Текст книги "Служба ширванца 1726–1909 г. Исторический очерк 84-го пехотного Ширванского Его Императорского Величества полка"

1849–1853 г.

В 1849 году графцы участвуют в осаде Чоха, а после роспуска отряда, 2-й и 3-й баталионы принимают участие в жарком бою при отражении Шамили, пытавшегося вторгнуться в Казикумыхское ханство.

1850-й год прошел для полка спокойно; баталионы занимались разработкой дорог. В этом году, 25-го июня полку были пожалованы «Александровские ленты на знамена за 150-летнюю беспорочную службу».

В 1851 году два наших баталиона, под личным начальством князя Аргутинского, много способствовали поражению Хаджи-Мурата, пытавшегося возмутить Кайтаг и Табасарань.

1852-й год был вновь богат военными действиями. Нам он памятен кровавым штурмом аула Шеляги; там засел с мюридами Бук-Магомед, которому Шамиль поручил взбунтовать окрестных жителей. Шелягинское дело единственное, пожалуй, по тому впечатлению, которое оно произвело на горские племена; и главную роль в нем сыграли бесспорно графцы.

Селение Шеляги было сильно укреплено со всех сторон завалами в несколько ярусов, а с фронта имело высокую каменную гору, ниспадавшую к дороге террасами, на которых также были устроены завалы. Сакли очень крепкого устройтва, с толстыми крышами, мало поддавались действию артиллерийского огня. Аул был взят приступом тремя нашими баталионами и одним Самурским, под начальством генерала Суслова.

Штурм начался в десять часов утра 18-го января и кончился в 9 часов утра другого дня. Пули, камни, бревна, сыпавшиеся градом, не остановили штурмующих и, менее чем в полчаса, первый баталион овладел горой, командующей селением. Четвертый баталион и баталион самурцев с барабанным боем пошли с фронта; несмотря на все преграды они быстро очутились под стенами аула и стали разбирать заваленные входы. Много наших тут сложили свои головы; остальным пришлось штурмовать саклю за саклей; каждая из них представляла крепостцу с бойницами, отчаянно защищаемую 10-ю-20-ю мюридами которые поклялись умереть, но не сдаваться. Было взято около 60 сакель, когда баталионы потерпели уже большой урон в людях: оставалось еще незанятых саклей до 60. Приказано было здания поджигать и штурмовать только те, которые огню не поддавались.

Почти все сподвижники Бук-Магомеда и большая часть жителей погибли в том страшном побоище, длившемся сутки. Сам Бук-Магомед, с нескольками приверженцами заперся в отдельной сакле. Нашего полка поручик Абазов, с двенадцатью охотниками, вызвался взять его. Раненый, окруженный нашими солдатами и пламенем горевшего здания он защищался отчаянно. С большим трудом удалось Абазову вырвать из его рук кинжал.

Селение Шеляги обращено в груду камней. Такова участь почти всех аулов, взятых нами штурмом. Кавказские, как и все восточные народы, понимали только силу, суровую, разрушитольную.

В наших руках осталось много добычи; между прочим шесть значков, взятых с боя, и почетная секира Бук-Магомеда, дарованная ему Шамилем. Потери наши были очень чувствительны: у графцов только в 1-м и 4-м баталионах было ранено 10 офицеров, среди них командир полка; контужено 6; нижних чинов – убито 60, ранено 160. Всего же в отряде выбыло из строя 500 нижних чинов.

4-го февраля полк возвратился в штаб-квартиру Кусары.

Знаменитый переход через Кавказский хребет в сентябре 1853 года

В конце августа 1853 года Шамиль вторгнулся на Лезгинскую линию и осадил небольшое укрепление Мессельдигер. Войск на линии было немного, так как свободные части стягивались к турецкой границе, и спасти Мессельдигер мог только Аргутинский со своим Дагестанским отрядом. Но Аргутинский был далеко – он стоял с отрядом на высотах Турчи-дага; кроме того, его отделял от Мессельдигера грозный Кавказский хребет.

