнир отшвырнул пульт, затарабанил пальцами по столу.

– Как?

– Меня не интересует как. Мне нужен код. Во, – он провел пальцем по горлу, – как нужен. И тебе, между прочим, тоже! Потому что… я уже говорил. Нас посадят. Нет, нас кинут на растерзание… Просто кинут. И забудь о зарплате, и о…

Кушнир поднялся, смерил шагами комнату, выглянул в окно и резко развернулся:

– Чего. Ты. Хочешь. От. Меня?!

– Достань мне диверсанта.

Рассмеялся. Ненатурально так.

– Вот что я тебе скажу. Да, мне нравится моя зарплата, мне даже работа моя нравится. Но знаешь, что я люблю больше денег? – Пауза. – Жить я люблю.

– А за решеткой? – взвился Юрий. – Остаток дней – за решеткой?

– Страшно, да?

– Мне… Мне?!

– Тебе, гусь ты мокрый! Ты первый туда загремишь. И ты не имеешь права ничего от меня требовать. Потому что – тринадцать процентов! Потому что мы не знаем, где он, что бы ты ни плел начальству! И разрыв по времени – от нескольких дней до нескольких лет в зависимости от удаленности места! Допустим, в вариации прошло более месяца. И где я его найду?

– Он не рассчитывает, что за ним пойдут!

– Миров – бесконечное множество. Если наши расчеты верны, он может быть в двадцати – двадцати пяти, – холодно продолжил Кушнир. – Два дня на поиски – слишком мало.

– Ладно, не два. Три дня. Психосканеры. Флаеры. Любые. Все уровни защиты. Все, что хочешь, – проговорил Юрий и уткнулся в ладони. – Да пойми же, мы в одной… команде!

– Ага. Мы пахали, я и автоматический трактор. Рассчитываешь выехать на мне и моих ребятах? Не получится.

– Миллион, – в голосе Юрия Феокистовича звучало отчаяние. – Сто тысяч – аванс… Да ты задумайся, предлагал ли тебе кто-нибудь такие деньги? Один раз поработал – и живи, как хочешь. Хочешь – баб, хочешь – остров, хочешь… Не получится… сто тысяч – тоже сумма.

– И по пятьсот тысяч за каждого, кто не вернулся, – сказал Кушнир. – Чтобы у тебя был стимул выполнять обязательства.

– У меня столько нет! – возопил Юрий и аж покраснел.

– Значит, ты допускаешь, что мы можем не вернуться. – Кушнир играл пультом, меняя цвет голограмм, и от этого на лысину Юрия Феокистовича ложились то желтые, то зеленые, то красные отблески.

– Я не знаю, кто доставит мне преступника, следовательно, заинтересован, чтобы вы выжили. Все. Гарантирую, что порт будет работать назначенные два… нет, три дня.

– И пятьсот тысяч за каждого…

– Вот же упертая скотина! – Юрий подвел Кушнира к окну, за которым на безжизненном пустыре пульсировало, вспучивалось серовато-лиловое пятно, выстреливающее в небо белые протуберанцы. – Подумай, что с нами всеми будет! Ты – бог! Ты сохранишь миллиарды жизней, да ты…

– Я – самодовольная упертая скотина. Пока я звоню своему адвокату и он составляет контракт, готовь флаеры. Как я понял, времени у нас и так мало.

1. Синтезатор

К деревне вышли после обеда. Сначала Вадим даже не понял, что это – деревня, думал, полоска леса на холме. А потом наткнулись на первый дом. Раньше это был сруб, классический деревенский дом под двускатной крышей, но крыша провалилась, а малина и ежевика разрослись так, что только кусок стены был виден, не подобраться.

Погода портилась, горизонт обложили грозовые тучи, погромыхивало уже. Вот-вот ливанет. Ходок по обыкновению шлепнулся на зад и принялся поносить бессмысленную затею, Вадима персонально, Леона – осторожно, судьбу свою кривую – с яростью.

