Текст книги "Оракул петербургский. Книга 1"

А где большевизм – там и предательство. Такое было суровое время. Правду сказать, до своего падения он был замечательным, добрым и отзывчивым парнем и у многих есть основания вспоминать его с грустью, имеющей, конечно, разные начала. Сергеев понимал, что никому не дано право судить другого, просто нужно выбирать свой путь, отметая опыт греха окружающих: "Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас" (1-е Иоанна 1: 8).

Различия родительских натур прорывались у наследника в главном: комсомольским активистом провинциальной школы будущий корифей науки явился в Ленинград – на нем был строгий китель с начищенными пуговицами, а глаза светились уверенностью покорителя Олимпа. Спесь быстро сбили утомительные занятия, многочисленные, не всегда успешные, зачетные и экзаменационные сессии.

Выплыть помогла все та же, нужная пролетарскому государству, звонкая комсомольская работа, талант к которой у него был потрясающий. Но именно жажда поддержки, солидарности и головокружительного успеха привела страстного партийца в порочный альков. Говорят, что взаимная конкордантность у гомосексуалистов намного выше, чем даже у масонов. "Они имеют одни мысли и передадут силу и власть свою зверю" (Откровение 17: 13).

Отдадим должное: особая телесная близость к патриарху и умение закрывать глаза на феномен партийной неподкупности явились причиной роста научной школы главаря кафедры, – как на дрожжах шло остепенение множественных соискателей с печатью откровенной бездарности. По сей день резонанс той бурной деятельности гремит в практическом здравоохранении голосами тех, кто давно промотал совесть, заплутал в аферах и казнокрадстве, – имя им легион!

Многие из них, запрыгнув на ходу не в свой вагон, пострадали от Божьей кары – у кого прогремели многократные инсульты, окончательно ослабив интеллект, у других пострадало благополучие мужей или детей, навалились другие несчастья. Последователь не лучших традиций Солона открыл дорогу в науку огромному количеству бездарностей, ибо они хорошо оплачивали героические усилия по защите пустяшных диссертаций. В том смешались природная доброта мученика и злая корысть мучителя: "Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа? Жало же смерти – грех; а сила греха – закон" (1-е Коринфянам 15: 55-56).

Сергеев пытался заглянуть в душу многим людям – в нем всегда трепыхалось социологическое любопытство. Почему-то хотелось разобраться в мотивах поступков достойных людей и подлецов. Контрасты открытий в таких наблюдениях были очевидными и поучительными – рождались забавные социологические символы в форме даже литературных гипербол.

Но здесь был особый случай – ему пришлось тесно соприкоснуться с гадюшником того храма науки, – он несколько лет проработал на той кафедре. Вырваться от туда удалось, только надавав всем по морде (безусловно, в переносном смысле) – спившемуся профессору, его верным лизоблюдам, ректору института, пытавшемуся черное выдавать за белое и рядить в тогу святых отъявленных мерзавцев.

Сергееву всегда было легко крушить интриганов, ибо он не преследовал шкурных целей, а руководствовался, скорее, научным патриотизмом, а потому спокойно и последовательно реализовывал методы аверсивной психотерапии. Он использовал профессионализм клинициста также органично и просто, как это делал, должно быть, нарколог Довженко, дисциплинируя своих алконавтов. Сергеев не питал зла к Василию Ивановичу, понимая, что тот всего лишь реализует свой звездный час, который дан ему только единожды, – в других местах его быстро раскусят и переломают кости.

Здесь же, на родной кафедре, где все уже загажено, запах дерьма не тревожит, ибо для таких, как Орел и компания, он собственный, родной, привычный. Только в такой сладкой атмосфере и можно было Васютке делать карьеру. Он, скорее всего, продвигался по следам своего благодетеля, используя практически тот же организационный вариант. Основательно вылизывая не одну ученую жопу, совсем не обязательно было подставлять свою под соблазны сексуальных девиантов. Хотя, кто знает, – техника азартного спортсмена-любителя может быть непредсказуемой.

Одно ясно, главная ставка была сделана на организацию собственной "футбольной команды", почти что клуба по интересам. В нее последовательно собиралось всякой твари по паре. Их объединяло одно – страстное желание занять то место под солнцем, которое, судя по справедливости, не должно было им принадлежать. Для того, чтобы прорваться в клан профессуры, прежде всего, у гроба учителя была произнесена такая прочувствованная речь, что братья по крови рвали на себе волосы, а некоторые были близки к самосожжению. Далее начинался откровенный заказной футбол.

