Текст книги "Город смерти"

8. Канцерофобия

Вскоре из-за растительного хлама дорога превратилась в обычную грунтовку, по которой много лет никто не ездил – кое-где уже укоренились сосенки.

– Сколько нам осталось? – нарушил молчание Вадим.

– Пара-тройка километров, – ответил Леон, не оборачиваясь, и вдруг замер, поднял руку. – Тише. Слышите?

Издалека донесся едва различимый шум мотора. Генч сразу повеселел и задрал голову, вглядываясь в затянутое тучами небо.

– Вертушки? – предположила Сандра и прицелилась в Генча. – Только рыпнись! Умрешь раньше, чем попытаешься нас предать.

– Да я и не думал, – забормотал он, оглядывая своих то ли друзей, то ли пленителей.

– Быстро в лес! – скомандовал Леон, сворачивая с дороги.

Укрылись под огромной елью. Вертолет покружил западнее и полетел назад. Вадим с интересом наблюдал, чем же закончится конфликт Сандры и Генча. Парнишка аж позеленел. Сандра-то его пристрелит, не задумываясь. В лесу и в душе́ одинаково сыро и тухло. Грязь проникла внутрь. Вадим спал с чудовищем, для которого человека прихлопнуть – все равно что муравья. Второй хищник, вон, зверем смотрит. И теперь нужно тащить их домой.

Хотя… Дома-то он хозяин положения. Можно пойти в милицию, накатать заяву – их быстренько повяжут как нелегалов. Или в дурку упекут. Это если Сандра и Леон не запрут его дома, чтобы держать под присмотром. А что, у них все так делают, кто сильнее, тот и прав. Комната им не обломится, зря надеются, без бумажки ты – какашка… Странно, что они Генку не прихлопнули. Как-то нелогично.

Леон выглянул из-под низких ветвей, вылез, огляделся. Точно матерый волчара. Его бы в девяностые – стал бы авторитетом, а потом в менты подался или в депутаты. И паспорт сделал бы себе за тьфу.

Генч покинул убежище последним.

– Товарищи, – заблеял он. – Не хочу я туда идти, умрем же все. Нечего там брать. Жизнь дороже…

Леон тяжело вздохнул и сказал:

– Парень, ты с нами и получаса не провел, а так достал! – и направил на него ствол.

– Леон! Не горячись, – вступилась Сандра за старого знакомого. – Гена, башкой своей подумай! Молчи, пожалуйста!

Вадим старался от них отгородиться. Опять та же возня. Как надоело! Но ничего, последний рывок.

Какая подозрительная для июльского лета тишина! Мир, который через секунду пожрут лангольеры. Только гнет деревья ветер, стонет, будто оплакивает кого-то. Хрустят хвоей четыре пары ног. Вот и все звуки.

Чем ближе Вадим подходил к цели, тем страшнее ему становилось за свою жизнь. Нужно будет первому же патрулю в ноги кинуться… Нет, просто не стоит им говорить, что оружие нужно прятать. Тогда менты их сразу повяжут. У Леона вообще рожа не русская. Вполне сойдет за чеченского террориста. Воображение нарисовало, как Леон хватает автомат и в лучших традициях голливудских фильмов расстреливает ментов.

Самый адекватный в этой компашке Генка. Правда, видок у него тот еще: изодранный камуфляж, исцарапанная рожа. Генка бы вполне мог вписаться в общество, устроился бы в охрану или в милицию. Совсем его зашугали. Бледный, взъерошенный, ежеминутно вздрагивает и оглядыватся.

– Побей вас лучевуха! – воскликнула Сандра.

Вадим и Генка затормозили одновременно, уставились на нее: замерла, вытаращила глаза, медленно-медленно подняла руку и указала в лес:

– Что это?!

Сначала Вадим ничего не заметил: ну, сосняк, поляна небольшая, черничник стелется по земле, пни какие-то. Леон фыркнул пренебрежительно, потом присмотрелся:

– Ни хрена себе. Та-ак, лунарь, – он жестом указал в лес. – Видел такое раньше?

Замотав головой, парень попятился.

– Ваш экипаж не такая штука пожрала?

– Н-нет! Там было просто поле… свежее поле. Ничего… подобного. Думаешь, мы бы полезли, если бы?

Наконец Вадим понял, что их так удивило: наросты на стволах, похожие на куски теста. И то, что он сначала принял за пни, было такими же наростами. Казалось бы, ничего странного: гриб мутировал… или простейшие, и это их колония. Чего ж так тошно?

