Текст книги "Макбет"

Они болтали обо всем на свете. Умалчивая лишь о чем-то совсем личном. И выходку Коллума не обсуждали. Они просто-напросто наслаждались обществом друг друга. И если Макбет и не был по-светски любезным, то в обаянии и остроумии ему не откажешь. А еще ему удивительно шел серый, пусть и немного тесный костюм, который, по словам самого Макбета, ему одолжил старший коллега по имени Банко. Макбет рассказывал про детство в детском доме, приятеля по имени Дуфф и бродячий цирк, где он побывал, будучи совсем еще маленьким. О нервном и сердитом дрессировщике львов, о худеньких акробатах – брате с сестрой, которые питались исключительно овощами, о фокуснике, который брал у зрителей кольца, ключи или часы и заставлял вещи парить в воздухе. А Леди рассказала о том, как построила казино. А под конец, почувствовав, что сказала уже все, о чем можно говорить, она подняла бокал и спросила:

– Как думаешь, зачем он это все затеял?

Макбет пожал плечами:

– Зелье Гекаты напрочь вышибает у людей мозги.

– Мы действительно сломали ему жизнь, это верно, но карты у нас не крапленые.

– Да я ему и не поверил.

– Но два года назад двое наших крупье вступили в сговор с некоторыми игроками и обирали так других игроков. Я их, естественно, уволила, но мне говорили, что они снюхались с богачами и собираются строить новое казино.

– «Обелиск»? Да, я видел чертежи.

– Тогда, возможно, тебе известно, что среди этих нечистых на руку игроков были политики и люди Кеннета?

– И об этом я тоже слышал, да.

– Значит, это казино действительно собираются строить… Одно ясно как божий день: там таких, как Коллум, действительно будут обманывать.

– Боюсь, ты права.

– Этому городу нужно новое руководство. И новая жизнь.

– Берта, – и Макбет кивнул в сторону вокзала, где на постаменте перед входом блестел под дождем старенький локомотив. Он стоял на рельсах – их кусок длиной восемь метров вырезали из настоящих рельсов, по которым прежде уходили поезда в Капитоль, – Банко говорит, ее надо заново запустить. И что у этого города есть все шансы.

– Будем надеяться. По поводу Коллума… – Она покрутила в руках бокал вина. Леди знала, что Макбет смотрит на ее грудь. Она давно привыкла к тому, что мужчины пялятся на нее, и это не вызывало у нее никаких чувств. Леди просто знала, что красота может порой пригодиться, а иногда прибегать к ней не следует, как и к любым другим деловым уловкам. Но Макбет смотрел совсем иначе. Он и сам был другим. Никакой пользы для нее он не представлял, он просто был симпатичным полицейским, на социальной лестнице стоящий чуть ниже ее самой. Так почему же она сидит здесь вместе с ним? Могла бы наградить его иначе, вовсе не обязательно было предлагать ему свое общество. Она посмотрела на его руку, сжимавшую стакан с водой. На толстые вены под загорелой кожей. По всей видимости, он старается почаще выезжать за город.

– А если Коллум не согласился бы сыграть в блек-джек? Как бы ты тогда поступил? – спросила она.

– Не знаю. – Он посмотрел прямо на нее. Карие глаза. У большинства жителей этого города глаза были голубыми, но Леди, конечно же, встречались и мужчины с карими глазами. Но с такими – никогда. С такими… пронзительными. И вместе с тем ранимыми. Господи, она что, влюбилась? Сейчас, когда молодость уже позади?

– Не знаешь? Как это? – удивилась она.

– Ты сказала, что он подсевший. И я подумал, что, если ему предложить сыграть еще разок, он вряд ли устоит.

– Похоже, ты и сам частенько захаживаешь в казино.

– Нет! – Он рассмеялся. Совсем как мальчишка. – Я даже не понял, кто из нас выигрывает.

– Шестнадцать против туза? Ты бы вряд ли выиграл. Так откуда ты знал, что он согласится сыграть? Ему ты наплел нечто совсем невразумительное.

Он пожал плечами. Леди посмотрела на стакан с водой. И догадалась. Он знал, что такое зависимость.

– И ты ни секунды не сомневался, что сможешь остановить его до того, как он пристрелит Джека?