Это не остановило Аргутинского. Чтобы поспеть как можно скорее на помощь, он избрал кратчайший, но вместе с тем и самый трудный путь через перевал Гутур-даг. В отряде князя Аргутинского находились 1-й, 2-й, 3-й и 4-й баталионы нашего полка. 28-го Августа баталионы выступили в поход. Семь дней пришлось употребить на то, чтобы перебраться через боковые отроги и достигнуть наконец подошвы Гутур-дага. Предстояло самое трудное – перевалить через хребет…

Ф. Рубо. Переход князя Аргутинского-Долгорукова через Кавказский хребет.

Двадцать четыре часа войска двигались по тропинкам, почти непроходимым, покрытым снегом и льдом; а там пришлось прокладывать дорогу самим. По обе стороны зияли пропасти… Метель и вьюга увеличивали трудность подъема… Шаг за шагом, изнемогая под тяжелой ношей и, несмотря на сильную стужу, обливаясь потом, поднимались ширванцы уже без привала и отдыха.

Только беззаветная преданность долгу перед царем и родиной и чисто сыновняя привязанность к своему полководцу, давали силы преодолевать эти, казалось, недосягаемые крутизны. Тяжело дышала грудь солдата под тяжелой ношей, но ширванцы бодро шли вперед. На последний подъем Аргутннский не мог уже ехать верхом; тогда солдаты связали несколько ружей, наложили на них шинели и на этом сиденьи, на своих плечах, понесли любимого вождя.

– Был уже поздний вечер, когда графцы достигли наконец вершины Гутур-дага и остановились на высоте 14000 футов (4 версты). Редкий воздух затруднял дыхание, мороз усиливался, ветер крепчал. Спускаться вниз по узкому карнизу, в темную ночь было крайне опасно, и пришлось ночевать на вершине… Положение было в высшей степени опасное: стоило только прилечь и вздремнуть, чтобы заснуть вечным сном. Поэтому людям не позволяли даже садиться; приказано было бегать, играть, плясать, петь песни. И до утра, голодные, утомленные ширванцы и бегали, и плясали, и веселая русская песня среди вековечных снегов Кавказа не умолкала до рассвета. Не смотря на принятые предосторожности, многие пообморозились, а иных закопали в снегах Гутур-дага.

Наместник на Кавказе Светлейший князь М.С. Воронцов.

Спуск по крутому острому гребню представлял также большие затруднения: тропа буквально ныряла по крутым выступам; в иных местах орудия с ящиками и вьюками нужно было переносить на руках. Тем не менее, несмотря на страшное утомление войск, Аргутннский спешил соединиться с Лезгинским отрядом, чтобы немедленно атаковать горцов. Шамиль, узнав про движение Аргутинского, бежал со своими скопищами к Джормуту.

Наместник князь Воронцов, достойно оценил поход Дагестанского отряда, назвав его в приказе по войскам «историческим и беспримерным». Солдаты тогда же сложили про него песню:

 
Не орел под облаками
В непогодушку летал;
То летал перед графцами
Аргутинский генерал.
 
 
И поздравив нас с походом,
Отдал нам такой приказ:
Завтра с солнечным восходом
Подниматься на Шат-даг…
 
 
Справа дьявольские кручи,
Слева скалы до небес.
Перед носом ходят тучи.
За ноги хватает бес.
 
 
Верх Кавказа был ночлегом,
С неба сделали шатер;
А в котлах крупа со снегом,
Под котлами самодер…
 

Кнмяь Аргутинский-Долгоруков, один на видных Кавказских деятелей, подобно Ермолову, оценил и полюбил «славных и отчаянных графцев», как он их называл. Ширванцы, в свою очередь, отвечали ему самой теплой сыновней привязанностью.