– Лунарь, – продолжил Леон. – Иди разведай, что это.

– Зачем? – Парень завертел головой, с мольбой посмотрел на Сандру и уже не сводил с нее глаз. – Оно нас не трогает, и мы его трогать не будем. Зачем рисковать?

В воздухе одуряющее пахло озоном, как после грозы.

Леон взял Генку на мушку.

– Ну? Болтаешься камнем на шее. Хоть какая-то польза будет. Вперед.

– Лучше пристрели, – сказал парень и склонил голову, подставляясь под воображаемый топор.

– Хватит! – воскликнула Сандра, становясь между ними. – Он прав. Идем своей дорогой. Что, мы мало на мерзость насмотрелись? Если очень хочешь, я схожу.

Сплюнув под ноги, Леон опустил пистолет и с чувством произнес:

– Как вы мне дороги!

И зашагал вперед. Генка благодарно кивнул Сандре, она пожала плечами. Так и подмывало съязвить, что Леон сам очкует и другого подставляет. Избавляется от балласта. Самому, что ли, сходить? Пусть знает! Подумаешь, чага, только светлая какая-то!

Пока он колебался, маленький отряд ушел вперед: Леон впереди, Сандра и Генка – рука об руку. Встретила дружка-фашиста. Вадим бросился вдогонку.

Вскоре дорога вообще пропала. Зарядил мерзопаскостный мелкий дождь. Не страшно, чуть-чуть осталось – километр, два, и дом!.. А вдруг ничего не получится? Нет! Не думать, собрать силы перед марш-броском!

* * *

Выдохлись. Так всегда в конце долгого пути. Я готова из-за пустяка любому в глотку вцепиться, Леон совсем озверел. Как он не понимает, встреча с Генкой – очень хорошо! Вдруг с переходом не выйдет? Все слишком фантастично, даже не верится. Генч – не крыса, не сдаст, наверняка даже поможет, когда вернемся. Лунари всегда благодарят людей, которые им помогают, даже быдло.

Задумавшись, налетаю на спину Леона. Чего это он тормозит? Выглядываю из-за его плеча: на поляне впереди гнездятся те же тестообразные паразиты.

Никто не решается сдвинуться с места. Спрашиваю осторожно:

– Будем обходить?

– На фига? Оно ж не двигается, – говорит Леон и направляется к странным выростам, торчащим из земли, как кротовины.

Обмирая, иду следом. Генка и Вадим, затаив дыхание, следят за нами. Чем ближе твари, тем меньше они смахивают на тесто. Скрытые маревом испарений и сенью елей, издали они казались серыми. Вот мы приближаемся – и твари наливаются цветами, теперь они грязно-розовые с примесью коричневого. Леон замедляет шаг и шепчет с отвращением:

– Какая мерзость!

– Хотела бы я знать, что это? – говорю так же, шепотом.

Замираем над такой штуковиной, выпирающей из земли. Сажусь на корточки: действительно, мерзость, как кусок гнилого мяса, размером с человеческую голову. Вроде бы живое. Под прозрачной кожей едва заметно пульсируют голубоватые венки. Меня передергивает.

– Только руками не трогай, – предупреждает Леон. – А то мало ли. Оно мне не нравится.

– Добро пожаловать на юг! Видать, какой-то новый паразит. Как бы проверить, опасное оно или нет?

Словно слыша меня, существо отращивает ложноножку длиной с палец, тонкую, как стебель травы. Вскакиваю, налетаю на Леона. Маленькое щупальце скользит по поверхности существа, словно это другой организм, опускается на землю и укореняется.

– Похоже, это аморфная масса, – предполагает Леон. – Они тут повсюду, даже на деревьях. Интересно, как перемещаются? Ползают, что ли?

С опаской оборачиваюсь: никто на нас наползать не собирается. Розовыми полипами поражены почти все еловые стволы. Кое-где паразиты – размером с кулак и выпуклые, кое-где – плоские, внедрившие в здоровую кору сеть щупалец.

– Что-то не хочется мне среди них шастать, – ежусь.

– Иди отсюда, – говорит Леон, берет сухую палку. – Вали отсюда, кому сказал?

Ткнуть паразита собирается, что ли? Хватаю Леона под руку.

– Я кое-что придумала. Только лучше рядом с ними не экспериментировать.

Метров с двадцати прицеливаюсь из пистолета, стреляю и зажмуриваюсь. Леон хлопает по плечу, кивает в сторону расстрелянной твари.