– Сомневался.

– Сомневался?

Полицейский отхлебнул воды. Похоже, на эту тему распространяться ему не хотелось. Может, не стоит его и мучить? Леди чуть наклонилась вперед:

– Макбет, расскажи.

Он поставил стакан на стол.

– Чтобы в подобной ситуации потенциальный убийца потерял сознание, нужно либо выстрелить ему в голову, либо перерезать сонную артерию. Ты видела, что когда я перебил ему сонную артерию, то сперва выплеснулось довольно много крови, а потом кровь начала сочиться совсем тонкой струйкой. Кислород, за счет которого работает мозг, был именно в этой первой порции крови, поэтому можно сказать, что Коллум потерял сознание, еще когда кровь не попала на стол. Проблем было две. Во-первых, нож желательно бросать с расстояния в пять шагов. Я сидел намного ближе, но на этот раз я взял сбалансированные кинжалы. Неопытным метальщикам управляться такими ножами намного сложнее, зато профессионалам регулировать их ход намного проще. Во-вторых, Коллум так сел, что я мог добраться лишь до сонной артерии с левой стороны шеи. А значит, бросать мне нужно было правой рукой. Я же, как видишь, левша. Так что оставалось только надеяться, что мне повезет. А обычно мне не везет. А какая, кстати, у меня была карта?

– Пиковая дама. Ты проиграл.

– Вот видишь – не повезло.

– Тебе не везет?

– Во всяком случае, в картах.

– Только в картах?

Он задумался, а потом покачал головой:

– Да и в любви тоже.

Они засмеялись, выпили и опять засмеялись. Затем прислушались к стуку капель за окном. И Леди на миг зарыла глаза. Ей показалось, будто она слышит, как позвякивают кубики льда о бокалы у тех, кто сидит в баре. Как шарик весело постукивает о деления рулетки. Как колотится ее собственное сердце.

– Что?! – Он сонно моргал, вглядываясь в темноту спальни.

– Ты должен убить Дункана, – повторила она. Леди прислушалась к своему голосу, чувствуя, как слова заглушают стук сердца.

Макбет резко сел и внимательно посмотрел на нее:

– Милая моя, ты что, во сне разговариваешь?

– Нет. Я не сплю. Ты и сам понимаешь, что должен это сделать.

– Тебе, видно, кошмар приснился. Давай-ка…

– Нет! Сам рассуди. Это логично – либо он, либо мы.

– По-твоему, он желает нам зла? Да он же только что повысил меня!

– Формально ты теперь начальник отдела, но на деле будешь у Дункана на побегушках. Закрыть «Обелиск», очистить территорию вокруг «Инвернесса» от толкачей или усилить патруль, чтобы люди чувствовали себя в безопасности, может только комиссар полиции. Это далеко не все. Ты представь, чего сможешь добиться, если станешь комиссаром!

Макбет рассмеялся:

– Дункан и сам немалого добьется.

– В его честных и искренних намерениях я не сомневаюсь, но чтобы добиться чего-то, комиссар должен заручиться поддержкой народа. А для жителей этого города Дункан – просто еще один сноб, который занял кресло начальника. Для них он все равно что Кеннет или Тортелл. О намерениях люди судят не по словам, а по тому, кто их произносит. А мы с тобой, Макбет, – одни из них. Мы видим то же, что и они. Мы хотим того же, чего хотят они. Слушай: из народа, для народа и с народом. Понимаешь? Кроме нас, никто не сможет сказать того же.

– Понимаю, но…

– Что – но? – Она провела рукой по его животу. – Тебе не нужна власть? Что же ты за мужчина, если не хочешь встать во главе? Тебе нравится лизать другим сапоги?

– Разумеется, нет. Но если подождать немного, то я, возможно, так и так стану комиссаром. Я уже начальник Оргпреста, а значит, по значимости занимаю третье место.

– Нет уж, милый мой! Кресла комиссара тебе не видать! Сам посуди: тебе же дали эту должность, чтобы показать, будто мы ничем не хуже их. Но комиссаром они тебя никогда не сделают! Доровольно – никогда. Нужно взять его силой.

Он лег на бок, повернувшись к ней спиной.