Всякое выступление в поход с Аргутинским было для них праздником. «Этот – и солдатскую шкуру бережет», – говорили они про Аргутинского. В образе жизни это был суровый человек, не заботившийся о себе; его обыкновенное ложе в походе состояло из бурки и подушки от седла, – даже в только что описанную ужасную ночь на вершине Кутур-дага. Обыкновенно Аргутинский никогда не говорил, куда идем, зачем идем: подъем, сбор и марш вперед. Так что между солдатами вошло в поговорку: «Куда идем, про то трубка Аргутинского знает». Да они и не старались узнать; они верили в своего вождя и знали, что путь, избранный Аргутинским, всегда ведет к славе.

Нерсисян. Портрет Князя Аргутинского-Долгорукова.

Память о нем живет среди ширванцев, как об одном из славных вождой, благороднейшем и честнейшем человеке.

В гор. Шуре ему воздвигнут памятник: он представлен во весь рост, с неизменной буркой на плечах, стоящим на скале.

Битва при Башкадыкляре

В сентябре 1853 года, по освобождении Мессельдигера, все четыре баталиона графцев были отпущены в штаб-квартиру, куда и прибыли 24-го сентября.

В это время вспыхнула война с турками, и первые два баталиона нашего полка назначены были в состав действующего корпуса. 1-го ноября баталионы прибыли в город Александрополь, где формировался корпус, а 18-го были двинуты против турок, расположившихся за рекой Башкадыкляре. На другой же день, 19-го ноября, произошла встреча с противником и разыгрались знаменитая битва, где 10 тысяч русских разбили 36-ти тысячную турецкую армию.

Ширванцы вместе с баталионом куринцев и баталионом стрелков, составляли первую линию и должны были атаковать деревню Огузлы.

В решительную минуту, когда турки, наступая с фронта, стали в то же время обходить наш левый фланг, генерал Бриммер скомандовал: «Орудия в передки! знамена вперед! Ура!» Только этого призыва и ждали закаленные в боях баталионы: раздалось грозное «ура!», и они двинулись против наступающих турок. Баталионам этим кричали вслед: «Ну, воронцовцы[6]6
  Так звали куринцев.


[Закрыть], ну графцы посмотрим, кто кого перещеголяет!» Турки не выдержали стремительного удара. Баталионы быстро перешли находившийся на их пути глубокий овраг и, на плечах бегущих турок, ворвались в деревню Огузлы. Такой же успех был одержан и на нашем левом фланге, где дрались баталионы Эриванского и Грузинского полков. Сражение начавшееся в 8 часов утра, кончилось в 2½ часа дня; турки бежали, оставив нам в добычу 1 знамя, 24 пушки, 13 зарядных ящиков и 2 лагеря. Ширванцы в этой битве потеряли: убитыми – 36 нижних чинов; ранеными: 3-х офицеров (все трое умерли от ран) и 102 нижних чина.

Последующие годы полк проводит в Дагестане в беспрерывных стычках с горцами и постоянных передвижениях.

И так вплоть до 1859 года.

В 1856 году 20-го января по случаю кончины фельдмаршала князя Паскевича, полку повелено именоваться пехотным Ширванским полком.

Нельзя не отметить молодецкого Шентерикского дела, бывшего 30 июля 1857 года близ селения Оглы, в северном Дагестане. В нем участвовали наши 2-я и 3-я роты под начальством майора Зафиропуло.

После семичасовой перестрелки и штыковой схватки с значительно превосходящим в числе противником, у нас выбыло из строя ранеными семь и контуженными десять человек, тогда как горцы оставили в поле 250 трупов, 80 пленных и огромную баранту. Вот как описывает некоторые моменты этого славного боя командир 2-й роты капитан Ловенецкий.