– И что ты предлагаешь? – злобно бросил Леон, вытирая взмокший лоб.

– А что тут предлагать? Надо было его лунарям отдавать и…

– Заткнись, – не выдержала Сандра. – Тебя надо лунарям сдать! На опыты! Что ты ноешь, как баба!

– О, ну конечно, Дизайнер у нас – на вес золота! Можно подумать, у тебя трахальщиков не было!

– Заткнись! – рявкнул Леон.

Ходок замолк. Всем своим видом он иллюстрировал тезис о неудавшейся жизни: несчастный, искусанный гнусом, в кровавых расчесах. А уж разило от него! Вадим понимал, что сам выглядит и благоухает не лучше, даже Леон вонял и потел, расчесывал укусы, только Сандра умудрялась следить за собой.

Запасы, добытые Сандрой, подходили к концу, и Леон все собирался начать охоту. Они шли на юг, зачем – непонятно, скоро фон начнет расти, придется поворачивать. Брели наугад, Леон становился все молчаливее, Сандра – злее, а нытье Ходока звучало постоянно, как комариный звон.

Вадиму хотелось лечь и умереть. Вот прямо сейчас. Во время монотонных изматывающих переходов Вадим раз за разом мысленно пережевывал случившееся. Во сне приходилось особенно туго, за ним гнались лунари (почему-то безликие), его продавали на рынке вонючим бородатым типам, типы тянули мохнатые лапы и складывали губы для поцелуя. И даже Сандра под боком не помогала. Вот казалось бы: девушка есть, секс есть, пусть не на высоком уровне – грязно, насекомые… А разрядки нет. Постоянное напряжение, ожидание удара в спину. И еще Ходок. Если раньше Вадим ненавидел Леона, то после деревни мутов переключился на Ходока.

И вообще, атмосфера в отряде была нездоровой.

– Ищем дом, ночуем в деревне, – распорядился Леон. – Хоть какое-то укрытие.

Вадим осмотрелся. Пустырь, заросли на месте домов-огородов. Укрытие, ага, но пока до него доберешься… И пока тот дом в зарослях найдешь, без шкуры останешься.

– Ну вот – дом, – Сандра ткнула пальцем в кусок стены, – ты уверен, что там лучше, чем в лесу?

– Уверен. Защита от ветра, от зверей. Сейчас начнется гроза, дальше идти невозможно будет. А потом – ночь.

– Ага, невозможно и неизвестно, куда вообще идти, – затянул любимую песню Ходок. – Лучше на месте остаться. Дизайнера молнией ебанет, и он испарится. И будет нам счастье.

Вадим приблизился к нему. В морду с ноги. Здесь так принято. Обидели тебя – а ты в морду. С ноги. Безоружного, лежащего, женщину, ребенка…

– Вадим. – Леон положил ему руку на плечо. – Прогуляйся по деревне. Посмотри как и что. Может, есть дом не такой заросший. А я с Ходоком пока побеседую.

Опять это отношение! Не намного он младше Леона и в своем мире – столь же опытен и спокоен. Ладно. Пусть дерутся до юшки кровавой, пусть хоть поубивают друг друга. Вадим шагал, не оборачиваясь, ноги путались в высокой траве. Как всегда перед грозой, луг оглушал запахами: мышиный горошек, крапива, чистотел, сено прелое… Сено? Вадим насторожился. Несколько дней в лесу приучили его реагировать на незнакомые запахи и звуки. Здесь не должно пахнуть сеном, здесь никто не жил и не косил. А если местные паче чаяния уцелели, надо было срочно возвращаться к своим, занимать оборону. И опять выглядеть дитем неразумным. Нет уж. Хватит.

У него был пистолет – Сандра отдала свой. Раньше Вадим только в тире стрелял, и пришлось взять несколько уроков у Сандры. Конечно, снайпером он не стал, но, по крайней мере, оружие в его руке не было бесполезной игрушкой. Вадим вынул пистолет из-за пояса и осторожно двинулся к ближайшему дому. Высокая трава сменилась ершиком недавно подстриженной. В стене малинника зияла дыра. Здесь кто-то жил.