– Милая, давай забудем этот разговор. Ты все равно упускаешь, что если Дункана не станет, то комиссаром назначат Малькольма.

Она схватила его за плечо и притянула к себе.

– Ничего я не упускаю. Геката сказал, что комиссаром станешь ты, а это означает, что у него имеется план. Мы разберемся с Дунканом, а он позаботится о Малькольме. Я прекрасно помню тот вечер, когда ты обыграл Коллума. Дункан – этот тот же самый Коллум, любовь моя. И сейчас он собирается взорвать нашу мечту. Тебе надо набраться храбрости, как в тот вечер. Стать тем, кем ты был тогда, Макбет. Ради меня. Ради нас. – Леди притронулась рукой к его щеке, и голос ее зазвучал мягче: – Таких, как мы, милый, жизнь редко балует. Поэтому надо хвататься за любую возможность.

Он лежал рядом. И молчал. Она ждала, вслушиваясь в тишину, но слышала лишь удары своего сердца. Честолюбия и воли ему не занимать – это она знала. Именно благодаря им он превратился из опустившегося наркомана сперва в студента Полицейской академии, а потом – в начальника Королевской гвардии. Именно честолюбие и воля расчистили ему путь наверх. Неужели он остановится сейчас, на полпути, не позволив им насладиться собственными достижениями? Насладиться уважением и шансами? Он обладал храбростью и силой, но кое-чего ему недоставало. Злости. Злости, которая и понадобиться-то может лишь однажды в жизни, но которая определяет все. И в этот решающий момент главное – удушить в себе узколобого моралиста, сохранить способность увидеть перспективу и не мучить себя вопросами, хорошо ли поступаешь в этот единственный момент. Макбет был сторонником справедливости, и эту верность правилам, придуманным другими, Леди любила в нем. В мирное время. И ненавидела сейчас, готовясь к войне. Ее рука соскользнула вниз, к горлу, сползла на грудь, а оттуда – на живот. И обратно. Леди прислушалась. Дыхание его было ровным и медленным. Он спал.

Макбет глубоко дышал, приворяясь спящим. Она убрала руку. Повернулась. Теперь и ее дыхание стало ровным. Он попытался дышать одновременно с ней.

Убить Дункана? Нет, невозможно. Разумеется, это невозможно. Тогда отчего же сон не шел к нему? Почему ее слова слепой летучей мышью бились у него в голове?

«Таких, как мы, милый, жизнь редко балует. Поэтому надо хвататься за любую возможность».

Он принялся вспоминать все возможности, которые получил от жизни. Ту ночь в детском доме, когда он не воспользовался данным ему шансом. И встречу с Банко, которая стала судьбоносной. Тогда, в детском доме, отказ едва не привел его к погибели, а во второй раз шанс принес ему спасение. Но разве некоторые шансы не ведут тебя к неудаче? Разве не бывает таких шансов, которые обрекают тебя на муки – причем как в том случае, если ухватишься за них, так и в том, когда их отвергнешь? Обрекают тебя на недовольство, способное омрачить даже самое безоблачное счастье. И тем не менее. Неужели судьба приоткрыла дверь, которую вот-вот захлопнет? Неужели храбрость вновь откажет ему, как отказала в ту ночь в детском доме?

Макбет представил себе безмятежно спящего в кровати мужчину. Совершенно беззащитного. Именно этот человек стоял между ним и свободой, которой достоин любой в этом мире. Между ним и достоинством, которое есть у каждого. Между Макбетом и властью, которую он мог бы обрести. И уважением. И любовью.

Когда он разбудил Леди, за окном уже брезжил рассвет.

– Если я это сделаю, – сказал он, – то окажусь должником Гекаты.

Она открыла глаза – так быстро, словно и не засыпала.

– Отчего же, любимый? Геката всего лишь предсказал определенные события, не может же он только поэтому требовать у тебя что-то.

– Тогда что он выигрывает, если я стану комиссаром?

– Об этом лучше спросить его самого, но одно ясно: Дункан поклялся, что не оставит Гекату в покое, пока не упечет в тюрьму, и Гекате об этом донесли. А еще Геката понимает, что ты, скорее всего, будешь охотиться не за ним, а за шайками, который торгуют наркотой и стреляют друг в дружку.