Подходим ближе. Ей хоть бы хны. В месте, где вошла пуля, выделилась буро-красная жидкость. Само отверстие уже затянулось. Пуля, скорее всего, осталась в теле.

– Оно даже не дернулось, – говорит Леон. – Ну и мерзость!

– Что у вас? – доносится взволнованный голос Вадима.

– Сам посмотри. – Леон берет автомат, целится в тварь.

Цепенею. Почему-то кажется, что оно больше. Вот сейчас выскочит монстр, какой-нибудь спрут… И все. Разумом понимаю, что спрутам тут взяться неоткуда. Скорее всего, мутировала местная форма жизни. Вот только какая? Вспоминается рассказ Генча. Что-то засосало под землю МТ ЛБ и убило четверых военных. Там было вспаханное поле. Здесь нет…

…Автоматная очередь. Вот что значит «сердце в пятки упало». При ударе пуль тело твари вздрагивает, как студень. Отверстия затягиваются мгновенно.

– Не реагирует, – резюмирует Леон. – Что и требовалось доказать.

– У него нет нервной системы, – говорит Вадим чужим голосом.

Бедный, аж позеленел. Не может от твари взгляда отвести, кадык подергивается, рука так пистолет сжимает, что белеют костяшки пальцев. За его спиной маячит Генка. У него в покое глаза слегка навыкат, сейчас совсем из орбит вылезли. Молодец, что не сбежал, случай был удобный.

– Давайте обойдем… это, – предлагает Вадим.

Разумная мысль. Все зависит от того, насколько разумной она покажется Леону. Потирает подбородок, думает.

– Уж не оно ли зверей испугало? – говорю, чтобы склонить его к предложению Вадима. – Мы не знаем, чего от него ожидать.

– Погнаться за нами оно не сможет… Но что-то в нем есть противоестественное.

Ага. Так же противоестественен вырванный, но продолжающий жить кусок мяса.

– Да, Дизайнер, ты прав, – решает Леон.

Уф. Идти через поляну не то чтобы опасно – противно.

Некоторое время пятимся, потом берем южнее и движемся через лес. Вадим совсем потерянный. Устал? Даже в первый день, ошарашенный нашей реальностью, он выглядел лучше. Что с ним? Касаюсь руки. Вздрагивает, оборачивается… смотрит. Пару минут назад он с таким же омерзением пялился на розовую тварь. Слова застревают в горле. Пытается улыбнуться.

– Что-то не так? – спрашиваю шепотом.

– Да нет, с чего ты взяла? Все хорошо. – Лучше бы промолчал.

– Вадим!

Поворачивает голову, и снова этот взгляд – «отстань, прилипчивое насекомое». Натягивает улыбку. Такая же лыба была у государственного защитника в суде: имел я тебя в виду.

Мерещится. Как же хочется, чтобы мерещилось.

– Сандра? Что с тобой?

– Со мной? – улыбаюсь через силу, беру его за руку, сжимаю ладонь.

И цепенею от дурного предчувствия: сейчас отстранится, уйдет… Не ушел, но и отклика нет.

– Еще чуть-чуть… совсем немного. Потерпи, – говорит Вадим.

Вернуться для него значит то же, что для меня – жить. Решается наша судьба. Как же я сразу не догадалась: он боится. Боится, что рухнут его иллюзии и весь мир вместе с ними. По сравнению с ним мне спокойно. Здесь тоже можно жить, главное, чтобы Вадим был рядом. Он для меня – все. За него и сдохнуть не жалко.

– Вадим… – Оборачивается. – Я… что-нибудь для тебя значу?

– Конечно, – отвечает он на ходу, глядя перед собой, – ты – чудо. Лучшая девушка на земле.

Сейчас он весь – ожидание. Он на пороге дома, а тут еще я отношения выясняю. Со мной ему все понятно, он мужчина и мыслит иначе: сначала – дело, потом – женщины. Закрадывается подлая мыслишка: вдруг у него там кто-то есть, а тут я подвернулась… сама на шею повисла. «Приспособленец», – прозвучал в памяти голос Леона. Нет, Вадим искренне говорил, невозможно так искусно лгать. Леон ошибся. И не стоит себя накручивать. Просто Вадим на взводе, не до меня ему…

А все-таки если бы он вернулся один, что бы почувствовал? Опять вспоминается Леон: «Женщины. Все бы вам говорить. Постоянно шумите, когда надо молчать». Не могу побороть искушение и продолжаю:

– А я у вас точно чужой не буду? Там, наверное, люди не такие, как здесь…

– Не такие. – Разглядывает траву под ногами.

