Текст книги "Русские: кто мы?"

Предполагалось, что вся эта похвальба будет реализована на Востоке. Гитлер, однако, оказался ненадежным «союзником» и попросту обманул ожидания своих кредиторов. Прошедший через горнило Первой мировой войны, он понимал, что успехи на фронтах – лишь завершающий этап сражений, которые следует начинать в собственной стране. Его победа на выборах в январе 1933 года была вовсе не абсолютной, как мы представляем себе это сегодня: свыше 6 миллионов немцев отдали свои голоса за коммунистов и 10 миллионов за социал-демократов марксистской ориентации. Уже весной 1933 года страна покрылась сетью концлагерей, куда без суда и следствия сгонялись тысячи и тысячи антифашистов. На кого же решил опереться Гитлер? На предпринимателей-собственников. Для этого он из своей программы «25 пунктов», созданной в начале 20-х годов, когда начинал борьбу за голоса будущих избирателей, сразу же по приходе к власти выбросил пункт о национализации крупных предприятий. Глава крупнейшего концерна «И. Г. Фарбениндустри» Бош писал по этому поводу: «Приход к власти фашистов явился могучим фактором в оживлении германского предпринимательского духа». Той же точки зрения придерживались и руководители других крупных концернов – «Сименс», АЭГ, Флик, Крупп, Манесман. В течение первых ста дней пребывания у власти Гитлер в угоду предпринимателям разогнал профсоюзы и создал вместо них «Трудовой фронт», членами которого обязаны были стать все рабочие. Коллективным членом «Трудового фронта» был объявлен и Союз предпринимателей, который стал играть в нем ключевую роль. Этот странный симбиоз хозяев с наемной рабочей силой, с которой предприниматели не имели и не хотели иметь ничего общего, Геббельс объявил «прекращением классовой борьбы в Германии». Но чем в таком случае можно было объяснить возникновение войн, которыми переполнена история? Ответ на этот вопрос дал Альфред Розенберг в книге «Миф ХХ века», принятой фашистами на вооружение: нет и не может быть никакой классовой борьбы – это выдумка марксистов, – а есть борьба «расы с расой», которая и является движущей силой истории. «Сегодня, – писал он, – мир пробуждается к новой вере – к мифу крови, к вере в то, что божественное существование человека должно защищаться кровью».

Подготовка к войне потребовала колоссальных финансовых затрат. В расчете на душу населения в 1938—1939 годах эти затраты в Германии были в 6 раз выше, чем в США. Тем не менее в Германии был выпущен правительственный заем. Денег на военные расходы все равно не хватало. Тогда в июне 1939 года, всего за два с небольшим месяца до начала Второй мировой войны, в Берлине состоялось совещание по финансовым вопросам, в котором приняли участие ведущие представители банковского мира США, Англии, Франции, Голландии, Бельгии, а также нейтральных Швейцарии и Швеции. Англия обязалась предоставить Германии заем на сумму 100 миллионов фунтов стерлингов. Спустя месяц уже в Базеле состоялись новые переговоры с западными банкирами, в результате которых Германия получила новые кредиты. У бывшего президента Имперского банка и уполномоченного по вопросам валюты Гелмара Шахта, назначенного Гитлером министром экономики и генеральным уполномоченным по делам военной экономики, были все основания заявить на суде в Нюрнберге: «Как немецкий народ мог осознать преступность своего правительства, если зарубежные страны относились к этому же правительству со столь большим почтением?»