Никогда не стоит забывать, что наука – это не спорт, не игра, а интеллектуальное откровение, построенное на индивидуальных восторгах людей, удовлетворяющих свое любопытство за счет государства. Именно так угодно Богу пестовать своих немногочисленных белых ворон, рассеянных его волею по свету.

В футболе же широко применяются иные методы: здесь действует пас в одно касание, обманный финт, игра в стенку, незатейливое жульничество и многое другое, никакого отношения не имеющее к чистой науке. "Всякий, делающий грех, делает и беззаконие; и грех есть беззаконие" (1-е Иоанна 3: 4).

Подобных футболеров, азартных спортсменов, проще говоря, интриганов, всегда было много по всей земле, их много и в России тоже. Когда такая братия прорывается в администраторы от науки, то можно смело заказывать свечи и заупокойную службу по научным святыням. Слишком разные, несоизмеримые установки, движут заурядными проходимцами и творцами истинной науки. Потому первые никак не могут командовать вторыми – они изгадят все сверху донизу. "Иисус же сказал им вторично: мир вам! Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас" (От Иоанна 20: 21). Будем надеяться, что пошлет Он их далеко и надолго.

В конце концов, страшного в таком наезде на северную столицу упадочных мигрантов с футбольно-спортивной выправкой ничего нет – на все воля Божья. Но такие люди, занимая не свое место, отбирают его пусть у слишком расслабленных, но, безусловно, более талантливых потомственных петербуржцев. Так происходит разграбление потенциала науки, вообще, и деградация петербургской интеллигенции, в частности. Словно, не в бровь, а в глаз выскочили вещие слова: "Он же сказал им: где труп, там соберутся и орлы" (От Луки 17: 37).

Правая рука профессора – другая птица (с печатью порока, замеченного еще акушеркой, принимавшей трудные роды), доцент Соловей В.В. – тот был просто банальным проходимцем, если не разбойником-кровопивцем. Он годами жил и столовался у своего прежнего шефа. Но после смерти кормильца, Соловей в знак благодарности, конечно, исключительно на память, основательно подчистил его квартиру, умыкнув часть недвижимости.

Параллельно предприимчивый малый сплетал скоротечные брачные узы, в результате которых у поверженных дам отсуживалась часть жилплощади. Здесь работала формула: "С миру по нитке – голому рубаха". Испытанный прием проходимцев, – ранение непрочных сердец молодящихся старушенций, – широко пользовал ученый-альфонс. Побед было много – серьезным будет и возмездие. "Выкатились от жира глаза их, бродят помыслы в сердце" (Псалом 72: 7).

Чему удивляться? – если годами профессию медиков держать на голодном пайке, то кто же будет поступать в медицинские институты? Видимо, туда пойдут не лучшие из лучших. Известно: "Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом не верен и во многом" (От Луки 16: 10).

Вот наконец надвинулась на толпу белых халатов главная бюрократическая жрица или, если угодно, местная царица Клеопатра (в миру – Елена Владимировна Записухина). Видимо, Чистяков ради ее прихода затягивал священнодействие. Из-за плеча сладострастной выглядывала напуганная мордашка Вадима Генриховича Глущенкова – очевидно, он был уже приближен к знатному телу и последовательно осваивал роль оруженосца. В миру у Клеопатры, конечно, иное имя, соответствующее ответственной должности – заместителя главного врача по медицинской части.

Такое имя, безусловно, знаковое, символичное, если учитывать, что в переводе с греческого Елена – это факел, свет. А свет в сочетании с отчеством Владимировна демонстрирует установку на владение большой властью. Глядя на "королеву" ощущаешь восторги уже трансцендентного уровня. Однако в рядовой жизни все опошлено: даже космогония превращается в бульварную эстетику.

Сергеев всегда уважал шизофренический полет мысли, сродни действию ума Петра Чаадаева: художественный вымысел в его голове переплетался с философией, социологией, психологией и откровенным мистицизмом. Взглянув внимательно на Записухину, он попытался представить себе ее девичью фамилию, – все свелось к психологической конвергенции. Сергеев вдруг совершенно ясно прочитал у нее на лбу фамилию – Филимонова. Но Филимон – это же один из семидесяти Христовых апостолов. Его имя переводится на русский, как любимый, целуемый. Как может уживаться это с порочностью и бездарностью нынешней Записухиной?