– А я работать смогу, да? И деньги получать, и мы…

– Да, – отрезает он и добавляет с упреком: – И никого не надо будет убивать.

Отчаянно матерится Генч. Натыкаюсь на его спину, смотрю вперед.

– Твою мать!

Снова эти твари – три штуки цепочкой, в почве. Соединены они тонкими перешейками, взбухающими из-под земли. Та, что в середине, шевелит ложноножкой, постепенно ложноножка втягивается, появляется внизу, шарит по стеблю травы. К горлу подкатывает комок. Леон прав: вряд ли в мире есть существо гаже. Достаю пистолет, знаю, что не поможет, но с ним как-то спокойнее.

– Вот вам и в обход, – говорит Леон и шагает вперед. – Только время потеряли.

На цыпочках иду следом. Да, оно не выпрыгнет и не схватит щупальцем, оно меня не видит и не чувствует – у него нет нервной системы.

А муты про эту дрянь ничего не сказали. Не сочли достойной внимания? Привыкли, как мы к трутовику привыкаем?

Больше на пути тварей не попадалось. Я ведь видела что-то подобное, и совсем недавно. В кошмаре? Вроде наяву. Проклятая девичья память, плавно переходящая в старческий склероз! Леон бы точно запомнил.

Метров двести прошли спокойно, твари не было. Вот и славно, надеюсь, эти – последние. Впереди опять валежник, обходить надо.

Пыхтя, продираемся. За завалом – поляна, до невозможности похожая на ту, где мы впервые увидели паразитов. И, естественно, – они, во всей красе.

– Леон, мы случайно по кругу не блуждаем?

Снимает рюкзак, долго роется, находит стыренный у Синтезатора компас.

– Нет, все правильно.

Пока Леон надевает рюкзак, топчемся на месте. Леон, как обычно, первый, Генка – замыкающий.

Розовое, бесформенное, пульсирует… Мерзость. Живая падаль. Невольно вспоминаются мозги в чьем-то раздробленном черепе. Выпали – и живут себе. Но пахнет на удивление вкусно – свежестью.

Вслед за Леоном подныриваю под рухнувшую сосну. На сломе – целый выводок паразитов. На мху вокруг ствола их тоже до фига. Ступаю осторожно, стараясь не прикоснуться к ним. Впереди та же картина: куски гнилого мяса, разбросанные по земле и прилепившиеся к деревьям. Такое впечатление, что тут разорвало великана.

Истошно орет Генчик, прыжком разворачиваюсь: поднимается на ноги, рожа перекошена, в глаза слезы.

– Оно… т-теплое, – бормочет он. – К-как человек.

– Ты его трогал? Руки покажи!

– П-поскользнулся…

Исполняет приказ: розоватые ладони. Грязные, но обыкновенные. Видать, вовсе оно не опасное, зря мы переживали.

Со временем мы перестаем замечать мутантов, появляется новое ощущение: мы здесь не одни. Гости в чужом доме. Кто-то бесшумно скользит следом, прячется за деревьями. Обернешься – пусто, но почему тогда я кожей чую опасность? Леон тоже постоянно замирает, водит стволом автомата из стороны в сторону, Генчик вертит башкой. Только Вадим погружен в мысли, никто и ничто его не интересует.

Внезапно лес заканчивается, и мы оказываемся на лугу, плавно переходящем во вспаханное поле. По-птичьи дергая головой, Генчик пятится, пятится. Я отступаю за ним.

– Это оно, – лепечет он. – Сваливаем, пока не поздно.

Вадим устремляется назад, в лес. Быстрее всех улепетывает Генчик и бормочет на ходу, задыхаясь:

– Я говорил… там не пройти! А… а вы… Хорошо… успели! Оно… не заметило.

Первым иссякает Вадим, упирается в ноги, хватает воздух ртом. Леон вытирает пот и материт неведомую хрень, которая помешала его планам. Генка с остервенением чешется, как шелудивая собака. Аж раздражает.

– Да хватит тебе чухаться! – ору я и осекаюсь: его лицо испачкано кровью, он чешет руку, ту самую, которой прикоснулся к твари.

Застывает. Подхожу и говорю:

– Кровь откуда?

Недоумевает, смотрит на ладонь: кожа содрана и болтается лоскутом.

– Где это ты так?

– Не знаю… За ствол зацепился. Вообще не больно!

