Текст книги "Тихая жена"

5. Она

Мрачные мысли, пожиравшие ее в течение выходных, теперь по большей части забыты. Чем бы и с кем бы он там ни занимался – теперь все окончено, а она никогда не жила прошлым. Если бы Джоди была склонна подолгу концентрироваться на том, что не так, она бы уже давно бросила его или придушила. К тому же, она утешилась маленькой местью с ключом, тут она хотя бы довольна.

После завтрака она просматривает записи о Зануде – это ее первый клиент в понедельник утром. Открыв ему дверь, Джоди разглядывает его костлявую фигуру в мешковатом костюме, расположившуюся в клиентском кресле, словно дикого вепря, которого ей каким-то образом нужно изловить и приручить, а он угрюмо смотрит на нее в ответ. Зануда абсолютно убежден, что в жизни ему крупно не повезло, что удача от него отвернулась, и что бы он ни делал – ничего никогда не изменится. Такова его литания, предвзятость, определяющая его жизнь и характер и гарантирующая безрадостное существование. Человек он не слишком сложный, но с учетом его упорства как-то повлиять на него непросто.

Почти всем клиентам Джоди не помешало бы начать относиться к себе менее серьезно, и ее стиль работы включает определенную долю лести и уговоров; это не совсем по правилам, но она решает проблемы клиентов во многом так же, как собственные. Зануда в частности хорошо реагирует на аккуратное добродушное подначивание, так что, послушав какое-то время его жалобы, она говорит: «Пожалуй, за брюзжание буду брать с тебя дополнительно. Я уже поняла, что ходишь ты сюда лишь потому, что из твоих больше никто уже этого не выносит. Может, скажешь, что хорошего было на прошлой неделе? Хоть одно. Уверена, сможешь найти что-нибудь, если попытаешься».

От подобной задачи, нетрудной на первый взгляд, клиент впадает в ступор. Он тупо смотрит на нее с отвисшей челюстью, потом совершенно внезапно рефлекторно улыбается, демонстрируя ровные белые зубы. И его лицо совершенно преображается.

– Я серьезно, – Джоди хватается за эту возможность. – Вспомни, как прошла неделя. И найди всего лишь одно позитивное событие.

Но он к этому упражнению еще не готов, так что вместо этого начинает рассказывать о проблемах с машиной. Хотя Джоди все равно довольна. Она впервые увидела его улыбку.

После Зануды у нее новая клиентка, которая пришла впервые, это настолько стеснительная женщина, что уже в первые минуты сессии Джоди дает ей прозвище Джейн Доу[9]9
  Героиня американского детективного сериала.


[Закрыть]. Она жалуется на то, что неспособна возразить мужу, неистовому ревнивцу, контролирующему каждый ее шаг. Первая сессия – это сбор информации, Джоди расспрашивает клиентку о ее жизни, детстве, запуская процесс. Проблема в том, что раннего детства Джейн не помнит. Лет до восьми как чистый лист.

После работы Джоди ощущает прилив сил и идет выпускать энергию в спортзал. На обед – сэндвич с сыром и рукколой и стакан воды. Приняв душ и одевшись, она возвращается к рабочему столу, чтобы убрать клиентские папки и прослушать автоответчик. Звонила Элисон, подтвердила, что они ужинают вместе, и Дин Ковакс оставил сообщение, сказав, что им срочно надо поговорить. Она и представить не может, о чем. Джоди знает его довольно хорошо – год-другой после смерти жены они с дочерью часто приходили к ним ужинать, и до сих пор время от времени видятся на различных тусовках – но новости передают по большей части через Тодда. Отдельно от него Джоди и Дин не дружат. Она перезванивает и тоже оставляет сообщение.

Главное событие после обеда – это семинар о расстройствах пищевого поведения, спонсированный ее профессиональной ассоциацией. И хотя Джоди с этой темой не работает, ей нравится быть в курсе всего и общаться с коллегами. Она рассчитала время так, чтобы зайти в пару мест по дороге, собрала чеки от клиентов и одежду в прачечную.