«В тот момент, когда 3-я рота была окружена толпою отчаянных мюридов, майор Зафиропуло, находясь в голове колонны, был отрезан от роты; несколько выстрелов сделано по нем и занесено несколько кинжалов; но судьба берегла его: рядовой 3-й роты Дмитриев бросился к любимому начальнику, выстрелом положил одного из горцев и, заслонив майора своею грудью, вызвал на бой мюридов. Один из удальцов налетел на него, но был в мгновение ока заколот; тогда Дмитриев, с криком «держись» и обернув ружье прикладом, начал сыпать удары направо и налево. Многочисленность врагов не пугала храбреца: он долго защищался и нападал, пока не упал, обессиленный от двух ран, нанесенных ему кинжалами в плечо и живот. Дмитриев был произведен в унтер-офицеры и получил Георгиевский крест.

2-й роты рядовой Горященко, выйдя из первых, с командиром роты князем Вачнадзе на высоту подъема, выстрелом положил одного горца и, мужественно бросившись вперед, примером своим увлек за собой товарищей. Заколов двоих из пеших горцев, он ласково поглаживал свой штык, приговаривая: «не нужно чистить, бусурманскяя кровь смыла ржавчину с голубчика».

Занимательнее же всего рассказ рядового Дудникова, как он попал под мюрида. «Видно линия такая вышла, – говорил он. «На меня бросилось двое; на бритой голове одного я разрядил свое ружье и только хотел пощекотать другого, да труслив верно был: увернулся бестия и бух на колени; я думал пардону просит, а он хвать меня за ноги, да под собя, и норовит вынуть кинжал… Да и я не промах: схватил его за руки, да и держу; наших поблизости никого во было; ну, думаю себе, пропал я, а он, детина здоровый, уже совсем было дошел меня, да благо подвернулся тут Александр Михайлович… Как даст ему штыком под ребра, так бритоголовый только крикнул «Алла!» да и выпучил на меня свои зенки».

«По окончании дела приятно было видеть наших солдат, когда они, забирая пленных, подавали раненым воду и перевязывали их раны.

В числе их находился почти ребенок, мальчик лет 14-ти, красавец собою; к нему подошел рядовой Кисленко и, подавая ему сумки, с найденными в них яблоками, грушами и чуреками, спросил его: «Не твои ли голубчик? на возьми, да помяни своих покойников-то!»

Штурм Гуниба

Наступил для Шамиля 1859 г. и одним ударом положен конец почти четвертьвековой борьбе его с русскими. Шамиль со своим семейством и приближенными укрылся на горе Гуниб. Туда с разных сторон направились наши Дагестанский, Чеченский и Лезгинский отряды. Из них в состав Дагестанского отряда генерала барона Врангеля вошли 1-й, 2-й, 3-й и 4-й баталионы Ширванского полка с командиром – полковником Кононовнчом. Отряд этот переправшись у Согрытло через Андийское-койсу, двинулся к Гунибу.

Гора Гуниб стоит совершенно особняком среди других гор Дагестана; верхняя часть ее имеет вид ложки, узким концом обращенной на восток, к реке Кара-койсу. Скаты Гуниба обрывисты; самая доступная сторона его та, что обращена к реке; но за то эта сторона была укреплена двумя оборонительными стенами и завалами в несколько рядов, и тут же находилась батарея Шамиля в три орудия; этот скат защищался четырьмя стами мюридов – это были почти все наличные силы его.

Т. Горшельт Штурм аула Гуниб 25 августа 1839 г.

В штурме Гуниба принимали участие, главным образом, полки 21-й пехотной дивизии; при чем наибольшая слава выпала на долю нашего и Апшеронского полков. Из Ширванского полка 1-й и 2-й баталионы штурмуют восточную, а 3-й. и 4-й северо-восточную сторону Гуниба.