– Бывает, это от страха. Покажи-ка…

Ни черта себе! Мышцы видно… цвета вареного мяса. Крови нет, только по краям раны выступает буроватая сукровица.

– Перевязать надо, – из-за спины советует Леон, лезет в рюкзак, лоскутами рвет какую-то тряпку и протягивает Генчу.

– Давай… – вызываюсь я, но Леон больно хватает за руку и качает головой. – Сам справится. Вот теперь нам поможет обход.

Генка плетется в хвосте, возится с самодельным бинтом, шумно дышит. И вдруг затихает. Оборачиваюсь: с открытым ртом глазеет на руку, «бинт» болтается ненужной тряпкой. По замурзанным щекам катятся слезы.

Медленно подхожу, пытаюсь прикоснуться, но он отпрыгивает.

– Не трогай… Все. Труп я… Все.

Садится на землю, поджимает ноги и утыкается в здоровую руку, левую. Правая отведена в сторону и лежит поверх травы, как ненужная вещь. С чего бы это у него истерика? Опускаюсь на корточки рядом, тянусь к его плечу. Шарахается в сторону и шепчет:

– Ко мне нельзя прикасаться. И к твари нельзя… Вот, – разматывает повязку, поднимает раненую руку ладонью вверх. – Смотри, но не трогай.

Рана ужасна. Неестественно ужасна. Мышцы приобрели цвет гнилого мяса, сукровицы стало больше. По краям вспухли крошечные розоватые новообразования, раскидали ложноножки, прорастающие в кожу. Перед глазами темнеет. Падаю на задницу и сжимаю виски.

– Что тут у вас? – В голосе Леона беспокойство.

Молчу. Генч тоже молчит, все написано у него на лице.

– У вас такие рожи, как будто кого-то хороните, – продолжает Леон уже с раздражением.

– Хороним, – роняет Генч и показывает руку. – Меня.

Никогда не видела, как Леон теряет самообладание. Уверенность и гонор вмиг облетают с него, и теперь передо мной усталый, напуганный человек.

– Дайте мне пистолет, – лепечет Генч дрожащим голосом.

– Парень, только не паникуй, – говорит Леон, меряя шагами поляну. – Что-нибудь придумаем.

– Руку ампутировать надо, – поднимаюсь и отхожу подальше от розовых тварей.

Сознание из последних сил отгораживается от очевидного, из-за чего я чувствую себя пустой куклой. Понимание бьется где-то далеко, на периферии.

– В аптечке Синтезатора должно быть обезболивающее, – подает голос Вадим.

Как и я, он в ступоре. Леон копается в рюкзаке, достает черный чемоданчик и тупит над замком. Вадим старается помочь, в итоге они только мешают друг другу, возятся, пихаются… Щелк!

– Почти ничем не отличается от наших, – говорит Вадим, протягивает Генчу тонкий шприц. – Не знаю, поможет ли… при таком деле.

– Куда колоть? – спрашивает Генч одними губами и вдруг бледнеет, закатывает глаза, падает.

Шприц валяется на мху. Белый. Чужой. Бесполезный.

– Жже-е-ет! – хрипит Генч, загребая пальцами землю.

Отступаю. Отползаю. Что это с ним? Тело выгибается дугой, голова мотается из стороны в сторону, на губах пузырится кровавая пена. Никто не решается ему помочь. Кричу взахлеб:

– Ну сделайте хоть что-нибудь!

Мужчины безмолвствуют. Генч в исступлении рвет на себе одежду, катается. Задирается рубаха, обнажая бледный торс: из трещины на его животе, сочащейся кровью, выбухают внутренности… Нет, не внутренности: розовато-бурое чужеродное тело.

Я – камень. Мне нет до этого дела.

– Больно… – хрипит Генч, пришептывает, срывается на вопль. – Добейте… Добейте-е-а-а!

Леон выхватывает пистолет, целится. Я – камень, мне не нужно отворачиваться. Передо мной – превратившийся в меч милосердия Леон… Передо мной перекошенное лицо, выпученные глаза… Пустота. Гулкая. Выстрел – Генка падает, взгляд его стекленеет, рот закрывается, руки и ноги мелко дрожат. Затихают.

Мы молчим. Мы – камни, не только я.

Тело некоторое время лежит неподвижно и вдруг начинает шевелиться. Закусываю губу, подавляя крик: твари прорастают отовсюду. Пара минут – и вот это уже не труп, а фарш, выпустивший десятки щупалец. Словно его разобрали на молекулы и построили другое существо.

Щупальца шарят по земле, дотягиваются до травы, она мгновенно обращается розовым комком.