Помог гениальный Плутарх, – он просто выбросил из рутины дальних веков воспоминание о том, как родился Великий Рим на нашей Земле. Теорий на сей счет было много, но одна из них гласила: кучка спасшихся от разгрома троянцев скиталась по морю на корабле и бурей была прибита к незнакомому берегу. Утомленные плаванием и качкой жены воинов не желали больше подвергать себя риску и трудным испытаниям.

Одна из них – находчивая Рома ночью сожгла корабли и странникам пришлось основать здесь город, названный в ее честь Римом. Но чтобы ублажить мужей женщины быстро освоили обычай целовать в губы своих близких родственников, особенно законного супруга. В размягченном ласками мужском сердце просыпалось прощение. Предательство, обман, интрига – окупались ласковым поцелуем. Вот в чем философия Записухиной-Филимоновой.

Догадка размотала фантазию Сергеева еще дальше. После внимательного всматривания в черты лица Елены Владимировны, ему почудилось, что у этой особы генофонд сильно отдает помесью монголоидной и европеоидной рас. Прямые темные волосы, темные глаза, несколько уплощенное лицо, узкий нос, намек на эпикантус – все это подтверждало догадку. Ханты, манси и прочие – одна компания. Конечно, вмешались и славянские вкрапления, сформировавшие и особенности макросемьи языка – скорее, угро-финской или самодийской.

Сергеев напряг память и закопался в географию Уральской области: здесь располагались три городка, собравшие под крыши своих домов 42% населения. Промышленность – машиностроительная, пищевая, легкая; сельское хозяйство ударяет по пастбищному мясо-шерстному животноводству и по зерновым (пшеница) культурам. Почему-то вспомнилось традиционное – уральские гуси, особая порода, выведенная еще в семнадцатом веке: гусак весит до семи килограммов, а гусыня – до пяти. Знатно! Вот откуда у Записухиной походка гусыни и страсть к мелким пощипываниям без особого прогнозирования последствий таких действий.

Прислушавшись к ее говорку, он понял, что скорее всего все сходится к, так называемой, Уральской расе. Конечно, даже безусловна, она выходец из маленького городка Южного Казахстана – например, из нынешнего Уральска. Вот куда, оказывается, занесло ветвь Филимоновых. Уральск основан в 1584 году, а с 1613 года переместился на современное место, на берег реки Урал. До 1775 года поселение называлось Яицкий городок.

Но главное, безусловно не форма, а содержание: Сергееву почему-то представилась Елена в окружении двух младших сестер – Натальи и Татьяны (такие имена больше всего вязались с остатками славянской спеси). Она, бесспорно, верховодила ими, раздавая затрещины дворовым мальчишкам-забиякам. Родители, безусловно, были врачами, уважаемыми людьми в Уральске, – отсюда истоки гонора и самоуверенности старшей дочери, выбор профессии.

Плутарх замечал: "Царь молосский Аидонея назвал свою жену Персефоной, дочь – Корой, а собаку – Кербером". Елена по собственной инициативе взвалила на себя сразу три трудных роли – Персефоны, Коры и Кербера! Она умело пользовалась открывшимися новыми возможностями. После успешного окончания школы № 3, путь был прямым – в Актюбинский медицинский институт. Там трудились профессора из Москвы и Саратова, – они несли с собой не только знания передовых медицинских школ, но и чисто азиатскую культуру, хорошо уживающуюся с уральским этносом.

Но городок Уральск маленькое простое сообщество: местные властители еще в советские времена объявляли торжественные субботники всем гражданам. Толпы простаков выходили на берег коварной реки Урал, дабы еще раз попробовать выловить из его вод тело легендарного героя – Чапаева.

Каждый раз, кроме топляков древесины, населению никого выловить не удавалось, но зато все вмести, выстроившись длинной шеренгой вдоль берега, пели многоголосым хором гимны партии и правительству, отдельным вождям. Елена, с пионерским галстуком на шее, стояла перед шеренгой обалдуев: она помогала старичку-дирижеру, размахивая в такт его жестов своими огромными, как у плотника, совсем недетскими руками.