– За Рыцарями севера, которые лежат в больнице с перебитыми костями?

– Или займешься заведениями, обманом обдирающими честных налогоплательщиков.

– Ты про «Обелиск»?

– Например.

– Ты говорила о великих достижениях. А тебе не кажется, что мы можем принести этому городу немалую пользу?

– Естественно. Не забывай, что комиссар полиции сам решает, каких политиков следует проверить, а каких можно не трогать. И все, кому хоть что-то известно о деятельности городских глав, знают, что за последние десять лет каждый из них давал и брал взятки. В эпоху Кеннета они этого почти не скрывали, поэтому доказательства ты найдешь быстро. Об этом знаем мы, и им это тоже известно, а это значит, любимый мой, что мы сможем управлять ими, как нам заблагорассудится.

Она провела пальцем по его губам. Леди давно, еще в их первую ночь, сказала, что обожает его губы. Что они такие мягкие, а кожа на них такая тонкая, и если хотя бы чуть-чуть прикусить, она узнает вкус его крови.

– Тогда я заставлю их сдержать обещания, которые они когда-то дали и которые спасут этот город, – прошептал Макбет.

– Вот именно.

– Мы вновь запустим Берту.

– Да. – Она едва заметно укусила его за нижнюю губу, чувствуя вкус крови – своей и его, прислушиваясь к их пульсу.

Он обнял ее.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

Макбет и Леди. Леди и Макбет. Теперь их сердца бились в такт.

Глава 7

Леди смотрела на Макбета. Как же его невероятно красит смокинг! Она повернулась удостовериться, что бармен исполнил ее просьбу и надел белые перчатки. И что на серебряном подносе уже расставлены тонкие высокие бокалы для шампанского. Там же, на подносе, лежал маленький изящный венчик для взбивания пузырьков – Леди положила его туда скорее в шутку: подобную вещь видели лишь немногие из гостей, и едва ли кто-то из них представлял, зачем она вообще нужна. Стоя на толстом ковре, Макбет медленно раскачивался на каблуках и не сводил глаз с двери. Он нервничал весь день, и лишь когда они начали обсуждать мелочи, Макбет ненадолго взял себя в руки, превратился в полицейского перед операцией и забыл, что у их цели имеется имя. Дункан.

Охранники распахнули двери, и в зал потянуло сыростью с улицы.

Первые гости. Леди улыбнулась своей самой радостной улыбкой и взяла Макбета под руку, почувствовав, как он машинально выпрямился.

– Банко, друг мой! – воскликнула она. – И Флинс с тобой! Какой он стал красавчик! – Хорошо, что у меня нет дочерей!

Объятия. Звон бокалов.

– Ленокс! Мне нужно с тобой кое-что обсудить, но сперва шампанское. А вот и Кетнес. Сногсшибательно выглядишь! И где ты только умудряешься отыскивать такие платья? Малькольм, заместитель комиссара! Ну и должность, устанешь выговаривать. Можно я вас буду называть комиссаром? Никому не говорите, но иногда я прошу Макбета называть меня директором, просто чтобы услышать, как это звучит.

С большинством из них Леди была едва знакома, однако ей удалось убедить их, будто они знают друг дружку целую вечность. Она смотрела им в душу, понимала, какими они хотят казаться со стороны, у ее чувствительности имелись и достоинства. Благодаря ей Леди быстро преодолевала преграды и достигала цели. Возможно, именно ее простота открывала ей дорогу к человеческим сердцам. Иногда она делилась с окружающими подробностями собственной жизни – на первый взгляд довольно личными, пробуждая такое же желание в своих собеседниках, вознаграждая их за откровенность тихим заговорщическим смехом и словно призывая поделиться с ней более серьезными секретами. Вряд ли кто-то в этом городе знал больше о его обитателях, чем хозяйка сегодняшнего вечера.

– Комиссар Дункан!

– Леди! Прошу прощения за опоздание.

– Какие пустяки! Положение обязывает вас опаздывать. Зачем нам комиссар, который будет всюду приходить вовремя? Лично я всегда стараюсь являться последней, чтобы никто не сомневался, кто тут звезда.