Первым делом она заходит в банк. Хоть Тодд и называет ее работу хобби, вероятно, Джоди зарабатывает больше банковского работника, принимающего вклад, и больше баристы «Старбакса», который наливает ей кофе на вынос. В общем, хватает на хозяйство и кое-что еще. В прачечной приходится подождать, пока Эми обсуждает с каким-то мужчиной пятна крови на его рубахе. Мужчина выглядит очень аккуратно, полуботинки с кисточкой и довольно длинные ногти с маникюром. Он как будто бы взволнован, даже стыдится своей перепачканной рубашки, но Эми работает профессионально и не демонстрирует ни намека на то, что ее это хоть как-то интересует.

Подходит очередь Джоди, она выкладывает вещи, ждет, пока Эми все просмотрит – встряхнет, проверит, все ли пуговицы на месте, нет ли других дефектов, не забыто ли что в карманах, разложит по стопкам. Дойдя до поношенных хаки Тодда, она вынимает что-то из кармана и отдает Джоди, та, окинув забытый предмет взглядом, бросает его в сумочку.

Она поставила машину там, где стоянка запрещена, и спешит вернуться. Потом заезжает за картиной Раджпута, которую сдала на прошлой неделе, чтобы ее поместили в раму. Времени остается мало, но светофор все время зеленый, так что она успевает в библиотеку за несколько минут до начала семинара. В аудитории стоит гул, кто-то уже сел, но большинство стоят парами или группами побольше. Джоди осматривается, замечает довольно много знакомых лиц, но поздороваться не успевает, поскольку ведущий подходит к микрофону и приглашает собравшихся рассаживаться.

Первым лектором оказывается женщина в твидовом костюме елочкой и практичных туфлях. Она невысокого роста и шутит по этому поводу, вытягивая шею над кафедрой и опуская микрофон. По аудитории с готовностью пролетает смешок. Начало положено, женщина представляется, заново перечисляя свои достижения, о которых уже сказал ведущий. Она оказывается доктором социальной психологии и главным программным руководителем клиники, специализирующейся на работе с расстройствами пищевого поведения на Западном побережье. Джоди слышала, что анорексиков в таких клиниках кормят насильно, из-за чего они зачастую начинают страдать булимией, и многие оттуда сбегают. Главный программный руководитель об этом умалчивает. Она нахваливает персонал своей клиники, процесс оценки состояния пациентов, план терапии, занятия по теме правильного питания. Говорит, что расстройства пищевого поведения лечить трудно, что пациентам нужен особый уход, который можно получить лишь в условиях стационара. Советует научиться определять симптоматику, добавляет, что после выписки бывает полезна помощь квалифицированного терапевта. Еще она рекомендует ознакомиться с брошюрами, представленными на стойке информации.

Следующую (и последнюю) лекцию читает автор книги «Вы и расстройства пищевого поведения вашего ребенка». Он врач, ему чуть больше сорока, изможденное лицо и доброжелательный характер. Он объясняет, что начал исследовать эту тему, столкнувшись с анорексией, которая появилась у каждой из трех его дочерей в период полового созревания. Он рассказывает об эталонах красоты и о том, что в Америке многие помешаны на теме еды и диетах. Об идеальном образе себя и ненависти к себе. О том, что он чувствовал, когда его дочери после курсов лечения раз за разом снова возвращались к своим деструктивным привычкам. У него самого ответов на собственные вопросы нет. Его книга – это попытка морально поддержать родителей, столкнувшихся с аналогичной ситуацией, сказать, что их вины в этом нет и что не все недуги излечимы, как физические, так и психологические. Он врач, так что уверен в своих словах. Иногда приходится мириться с тем, что нам неприятно.

Во время дискуссии вскрывается очевидное противоречие между содержанием двух лекций. Врач утверждает, что от лечения в специальных центрах пользы не было. Главный программный руководитель прикрывается статистикой: процент успешного лечения у нее высокий, а число рецидивов – низкое. По ее словам, дети этого врача могут относиться к малочисленной группе, не поддающейся лечению. Врач ставит эти статистические данные под сомнение, расспрашивает о том, как собираются данные о выписавшихся пациентах и какие ведутся исследования. Завязывается спор, за которым собравшиеся терапевты и психологи увлеченно следят до самого конца.