Когда вокально-дирижерский экстаз подступал к пионерскому горлу и уже не было сил сдерживать слезы восторга, Елене казалось, что сила взмахов ее могучих рук была достаточной, чтобы превратиться в вертолет и взмыть в небо, – перенестись в загадочный и далекий Ленинград, сумевший почти в одиночку выстоять в блокаду, отогнать вражеские полчища во время войны.

Потом, намного позже, этот невзрачный кусочек берега бестолкового Яика будет превращен в парк. И, как мистическое проведение, определившее дальнейшие родственные связи героической пионерки, чахлому очажку природы будет присвоено имя будущего тестя Елены, с детства желавшей владеть миром, но завладевшей для начала героической фамилией. Она сольется понятийно, виртуально с созидателем сложнейших приборов, выпускаемых ее тестем для Военно-морского флота страны советов. Дадим и мы ей совет: "Не борзеть, не терять чувство меры, помнить, что главный принцип цивилизации определяется простой формулой – живи так, чтобы не мешать жить другим"!

Хоровое пение на берегу реки, зимой и летом, почти в родовом парке! И то сказать, загляденье – впечатляющая картина, дающая представление о силе коллективного слияния национальных меньшинств, рассеянных по просторам России: мутная река Яик готова была вернуть тело героя, присоединиться к хоровой какофонии.

Привычка подыгрывать и подвывать начальству, скорее всего, тогда, на берегу легендарной реки, и утвердилась в душе активистки. Надо понимать, что статус заместителя требует особого воспитания, особой тренировки, – этим путем во все последующие годы и шла Елена, никуда не сворачивая, не отклоняясь от генеральной линии ни на миллиметр.

Ребенка особенно возбуждал шелест развивающегося над головой кумача флагов и транспарантов, блистающих на солнце, как красные фонари над дверями специальных заведений. Но с такими затеями она познакомится уже в Ленинграде, куда переедет учиться по зову сердца и плоти, ибо там поджидал ее кореш из Уральска – сын того самого легендарного директора завода союзного значения. Выпускник Ленинградской корабелки и станет ее новой опорой в жизни, а таинственный замес, обозначаемый армяно-угро-финский генофонд, выведет благополучную семейку на уровень аж закордонных связей. Отсюда пойдет новая, социалистическая, ветвь российской знати.

Петр Великий в свое время формировал гвардию новой аристократии, перемешивая славян и татар с иностранцами, иначе говоря, совокуплял азиатов с европейцами. В том, безусловно, была интрига, за которую поплатились миллионы.

Современные плагиаторы от евгеники пустились собирать генофонд с натуральной помойки. Стоит ли удивляться, что Россия вытворяет отчаянные экономические и политические кульбиты, а программы ее возрождения, телевизионное зомбирование пишут и осуществляют люди с редкими фамилиями и непонятными генетическими построениями, с двойным и тройным гражданством. Вот уж воистину: "От человека лукавого и несправедливого избавь меня" (Псалом 42: 1).

Но Сергеев не горячился, ибо знал историю, а она напоминала, что российская онтология всегда находила на потеху очередного Германа, который в безумии кричал спасительное – "Три карты, три карты"! Однако только подлинный граф Сергей Витте знал истинные рецепты, а потому умел исправлять отечественные финансы.

Нынешняя полусоветская, да и прежня петровская, знать – слишком молодая порода, с явно неустойчивым характером и ломаной линией поведения, как собаки ротвейлер или буль-терьер. Она еще долго будет удивлять стабильный цивилизованный мир отчаянными выкрутасами, – иного ждать не приходится, таков закон жизни! "Сыны человеческие – только суета; сыны мужей – ложь; если положить их на весы, все они вместе легче пустоты" (Псалом 61: 10).

Место в семье женщина определяет себе сама: можно числиться заместителем мужа, но лидировать в наставлении ему рогов. Плутарх пишет, что когда иностранка заявила с обидой: "Одни вы, спартанки, делаете, что хотите, со своими мужьями". Царица ответила: "Но ведь одни мы и рожаем мужей". Такая вольная философия – была философией Елены Владимировны!

Однако суета мирская не сильно волновала Сергеева, – его больше занимали пророчества и археологические раскопки. Что же стряслось с Филимоном? Апостол, к сожалению, погиб. Он был богатым человеком, войдя в веру, предоставил свой дом для встреч единоверцев, но во времена императора Нерона язычники забили его и супругу Апфию камнями. День скорби по убиенным святым отмечается девятнадцатого февраля.