Дункан приглушенно рассмеялся, и Леди дотронулась до его руки:

– Вы смеетесь, поэтому будем считать, что вечер удался, но, дорогой мой комиссар, вы еще не попробовали нашего изумительного шампанского. Неужели ваши телохранители…

– Нет-нет, они сегодня ночью на работе.

– Всю ночь?

– Когда угрожаешь Гекате, лучше даже во сне держать один глаз открытым. У меня же открыты два.

– Кстати, про сон. Телохранителей мы, по их собственной просьбе, разместим в номере рядом с вашим люксом – между этими номерами есть дверь. Ключи у администратора. Но тогда я настаиваю, чтобы ваши стражи попробовали хотя бы лимонада – мы готовим его прямо здесь из лучшей питьевой воды в городе.

Она махнула рукой, и рядом тотчас же вырос официант с подносом в руках. На подносе стояли два бокала.

– Мы… – кашлянул один из телохранителей.

– Отказ я посчитаю личным оскорблением, – перебила его Леди.

Телохранители переглянулись с Дунканом, а потом взяли бокалы, осушили их и вернули на поднос.

– С вашей стороны, мэм, было очень любезно согласиться на этот праздник, – сказал Дункан.

– О чем речь! Ведь благодаря вам мой супруг теперь стоит во главе Отдела по борьбе с организованной преступностью.

– Супруг? Я и не знал, что вы женаты.

Леди чуть склонила голову:

– Разве вы, комиссар, придаете какое-то значение таким пустякам?

– Если вы о правилах, то, пожалуй, придаю. Этого требует от меня моя работа. Впрочем, думаю, что и ваша тоже.

– Бывает, что казино процветает, а бывает, что его ждет банкротство, и при этом каждому ясно, что правила существуют, а исключений нет.

– Вынужден признаться, мэм, что прежде никогда не бывал в казино. Знаю, что вам сейчас и так есть чем заняться, однако, возможно, вы найдете минутку и покажете мне свои владения?

– С великой радостью, – и Леди с улыбкой взяла его под руку, – пошли.

Она провела Дункана вверх, на галерею. Если глубокий вырез ее платья и пленял его, то комиссар тщательно это скрывал.

Они остановились у перил. Игроков сегодня пришло мало. Четверо собрались возле большой рулетки, за столами для блек-джека никого не было, и еще четверо играли в покер.

Остальные гости собрались возле бара, который был в их полном распоряжении. Макбет стоял возле Малькольма и Ленокса, с трудом притворяясь, будто слушает, и барабаня пальцами по стакану с водой.

– Двенадцать лет назад, когда железнодорожное управление покинуло это здание, тут была сырая и полуразрушенная развалюха. Как вам известно, в этой губернии вы единственный не запрещаете игорный бизнес.

– Это заслуга комиссара Кеннета.

– Царствие ему небесное, грешнику. Видите, вон там у нас две маленькие рулетки и одна большая. Они сконструированы по тому же принципу, что и в Монте-Карло. Игрокам видны ставки в симметричных ячейках со всех сторон от рулетки. Сам стол сделан из красного дерева, а инкрустирован розовым деревом и слоновой костью.

– Просто потрясающе, Леди. И как только вам это удалось!

– Спасибо, комиссар, но, признаюсь, обошлось мне все это недешево.

– Могу себе представить. Иногда остается только задаваться вопросом, что же на самом деле движет нами, людьми.

– И что же движет вами? Поделитесь!

– Мной? – Дункан на миг задумался. – Надежда на то, что жить в этом городе будет приятно.

– А на самом деле? Какие мотивы кроются за внешними причинами, о которых мы так легко рассказываем? Что движет вашим эгоизмом? Какова темная сторона ваших мотивов, о чем вы шепчете по ночам и что именно мерещится вам, когда официальные речи уже сказаны?

– Непростые вопросы вы задаете, Леди.

– Вопрос здесь один-единственный, дорогой мой комиссар.