Феномен невероятно быстрого возвышения национал-социализма в Германии, сопровождаемый бурным промышленным и военным ростом, нельзя объяснить иначе, как поддержкой Гитлера со стороны западных политиков и финансовых воротил. Именно эти политики и финансовые воротилы рассчитывали с помощью Гитлера «покончить с коммунизмом» как в Советском Союзе, так и в других странах, включая Германию.[98]98
  7 ноябре 1918 г. несколько сот жителей, возглавляемых популярным еврейским писателем и социал-демократом Куртом Эйснером, прошли по улицам Мюнхена и без единого выстрела заняли здание парламента и правительства Баварии. Так на территории Германии возникло первое социал-демократическое правительство (в Германии и на Западе его назвали «коммунистическим»), которое возглавил Эйснер. Спустя три месяца молодой офицер, придерживающийся правых взглядов, граф Антон Арко-Валле застрелил Эйснера, а еще через два с половиной месяца – 1 мая 1919 г. – войска регулярной армии, направленные в Мюнхен из Берлина, свергли правительство Баварии, расстреляв при этом сотни мирных жителей, которые не были членами социал-демократической или коммунистической партии. Страны–победительницы в Первой мировой войне не сделали ровным счетом ничего, чтобы предотвратить это кровавое бесчинство и удержать от рвущихся к власти правых, в партийной кассе которых, как писал впоследствии Гитлер, в то время насчитывалось всего 7 марок 50 пфеннигов. Меньше чем через год, когда Гитлер впервые огласил свои 25 пунктов, получивших название «Программа рабочей партии Германии» (среди них такие, как борьба с нетрудовыми доходами, ликвидация земельной ренты и спекуляции землей, требование карать смертью ростовщиков и спекулянтов, а главное – сохранить «здоровую буржуазию», т. е. ту самую часть общества, которую принято называть «средним классом» – главную опору фашизма), – нацистская партия ворочала уже колоссальными суммами, что вызвало со стороны его ближайших сподвижников обвинение в неразборчивости в выборе средств с целью захвата власти. Основатель и первый руководитель национал-социалистской партии – слесарь мюнхенских железнодорожных мастерских Антон Дрекслер обратился к рядовым членам партии: «Национал-социалисты, задумайтесь! Не совершайте непоправимых ошибок! Гитлер – самый настоящий демагог… Он считает, что сможет и впредь предлагать вам всякого рода истории, в которых есть все что угодно, кроме правды». Гитлер подал в суд, обвинив Дрекслера в клевете, тот вынужден был принести Гитлеру публичные извинения и принять его условия: Дрекслер становится почетным председателем партии, а Гитлер получает диктаторские полномочия (в 1923 г. Дрекслер вышел из партии, и Гитлер, двумя годами ранее провозгласивший «принцип вождя», стал официально именоваться «фюрером» вначале нацистской партии, а затем всего Третьего рейха). Ирония судьбы и самого Дрекслера, и Германии, а затем всего мира состояла в том, что малограмотный слесарь, учредивший нацистскую партию, все свои обвинения против Гитлера построил на том, что тот «вел себя по-еврейски», т. е. «искажал и извращал факты». Поистине, все играло на руку Гитлеру, все способствовало его быстрому продвижению на самую вершину власти и прославлению, так что современные историки если в чем и расходятся, так это в вопросе: сколько процентов немцев проголосовало за Гитлера в начале 30-х годов – 98 или 99?


[Закрыть]

Сталин в этом отношении оказался в диаметрально противоположной ситуации. Ему не на кого было рассчитывать, кроме как на себя и внутренние ресурсы страны. Он, в отличие от Ленина, не строил иллюзий относительно нэпа: за все годы проведения новой экономической политики нэпманы не построили ни одной фабрики, ни одного завода, ни одной электростанции, ни даже самого что ни есть захудалого коровника, который был бы в состоянии обеспечить близлежащий город молоком и мясом, – все это было создано в Советском Союзе не благодаря, а вопреки нэпу. Нэпманы висели на шее нищего государства неподъемным грузом, и Сталин не ударил пальцем о палец, чтобы и дальше удовлетворять их непомерно растущие аппетиты, как, впрочем, не сделал он и ничего, чтобы разом покончить с ним. Вопреки устоявшемуся мнению, будто Сталин уничтожил нэп и непманов, он просто игнорировал детище Ленина, и к началу 1930 годов нэп сам собой выдохся и прекратил существование.