Джоди немного задерживается и пьет кофе, стоя в кругу коллег, радостно разбирающих по пунктам увиденную только что перепалку. Она сама ненадолго отвлекается от их разговора, вспоминая о походе в прачечную, о том, что теперь лежит у нее в сумочке. Она достает находку и демонстрирует ее стоящей рядом женщине-психиатру.

– Это снотворное?

Та берет баночку и изучает этикетку.

– Да, эзопиклон, – и возвращает ее Джоди, не особо задумываясь – она все еще увлечена общим разговором.

На выходе из библиотеки Джоди пытается понять, как у Тодда оказалось снотворное, выписанное Наташе Ковакс. Она сама Наташу не видела уже несколько лет, и, насколько ей известно, Тодд тоже. На прошлой неделе он ужинал с Дином, но непонятно, как это может быть взаимосвязано. Разве что Наташа тоже пришла. Но он бы сказал.

По дороге домой Джоди вспоминает Наташу-подростка – такую, какой она была во время их последней встречи – крупную нахальную девчонку. У нее наблюдались некоторые проявления мании, наверное, потому и прописали снотворное. К тому же, она сейчас в университете учится. Джоди прекрасно помнит, какой это стресс. С одной стороны, нужно заниматься и получать хорошие оценки, а с другой – столько всего интересного. Допоздна сидишь с друзьями, слишком много пьешь – кофе, алкоголя, принимаешь веселящие таблетки и в итоге оказываешься напряжен настолько, что уже не уснуть. Только припарковавшись, она вспоминает про Дина, о том, что он звонил, и что она перезвонила, и что теперь снова его очередь. Дома она прослушивает автоответчик, но новых сообщений нет.

Развернув картину, Джоди ставит ее на камин. Золоченая рама подчеркнула золото в перьях павлинов, которого она изначально не заметила. Женщина в пышном убранстве красива, но сегодня кажется, что ее томит какая-то тоска или даже отчаяние. Складывается ощущение, будто в этом прекрасном саду она в заточении или плену. Может быть, рама слишком вычурная, слишком яркая для такой миниатюрной изящной картины и уязвимой девушки.

Джоди знает, что осознание бывает подобно ослепляющей вспышке – она наблюдала такое на клиентах, но у нее самой это происходит иначе. Долго, потихонечку. Можно даже сказать, что началось это параллельно с депрессией Тодда, когда все изменилось в худшую сторону, потом, опять же, эта депрессия так внезапно прошла, словно он вдруг нашел новый смысл в жизни. Это случилось весной или в начале лета, и Джоди радовалась, что он снова стал таким же, как раньше, хотя и довольно надолго впадал в задумчивость. Но теперь события набирают обороты, несутся вперед с такой скоростью, от которой становится тошно, и она понимает, о чем хотел поговорить Дин.

Джоди переодевается в простое черное платье. Стоя перед зеркалом на шкафу, она с удивлением обнаруживает, что выглядит прекрасно. Лицо бледное, но у нее от природы светлая кожа. Люди, бывает, волнуются, рекомендуют сходить к врачу. Время от времени она пользуется румянами, чтобы придать щекам хоть немного цвета, но на контрасте с ее молочно-белой кожей это выглядит вульгарно, так что делает она это не часто.

Она перекладывает кошелек с ключами в клатч, и тут звонит телефон. Джоди смотрит на экран. Прямо сейчас она с Дином разговаривать не может. Ей пора в ресторан. Она и так уже опаздывает, Элисон ждет. С Дином можно будет поговорить потом, решает она, но все равно берет телефон в прихожей и кладет на столик, надевает пальто, и на шестом звонке, непонятно почему, все же берет трубку.

– Дин, – говорит она. – Ты так настойчиво звонишь.