* * *

Вадим побрел к лесу. Тварей он обходил десятой дорогой. Голова кружилась, мелькали черные мошки. Только не падать в обморок!

Что же напоминает это существо? Поросенок с полипом на боку… Рак! Опухоль, которая научилась жить сама по себе. Укореняется на животных, и они ее переносят… Нужно быть осторожным, очень-очень осторожным. Вдруг оно к подошве способно прицепиться и прорасти? Вадима передернуло. А если уже проросло? Осмотрел обе ноги: чисто пока.

Земля вздрогнула – Вадим присел, чтобы удержаться на ногах. В мозгах мгновенно просветлело. Все твари: и большие, и маленькие – пришли в движение, вырастили ложноножки, зашарили по земле и начали раздуваться, как тесто на дрожжах. Соприкасаясь, они сливались в единое целое, и их рост ускорялся.

– Вадим, – орала Сандра. – Беги! Скорее!!!

Чего же она медлит? Этот уголовник сходит с ума, расстреливая тварь, а она… Жить, что ли, надоело? Хрен с ней. Самому выбираться надо. Он бросился в чащу.

Грязь. Лужи. Папоротники хлещут по лицу. Здоровенные, к ним бы динозавров… Ветви. Стволы. Твари… очень много… растут. Бесконтрольно делятся. Строят огромное тело из органики. Жрут. Они повсюду, преграждают дорогу.

Развернуться и – в другую сторону.

Закричала Сандра. Что – не разобрать. Инстинкт гнал вперед. Выжить! Позади – смерть. Чудовищная смерть. Хуже, чем ад… С треском рухнула сосна – едва успел увернуться. За считаные секунды она превратилась в огромный полип. Не видеть! Вперед!

Опять оно. Размером с прогулочный катер, щупальца – как рука. Нельзя останавливаться! Воздух наполнился треском и скрежетом – падали деревья. Впереди тварей меньше, но тоже растут. Еще чуть-чуть. Только бы хватило сил!

Крупные твари вздрогнули, подтянули ложноножки и начали втягиваться в грунт, земля при этом выворачивалась наизнанку, вверх корнями. Поваленные деревья уходили под землю, как будто они попали в зыбучие пески.

Дальше! Быстрее!

Позади осталось взрыхленное поле. Ни хвоинки, ни корешка. На пути кое-где попадались мелкие твари, но они словно впали в анабиоз.

Период активности сменился «спячкой».

Вадим волочился вперед, хватая воздух открытым ртом. Куда, зачем, он пока не соображал. Вскоре понял, что один, твари совсем измельчали и в ближайшее время ему ничего не грозит. Все бы хорошо, но куда идти? Где запад, где восток? Удастся ли выбраться самому? Небо затянуто тучами – по солнцу не сориентируешься.

Сесть бы… Нет – упасть. Ноги подгибались от усталости. Бессонная ночь, недоедание, стресс… Нельзя. Земля заражена. Он беззвучно расхохотался, размазал слезы.

Из лесу тянуло прохладой, пахло озоном. По земле ползли струйки тумана. В лицо дохнуло чем-то до боли знакомым, аж сердце защемило. Вадим принюхался: бензин, нагретый солнцем асфальт… Коридор рядом! Вспомнился густой туман, в который он угодил на Эйприл… тогда тоже пахло свежестью! Туман!!!

Интересно, где Сандра и Леон? Живы или стали частью опухоли? Желудок скрутило. Не останавливаться. Теперь это неважно. Еще чуть-чуть – и дом! Теплая постель, компьютер… Нет, сначала – в душ. Одна из девушек подарила пену для ванн с запахом лаванды…

Нужно идти туда, откуда ползет туман!

* * *

Скривившись, Леон самозабвенно палил по твари, которая минуту назад была человеком, и не успокоился, пока не разрядил обойму.

– Леон! Ты что! Они растут! Уходим, скорее!!!

Бросив ненужный автомат, он рванул в лес следом за Сандрой. Девушка бежала, высоко вскидывая колени. Вскоре Леон ее догнал. Почва дрожала и уходила из-под ног. Лес шипел, хрустел и чавкал, словно одновременно работали тысячи челюстей. Мясо перло из земли и преграждало дорогу. Заскрипела ель над головой, накренилась. Сандра прянула назад, но Леон толкнул ее в спину, сбив с ног. Дерево начало со скрипом заваливаться – Сандра вскочила и метнулась в сторону, но не успела – одна из ветвей хлестнула по бедру, подмяла. Пытаясь освободить ногу, Сандра задыхалась и таращилась на огромный полип, раздувающийся в паре метров от нее. Леон перепрыгнул через мясо, поднял ветку. Ну и тяжеленная, зараза! Сандра ухватилась за протянутую руку и, прихрамывая, поспешила прочь.