Леон, Сандра и Мишка – за поворотом. Они не видят Вадима. Если он крикнет или выстрелит – услышат, конечно, прибегут.

Он сделал шаг. Еще один. И еще. Проход в зарослях оказался совсем близко. Ладно, если хозяева не будут рады – отобьется, кого здесь бояться, в самом деле, не мутов же полудохлых!

Малинник был вырублен, только метр колючей поросли по периметру остался. Посреди поляны стоял купол камуфляжной расцветки в полтора человеческих роста высотой. А к куполу привалился плечом светловолосый мужчина в шортах и майке. Насекомые его не трогали. Чистый, ухоженный, он улыбался Вадиму. Что-то в его лице показалось Вадиму неправильным. Он всматривался, наверное, секунд тридцать, а незнакомец в это время внимательно изучал его. Наконец Вадим понял: борода и усы. На этом лице не должно быть растительности, он же всегда брился.

Вадим потер подбородок. Улыбка сползла с лица незнакомца.

– Значит, ты моложе, – сказал он.

Тот двойник, пидор, не произвел на Вадима такого впечатления: во-первых, он ждал встречи, во-вторых, жалкий проститут лебезил, признавая Вадима лидером. В-третьих, тогда Вадим был оглушен новым миром. В картину которого, кстати сказать, нынешний двойник никак не вписывался.

– Вадим, – зачем-то представился Вадим.

– Дима. Можно – Синтезатор.

– Почему – Синтезатор?

– Профессия такая. А я – уникальный специалист.

Вадим опомнился и засунул пистолет за пояс. Синтезатор, значит. Дима. Старше. С бородой. Может быть, Вадим умудрился провалиться в этот мир, оставив Сандру и Леона с Ходоком в том?

– А что ты здесь делаешь? – нашелся Вадим.

Синтезатор отлепился от купола, пошарил по стене, что-то нажал – секция отъехала в сторону.

– Проходи, поговорим.

– Извини, я не один, – приятно быть шизофреником, – я с друзьями.

– Знаю. Камеры показали. Твои друзья заняты: они ругаются. Да и захрена мне здесь твои друзья? Заходи, заходи. – Синтезатор изобразил приглашающий жест.

Мир, значит, тот же. Сандра, Леон и Ходок – за углом, у другого дома. Кто такой этот Синтезатор? Лунарь?

– Давай поговорим здесь, – предложил Вадим. – Я, конечно, рад знакомству…

Синтезатор расхохотался. Здоровый, сытый, веселый человек. Его веселит ситуация. Вадим рядом с ним – вонючий абориген.

– Братишка, я тебя не убью. Заходи, не бойся!

Чести много – бояться своего двойника! Вадим решительно шагнул под купол.

Внутри жилище было устроено как туристическая палатка: тамбур, заставленный ящиками, шлюз, жилой отсек, из которого, как Вадим понял, можно было попасть в рабочую зону.

– Кофе? Чай? Алкоголь?

На маленькой кухоньке умещался (надувной, что ли?) диван, стол и четыре складных стула. Вадим крепко зажмурился. Открыл глаза. Экранчик на стене показывал троих его товарищей. Леон с Сандрой говорили, интенсивно жестикулируя, Ходок сидел спиной к ним на траве. И стремительно темнело – гроза подбиралась ближе.

– Извини, Синтезатор, мне нужно к ребятам. Они волнуются.

– Кто, аборигены? Чего вылупился, братишка! Ты-то не местный. Это видно. Ты знаешь, что такое кофе, ты мне не удивился, в палатке в обморок не упал. Какой уровень развития твоего мира по шкале Первушина? В космос вышли?

– Ну, вышли, да, подожди, а кто такой…

– Солнечную освоили?

– Вроде на Марс собирались, слушай, Синтезатор, а что…

– А год какой?

– Две тысячи одиннадцатый.