Элисон – коренастая розовощекая блондинка с голубыми глазами навыкате. Она практически ровесница Джоди – самый расцвет уже позади – и считает это достойной причиной носить каблуки чуть повыше, а декольте, наоборот, чуть пониже. Она дважды была замужем и разводилась, теперь же предпочла независимость, а к своим коротким бракам относится лишь как к нарушениям привычного жизненного ритма, временным, но неизбежным явлениям, за которые она не отвечает, как к плохой погоде, внезапному шквалу на обычно спокойном море.

«Клуб Гарнет» для Элисон как дом родной, там проходит вся ее социальная жизнь. Она часто проводит там и выходные, попивая колу в баре. Персонал и постоянные клиенты ей уже как родные, а она сама девочкам как мать. Они же из-за всего ссорятся – из-за графика, костюмов, музыки, где чье место. Босс Элисон, менеджер клуба, понимает, что она является в коллективе связующим звеном, так что делает ей определенные поблажки. Джоди вывела это из разговоров с Элисон.

Сегодня подруги ужинают в «Сите» на последнем этаже небоскреба «Лейк-пойнт-тауэр», они любят смотреть из его окон на плывущее над городом предзакатное солнце. Увидев Элисон за столиком с бокалом вина, Джоди радостно улыбается. Та, как всегда, кажется какой-то невероятной, яркой и полной жизненных сил. На кулинарных курсах, где они познакомились, Элисон показала себя прирожденным лидером, помогала всем освоить технологию владения ножом, хотя сама готовкой так и не заинтересовалась. На Элисон же произвело впечатление, что Джоди получает деньги за советы как жить – сама она всегда делала это задаром.

– Дакхорн? – интересуется Джоди, усаживаясь.

– Как ты узнала?

– Ты всегда его пьешь, – она подзывает официанта и просит бокал такого же вина.

– Ну ты как, дорогая? – спрашивает Элисон, хотя ответ ей не нужен. Это лишь прелюдия к собственному выпуску новостей. – Порадую тебя тем, что Кристал рассталась с парнем, – говорит она. – Но долго тянула. А жена Рэя наконец умерла, бедолага. Ему тяжело приходится, но теперь он хотя бы сможет жить дальше.

Насколько Джоди известно, Кристал – стриптизерша с низкой самооценкой. Она много слышала о том, каким трудом та зарабатывает деньги, и о том, как ее парень их транжирит. А Рэй – один из постоянных клиентов, пожилой мужчина, к которому девочки относятся как к любимому питомцу.

– Я так рада за них обоих, – говорит Элисон. – Теперь им будет намного легче. Правда.

Джоди подают вино, и она поднимает бокал.

– За лучшие времена для Кристал и Рэя.

Элисон чокается с ней и продолжает рассказ, ей не терпится поделиться драгоценными подробностями о болезни жены Рэя и о том, как отреагировал парень Кристал, когда его послали. Джоди понимает, что Рэй и Кристал для Элисон как брат и сестра, и происходящее с ними – часть ее собственной жизни. Сердце у Элисон открыто нараспашку, и хоть она и ругает себя за то, что настолько вживается в чужие судьбы, все-таки эти люди в ее жизни – самое главное.

Сегодня в ресторане тише обычного, самое яркое событие происходит за окном, на сияющем всеми цветами небе, где солнце лихорадочно спешит опуститься за линию горизонта. И чем ниже оно садится, тем гуще краски. Элисон все болтает, приостанавливаясь, лишь когда подходит официант. Ее голос успокаивает и отвлекает, словно равномерно-надежный стук дождя по крыше. Только когда им приносят еще по бокалу вина и ужин, она смолкает и оценивает ситуацию на предмет не сменить ли тему.

– Ты сегодня какая-то молчаливая, – отмечает Элисон.

Это правда, обычно Джоди перебивает ее, задает вопросы, комментирует. Сейчас она лишь кивает.

– Наверное, я устала.

Она и не думает о том, что врет или пытается что-то скрыть. Скорее, ей просто кажется, что за все эти годы жизни с Тоддом она натерпелась и окончательно устала. Вообще, Джоди с радостью поделилась бы с Элисон всем, что услышала от Дина, но в душе что-то трепыхается так, как птица в клетке, что голова кругом идет. «Не понимаю», – говорит она едва слышно по поводу этого поразительного происшествия – беременности, свадьбы, размаха его предательства, масштаба интриги, – но даже когда она это произносит, кажется, что слова совершенно лишены смысла. Если уж кто-то должен что-то говорить, то пусть это будет Элисон.