Как бы в диссонансе души с плотью, в голове Сергеева быстро, одна за другой, выстраиваются некие психотерапевтические ассоциации. Если рассматривать объект из далека (скажем, в дальнем проеме больничного коридора), то наша чиновная богиня может вызвать воспоминание об уникальном образе Ченстоховской Божьей Матери. Историки свидетельствуют: эта икона написана самим евангелистом Лукою в Иерусалиме. Затем, еще в 326 году, икону принесла в Константинополь царица Елена (опять мистическое совпадение по именам).

Из Константинополя в Россию святая икона доставлена русским князем Львом, основателем города Львова – Лемберга. Здесь же был организован монастырь. По взятии Ченстоховской крепости русскими войсками в 1813 году, настоятелем и братией монастыря был поднесен список с оригинала иконы генералу Сакену. Император Александр I украсил икону богатою ризою с драгоценными камнями и выставил ее в Петербургском Казанском соборе. Икона славилась чудотворными свойствами, спасавшими прихожан от болезней и бытовых невзгод (здесь уже мистическое несовпадение).

Судя по манере одеваться и хвастливым рассказам о регулярных поездках по выходным на собственной машине в Финляндию за продуктами, наша "икона" облагораживается вполне стойкими родственными связями. Однако преждевременная вульгарная морщинистость лица (но в том виноват генофонд ханты-манси) и огромные крестьянские руки наводят на мысль о том, что по ночам (особенно, под осенний свист) супружеская пара промышляет грабежами. Причем, любимым орудием насилия у женщины, как не странно, является тяжелый молот или колун, но, возможно, и богатырская палица.

Она, видимо, не особо стесняется огромных кистей своих рук, делающих ее похожей на палача, прибывающего на отдыхе, на каникулах. Она не пытается прятать их или маскировать перчатками. Да и то сказать, где найти женские перчатки такого размера. Подобные ручки можно спрятать только во чреве основательно растоптанных солдатских сапог – но не носить же на руках простецкую обувь. Поддерживает такую версию непреодолимая страсть иконы к ударному, скорее, мужицкому курению.

Сексуальные оценки – это наипервейший метод клинической диагностики, а потому Сергеев тяжело призадумался. Возникли смелые ассоциации, запросившие сочных гипербол. Известно, что цинизм не является следствием развращения врачебной души, а только воплощением профессиональных знаний анатомии, да физиологии, формирующих особый взгляд на жизнь. Попробуйте ежедневно многократно подробно изучать нагую натуру пациентов. Волей-неволей научишься раздевать взглядом даже на миг встречающуюся женскую или мужскую особь. Но делается то исключительно для пользы пациентов.

Слишком часто, внимательно наблюдая в коридорах больницы за тем, как надзирательница за медицинским процессом величественно и высоко над полом проносит свой идеально оформленный курдюк, Сергеев мучился диагностическим тестом, пытаясь раскрыть имманентную сущность волнительного явления.

И то сказать, в постели, в азарте, такие выдающиеся особенности, как правило, становятся не основными, отходят на второй план, а на первое место выдвигается что-то духовное, неожиданное, увлекательное, – например, отчаянно-страстный крик, словно кого-то уже режу. Возможен другой впечатляющий вариант: легкое, мелодичное повизгивание в такт интимному процессу или сочетание рокота мотора и ласковых уверений в верности. Последнее особенно забавляет, если известно, что тоже самое происходит в постели с мужем и еще с парой любовников.

Сергееву именно в морге стало абсолютно ясно, что при такой удачной анатомической конструкции, как у Записухиной, ее прабабки легко вязали и загружали на крестьянские телеги снопы тяжелых пшеничных колосьев в предуральских степях. А огромные кисти рук могли спокойно заменить грабли или другие навесные сельскохозяйственные орудия на пароконной или тракторной тяге.

Откуда же тогда в этой женщине появилась сладострастная культура особого секса, который у Сергеева ассоциировал с прозой Ивана Бунина – например, "Митина любовь". Видимо, неудержимая тяга к молодым альфонсам не чужда и крестьянскому генетическому корню. А может быть ее предки были купцами: купец первой гильдии Филимонов звучит решительно и красиво. Она, собственно, и есть тот самый пролетарский корень, выпирающий спереди, как сермяжная правда, из широких штанин. Недаром Володя Маяковский настойчиво стремился выволочь оттуда краснокожую книжицу, – предмет гордости советского гражданина в период первых ударных пятилеток. Вот уж воистину: поэтом можешь ты не быть, но уважать штаны обязан. Да, много еще в запасе у дьявола вариантов человеческого греха – всего не перечислишь.