Сталин, сосредоточив в своих руках огромную власть, искал собственные пути строительства социализма в стране, и пути эти предполагали сочетание власти, идеологию и собственности, которая при нем окончательно перешла под юрисдикцию государства. Это позволило ему в короткие сроки решить острейшие вопросы коллективизации и индустриализации страны, а там, где он сталкивался с явным или неявным сопротивлением, в ход шли самые беспощадные репрессии. Если Гитлер сделал основную ставку на средний класс, пообещав ему быстрое обогащение, то Сталин сделал упор на дешевую рабочую силу «перекованных» людей, которые должны были забыть о личном и заботиться только об общем благе, – лишь при этом условии, считал он, Советский Союз превратится в могучую державу.[99]99
  В известной мере Сталин в своих расчетах на эффективность дешевой рабочей силы «перекованных» людей оказался прав. Доказательством тому может служить судьба Нафталия Ароновича Френкеля, который прошел путь от одесского жулика и заключенного ГУЛАГа до генерала НКВД. В Одессе Френкель с началом нэпа занимался торговлей лесом, монополизировав этот бизнес и даже получив от одесситов титул «Лесного короля Черного моря». В 1924 г. за мошенничество Френкеля судили и приговорили к расстрелу. Смертная казнь была заменена десятью годами лагерей. Предприниматель по натуре, Френкель, оказавшись на Соловках, разработал программу усовершенствования лагерного производства (составил, как мы сказали бы сегодня, бизнес-план). Эту программу руководство лагеря одобрило и назначило его начальником экономического отдела Соловков. Дальше – больше: Френкеля назначают руководителем строительства Беломорско-Балтийским каналом, затем начальником Бамлага и, наконец, строительства БАМа. Произведенный в генералы, Френкель создал Управление лагерного железнодорожного строительства НКВД-МВД СССР и стал первым его руководителем. В года Великой Отечественной войны под его непосредственным началом оказалось строительство всех железных дорог в стране.


[Закрыть]

Выступая в феврале 1931 года на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности, Сталин заявил: «История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все – за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную… Мы отстали от передовых стран на 50 – 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

И Сталин преуспел в своем намерении в кратчайшие сроки преодолеть отсталость России от промышленно развитых стран (оставляю в стороне вопрос о цене, заплаченной за фантастически быстрое превращение Советского Союза в одну из ведущих мировых держав – речь об этой цене шла выше). Черчилль до конца своих дней восхищался Сталиным. «Он был выдающейся личностью, – писал он после смерти Сталина, – импонирующей нашему жестокому времени того периода, в котором протекала его жизнь. Сталин был человеком необычайной энергии, эрудиции и несгибаемой воли, резким, жестким, беспощадным как в деле, так и в беседе, которому даже я, воспитанный в английском парламенте, не мог ничего противопоставить… В его произведениях звучала исполинская сила. Эта сила настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей всех времен и народов. Его влияние на людей неотразимо. Когда он входил в зал Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, вставали. И странное дело – держали руки по швам. Сталин обладал глубокой, лишенной всякой паники мудростью. Он был непревзойденным мастером находить в трудную минуту путь выхода из самого безвыходного положения… Это был человек, который своего врага уничтожал руками своих врагов, заставляя нас, которых открыто называл империалистами, воевать против империалистов… Он принял Россию с сохой, а оставил оснащенной атомным оружием».

В известной мере преуспел в своей политике и Гитлер. Сделав ставку на средний класс, он проявил себя как опытный психолог. Особенность среднего класса состоит в том, что в своей жажде быстрого обогащения он легко принимает за «врагов» тех, на кого ему указывают. Гитлер и показал немцам на их главных «врагов». Внутри Германии ими оказались евреи, которые сосредоточили в своих руках все финансовые и материальные ресурсы страны, и коммунисты, которые выступали против любых форм собственности. За пределами Германии «врагами» оказались страны и народы, которые «теснят» немцев со всех сторон, лишая их «жизненного пространства». В этом состоит коренное отличие двух видов тоталитаризма, установившегося в Советском Союзе и Германии: Сталин «монополизировал» власть, идеологию и собственность; Гитлер также монополизировал власть и идеологию, но оставил в неприкосновенности частную собственность. Более того, он всячески поощрял ее накопление, и собственники (суть – средний класс) тотчас признали в нем своего главного защитника и радетеля.