– Давай, – подбадривал он, придерживая ее за талию. – Еще немного.

Сандра старалась изо всех сил; до крови закусив губу, перешла на бег.

– Молодец! Давай туда… к самосеву, там их меньше.

Вскоре силы ее иссякли. Но и опасность, похоже, миновала.

– Футболку сними, – приказал Леон. – Вдруг случайно дотронулась.

Повиновалась, потупилась.

– Стой прямо. Сначала я тебя осмотрю, потом – ты меня. Если что… пистолет на месте?

Сандра кивнула, прикрыла ладонями грудь. Леон отвел ее руки и сантиметр за сантиметром осмотрел ее спину, грудь, живот. Сандру знобило, по коже бегали мурашки, зубы отбивали дробь.

– Чисто. – Он вздохнул с облегчением. – Брюки снимай.

Взглянула жалобно, потянула веревку на поясе, разоблачилась.

– С-сама…

– Да успокойся ты! Что, я голых баб не видел?

Кровоподтек на правом бедре наливался бордовым. Серьезно, хромать будет долго. Перелома вроде бы нет.

– На ушибленной ноге стоять можешь?

Кивнула.

– Не бойся, все хорошо.

– В-вадим?..

– Ничего с ним не станет. Такая тварь в любых условиях выживет… Ну, извини! Я факт констатирую – и только.

– Можно п-позвать?

Леон скинул рюкзак, стянул куртку, майку и сказал:

– Как хочешь.

– Вадим? Отзовись! Ты живой? – Зов получился скрипучий, полузадушенный.

Пришлось Леону самому горлопанить:

– Дизайнер! Дизайнер, ты где, твою ма-ать!

Сандра, изучающая спину Леона, захлюпала носом, обошла вокруг, бездумно уставилась в ямку между его ключиц, судорожно вздохнула. По фиг ей. Совсем с ума сошла. Леон встряхнул ее за плечи:

– Сандра! Живой твой Дизайнер! Слышишь, ветка хрустнула?

– Вдруг… птица…

– Нет тут птиц. Даже насекомых нет. Мы – единственные живые твари. Что там у меня? Чисто? Пожалуйста, еще раз, повнимательнее. Только спину.

– Нормально все, – сказала она равнодушно, – а вот рюкзак…

На рюкзаке угнездилась тварь. Пришлось его выбросить со всеми вещами. Лезть внутрь Леон не рискнул. Сандра уже оделась и сидела, поджав ноги и обхватив себя руками.

– Он не отозвался… такая тишина… Он…

– Тсс… слушай внимательно: о! Ветка… еще раз. Он это.

– А почему молчит?

– Сандра, ты ведь взрослая девочка, – прошептал Леон, вынул из кармана пистолет. – Подумай. Сама подумай. Мои слова для тебя – пустой звук. Поднимайся, идем, только тихо-тихо, не как этот медведь.

– Может, еще раз позвать…

– Бесполезно. Спугнешь только…

– Спугнешь?!

– Пойми ты… Кинул он нас. Видно, нашел коридор и ломится туда. Не веришь? Ну и не надо. – Леон нырнул в заросли папоротников.

* * *

Марш-бросок отнял у Вадима все силы. Дыхание никак не восстанавливалось, пот лил в три ручья, кружилась голова и подкашивались ноги.

Туман стелился прожилками, похожими на растрепанные веревки. По колени увязая в белом, Вадим шел к истокам клубящегося ручья. Временами ему казалось, что он в зачарованном лесу из сказки. Очень страшной сказки.

– …Дим!..зовись!..вой! – донесся женский голос, его эхо еще долго металось меж массивных еловых стволов.

Сандра! Вадим набрал воздух в легкие, чтобы откликнуться, но в последний момент передумал. Зачем? Жива – и слава богу. Пусть идет домой.

– Дизайнер! Дизайнер, ты где, твою ма-ать! – проорал Леон.

Пидрило, значит. Приспособленец. Я, значит, говно, молчи, а он командовать будет. Гениальный, все знающий и умеющий Леон. Нечего ему делать в Москве, там и так полно отморозков, и рожа у него не русская… Не приживется он. И Сандра не приживется – они беспредельщики, а времена беспредельшиков в прошлом. Да и куда их девать? Самому еле на пропитание хватает. Пусть думают, что Дизайнер умер…

Туман вздрогнул и запульсировал лиловым.