В ночь с 24-го на 25-е августа, командир 2-го баталиона майор Штанге, находясь с вечера с баталионом в цепи, заметил в неприятельских завалах какую-то суматоху, Зная, что в эту ночь должны были проникнуть на Гуниб охотники Апшеронского полка и предполагая, что они уже взобрались туда, он крикнул: «Ура! на Гуниб, братцы!» Стремительно кинулись ширванцы на приступ. Горцы, как стая испуганных воробьев, поднялись из-за стены и завалов, бросились бежать вверх и тем открыли себя нашим выстрелам. В минуту, наши были под стеной, но бойницы были слишком высоко, и солдатам пришлось становиться друг другу на плечи, чтобы занять их начали ломать ворота. В это время горцы, столкнули с батареи горное орудие с лафетом, которое пролетело над головами штурмующих. Ворота не подавались; поэтому прапорщик Корганов и с ним несколько солдат были пересажены через стену. Быстро они разобрали дрова и камни, заграждавшие ворота, так что солдаты могли протискиваться туда ползком поодиночке. Едва перелезло 100 человек, командир баталиона майор Штанге повел их по пятам отступающего противника, чтобы не дать ему запереть вторые ворота. Многие горцы, утомленные быстрым бегом, садились у тропинки и надевали папахи на ружья, в знак покорности. У вторых ворот, которых горцы не успели запереть, подтянулись остальные люди и дружным залпом, а потом штыковым ударом загнали, поджидавшего нас за воротами противника в лес. 8-я рота заняла опушку, а пятая побежала в обход леса, чтобы отрезать партию горцев от аула, лежавшего в глубине Гуниба.

Партия мюридов человек в сто прорвалась из лесу сквозь цепь 8-й роты и бросилась к воротам; им загородили дорогу унтер-офицер с 10 рядовыми. По трупам этих храбрецов партия прошла за ворота и, лицом к лицу, на горной тропинке, столкнулась с 1-м баталионом, спешившим на помощь 2-му; большая часть ее легла в рукопашной схватке, остальные сдались в плен. 1-й батальон потерял 18 человек убитыми и ранеными.

Небольшая шайка, человек в 20 укрылась в пещере, на русле реки. Деньщик майора Штанге с его конвойными бросились за ними и окружили пещеру. К ним присоединились еще несколько, в одиночку шедших, людей и вся эта толпа, предводительствуемая и воодушевляемая деньщиком Григорием Шептуновым, бросилась на штурм пещеры. Бой был лютый. Мюриды все легли на месте, но и нашим, молодцам досталось; сам Шептунов получил две раны шашкой по голове с разрубом черепа, удар кинжалом по левой руке, после чего он не владел пальцами, и пулю в правый бок, которая, пройдя брюшную полость, раздробила левую берцовую кость. За то и награда на его выдающуюся храбрость была велика: он. получил Георгиевский крест 4-й степени.

Следующий пример показывает, с какими отчаянными людьми нам, приходилось иметь дела. Один мюрид, имея в себе два штыка, один в груди, другой в животе, успел схватиться за ружье, которое было в груди, и, вдвинуть его глубже в себя, чтобы достать своего противника кинжалом, и нанес ему два удара по голове около челюстей с такою силой, что брызнули мозги…

3-й и 4-й баталионы поднялись правее 2-го и прямо двинулись к аулу Гуниб: там Шамиль нашел свое последнее убежище. На долю этих двух баталионов и особенно 3-го выпало преодолеть невероятные трудности при подъеме: под градом пуль и камней, сыпавшихся из-за завалов, им приходилось взбираться чуть не по отвесным скалам. Командир 10-й роты капитан фон-Гольдман в своих записках говорит, что, когда он, уже на рассвете оглянулся на пройденный за ночь путь, у него впервые в жизни закружилась голова.

Ф. Рубо Взятие аула Гуниб и пленение Шамиля.

Шамиль, окруженный со всех сторон, видя что всякое сопротивление бесполезно, вышел из аула и сдался главнокомандующему князю Барятинскому.