– Может, и так. – Дункан поежился. – Видимо, сильные мотивы мне не нужны. Я из хорошей семьи, где, чтобы получить неплохое образование и сделать карьеру, не требуется бороться. Мне повезло с самого начала. Мой отец в открытую осуждал коррупцию и боролся с ней, поэтому достиг он не очень многого. По-моему, я просто продолжаю его дело и учусь на его ошибках. Политика – это искусство, и порой, чтобы бороться со злом, приходится прибегать к злу. Я поступаю так, как должен, и, хотя журналисты выставляют меня святым, крыльев у меня нет, мэм.

– Бывает, что святых канонизируют, но, помимо этого, живется им не особенно весело. Поэтому я целиком и полностью поддерживаю вашу политику, комиссар. Я и сама всегда жила по похожим правилам.

– Понимаю. О вашей жизни мне почти ничего неизвестно, однако я догадываюсь, что ваш путь был сложнее моего.

Леди рассмеялась:

– Вы наверняка отыщете меня в самом большом отделе вашей картотеки, комиссар. Несколько лет я жила за счет древнейшей в этом мире профессии, это ни для кого не секрет. Но прошлое имеется у каждого из нас, и, как вы сами сказали, каждый из нас поступает так, как должен. Вы играете? Сегодня вечером приглашаю вас сыграть за счет казино!

– Благодарю за щедрость, Леди, но это противоречит нашим правилам.

– Даже как частное лицо?

– Когда становишься комиссаром, перестаешь быть частным лицом. К тому же, мэм, я не играю. Предпочитаю не полагаться на волю случая, а трудом зарабатывать вознаграждение.

– Однако сейчас вы здесь именно благодаря случаю – ведь именно он позаботился о том, чтобы вы еще при рождении получили самые выгодные карты.

Дункан улыбнулся:

– Я сказал – предпочитаю. Жизнь – это игра, в которой ты либо играешь теми картами, которые тебе достались, либо пасуешь.

– Позволите сказать кое-что, комиссар? А почему вы улыбаетесь?

– Потому что вы спрашиваете. Вы же в любом случае скажете то, что хотите.

– Я просто хотела сказать, что, по-моему, вы, дорогой мой Дункан, потрясающий человек. Вы настоящий мужчина, и я уважаю как вас, так и ваши взгляды. И во многом за то, что у вас хватило смелости сделать Макбета, темную лошадку, начальником отдела.

– Благодарю, мэм. Но Макбет получил вполне по заслугам.

– Его назначение – это часть вашей программы по борьбе с коррупцией?

– Коррупция – жучок-древоточец. Порой, чтобы избавиться от него, приходится снести весь дом. И построить новый, из свежей древесины. Из таких, как Макбет. Он не был частью этого дома, поэтому остался не испорченным.

– В отличие от Кавдора.

– Да, мэм. В отличие от Кавдора.

– Мне известно, что избавиться от гнили нелегко. Я и сама прикормила как-то двух нечистых на руку крупье, – склонившись над перилами, Леди махнула рукой в сторону рулетки, – и тем не менее я плакала, когда их уволила. Желать богатства и денег – человеческая слабость, которой все мы подвластны. А я оказалась чересчур мягкосердечной – надо было взять и раздавить этих жучков, а я выпустила их на волю. И как же они отблагодарили меня? Они украли мои идеи, то, чему я сама их научила, деньги, которые они наверняка украли у меня же, чтобы открыть сомнительное заведение. Оно портит репутацию всего игорного бизнеса и отнимает хлеб у нас, открывших это развлечение для жителей этого города. Если жучков-древоточцев просто прогнать, то они вернутся. Нет, комиссар, я поступила бы так же, как вы.

– О чем это вы, мэм?

– О Кавдоре.

– Он помогал Свенону, а подобное недопустимо.

– Но вы потрудились на славу. Все, что у вас имелось против Кавдора, – это показания одного из байкеров, а даже самые тупые судьи и присяжные поняли бы, что такой свидетель ради собственного спасения наболтает чего угодно. Так что Кавдор мог выйти сухим из воды.

– У нас против него и еще кое-что имелось, мэм.

– И все же для приговора этого могло оказаться недостаточно. Кавдор, как жучок-древоточец, мог вернуться обратно. Кроме того, подобная шумиха так быстро не стихает. Началась бы настоящая буря, и кое-кто предстал бы далеко не в лучшем свете. Очень не вовремя, особенно учитывая, что полиции сейчас, как никогда, необходима поддержка граждан. Я целиком и полностью на вашей стороне, комиссар. Нет, таким мразям надо с ходу сворачивать шею – и весь разговор.