– А как дела с Ренни? – интересуется Джоди, понимая, что поднять тему ее первого мужа – это все равно что сесть на поезд, с которого будет не сойти. Ренни хоть и неудачник, но Элисон его крепко полюбила и постоянно причитает: «Я от него без ума. Если бы он повзрослел, я бы снова за него вышла».

Ренни вырос в небольшом городишке в Квебеке, в семье француза и англичанки. Его полное имя – Сильвестр Арман Рене Дюлон. Отсидел в тюрьме за контрабанду наркотиков. С Элисон они познакомились в ночном клубе в Монреале тем летом, когда она работала там официанткой. Он частенько заходил туда со своими друзьями-байкерами, и они всегда садились возле сцены и засовывали стодолларовые бумажки девушкам в стринги. Ренни давал деньги и Эллисон, хотя она работала просто официанткой.

Этап, когда Ренни ухаживал за Элисон, стал самым ярким в ее жизни, там были и горы кокаина, и секс от заката до рассвета, и лихие поездки по горам на его «Харлее». А сам брак продлился меньше месяца. Он не сказал, что начал встречаться с другой, – просто перестал являться домой, предоставив ей догадаться обо всем самой. Но он до сих пор время от времени приезжает к ней из Монреаля и вздрючивает ее по полной.

– Он постоянно пытается раскрутить меня на деньги, – говорит Элисон. – Ренни знает, что я почти каждую ночь работаю, и звонит часа в четыре-пять утра, когда я пытаюсь заснуть. Естественно, напрямую он не просит. Это не в его стиле. А типа предоставляет мне поразительную возможность вложиться в какое-нибудь дельце, которое он затеял. Я вкладываю десять штук, получаю пятьдесят. Если у него такие обороты, то почему же он такой нищий?

Джоди изо всех сил старается не терять нить разговора. Но ей кажется, словно она сидит на верхушке дерева на сильном ветру.

– Что мне нужно, – говорит Элисон, – так это хороший, спокойный и верный мужик с надежным доходом. В клуб заходят ребята, за мной постоянно кто-то ухлестывает. Но они женатые. За кого они меня принимают?

Элисон попивает вино и недовольно смотрит на собственный маникюр. Официант уносит пустые тарелки и предлагает меню с десертами.

– Спокойный и верный – это, возможно, фикция, – отвечает Джоди. – Они по природе хищники.

– Рассказывай.

– Женщины воображают, что их мужчины лучше, чем есть в реальности, – добавляет Джоди. – Постоянно их оправдывают. А картины в целом не видят, лишь по кусочку, так что не осознают всего ужаса.

Она принимается рассматривать открытое меню с десертами, оставленное официантом. Слова плывут перед глазами – как маленькие лодочки по белой воде.

– Трудно выбрать, – жалуется она.

– Тебе же нравится крем-карамель, – напоминает Элисон.

– Хорошо, – соглашается Джоди.

– Но десерт брать не обязательно. Раз уж ты так устала.

– Мы всегда едим десерт.

– Но можем отказаться. Ты как себя чувствуешь?

– Вообще-то, голова немного кружится, – признается Джоди. Термин «головокружение», возможно, не совсем точно описывает ее состояние, но оно служит удобным сокращением для того шквала симптомов, которые она даже не в состоянии перечислить или описать.

Элисон искренне взволнована. Она подзывает официанта, отдает ему кредитку и просит поторопиться, потом берет Джоди за руку и настаивает на том, что сама отвезет ее домой.

– Не глупи, – говорит Джоди, – тут пешком десять минут.

Элисон ее и не слушает. На выходе из ресторана она обнимает подругу за плечи, словно защищая, а когда лакей подводит машину, она сама пристегивает Джоди ремнем, как маленькую. Привезя ее домой, укладывает на диван и предлагает чашку чая.

– А где Тодд? – интересуется она.

Джоди качает головой.