В действительности процесс накопления собственности протекал, конечно, не в таком упрощенном виде, как я только что изложил. Германия еще до прихода к власти Гитлера приняла закон, по которому немецкое гражданство предоставлялось лишь лицам по «наследуемой крови», то есть исключительно «чистокровным» немцам, причем закон этот был принят не столько из соображений сохранения «чистоты расы», сколько с целью удержания и накопления капиталов и собственности внутри страны, не позволяя им уйти за рубеж. Этот закон позволил Гитлеру без особых усилий привить немцам самую оголтелую национальную и расовую неприязнь ко всем «ненемцам», которые-де «объедают» трудолюбивый немецкий народ, и коммунистам, которые тем только и живут, что мечтой о лишении немцев их собственности. А чтобы этого не случилось, немцы должны стать во главе всего мира как избранная Богом нация и быть готовы к тому, чтобы, как говорилось в эссе одного из сподвижников Гитлера Рудольфа Гесса, «не содрогнуться перед кровопролитием» и «топтать» своих врагов «солдатскими сапогами».

Сталин внимательно следил за всем, что происходило в Германии и вокруг нее, и делал это – вот ирония истории! – с помощью коммунистов-евреев. В книге А. Каца «Очерки истории российской внешней разведки» рассказывается о руководителях советской внешней разведки, которую в разные годы возглавляли М. А. Трилиссер (1921—1929), А. Х. Артузов-Фраучи (1929—1934), А. А. Слуцкий (1934—1938), Шпигельглас (1938); «среди евреев-резидентов, – продолжает Кац, – отметим А. Шустера в Лондоне, В. Кривицкого в Нидерландах, А. Орлова в Испании, Б. Рыбкина в Финляндии», к которым можно прибавить П. Гутцайта в США, Б. Бермана и Б. Гордона в Германии, Эрдмана в Риме, Рейсса в Швейцарии. «Евреи-большевики, – читаем в книге «Очерки истории российской внешней разведки», – составляли костяк Наркомата иностранных дел. Два из трех заместителей Литвинова (Валлаха) – Сокольников (Бриллиант) Г. Я. и Карахан Л. М. были евреями. Евреи возглавляли важнейшие отделы Наркомата: 1, 2 и 3-й Западные, 1-й Восточный, консульский, печати и информации, экономический. Аппарат этих и других отделов почти полностью был укомплектован большевиками-евреями. В 1920 – 1930-е годы евреями были послы в Германии (Иоффе А. А., Суриц Я. З.), Англии (Розенгольц А., Майский И. М.), Италии (Штейн Б. Е.), Австрии (Петровский А. М.), Японии (Юренев К. К.), Румынии (Островский М. С.), Испании (Розенберг М.), Латвии (Бродовский С. И.), Литве (Карский М. А.), Уругвае (Минкин А. Е.), Турции (Карахан Л. М.), Китае (Иоффе А. А.)… В те годы евреи-большевики наиболее полно отвечали требованиям ЦК ВКП (б) по профессиональным качествам и преданности большевизму», – заканчивает свой обзор А. Кац.

Сталин понимал, что поверженная в Первой мировой войне и униженная от осознания своего поражения Германия рано или поздно захочет взять реванш, как понимал он и то, что правительства западных стран не сделают ровным счетом ничего, чтобы предотвратить эту опасность. Скорее наоборот: своим попустительством правительства западноевропейских стран содействовали тому, что Гитлер в 1937 году аннексировал Австрию и Чехословакию и более чем вольно обошелся с Лигой Наций, из которой Германия вышла в 1935 году вместе с Японией.

Сталин прохладно относился к идее Троцкого «революционного соединения» Советской России с Советской Германией, из которого чудесным образом должен был возникнуть «всемирный Советский Союз». В чудеса трезвый прагматик Сталин не верил. Германия была поверженной и потому озлобленной страной. Кроме того, Германия, в отличие от России, была моноэтничной страной, которую легко объединить общей для всей нации идеей. К идеям интернационализма Германия была глуха, – ей необходимо было прежде всего обнаружить внутри страны главного виновника обрушившихся на нее бед, примерно наказать его, а уж потом решать, нужен ей интернационализм или нет. Сочетание озлобленности с национализмом может породить чудовище, которое при огромном внутреннем промышленном потенциале таило в себе угрозу вселенского масштаба.

Россия в этом отношении являла прямо противоположную картину. Русский народ изначально зациклился на своем мессианизме и потому был не способен ни на какую месть. Наш народ был буквальным воплощением заповедей Христа: «Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду… Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф. 5:39—40, 44).