Закололо справа в боку, там, где печень; аж дыхание сперло. Пришлось пережидать боль.

Боковым зрением Вадим уловил движение – резко обернулся: никого. Но откуда тогда незримое присутствие чужака? Нервы расшатались. В мертвом лесу и не такое померещится. Что-то завозилось в папоротниках, стихло. Шумно дыша, Вадим вынул пистолет. Кожу покалывало от избытка адреналина.

Никого не дождавшись, он продолжил путь, и вдруг туманным призраком впереди вырос Леон. Вот кто возился в зарослях!

– Куда собрался? – Леон криво усмехнулся и снял пистолет с предохранителя.

«Лучше издохнуть», – подумал Вадим обреченно, чувствуя, как кровь приливает к щекам.

– Стыдно, ай-я-яй. – Леон покачал головой. – Когда спалили, ой как стыдно, аж покраснел.

За его спиной обозначилась Сандра. Она смотрела… нет, не как на дерьмо. Как на раздавленное насекомое, которое копошится из последних сил, а следом тянутся внутренности. Если бы она оскорбляла, если бы даже набросилась с кулаками, было бы проще. Нет же, наблюдает, ждет чего-то.

– Кинуть, значит, решил? Знал, что ты сука, но чтобы такая…

Хотелось оправдаться, но все слова улетучились. Все равно не поймут. Не поймут, что обрекают себя на смерть. Думают, что в рай идут, но на самом деле…

– Там не так уж все радужно… для вас. Там…

– Ах ты гнида, – не выдержала Сандра. – А я поверила… ты… убью суку! – шагнула навстречу. – Подтерся – и на помойку? Гнида… да твои двойники по сравнению с тобой – святые! Шваль. Какая же ты падаль.

Замахнулась, чтобы влепить пощечину, – Вадим инстинктивно отшатнулся. Но удара не последовало, Сандра сникла, сжала кулак, содрогнулась от отвращения.

– Веди, – скомандовал Леон. – Только без глупостей.

– Я туда не хочу… – пробормотала Сандра. – Вдруг там все такие? Пустые оболочки, заполненные… саркомой.

– Развернулся и пошел, – рыкнул Леон и ответил Сандре: – В любом обществе девяносто процентов – дерьмо. У нас это грязное, неграмотное быдло, у них – вот такие полипы. С полипами проще. Главное, не воспринимать их всерьез. И радиации там нет, из пакости – только люди. Так, Дизайнер, я кому сказал…

Вадим опустил плечи и поплелся вперед. Все, хана. Или не тронут? Им, главное, из этой задницы выбраться, а там авось пронесет. С одной стороны, так лучше: не будут мертвым грузом на шее висеть. Взгляд Сандры он старался не вспоминать. Переспать не значит жениться. Да, некоторое время он даже любил Сандру. Недолго, конечно, зато искренне. Разве он виноват, что любовь так быстро ушла? Что, теперь всю жизнь посвятить чужому человеку? Нелепость. Она и сама со временем поймет, что это затмение – не более чем жажда нового.

В горле мучительно засвербело. Ощущение было такое, будто застряла рыбья кость. Вадим набрал побольше воздуха и согнулся в приступе нестерпимого кашля. Из глаз брызнули слезы. Казалось, еще немного, и выскочат кишки.

После очередного спазма горло обожгло горячим, рот наполнился солоновато-горьким – Вадим вместе с кровью выплюнул тугой комок мокроты, вытер рот и, обессилев, сел и уткнулся в колени.

– Что с тобой?! – Ужас Сандры стегнул кнутом, проник под кожу и разлился холодом по позвоночнику.

Медленно-медленно Вадим поднял голову: кровь на штанах. Откуда? Что это? Лучевая болезнь? Ничего, дома вылечат…

Нет. Не вылечат. В его мире еще не научились лечить рак.

Среди забрызганной кровью травы копошилось то, что он принял за мокроту, – маленькое розовое существо. Оно живет внутри. Притаилось, накапливает силы… скоро начнет расти, сдавливать внутренности, разбирать ткани и строить, строить себя… Вспомнилось, как от рака умирала бабушка, как корчилась, а врачи только пожимали плечами. Все. Теперь – точно все. Никакое чудо не спасет. Вот почему так кружится голова и колет в боку, там – оно. Не хватило нескольких шагов.