– Еще рано.

– Может, мне ему позвонить?

– О господи, нет.

– Почему?

– Лучше не надо.

– Так, – Элисон садится в кресло и откидывается на спинку. – Что он наделал?

Джоди отвечает не сразу. Элисон ждет. Молчание напряженное, слышно, как где-то по трубам бежит вода, на камине тикают часы «Кенингер». Джоди не хочет разглашать свои новости, потому что на данный момент это лишь слова у нее в голове, нечто, что она может постараться забыть.

– Я рассказывала что-нибудь про Наташу Ковакс? – наконец спрашивает она.

– Вроде бы нет, – отвечает Элисон. – Что-то не припоминаю.

– Она беременна от Тодда.

– О боже! – восклицает Элисон.

Начало положено, и Джоди замечает, что говорить проще, чем молчать.

– Ей максимум двадцать один. Это дочь Дина. Старого школьного друга Тодда.

– Отвратительно, – возмущается Элисон. – Как он мог так с тобой поступить?

– Он собирается на ней жениться. Дин мне сказал.

– Не обязательно ему жениться. Это бред. Может аборт сделать.

Возмущение Элисон раззадоривает.

– Так он хочет на ней жениться. Судя по словам Дина, просто спит и видит.

– Ну, может, Дин сам особо не разобрался. Или выдает желаемое за действительное. Может, он из ребят старой закалки, кто считает, что если обрюхатил, то обязан жениться.

– Я сомневаюсь, что Дин мечтает, чтобы Тодд женился на его дочери. Скорее, именно этого он бы хотел меньше всего.

– Так, ладно, давай не будем пороть горячку. Сначала надо во всем разобраться.

Джоди пожимает плечами. Какой Дину смысл ее обманывать. То, что она узнала от него, – возможно, самая правдивая версия событий, которую она услышит.

Когда Элисон уходит, Джоди встает с дивана, разглаживает волосы и платье и направляется в спальню. На заправленной кровати лежит одежда, в которой она ходила на семинар: бежевые брюки, белая рубашка, бюстгальтер, стринги и колготы телесного цвета. На стуле кожаная сумка «Фенди», под ним – леопардовые туфли на высоких каблуках от Джимми Чу. Джоди приятно смотреть на свои наряды, это ее в некоторой мере утешает. Дело не в том, что она сомневается в своей внешности, но подозревает, что она уже не в самом расцвете, и у женщин помоложе есть такие достоинства, какими она сама уже похвастаться не может. Было время, когда пары «Левайс» с футболкой было достаточно, да и сейчас она может так одеться, но красивая одежда сильно ее поддерживает.

Рубашку и нижнее белье она по одному предмету бросает в корзину для белья. А брюки убирает в шкаф на вешалке. Туфли отправляются в коробку, в которой и были куплены, и Джоди ставит их обратно на полку среди прочей обуви. Из сумочки она практически все вынула перед ужином, но кое-что еще осталось. Джоди вываливает ее содержимое на кровать: шариковая ручка, крошечная записная книжка, различные квитанции, мелочь… и снотворное. Обыкновенная баночка из прозрачного пластика с огромной скручивающейся крышкой закатывается в углубление в одеяле, гремя, словно погремушка. Джоди берет ее и снова изучает наклейку: «Ковакс Наташа. 1 (одна) таблетка на ночь при необходимости».

Ей стало лучше. «Я уже почти в норме», – так она сказала Элисон, чтобы подруга не волновалась, и это была практически правда. По крайней мере, Джоди снова обрела почву под ногами, окружающие объекты больше не расплываются. Она начинает методически – это ее успокаивает – готовиться к отходу ко сну: отворачивает одеяло, взбивает подушки, убирает по местам оказавшиеся здесь случайно вещи. Снимает платье, переодевается, умывается, расчесывается. В тот момент, когда в замке начинает поворачиваться ключ Тодда, она сидит на диване в халате и тапочках, читает журнал для путешественников. Пока он шуршит в прихожей, снимает пиджак, выкладывает на столик ключи и сдачу, она ждет. Джоди слышит, как он откашливается, что-то тихо бормочет, даже как ступает по ковру в ботинках.