Перед Сталиным встала труднейшая задача: переделать этот народ, сохранив при этом его интернационалистскую суть. Отсюда его совершенно безумная теория о том, что с успехами социалистического строительства в стране усиливается классовая борьба, обошедшаяся нашему народу неисчислимыми жертвами. Отсюда же многочисленные судебные процессы 30-х годов над «фашистскими шпионами», неизменно заканчивавшиеся одним: расстрелами, что находило (и об этом следует сказать прямо) массовую поддержку среди населения. Вот на этом-то основании Сталина и Гитлера объявляют «близнецами-братьями», а между коммунизмом и фашизмом ставят знак равенства. Нелепость таких «объединений» нуждается в доказательствах. А их, увы, нет. И вот почему.

Практически весь ХХ век прошел под знаком противоборства трех общественных систем: капитализма (его в нашей стране сегодня предпочитают называть либеральной демократией), коммунизма и фашизма. Капитализм ставил в вину коммунизму коллективизм, но прощал интернационализм, а фашизм упрекал за национализм и прощал экономическую свободу. Фашизм, в свою очередь, поддерживал капитализм за экономическую свободу (суть частную собственность), но не прощал ему его приверженности к интернационализму. Наконец, коммунизм, отвергая и экономическую свободу, и национализм, исповедовал интернационализм, которому следовал капитализм, и коллективизм, который формально сближал его с фашизмом (см. схему).

Вроде бы связка между коммунизмом и фашизмом в виде коллективизма очевидна. Но, как мы помним, Сталин, наряду с коллективизмом, выдвинул тезис «усиления классовой борьбы», тогда как Гитлер под коллективизмом понимал прежде всего корпоративные интересы среднего класса, который и держался-то на признании незыблемости частной собственности. Но послушаем в этой связи мнение белоэмигранта И. Бунакова, симпатизировавшего фашизму. Большевики, писал этот автор в 1934 году, совершили революцию «не так, как надо. Революция должна быть не интернационалистической, а национальной, не атеистической, а христианской, не коллективистской, а корпоративной – вот в чем вина коммунизма» (курсив мой. – В. М.). Вроде бы «малость», но это такая «малость», которая делает связь между коммунизмом и фашизмом в виде коллективизма эфемерной, а вот связь фашизма с капитализмом (либеральной демократией) через признание незыблемости экономической свободы и корпоративными интересами собственников более чем тесной.

Оказавшись один на один с набиравшей силу фашистской Германией, Сталин не сомневался, что война с ней неизбежна и что к войне этой нужно готовиться. И Советский Союз, решив проблему индустриализации, стал вооружаться.

За успехами в военной области одинаково внимательно следили и Гитлер, и руководители западных стран (третья сторона обозначенного выше треугольника). Каждая из сторон вынашивала при этом собственные планы, которые с наибольшей откровенностью и цинизмом выразил сенатор, впоследствии президент США Гарри Трумэн: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше».

Слова эти были произнесены 22 июня 1941 года – в то время, когда над Европой уже опустилась ночь, а в Америке был в самом разгаре день. Отношение к нашей стране и ее войне с Германией не изменилось и год спустя, когда под натиском германских войск наша армия, понеся огромные потери, откатилась к берегам Волги. Советник посольства СССР в США, будущий посол в США, а с 1957 года министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко докладывал в августе 1942 года в Москву: «Подавляющее большинство из генералитета армии США питает надежду на истощение и гитлеровской Германии, и Советского Союза. Эти надежды совпадают с надеждами руководящих промышленных кругов. Они не хотят победы Гитлера. Но еще больше они не хотят победы Советского Союза». Из «двух зол» – Советского Союза и Германии – западным политикам наименьшим злом представлялась фашистская Германия.