– Значит, предмарсианский уровень. Золотое время! А общественный строй?

– Синтезатор! – взмолился Вадим. – Давай прервем допрос и я позову своих? Там гроза начинается.

– Не сахарные, не растают, – улыбнулся хозяин «палатки». – Брось! Что тебе эти аборигены? Выжил, молодец, узнаю себя в молодые годы. А теперь они тебе не нужны. Они же тупые, вшивые и радиоактивные! Или ты девку трахал? Что, трахал?! Ну ты, брат, даешь! Как в помойку совать. И сисек у нее нет.

– Она меня от смерти спасла.

– Сколько тебе лет, братишка? Ну, ты, конечно, здесь с лица схуднул… Но тебе больше двадцати.

– Двадцать четыре.

– Мне – тридцать девять. И вот что я тебе скажу: спасла – молодец. А теперь пусть гуляет.

– Тогда я пойду, Синтезатор. Спасибо тебе за гостеприимство, жаль, не удалось побеседовать.

Двойник выпятил бородку.

– Сентиментальный идиот! Иди. Давай топай, тащи их сюда. Но я предупреждаю: мне они не нужны. Мне интересен ты. Понял? Они – фон. Доведи это до их сведения, пусть молчат и слушают.

– А что это ты раскомандовался, братишка?

– Ты на моей территории. Ты слабее. Ну? Идешь?

– Ну, иду.

Послать бы его… Но у двойника – оборудование, лекарства, у него, блин, кофе! Пусть строит из себя главного, опытного, старшего братика. А мы его используем. Как мы его используем? Очень просто. Подлечимся, дождь пересидим, поедим, наконец, не солонины крысячей…

– Где был? – ноздри у Леона раздувались.

То ли последствия спора, то ли адреналин.

– На разведке.

Налетел порыв холодного ветра, растрепал шевелюру Сандры, залепил волосами ее лицо.

– В общем, так. Как бы это… Ну, в общем, мы здесь не одни. Тут мой двойник. Не из вашего мира. Пойдем знакомиться, что ли.

Сандра охнула и зажала рот ладонью.

От сизой полосы леса неслась туча. Край ее, выгнутый «линзой», клубился белой пеной, ветвистые молнии рассекали чернильную муть. Безостановочно, все ближе, рокотал гром. Ветер трепал деревья, кусты, отрывал листья, пригибал траву. Вадима охватил инстинктивный ужас: налетит, унесет, пронзит копьем молнии…

– Пошли! – заорал Леон.

Не сводя глаз с неба, они побежали вперед, к повороту, за которым скрылась «палатка» Синтезатора.

* * *

– Чай, кофе? Алкоголь?

На губах Синтезатора замерла змея улыбки. Леон смотрел на него прямо, Сандра испуганно переводила взгляд с Вадима на двойника, Ходок рыскал по жилому отсеку, качая головой, в общем, вел себя как настоящий абориген.

– Кофе, – быстро ответил Вадим.

– Мне тоже, – попросила Сандра.

Леон промолчал. Ходок, похоже, не услышал. Синтезатор в кухонном углу загремел посудой.

Вадим отодвинул стул, усадил Сандру за стол и сел сам, Леон остался стоять, настороженный, как дикий зверь, встретивший охотника. По комнате поплыл запах кофе. Хозяин молча поставил перед гостями две кружки, громадные пол-литровые кружки, а не чашечки для эспрессо. Вадим чуть не прослезился. Господи, спасибо! Черный, без молока, без сахара! Спасибо тебе!

