Текст книги "Побеседуем"

Владимир Дэс
Побеседуем

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Этот магнитофон мы, сложившись, купили в комиссионке, когда были еще студентами.

Он уже тогда был очень старым.

Кое-кто из моих приятелей даже предполагал, что создал это чудо техники сам прародитель звукозаписи Томас Альва Эдисон.

К тому же он не работал в обычном смысле этого слова.

Он хрипел и сопел, но от него никак было не добиться необходимого нашим здоровым телам заряда энергии в виде модной музыки.

Я в то время серьезно увлекался радиотехникой и смело взялся за ремонт этого пережитка прошлого.

Я вскрыл его. Отвинтил четыре шурупа. Снял пожелтевшую пластмассовую крышку. Плата была еще паяная – вывод диода к ножке триода, – а не печатная с медными дорожками.

«Какая древность», – подумал я тогда.

Почистил внутренности. Подпаял там, где, как мне показалось, отошли контакты. И вернул крышку на место. Магнитофон заиграл. Но писал он только «живьем», через микрофон.

В нашей студенческой жизни он пришелся очень кстати. Сколько он видел и слышал веселых вечеринок и невинных дружеских попоек. Потом он куда-то затерялся вместе со всеми пленками.

Наверное, в нем просто отпала надобность, и потому я о нем забыл.

Лет через двадцать, став уже законченным пьяницей, я жил вдвоем с моей тетушкой на ее пенсию и ее же подработку. У нее в стареньком домике в одном нудном пригородном поселке.

И вот однажды, уже распродав все мало-мальски ценное из дома старенькой тетушки, я залез на чердак и нашел там старый облезлый чемодан с моими студенческими конспектами. Перебирая тетрадки в чемодане, я обнаружил на самом дне – вот ведь чудо! – старый магнитофон и три бобины с пленкой.

Эх, и обрадовался же я ему!

Как он туда попал?

На меня дохнуло молодостью и счастьем минувших лет.

Я смотрел на свои конспекты и удивлялся, какой же я был умный. Это же надо столько исписать!

По моей небритой, синюшной, одутловатой щеке покатилась скупая похмельная слеза.

Я хотел заплакать, но вместо этого чихнул, чем вывел себя из сентиментального расслабления, и подумал, глядя на старенький магнитофон: «А за него ведь нальют!»

Взял его и спустился с чердака.

При дневном свете я понял, что это патриархальное чудо так обветшало, что честно обменять его хотя бы на рюмку нечего и надеяться.

Я попробовал его на предмет звучания.

Еще одно чудо: он играл! Зазвучали совсем забытые песни Владимира Высоцкого, «Аббы» и Челентано.

Боже, как же это было давно!

Моя рука машинально зашарила по столу в поисках стакана. Но там, конечно, ничего путного не было. Только кринка козьего молока, а молока я в рот не брал лет этак тридцать.

Вот если бы козы вместо молока давали спирт или на худой конец вино, тогда жизнь была бы прекрасна.

Дои козу или буренку и пей, дои и пей.

Я посмотрел на кринку с молоком и мечтательно закрыл глаза, слушая развеселые песни Высоцкого.

Но, как я ни мечтал, молоко в вино не превратилось.

А жаль.

Я вздохнул и выключил магнитофон.

Теперь надо было решить нелегкую задачу: кому в поселке может понадобиться это добро?

Перебрал в уме всех, но так и не нашел.

Если у человека были деньги, то был и магнитофон, а если магнитофона не было, то не было и денег.

Но я все же решил рискнуть и понес его к фермеру и одновременно – хозяину единственного в нашем поселке кафе.

Пришел.

Поскандалили, но впустили.

Я бармену показал, что у меня есть, он глянул и отвернулся.

Пришел хозяин. Он тоже посмотрел на мою вещь, покрутил в руках и отдал. Даже стакана, паразит, не налил.

Пришлось мне, огорченному и страждущему, ни с чем вертаться домой.

Шлепая по лужам и цепляясь за заборы. Да еще этот старый ящик руку оттягивал.

Я остановился у заросшего оврага, с презрением посмотрел на свою ношу, размахнулся и бросил.

Посмотрел, как магнитофон по склону оврага катится в чащу лопухов, зачем-то потер руки и пошел бродить по поселку, искать выпивку.

Часа через два одна бабулька, которой я пообещал поправить плетень, налила мне стакан крепкого первача.

День сразу стал светлее. Я долго беседовал с глухой бабулей, рассказывая, как учился в институте и что здесь я временно: так… на задании одном секретном. И, приложив палец к губам, не велел ей никому об этом говорить.

Бабуля на все мои слова кивала и со всем соглашалась.

Похоже, ее интересовало только одно: когда я начну подымать повалившийся плетень.

Я объяснил ей, что не это в жизни главное.

Плетень – тьфу.

Подумаешь, какой-то плетень, а у меня, может, душа ноет – я сегодня тетради свои студенческие нашел и магнитофон.

И стал оглядываться вокруг. Где же он у меня?

Спросил бабку, не она ли куда спрятала мою реликвию.

Бабка, уловив мой пристальный взгляд, закрестилась часто-часто, налила мне еще стакан и выпроводила вон.

Я постоял в проулке и тут вспомнил, где мой любимый магнитофон.

А вспомнив, очень удивился: как я мог, подлец, так обойтись с другом юности?

Часто спотыкаясь и падая, я побежал к оврагу. Удачно скатился в него и там, поползав немного, нашел-таки в лопухах целый и невредимый магнитофон.

Обтер его от земли и, засунув под полу фуфайки, бережно, как грудное дитя, понес домой – обрадовать тетушку.

Тетушка, правда, большой радости от столь ценного обретения почему-то не выразила.

Она молча посмотрела на мой затрапезный грязновато-пьяный вид и, вздохнув, молча ушла из избы, прихватив пустое ведро.

Я ее понял. Вот если бы я принес патефон, она бы наверняка обрадовалась.

Друг ее молодости – патефон. А моей – допотопный пластмассовый магнитофон цвета слоновой кости.

Для нее молодость – Утесов и Шульженко.

Для меня – Высоцкий, «Абба» и Челентано.

Я поставил привет из молодости на стол, поставил кассету и включил.