Советский Союз безнадежно отставал в вооружении от Германии. Гитлер знал это и не очень опасался, что Советский Союз начнет войну с Германией раньше, чем это сделает Германия, рассматривавшая нашу страну как своего рода «десерт» после окончательной победы в Европе, где главную опасность для нее представляла Англия. Германский Генеральный штаб представил Гитлеру бюллетень по состоянию вооруженных сил Советского Союза на 1 января 1941 года, в котором отмечалось слабое оснащение Красной Армии современными видами оружия. В этом бюллетене говорилось:

«Несомненно, что мощность русской промышленности большая (напомню читателям, что промышленность эта была создана буквально на пустом месте за каких-нибудь десять лет, – срок, соизмеримый со сроком пребывания во власти Ельцина, когда промышленность России в буквальном смысле слова была обрушена. – В. М.), но насколько хорошим является качество оружия, выпускаемого ею, еще нельзя окончательно определить… Материальная часть артиллерии лишь частично является новой. О наличии в армии тяжелой и сверхтяжелой артиллерии имеются лишь малодостоверные сведения…

Танки, принятые на вооружении в Красной Армии, представляют собой копии иностранных моделей с многочисленными русскими изменениями. Бронемашины представляют собой обычные бронированные автомобили…

Большую часть самолетного парка составляют самолеты второго класса, которые уступают немецким самолетам, оснащенным по последнему слову техники… Русские пытались строить новые образцы истребителей, но до сих пор они не были введены на вооружение. По-видимому, эти новые образцы самолетов непригодны с точки зрения их производства или применения… Оба типа бомбардировщиков СБ-2 и ДБ-3 принадлежат к боевым самолетам первого класса, однако их тактико-технические данные невысокие…

Боевая мощь советской авиации значительно ниже немецкой. Учитывая территорию Советского Союза, можно сказать, что и численность авиационных соединений недостаточна. Учитывая слабую организацию аэродромной службы и службы снабжения, а также ограниченные способности русского человека овладевать техникой, следует полагать, что боеспособность авиации является особенно низкой…»

Техническое отставание Советского Союза от Германии в области вооружений не составляло тайны и для Сталина, почему он предпринимал огромные усилия для того, чтобы оттянуть начало неизбежной войны. Для этого в предвоенные годы было сделано немало. Было построено 9 тысяч крупных промышленных предприятий, оснащенных самой передовой по тем временам техникой. За невиданно короткий срок валовая продукция промышленности выросла в 6,5 раза, причем производство средств производства – в 10 раз. Если за время с 1929 по 1940 годы среднегодовой прирост всей промышленности в нашей стране составлял в среднем 13 процентов, то оборонной промышленности – 39 процентов. И это при том, что в индустриализацию СССР не вкладывалось ни цента зарубежных инвестиций; всего, чего добилась страна за десять с небольшим лет, выйдя на 1-е место в Европе и на 2-е в мире, она добилась благодаря собственным ресурсам и таланту народа.

Германии с ее ставкой на собственников-предпринимателей и растущими военными аппетитами, требовались все новые и новые капиталовложения. Тогда она усилила налоговый пресс не на крупных собственников, а на народ. Был выпущен правительственный заем. Однако денег все равно не хватало. 9 и 10 ноября 1938 года были организованы «стихийные» антиеврейские погромы, в результате которых на евреев был наложен штраф в 1 миллиард марок. Евреи обратились с исками к страховым компаниям о возмещении убытков, причиненных им во время погромов. Геринг аннулировал эти иски, и около 30 тысяч самых состоятельных евреев были отправлены в концлагеря. Чтобы спасти «союзника» от нависшей финансовой катастрофы, Банк международных расчетов, возглавляемый англичанином Монтегю Норманом, передал Германии 5 миллионов фунтов чехословацкого золота, которое хранилось у него на депозите. Перед началом войны Функ, на котором лежала ответственность за положение дел с финансами в Германии, доложил Гитлеру: «Мы сможем без серьезных потрясений в области финансов и экономики пережить испытания войны».

Запад, таким образом, сделал все, чтобы Германия основательно подготовилась к войне. 1 сентября 1939 года гитлеровские войска вступили в Польшу. Дорога на Восток, на что рассчитывали правительства ведущих стран Европы и США и о чем говорил сам Гитлер, называя поверженную Польшу «немецким плацдармом на будущее», была открыта. Но тут случилось необъяснимое с точки зрения логики всего предшествующего развития событий: Гитлер, понимая, что война с Советским Союзом – державой № 1 в Европе – потребует от Германии неимоверного напряжения всех имеющихся у нее ресурсов, обратил свой взгляд не на Восток, а на Запад.