Сандра обхватила свою кружку ладонями, подняла к лицу и принюхивалась. Вадим руку был готов отдать на отсечение: не понравится ей. Привычка нужна. Вадим прикрыл глаза и сделал первый глоток, самый маленький. Горячий кофе обжег губы и язык, наполнил рот сытной горечью. Палатка стала уютной, надвигающаяся буря обернулась приятным летним дождем. Еще бы булочку с корицей. Сдобный завиток, теплый, только из печи. Или круассан, но тоже – свежий, мягкий, воздушный. Сидеть в кафе, где-нибудь на Арбате, за столиком у окна, наблюдать, как бегут по темнеющей улице люди, прикрывая головы сумками, портфелями, зонтами… Ливень моет мостовую, продавцы суетятся, накрывают лотки хлопающим целлофаном. А в кафе – негромкая музыка, пахнет выпечкой, манят подсвеченные торты и пирожные на витрине. Потом выйти, вдохнуть запах московского лета: пыли, мокрого асфальта, тополя. Одежда еще долго будет хранить легкий аромат кофе и выпечки.

– Вкусно, – удивленно сказала Сандра, – очень вкусно, спасибо!

Вадим открыл глаза. Размечтался, называется. Вкусил прошлой жизни.

– Да? – удивился Синтезатор. – Конфету хочешь? Это такие сладкие штучки…

Сандра закивала молча. Кружу она не отпустила. Щеки ее раскраснелись, глаза заблестели.

– Ну что, – Синтезатор выставил на стол миску с шоколадом, к которой тут же устремился Ходок, – рассказывай, братишка, как ты дошел до жизни такой.

– Не знаю, – кофе утратил аромат, – я ехал с работы на мотоцикле, потом вдруг оказался… здесь. В другой Москве.

– И все? Ощущения при переходе были какие-то?

– Туман был… Я даже не сразу понял, что в другой реальности. И не я один, тут ребята из моего мира, дезертиры, тоже «провалились». Одного убили почти сразу. Другого… – Он посмотрел на невозмутимого Леона и решительно закончил: – Другого убили не сразу, а после допроса.

– А из Москвы-то тебя чего понесло? Да еще в такой компании?

– За нами охотятся лунари… Я так понимаю – высшая каста.

– Интересно… А почему они охотятся?

– Наверное, я им нужен.

Синтезатор цапнул конфету и отправил в рот. Сандра выпала из реальности: она пила кофе и с фанатичным видом поглощала шоколад.

– А ты? Ты откуда провалился? – спросил и понял, что глупость сморозил. Не мог Синтезатор «провалиться» с палаткой, запасом еды…

– Если плясать от твоего мира – из будущего. Только не провалился, а сознательно ушел. Сам посуди, братишка. Наш мир – мир победивших бюрократов. Скука смертная. Население – сытые свиньи, мыслят строем, серят строем, оппозиция лет двести назад загнулась. Освоение космоса, потребительские идеалы… А меня тошнит от этих идеалов.

Леон пришел в движение, сел на диван, ногу на ногу закинул.

– Вот здесь – жизнь! Тебе повезло, что ты провалился, хотя, думаю, наши двойники из других миров тоже в этой реальности. Не встречал?

– Местного встречал. Мой ровесник. Проститут.

– Кто?

– Проститутка гомосексуальная. Я в себе таких склонностей никогда не замечал…

– Конечно, не замечал! – рассмеялся Синтезатор. – Если бы ты хоть чуть-чуть был знаком с теорией развития личности, ты бы знал, что генетика – это ерунда, основы, человек формируется так же, как обучается нейронная сеть. Например, наша с тобой особенность – приспособляемость. Ты же не свихнулся, не сдох в канаве, вот, нашел себе покровителей. А местный дубль – у него была другая жизнь, но он тоже приспособился.

– Откуда ты знаешь? Про дубли, про реальности? Как ты сюда вообще попал?

Синтезатор согнал улыбку-змею.

– Ты не поймешь. У вас уровень развития не тот. И не знал я про дубля… догадывался.

– А ты объяснишь, – подал голос Леон, – не надо нас считать тупыми, пришелец. Это – наш мир, мы – его хозяева. И мне не нравится, что сюда приперлась куча непонятных двойников.

– Ого! – Синтезатор посмотрел на Леона так, будто увидел в первый раз. – Ты – хозяин, значит? Грязный, радиоактивный, больной? Загнанный чуть ли не на границу обитаемой зоны?