За штурм Гуниба командир 2-го баталиона майор Штанге награжден орденом св. Георгия 4-й степени, а 3-му и 4-му баталионам пожалованы Георгиевские знамена с надписью «За штурм Гуниб-дага 25-го Августа 1859 года».

Тропа, по которой подымались ширванцы, отмечена надписью на камне, и до сих пор составляет историческую достопримечательность. Скромный памятник из белого камня сторожит братскую могилу павших при штурме наших братьев.

Окончилось завоевание восточного Кавказа и ширванцы, с высоты Гуниба, с гордостью могли оглянуться на пройденный шестидесятилетний путь. Положив прочное начало завоеванию Кавказа разбитием лезгин при реке Иоре 7-го ноября 1800 года, они окончили его взятием Гуниба. И без преувеличения можно сказать, что нет на Кавказе пяди земли, на которую не ступала бы нога ширванца, и которую он не обагрил своею кровью.

Россия не забудет его заслуг.

Дочь полка

Во время штурма Гуниба, в той самой пещере, куда скрылась последняя партия мюридов, фельдфебель Гречко нашел покинутую кем-то маленькую девочку татарку. После боя ее принесли командиру полка. Окрещенная в православную веру именем Мария, девочка эта выросла в семье полковника Кононовича и стала дочерью полка. По особому ходатайству она получила фамилию Кононович-Ширванская.

Дочь нашего полка вышла замуж за казачьего офицера, хорунжего Лещинского (теперь он генерал-майор), но и до сих пор она не порывает связи с родным полком, заменившим ей семью. В 1899 году, во время лагерного сбора под гор. Пятигорском, она присутствовала на нашем полковом празднике.

При освящении Георгиевских знамен, пожалованных нам за взятие Гуниба, командир горной № 6 батареи подполковник Домонтович поднес полку стихи-приветствие. Эти стихи были положены на музыку в 1888 году поручиком нашего полка Поговским и, с тех пор, составляют наш полковой гимн. Несколько лет тому назад мы имели счастие поднести его нашему Августейшему Шефу.

 
Приветствуем с благоговеньем
Трофеи славы боевой,
С их царственным благословеньем
За штурм, за подвиг громовой!
 
 
О, полк блистательный, не даром
Награда царская тебе:
Шамиль в плену! одним ударом
Ты положил конец борьбе.
 
 
Развейтесь над полком с любовью,
Добытые ширванской кровью,
Геройством, мужеством полка,
На славном штурме знамена.
 
 
Была пора, на штурм кровавый
Стекалися полки Царя;
Их вел Наместник величавый,
Отвагой всех животворя.
 
 
В Чечне и Салатау грянул
Победный непрерывный гром;
От Евдокимова отпрянул
Шамиль охваченный кругом.
 
 
Уж пал от громовой осады
Его Ведень, и час настал:
К Гунибу двинулись отряды
От Каспия и Закатал.
 
 
Уж враг от Сагрытло отброшен.
Сдались Улму-кале, Ириб;
Цвет лучший мюридизма скошен;
Но старец мощный не погиб.
 
 
С Гуниба он перуны мечет
И наш воинственный Кавказ
Ему с восторгом рукоплещет…
Грохочет он в последний раз.
 
 
С полуночи орел державный
Подымется под облака…
Заутра штурм. О, подвиг славный
Победоносного полка!
 
 
Раздайся наш привет священный,
Чтоб дрогнула Гуниб-гора.
Да здравствует благословенный
Ширванский полк! Ура! Ура!
 
 
Маститый полк, тебе и слава,
Твой труд и кровь не лились зря,
И впредь Ширванец будет свято
Служить, чтоб радовать Царя!
 
 
Прошла война, и все забыто,
Вся тяжесть жизни боевой;
Ширванец ждет призыва снова
Пустить свой штык могучий в бой!
 
 
Петром был создан полк Ширванский,
Его история громка.
Он службой верной и бесстрашной
Упрочил славу навсегда!