Перед началом войны СССР настойчиво предлагал западным странам организовать коллективный отпор фашистской агрессии. Правительства этих стран оказались глухи к обращениям СССР. Г. К. Жуков, возглавивший в то время Генштаб Красной Армии, вспоминал: «Англия и Франция прислали на переговоры, скажем прямо, деятелей второстепенных… В секретной инструкции английской миссии откровенно указывалось, что правительство Англии “не желает брать на себя какие-либо определенные обязательства”, которые могут “связать ему руки”» А де Голль, характеризуя позицию Франции, занятую ее правительством в отношении СССР, писал: «Некоторые круги усматривали врага скорее в Сталине, чем в Гитлере. Они были больше озабочены тем, как нанести удар России». Начало Второй мировой войны несколько отрезвило западных политиков, и уже 3 сентября Англия и Франция объявили войну Германии. Гитлер по этому поводу заметил: «Если они и объявили нам войну, то это для того, чтобы сохранить свое лицо; к тому же это еще не значит, что они будут воевать».

Как в воду глядел Гитлер! Ни Англия, ни Франция не сделали ничего, чтобы отразить германскую агрессию на Запад: солдаты, вспоминают очевидцы тех давних событий, играли в футбол, офицеры в теннис. На Нюрнбергском процессе начальник штаба оперативного руководства германского верховного командования Йодль признал: «Если мы еще в 1939 году не потерпели поражения, то это только потому, что примерно 110 французских и английских дивизий, стоявших во время нашей войны с Польшей на Западе против 23 германских дивизий, оставались совершенно бездеятельными».

Что касается США, то они выразили готовность стать посредниками в переговорах между Англией и Францией, с одной стороны, и Германией с другой для «заключения достойного мира».

Руки Германии были развязаны, и она приступила к осуществлению своего плана стать сильнейшей военной державой Европы. Она и стала таковой от Польши до Франции включительно. Польша была побеждена за 18 дней, Дания оккупирована в течение одного дня, Норвегия – за 23 дня, Голландия – за 5 дней, Бельгия – за 18 дней, Люксембург – за один день. Наступила очередь Франции. Но и она капитулировала на 43-й день после начала активных боевых действий. Военный потенциал Германии к началу 1941 года увеличился в 22 раза! Ее уже не пугала угроза войны с Англией, да Гитлер и не обращал на нее особого внимания. Во-первых, потому, что, как признал госсекретарь США Хэлл в феврале 1941 года, «Англия не желает идти на улучшение отношений с Советским Союзом» и не станет мешать Германии воевать на Востоке. Во-вторых, потому, что не считал нужным втягиваться с Англией в серьезную войну. Фельдмаршал Рундштедт писал: «Предполагаемое вторжение в Британию было чепухой, потому что не было нужного количества судов. У меня создалось впечатление, что фюрер никогда не собирался на деле вторгнуться в Британию».

Подобное развитие событий советское руководство предвидело еще до начала Второй мировой войны. И потому Сталин, отчаявшись убедить Запад в необходимости создать антигитлеровскую коалицию с участием СССР, пошел на беспрецедентный шаг – принял предложение Гитлера о заключении пакта о ненападении.

О содержании этого пакта, включая секретный протокол к нему, известно сегодня всем. Меньше известно другое: будто бы Молотов, которому было поручено вести переговоры с Германией от имени СССР, положительно отнесся к предложению Германии стать четвертой составляющей оси Берлин – Рим – Токио и получить свою «долю» от передела мира. Вот что писал по этому поводу сам Молотов: «Немцы и японцы, как видно, очень хотели бы толкнуть нас в сторону Персидского залива и Индии. Мы отклонили обсуждение этого вопроса, так как считали такие советы со стороны Германии неуместными».

Единственная причина, по которой СССР пошел на соглашение о ненападении с Германией, это возможность выиграть время. Новые виды оружия, отвечающие современным требованиям ведения войны, в СССР к лету 1941 года были разработаны, но существовали лишь в единичных экземплярах как опытные образцы. Для того, чтобы запустить их в серийное производство, требовалось время (они будут запущены в серию в суровых условиях начавшейся войны на эвакуированных из западных районов на Урал и в Сибирь станках часто под открытым небом), немцы же новые виды оружия уже производили в массовых количествах.