– А ты поживи здесь, чистоплюй. Тоже будешь вшивым и радиоактивным, и обратно в твой уютненький мирок тебя никто не пустит!

В голосе Синтезатора была ненависть, самая настоящая, не сочетавшаяся с насмешливым тоном. А Леон оставался внешне спокойным. Ходок и Сандра, по-прежнему увлеченные едой, на спор внимания не обратили. Вадим понимал, что надо бы вмешаться, но чью сторону принять? Если он и дальше пойдет с Леоном, останется зависимым – на сторону местных. Если Синтезатор вдруг сможет чем-то помочь… И все же есть в словах Синтезатора что-то неправильное, в самом его отношении. И он не сказал, зачем явился сюда.

– А мне туда не надо, – снова улыбка-змея, – мне незачем возвращаться. Вот ты – куда ты идешь? Что ты ищешь? Ты ведь хочешь в вероятность Вадима, да? Баш на баш: ты помог ему выжить здесь, братишка поможет тебе там? Посмотри в глаза реальности: там ты кончишь свои дни в психбольнице. Ну, упрямство храбрых – сродни психозу, как говорил древний поэт. Вперед.

– И все-таки, – встрял Вадим, – как ты сюда попал?

– В моем мире давно ведутся исследования, теория коридора вероятностей существует уже лет пять. Провели испытания, я – один из разработчиков. Собрал вещи и свалил. – С ним Синтезатор говорил доброжелательно. – Если бы ты задумался, братишка, ты бы понял, что здесь – настоящая жизнь. Дальше в прошлое отступать не надо, а здесь… Мечта! Здесь интересно.

– Ага, – подал голос Леон, – интересно ему. Через год посмотрим, когда волосы сыпаться начнут, как тебе интересно.

– Тебя не спрашивали. Заткнись вообще и пользуйся моей добротой. Или забирай своего холуя и выметайся. Девочку только оставь.

Леон поджал губы, но промолчал. Зато оживился Ходок. Он говорил быстро, из уголка рта вытекали шоколадные слюни. Вообще Ходок казался обдолбанным, и Вадим решил, что виноват сахар, наверное, никогда в жизни Ходок не ел столько сладкого.

– Ну и пойдем, Леон, давай, только дождик пересидим – и пойдем, хорошо, баба с возу, Дизайнера этого чокнутого с рук сбудем – а-акеюшки? Пойдем, а, у нас же там пацаны, житуха, девки дают, а от этой не дождешься, только с Дизайнером трахается…

Вадим никогда не бил человека. Он не дрался в школе (повезло), не попадался гопникам, не защищал честь женщин, в боях стенка на стенку не участвовал, даже после футбольных матчей не сталкивался с агрессией! Всегда можно было обойти, обхитрить, унизить словами. И всем видам спорта, кроме преферанса и бабсклея, он предпочитал фитнесс и плаванье. Он, конечно, представлял, как бьется с врагом, но этим дело и ограничивалось.

Ходок все говорил, Вадим обогнул стол, приблизился к нему. Тронул за плечо. Не затыкаясь, Ходок обернулся. «Надо», – подумал Вадим. Костяшки отозвались болью – Ходок упал на стол спиной, держась за лицо. Стало тихо. На них смотрели: Сандра – с восхищением, Леон – с интересом, Синтезатор – с одобрением. Ходок встал, пошатываясь. Из носа у него шла кровь.

– Т-ты… Да я тебя… Да я…

Рука болела. Сейчас Ходок ему покажет, как нужно драться. Вадим отступил на шаг, вытащил из-за пояса пистолет. Он действовал как во сне: снял с предохранителя и направил на Ходока. Миша ощерился.

– Ссыкло! Давай, как мужик! Давай!

– Прекратить. – Синтезатор говорил негромко, но его услышали. – В моем доме никто драться и стрелять не будет. Братишка, опусти игрушку. И сядь. Сядь! А ты, убожище, иди со мной, лечиться будем.