Временами, если не замечать сигарету в зубах и переборы в макияже, у нашей лилии появляются общие черты и с весьма чтимой в России иконой Богоматери Сподручницы грешных. Опять символичные стигмы, но уже по действию, по функции. И такие совпадения не страшны – грех, ведь, универсален для любой женщины. Святой иконный лик еще в старину был отмечен свойством исцеления и профилактики даже такой страшной заразы, как холера. Ее усмиряли в России святой иконой в эпидемию 1848 года. Безусловно, современный оригинал кардинально отличается от иконных прототипов.

Трудно себе представить Божию Матерь с сигаретой и макияжем. Ей этого просто не было нужно. Она привлекала внимание излучением святости, а не прибаутками из Карнеги и рядом порочных привычек. Даже в глубокой старости лик Божьей Матери был великолепен. Она притягивала сердца окружающих сиянием веры, стойкостью принципов и благородством поступков. Слова Иисуса Христа о том, что больше всего на земле он презирает трусость, были и ее правдой.

Из трусости, как известно, вырастает предательство, а это уже великий грех, на котором споткнулся не один администратор, особенно, в советское время. Божья Матерь перенесла самые тяжелые испытания – лицезрение мучений распятого сына. Но и страшные муки не исказили ее веры в возможную праведность людей. Наша царица прославилась как раз обратным: при ее самом непосредственном участии распиналось городское здравоохранение на кресте. Были напрочь забыты и милосердие, и святые обязательства перед пациентами. Будем надеяться и мы, как любят заявлять врачи, на благополучный исход этой явной болезни.

Разговор о трусости может быть как долгим, так и коротким: разные у этого качества ипостаси. В обыденной, суетной жизни любой бюрократ боится конкуренции, поскольку поступательное движение, развитие профессионализма требует усердия и напряжения. Но русский человек традиционно ленив. Вот почему большинство специалистов менеджмента настойчиво рекомендует назначать на командные должности молодых людей.

Они пластичны, легко осваивают новые задачи. Наконец, они здоровы, сильны, выносливы. Им ничего не стоит поднажать, приналечь, выстоять. У них нет нужды бояться конкуренции – они сами легко ее составят любому залежалому товару. Старики хороши в роли консультантов, профессионалов – главных специалистов, спокойно трудящихся на рядовых должностях. От перегрузок их спасет опыт, знания, но надеяться на открытие второго дыхания даже у очень достойных стариков и старушек – пустой номер. К сожалению, здесь правомерна французская пословица: "Милосердный Господь всегда дает штаны тем, у кого нет зада".

По этому поводу Сергеев опять вспомнил заметку из Плутарха: когда юный Тесей возвращался после боя с марафонским быком, то задержался в гостях у Гекалины и та, ободренная молодостью воина, "ласкала его по-старушечьи и называла, из любви к нему, уменьшительными именами". Когда же он вновь пошел на бой, "она дала обет принести за него жертву, если он вернется живым, но умерла до его возвращения". Напоминание Плутарха впрямую адресуется всем тем молокососам, которые стремятся в объятия отцветающих лилий, забывая о смертности последних.

Инстинкт самосохранения заставляет молодящуюся Гекалину вырабатывать порочную практику: окружать себя людьми бесперспективными, позволять им совершать глупости, дабы потом воспитывать и держать в узде. Как все-таки стремительно мельчает человечество: роскошная анатомия и дефицит ума – два угодья в одной плоти.

Время неустанно вершит свой приговор: истинная икона повышает силу святого воздействия, мнимая – снижает. Женщина былых неограниченных возможностей превращается в антиикону – в нелепость, сатиру, в неразумную мумию, обтянутую дряблой кожей.

Сексуальные решения перемещаются в семью, либо на платных кинед, либо на абортивную лесбийскую страсть. Психологи заметили, например, что женщина-администратор, проводя много время с секретаршей в перемалывании сплетен, тем самым реализует скрытую лесбийскую страсть. Изменить логику поведенческого развития еще никому не удавалось, жизнь руководствуется Божьими законами: "Отменяет первое, чтобы постановить второе" (К Евреям 10: 9).