Один из расхожих упреков Сталину состоит в том, что он «проморгал» точную дату начала войны, хотя разведка и называла ему эту дату. Не проморгал. Просто, во-первых, своим демонстративным бездействием хотел показать Гитлеру, что СССР остается верным пакту о ненападении. Во-вторых, не мог поверить, что Гитлер, разгадав его истинные намерения поскорей перевооружить армию, перехитрит его. В-третьих, упреди он Гитлера с началом войны, чем бы стала воевать Красная Армия? Трехлинейной винтовкой Мосина образца 1890/1931 годов? Точные сроки начала войны с Германией Сталину называли не только разведчики, но и Черчилль, направивший в апреле 1941 года Сталину, как он сам выразился, «краткое и загадочное письмо». Позже, во время визита в Москву в августе 1942 года, он спросит Сталина, помнит ли тот о его письме? Сталин ответил: «Я помню об этом. Мне не были нужны никакие предупреждения. Я знал, что войны не избежать. Но я полагал, что нам удастся выиграть еще около полугода».

Выиграть не удалось. Уже в первый день войны наша армия потеряла 1811 самолетов, причем почти все на земле. В первые месяцы войны немцы захватили в плен 3,5 миллиона наших солдат и офицеров. К лету 1941 года 75 процентов командиров Красной Армии занимали свои должности менее одного года, а весь «первоклассный состав высших советских командных кадров, – как писал Гитлер Кейтелю, – истреблен Сталиным в 1937 году».

И все же война с СССР с самого начала была не такой, какую вела Германия в Европе. Собственно, там война велась между собственниками за передел колоний и захват чужой собственности. Грызлись за эту собственность не только страны со странами, но и собственники с собственниками. Так, в конце 1940 – начале 1941 годов, уже в ходе начавшейся Второй мировой войны, развернулась яростная схватка между монополистами Фликом и Рехлингом за обладание французским концерном «Рамбае». Рехлинг жаловался в Берлин: «Если руководство заводами будет передано Флику, а не мне, я буду рассматривать это как личное оскорбление». На Нюрнбергском процессе другой собственник, Артур Рюман, проходивший в качестве свидетеля, поскольку не успел нажиться при дележе награбленной добычи, рассказывал, как 18 мая 1940 года он присутствовал в Дюссельдорфе на встрече четырех монополистов с участием Густава Круппа, деливших между собой промышленные предприятия Голландии и Бельгии. Тыча пальцами в географические карты, они кричали: «Это мое. Мое это!». Германия, таким образом, рассматривала Европу как некую единую «экономическую зону», подчиненную ей, как «сферу своих жизненных интересов», суть которой на заседании совета имперской группы «Промышленность» 3 октября 1940 года изложил монополист Шлоттер: «Это можно представить себе так, что мы просто будем диктовать экономике Европы, что надо делать, т. е., что мы будем смотреть на вещи лишь с точки зрения собственных интересов Германии».

Англия слишком поздно осознала продуктивность советских предложений о создании антигитлеровской коалиции в Европе. Но, осознав это, не рассталась с идеей стравить Германию с СССР. В начале марта 1941 года Черчилль писал министру иностранных дел Идену: «Югославия, Турция, Греция и мы в общем имеем 70 мобилизованных дивизий. Немцы имеют там не более 30 дивизий. Не считаете ли вы возможным, что в случае создания единого фронта на Балканском полуострове Германия могла бы счесть более целесообразным взять свое в России?» С началом войны с СССР Гитлера торопили все, вплоть до недобитков из числа украинских, русских, прибалтийских и проч. националистов: «Скорее на Восток!». 30 июня 1940 года, спустя всего неделю после капитуляции Франции, начальник генерального штаба сухопутных сил Гальдер записал в дневнике: «Основное внимание – на Восток. Англии мы должны будем, вероятно, еще раз продемонстрировать нашу силу, прежде чем она прекратит борьбу и развяжет нам руки на Востоке».