У Ходока от ярости побелели губы.

– Дерись! Дерись давай! Ты! Дизайнер! – Он кинулся к Вадиму, но Синтезатор сбил Ходока с ног уверенным и точным движением.

Встал над поверженным врагом. Ходок никак не успокаивался, порывался встать…

– Добавить? Ты чего нервный такой? Успокоить тебя?

– Н-не… н-не-е-е-е… не убивай!

Вадим отвернулся. Сандра пододвинулась к нему, взяла больную руку, шепнула: «Дай, посмотрю».

– Н-не-е-е-е!!! – дикий крик.

Синтезатор держал пистолет непривычной модели, с очень длинным стволом. Ходок заходился плачем, отползал по полу. Леон поднялся.

– Хватит. Слышишь, Синтезатор, хватит. Не сходи с ума.

– Не-е-е-е-е-е-е!

Пистолет хлопнул совсем негромко. Сандра закричала и кинулась к Синтезатору, Вадим успел поймать ее за талию, удержать.

Из плеча Ходока торчала стрелка с желтым оперением – похожие используют, когда хотят усыпить дикого зверя.

– Вот таким он мне нравится. Пусть поспит. Помогите перетащить в медотсек, ему надо посмотреть нос. И голову. Он всегда такой нервный?

Леон все еще слепо обшаривал пояс – всех, кроме Вадима, Синтезатор заставил сдать оружие. Сандра всхлипывала.

– Тебе самому нужно голову обследовать, – буркнул Вадим.

– Я бы не был столь категоричен. Если я больной, то и ты больной. А ты не больной, ты просто нервный, братишка. Ну, что стоим? Я об него пачкаться не собираюсь.

Вадим с Леоном подняли Ходока: Леон ухватил под мышки, а Вадим взялся за ноги. Голова Михи болталась, он всхрапывал. Синтезатор открыл «дверь» в медблок: кушетка, какие-то приборы, бело, чисто, пахнет озоном.

– На кушетку кладите. Ага. Свободны, я им займусь. Идите, и так после вас дезинфицировать. Кстати, санузел и душевая… Сейчас покажу.

В санузел можно было попасть из тамбура. Синтезатор отправился врачевать Ходока, Сандра – мыться.

– Ты останешься здесь? – спросил Леон. – Или уйдешь со мной? Сандра сделает так, как ты захочешь. Решай. Я здесь долго торчать не намерен.

Решать прямо сейчас? Не зная, что предложит двойник, понятия не имея, куда идти, не разобравшись с Ходоком? А ведь можно отдохнуть. Если никто не гонит, почему бы не остаться на пару дней?

– Давай отдохнем, – Леон презрительно усмехнулся, – Леон, мы все устали. Посмотри правде в глаза: у нас нет ничего, мы даже не знаем, куда идти. Может, мой двойник в курсе? Мы устали и больны…

– Я не устал.

«Грязный и больной», – вспомнил Вадим слова двойника. Почему он так сказал? Просто так? Нет, вряд ли. Счел их всех лучевиками? Тоже вряд ли, волосы у Леона на месте.

– Хреново выглядишь, – заметил Вадим. – Совсем хреново.

– И ты будешь терпеть вот это «брати-и-и-ишка»?

– Я буду терпеть что угодно, если это поможет делу. Хоть «братишку», хоть «милашку». Я хочу домой. Мне казалось, наши цели совпадают.

– Нам по пути. – Леон подошел к экрану, на котором буря гнула деревья, ломала сучья, гоняла рой оторванных листьев.

Здесь, в «палатке», ветра даже слышно не было.

– Катастрофа, – заметил Вадим, кивнув на экран, – просто конец света.

– Моя бабушка видела войну. И рассказывала много. Это – не конец света, Дизайнер, а просто гроза.

Вадим приготовился слушать долгий рассказ, но его не последовало. Леон смотрел на грозу. И молчал, пока Сандра не вышла из душа и объявила, что следующий может мыться.