– Ты еще не спишь, – говорит Тодд.

Он обходит вокруг дивана, встает перед ней, целует в макушку. Джоди закрывает и откладывает журнал, встает. По его позе что-то чувствуется. Он прослышал о том, что Дин звонил, думает, что она не легла, чтобы все ему высказать. Тодд кладет руку ей на плечо, внимательно глядя в глаза.

– Элисон заходила, – говорит Джоди. – Мы поели в «Сите», потом она привезла меня домой. А у тебя как день прошел? Что ел на ужин?

– Взял бургер в «Дрейке».

От него пахнет алкоголем и жареной пищей. Нос блестит, тон голоса высокий. Джоди кладет журнал в стопку на столике. Когда она разворачивается, Тодд все еще стоит на том же месте и смотрит на нее.

– Что такое? – спрашивает она.

– Ничего. Просто рад тебя видеть.

– Сходи погуляй с собакой. А я подожду.

Вернувшись, он застает Джоди на кухне, она помешивает «Овалтин» деревянной ложкой. Тодд делается разговорчивым. Ему вдруг хочется рассказать ей обо всем, что случилось в баре за вечер – как какая-то парочка целовалась, прямо взасос, как священники собрались компанией и напились. В отеле проходило какое-то религиозное собрание. Жалуется и на неудачное утро – о потере ключа, – со смехом вспоминая, как психанул. «Бедолага, – говорит Тодд про швейцара. – Но он так быстро ушел. Можно подумать, только и ждал повода».

Джоди закладывает хлеб в тостер и нажимает на рычажок. Он рассказывает, а она на автомате кивает и что-то бурчит. А Тодд как будто и не замечает, что она его на самом деле не слушает. Джоди намазывает тост маслом, потом клубничным вареньем, потом разрезает на треугольнички. Выложив их на тарелку, ставит ее на стол. Тодд берет один из треугольничков, засовывает в рот и обходит комнату по кругу. Вернувшись к столу, он берет тарелку и продолжает ходить.

– А ты сегодня, случаем, с Дином не разговаривала? – спрашивает Тодд.

– С Дином? – спрашивает она. – С чего вдруг?

– Да так.

– Могу еще тостов сделать, – предлагает Джоди.

– Дин сволочь, – продолжает он. – Надеюсь, ты в курсе.

Тодд уже на опасно близком расстоянии к признанию. Но тут он подходит к камину и, заметив обрамленную картину, переводит внимание на нее. Джоди вздыхает с облегчением.

– Отличная все же картина, – говорит он. – Детали просто впечатляют.

– А рамка тебе как?

– Рамка. Я даже не заметил, – со смехом признается Тодд. – Отличная. Мне нравится.

Он возвращается с пустой тарелкой, а его ждет чашка дымящегося «Овалтина». Уже не слишком горячо, так что он залпом выпивает сразу половину.

– Знаешь, что я люблю тебя, – напористо говорит он.

Джоди в это время стоит у раковины, моет кастрюльку и деревянную ложку.

– Здорово, – отвечает она и смотрит через плечо. – Как «Овалтин»?

– Вкусно, – Тодд снова подносит чашку к губам и опрометчиво выпивает до дна.

– Давай ее мне, – Джоди протягивает руку.

Он подходит и вручает ей чашку. Пока она споласкивает ее, Тодд прижимается к ней сзади, обнимая за талию.

– Ты слишком со мной добра, – говорит он.

Проснувшись на диване, Джоди не сразу вспоминает, почему она здесь, а потом ее пронзает ужас. Вчера она помогла Тодду раздеться, усадила на край кровати, потом толкнула, посмотрела, как он повалился на спину, словно мертвец: челюсть отвисла, глаза уже закрывались, она подняла его ноги на кровать и попыталась перекатить тело на место, но безуспешно, и Тодд так и остался лежать на матрасе по диагонали.