Дункан улыбнулся:

– Здесь я возражать не стану, но надеюсь, мэм, вы не думаете, будто я имею отношение к безвременной кончине Кавдора.

– Да упаси меня бог! – Леди дотронулась до его руки. – Я о том, что, как говорит Банко, шкуру с кошки можно содрать разными способами.

– Например?

– Ну-у… Например, позвонить и сказать, что судный час настал, что доказательства неопровержимы и что группа захвата уже выехала. Что вскоре весь город станет свидетелем его бесчестья, а самого его поставят к позорному столбу и лишат всех привилегий. И что в запасе у него лишь несколько минут.

Дункан смотрел вниз, на игроков в покер.

– Будь у меня бинокль, – проговорил он, – я бы увидел их карты.

– Запросто.

– А у вас, мэм, откуда такой бинокль? Врожденный дар?

Леди рассмеялась:

– Нет, приобрела с опытом. И он недешево мне обошелся.

– Я никому об этом не говорил, но… Кавдор служил в полиции много лет и, подобно большинству из нас, не был ни злодеем, ни святым. Возможно, стоило позволить ему самому выбрать путь – он или его семья заслужили это.

– Значит, – сказала Леди, – вы благороднее меня, комиссар. Я бы поступила так же, но из эгоизма. Ваше здоровье!

Они подняли бокалы и чокнулись.

– Кстати, о бинокле. – Леди кивнула в сторону бара. – Вижу, старший инспектор Дуфф и юная Кетнес – больше чем просто коллеги.

– Вот как? – удивился Дункан. – Но они даже стоят с разных сторон от бара.

– Вот именно. Держатся подальше друг от друга. И тем не менее постоянно выискивают друг дружку глазами.

– От вашего взгляда ничто не укроется, мэм.

– Верно. И когда я спросила про скрытые мотивы, я коечто почувствовала.

Дункан расхохотался:

– Вы и скрытые мотивы способны разглядеть?

– Способность видеть то, что скрыто, я получила по наследству от матери. Бывает, по ночам я хожу во сне, и еще ни разу не ушиблась.

– Порой даже самые достойные поступки совершаются из эгоизма, однако, как мне кажется, цель оправдывает мотивы.

– Значит, вам хочется такой же памятник, как поставил себе Кеннет? Или вы жаждете народной любви, которой Кеннет так и не дождался?

Дункан пристально посмотрел на нее, потом обернулся и, удостоверившись, что телохранители их не слышат, осушил бокал и кашлянул.

– Мэм, мне нужен лишь душевный покой. Удовлетворение от выполненного долга. Служить делу моих предков. Я знаю, что звучит это все ужасно, поэтому окажите мне любезность и никому не говорите.

Леди вздохнула, отступила от перил и широко улыбнулась:

– Но что это я такое затеяла? У нас праздник, а я допрос устроила! Может, пора вернуться ко всем остальным? А еще я собиралась спуститься в подвал и отыскать там особую бутылку, которая дожидалась именно такого повода!

Терпеливо выслушав долгие рассуждения Малькольма о новых налоговых вычетах, которые появятся благодаря готовящемуся закону о налогах, Дуфф покинул собеседников и направился к бару, чтобы вознаградить себя порцией виски.

– Как дела? – услышал он вдруг позади. – Хорошо отдохнул с семьей?

– Да, отлично, спасибо, – бросил он, не оборачиваясь. Указав бармену на бутыль, Дуфф жестом дал понять, что хочет двойной виски.

– А сегодня ночью, – спросила Кетнес, – опять заночуешь в… отеле?

Зашифрованное название ее постели. Однако по голосу Кетнес Дуфф понимал, что она спрашивает не про одну ночь. Что ей хочется, чтобы он повторил то, что говорил неоднократно, убедил ее в том, что к ней и только к ней тянет его, а вовсе не в Файф, к семье. Но что семью так быстро не бросают, что сперва небходимо уладить целую кучу проблем. Ведь Кетнес прекрасно его изучила – почему же в таком случае она до сих пор сомневается? Возможно, именно недоумение заставило его с определенной долей упрямства ответить, что ему предложили заночевать здесь, в отеле при казино.