Двери распахнулись и, наконец, появился он, Зевс и миротворец, мудрейший администратор и отъявленный проходимец. Всем присутствующим стало ясно, что взошло не солнце, а вошел главный врач больницы – Эрбек Валентин Атаевич. Патологоанатом Чистяков приободрился и расправил плечи. Гипноз власти, видимо, действовал даже на отпетого диссидента.

Он замер в ожидании команды – "Шашки наголо. Руби!" Пока Эрбек, крутя головой с прилизанными волосами, рассыпал улыбки и приветствия окружающим, вилял жирным задом, в голове Сергеева почему-то возникла коварная мысль о забавном терапевтическом феномене, очевидном в поведении многих мужчин-организаторов. В молодые годы они обязательно выбирают себе вторую мать, как бы компенсируя мужское недоразвитие, затянувшееся детство, дефекты психологической подготовки. Но немногие волокут бодрящуюся старушенцию через всю жизнь, ибо сказано у Иоанна (3: 4): "Всякий, делающий грех, делает и беззаконие; и грех есть беззаконие".

Нет смысла канонизировать бывших сексуальных партнерш: справедливее хоть что-то оставлять мужьям-рогоносцам. Да и самому в зрелом возрасте пора выползать из детских пеленок, стряхивать женское влияние: "Негодных же и бабьих басней отвращайся, а упражняй себя в благочестии" (1-е Тимофею 4: 7).

Особенно это касается науки и практического менеджмента. Настоящий лидер стремится быть боевым крейсером-одиночкой, либо Летучим Голландцем. Такие корабли совершают набеги на пиратские поселения, а их команды накрывают стойбища огненных проституток, свободных и независимых, как прекрасный вольный мировой океан.

Настоящий мужчина гнушается сменной воровской работы в измятых супружеских постелях. Каждый набег – новое, честное предприятие, ибо давно уверовали: "Говоря "новый", показал ветхость первого; а ветшающее и стареющее близко к уничтожению" (К Евреям 8: 13). Исследованиями гигиенистов подтверждено, что лучше пользоваться пастеризованным коровьем молоком, чем припадать к ветхой женской груди.

Если верить пионеру иммунологии, большому другу бактерий Илье Мечникову (1845-1916), то на ночь полезно принимать стакан молочно-кислого продукта, а не пытаться в любовном восторге экстрагировать микробные пробки из трещин деформированного соска сильно повзрослевшей подруги. Каждому фрукту – свое время.

Сексуальный поиск не должен мешать социальным функциям, превращаться в смешное предприятие: все вышедшее в тираж подчиняется формуле – завещание-забвение-смерть. Логику такой формулы подтверждает Послание Святого Апостола Павла К Евреям (9: 16-17), но оно приложимо и ко всем остальным народам: "Ибо, где завещание, там необходимо, чтобы последовала смерть завещателя, потому что завещание действительно после умерших; оно не имеет силы, когда завещатель жив".

Но у нашего главного врача циркулировала по сосудам загадочная кровь – смешение генофондов древних народов – армянского, еврейского, может быть, и русского. Такое смешение представляется гремучей смесью, дающей право человеку на совершение изощренных поступков, как на работе, так и в личной, интимной, жизни. Эрбек был не только шут, мистификатор, талантливый актер, но и удачливый комбинатор, работавший, порой, на грани мошенничества.

Сергеев давно наблюдал и анализировал некоторые его антраша. Врачебный подход вычленял из такого анализа многообещающие находки, но, к сожалению, они приводили к нерадостным выводам. Складывалось впечатление, что Валентин Атаевич довольно активно перемещался от бисексуальности к банальному мужеложеству. Жертвами такой активности порой становились незадачливые коллеги.

Странно, что всемогущая жрица – начмед так легко отпустила от себя этого пакостного жуира. Но, скорее, в том скрывался особый расчет – путь в высокое административное кресло не всегда проходит через желудок, кухню, ресторан; чаще он оформляется через постель. Для себя, конечно, это кресло она не готовит – зачем жить в перегрузках, как говорится, трудиться на разрыв аорты. Значит появился новый "избранник" – угодливый бабник, карьерист, мерзавец.