Одиннадцать штук. Все, что оставалось в пузырьке, синенькие кругленькие таблеточки, как пуговки на детском комбинезоне. Джоди высыпала их на ладонь, и, пересчитывая, одну за одной переложила в ступку. Женщина, смоловшая в ступке для специй снотворное и подмешавшая получившуюся словно меловую пыль в напиток, предложенный мужу на ночь, может столкнуться с неодобрением, событие наверняка ждет отрицательная огласка, но в тот момент она думала вовсе не об этом. Ей это скорее казалось справедливым и вполне заслуженным. Таблетки она нашла в его кармане; значит, он и должен их выпить. Когда он их выпьет, их не станет, и они будут квиты.

К сожалению, Джоди не запомнила правильную дозировку, а теперь уже сверить не с чем – наклейку она оторвала и смыла, а пузырек улетел в мусоропровод во вчерашнем пакете мусора. Хотя эта информация все равно вряд ли оказалась бы полезной – там же не написано, какая доза может оказаться смертельной, неизвестно и сколько он выпил и насколько алкоголь усилил воздействие таблеток. Сейчас, оглядываясь на содеянное вчера, Джоди понимает, что едва ли была в своем уме, когда без задней мысли пошла на такой рискованный шаг.

Джоди знает о своей страсти «следить за бухгалтерией» – так специалисты по семейным отношениям клеймят клиентов, ведущих учет обоюдных обид, поскольку те не демонстрируют душевного благородства и щедрости, на которых якобы строятся здоровые взаимоотношения. По мнению Джоди, благородство, конечно, вызывает восхищение, но им одним не проживешь. Без небольшого возмездия, крошечной тайной мести, которая поможет восстановить равновесие и разогнать тоску, большинство отношений – включая ее собственные – сгорят в огне негодования и обиды.

И, самое главное, ей не кажется, что одиннадцать таблеток – это особо много, и не казалось вчера. Поскольку он выпил, ему, конечно, придется туго, но Тодд – крупный мужичина и многое может вынести. Скорее всего, как она и рассчитывала (не забывайте, что Джоди – дочь фармацевта), он рано или поздно очнется.

В спальню она старается теперь не ходить, так что вместо смежной с ней ванной пользуется душем, дверь в который находится в прихожей. Еще босиком и в ночной рубашке она принимается раздвигать шторы и жалюзи, взбивает сплющенные диванные подушки, чтобы придать им первозданную форму. Покормив пса, Джоди садится за стол, смотрит в ежедневник и проверяет почту. Бергман отменила встречу, так что остается только Мэри Мэри с самого утра. Это хорошо, потому что во время работы с клиентом должно быть тихо, вряд ли Тодд проснется и начнет шататься по квартире до одиннадцати, а к тому времени Мэри Мэри уже уйдет.

Когда избегать спальню становится уже невозможно, Джоди входит туда крадучись, как опасливое животное, навострив в пугающем полумраке уши. В спертом воздухе появилась какая-то щекочущая горло кислая нотка, от которой рождается ужасная мысль, что от таблеток с алкоголем с ним ничего не случилось, зато он захлебнулся собственной рвотой. Она о таком слышала. Если Тодд и дышит, то беззвучно. Остановившись в ногах кровати, она смотрит на бугор под одеялом, на эту пугающую альпийскую гряду. Кажется, что ее контур не изменился с тех пор, как она видела его последний раз, то есть часов восемь назад.

Джоди поспешно одевается, чистит зубы, завязывает волосы в пучок, наносит дневной макияж – тушь и немного пудры. Лицо в зеркале совершенно не соответствует самочувствию – молодость и буквально упрекающая красота. Снова проходя через спальню, она ждет какого-нибудь намека или предвестника того, что же ее ждет сегодня, но ничего не получает.

Из шкафа в прихожей она достает поводок, кроссовки и ветровку. Они с Фрейдом спускаются на лифте, Джоди машет рукой консьержу, столкнувшись на выходе с соседкой, здоровается. Приятно выйти на свежий воздух и посмотреть на открытое небо. Только сейчас, на улице, она замечает, что до этого была как в заключении, крадучись, словно преступник, в собственном доме. Зато хотя бы вчерашний приступ головокружения, или что это было, больше не повторялся. Ей такое состояние непривычно и не особо порадовало.