– А тебе самому этого хочется? Остаться здесь?

Дуфф вздохнул. Чего им только надо, этим женщинам? Неужели каждая только и ждет, как захватить его в плен, привязать к кровати и беспрепятственно пользоваться его бумажником и членом, чтобы дети и муки совести окончательно задушили его?

– Нет, – ответил он, взглянув на Макбета. Для виновника торжества он выглядел чересчур удрученным и растерянным. Неужели мысли об ответственности навсегда убили в нем веселого и беззаботного парня? Ну что ж, теперь уже назад не повернуть – ни Макбету, ни ему самому.

– Поезжай первая, а я немного выжду и поеду следом.

Он спиной чувствовал, как она колеблется, а потом поймал в зеркале за штабелем бутылок ее взгляд. Заметил, что Кетнес хочет дотронуться до него, и предостерегающе посмотрел на нее. Она опустила руку, отвернулась и зашагала прочь. Господи…

Дуфф залпом проглотил виски, а потом поднялся и направился к Макбету. Пора поздравить его по-человечески. Однако в ту же секунду на полпути между ними возник Дункан, многие бросились к нему, и Макбет исчез из поля зрения. А когда Дуфф вновь отыскал его, тот уже направлялся к выходу, следом за Леди.

Макбет нагнал Леди, когда она отпирала дверь в винный погреб.

– Я не могу, – сказал он.

– Чего именно?

– Не могу убить комиссара.

Она вгляделась в его лицо, а затем схватила за лацкан, втащила в погреб и закрыла дверь.

– Макбет, ты же не предашь меня прямо сейчас. Дункана с телохранителями уже поселили. Все готово. Ключ у тебя?

Вытащив из кармана ключ, Макбет протянул его Леди:

– Возьми. Я не могу.

– Не можешь или не хочешь?

– И то и другое. Я не хочу, потому что не способен на подобное злодеяние. Это неправильно! Дункан – хороший комиссар, и лучше его мне не стать. Тогда в чем смысл, кроме как тешить мое честолюбие?

– Наше честолюбие! Потому что в мире существуют голод, холод, страх и вожделение, а еще честолюбие, а кроме них нет ничего, Макбет! Потому что честь – это ключ к уважению. А это – ключ от номера, и ты им воспользуешься! – Леди по-прежнему держала его за лацкан, а ее губы оказались так близко, что Макбет чувствовал запах ее гнева.

– Любимая… – начал он.

– Нет! Если тебе кажется, будто Дункан святой, то знай: он убил Кавдора, чтобы спасти самого себя! Останься Кавдор в живых, он много чего порассказал бы о Дункане!

– Не может быть!

– А ты спроси его сам.

– Ты говоришь это, просто чтобы…

– Чтобы укрепить твой дух, – сказала Леди. Она выпустила из рук лацкан его смокинга и прижала ладонь к груди Макбета, туда, где билось его сердце. – Думай о том, что обезвреживаешь убийцу. Как того байкера. И все пройдет хорошо.

– Я не хочу никого обезвреживать.

– Ты считаешь это безнравственным? Тогда вспомни, что сегодня ночью ты дал мне обещание, Макбет, и обязан его сдержать. Когда ты убил Эрнеста Коллума, я посчитала тебя храбрецом. Неужели твоя храбрость – это на самом деле просто безответственность, потому что тогда на кону была не твоя собственная жизнь, а жизнь Джека, моего крупье? А сейчас, когда тебе самому нужно рисковать, ты бежишь, словно напуганная гиена!

Несмотря на всю свою несправедливость, ее обвинения попали в цель.

– Это неправда, ты и сама прекрасно понимаешь! – в отчаянии возразил он.

– Тогда почему же ты не можешь сдержать обещание, Макбет?

Он сглотнул, не в силах подобрать слова.

– Я… А ты сама всегда держишь обещания?

– Я? Я?! – Она горько рассмеялась. – Я пожертвовала собственным ребенком, чтобы сдержать обещание, данное самой себе. Неужели я могу отречься от слова, которое дала тебе?