Текст книги "Избранные. Морская и романтическая фантастика"

Неожиданно дно воронки будто бы поползло вверх; её стены быстро оседали; круговерть замедлялась. Василий понял, что вернётся к себе в Новгород. Терье почувствовал, что что-то шепчет – возможно, свои лучшие стихи.

– Почини свои чёртовы гусли! – возопил Морской царь. Все присутствовавшие черти всем видом показывали, что к гуслям отношения не имеют.

– Не могу, славный царь. Уж не обессудь.

– Я устала, мой господин, – с добродушным лукавством промурлыкала тут царица, – Не угодно ли будет тебе отдохнуть?

И она подмигнула Нежате. Наблюдавший за пляской пугающий незнакомец опять вдруг куда-то пропал.

– И то ладно, – сказал Морской царь, потом вновь обратился к Нежате, – Молодец ты, гусляр. И меня потешил, и гостей моих повеселил. Хочешь ты обыскать моё царство, или на слово мне поверишь, что невесты твоей у меня давно нет?

– Верю, царь, – извернулся Нежата, – Но глазам своим крепче поверю.

– Вот лукавый карась! – усмехнулся хозяин вод, – Будь по-твоему, уговорил. Дам тебе большую раковину, запрягу туда быстрых морских коней, пошлю дьяка с тобой, напишу тебе грамоту… и три дня тебе на всё про всё.

И действительно, три дня и три ночи разъезжал Нежата в запряжённой морскими коньками раковине по подводному царству. Его сопровождал дьяк Морского царя – мужчина средних лет с рыбьим хвостом, смуглый, изящный, женственный, слегка надменный. Дорогой он рассказывал о том, как его пра-пра-прадед был одним начальников войск фараона, как преследовал беглых рабов по дну моря и остался в том море навеки. Нежата с дьяком осмотрели поля сочных водорослей, где паслись стада морских коров; осмотрели деревни и города из песка, камня, жемчуга и коралла, из огромных костей и обломков затопленных кораблей. Осмотрели они и пещеры, населённые сородичами дьяка, и морскими змеями, и другими загадочными существами. И Федоры нигде не нашли.

– Ну чего, хитромудрый гусляр? Думал, я тебя обмануть хотел? – встретил с трона Нежату царь.

– Нет, не думал, – ответил гусляр.

Морской царь посмотрел на него пристально и насмешливо.

– Не горюй, найдём тебе невесту. Для такого умельца, как ты, я и дочери родной не пожалею. Возьмешь замуж мою дочь, Нежата?

«Соглашайся!» – выразительно показывала глазами царица.

Нежата понял, что здесь что-то нечисто. А с другой стороны, в этом царстве было как-то нечисто решительно всё. И, похоже, лучший способ разобраться в этом был…

– Благодарю тебя за милость, Морской царь. Да, конечно, возьму.

Морской царь расхохотался и поднял за здравие Нежаты кубок, а царица рассмеялась и похлопала в ладоши.

Вечером того же дня, когда на гладь моря ложились сумерки, а Терье спорил с Василием, стоит ли дальше ждать Нежату, гусляр стоял возле ворот дворца, исполненных из древних, окаменевших раковин каких-то огромных моллюсков. Перед ним тянулась вереница прекрасных девушек – темноволосых, светлых и рыжих; стройных и полноватых; высоких и низких; с зелёными, и карими, и синими, и серыми, и чёрными глазами; даже с глазами тех цветов, каким Нежата и не знал названия. Все они были богато одеты и все чем-то неуловимо походили друг на друга. Все проходили, скромно и внимательно скользнув по гусляру взглядом и почтительно поклонившись царю. Их прошло триста. Потом ещё триста. И ещё триста. А потом ещё одна. Все они, если верить царю, приходились ему дочерями.

В том, что разумом морское царство не понять, Нежата почти уверился. Поэтому встречал и провожал красавиц глазами и ждал какого-нибудь знака – то ли снаружи, то ли свыше, то ли изнутри. Наконец, в глазах дочери, шествовавшей последней, ему почудилось что-то смутно знакомое. И, не успел он задуматься об этом, сердце вдруг встрепенулось и заколотилось, словно хотело выскочить из груди. Нежата подошёл к девушке, взял её за руку и подвёл к царю. Морской хозяин посмотрел на него зло и угрюмо.

– Эта останется со мной. Будет бороду мне чесать, как состарюсь.

– Ты сказал, я могу взять любую.

– Я имел в виду первые девятьсот.

– Не обманывай, – сказала дочь царя, – Ты нарочно поставил меня в самый хвост.

– На отца на родного клевещешь! – возмутился морской хозяин, – Забери её с глаз моих, зять. С этой толку не будет, я в ней ошибся.

Он чуть-чуть помолчал, и Нежата уже собирался идти, как Морской царь сказал:

– Погоди. Вот скажи мне, гусляр, есть ли лучше тебя гусляры?

Первым побуждением Нежаты было развести руки в стороны и для вида поприбедняться. Очень не хотелось говорить, что Садко искуснее его. Да и стоило ли говорить? Но, в конце концов, он сказал.

– Вот как… – Морской царь погладил бороду, – Ладно, зятёк, ступай, свадьбу ночью сыграем.

Священника в подводном царстве не нашлось; не нашлось там и церкви. Свадебный обряд совершали по местным обычаям: в полночь, в недрах подводной пещеры, где спало во мгле нечто огромное – не то кит, не то спрут, не то змей, не то волот. Руководил обрядом Ниарлатотеп – тот приятель Морского царя, что смотрел из угла за его дикой пляской. Он опять что-то пел на неведомом языке. Его сопровождало множество светящихся медуз. По совету своей новой невесты, Нежата перед свадьбой подвязал на голову небольшой пучок тонких водорослей, удивительно походивших на волосы. По её же совету он припрятал в рукав склянку с очень густым тёмно-красным вином, подававшимся на царский стол. Под зловещее монотонное пение Нежата срезал локон с головы невесты; она же срезала прядь водорослей. Обсидиановым ножом царапнул он себе мизинец и, изловчившись, незаметно капнул на него вином, похожим на кровь. Невеста сделала на своём пальце надрез. Он слизнул каплю крови, она – каплю вина.

– Для чего эти хитрости? – спросил он по пути во дворец.

– А ты хочешь остаться здесь на всю жизнь? – отозвалась его жена.

– Нет, конечно.

– И я не хочу, – она с лёгким усилием улыбнулась, – Отдать прядь волос и каплю крови означает быть принятым в род. И, поверь, ты не хочешь быть частью рода…

Тут она кивнула на дворец.

– Я теперь принадлежу к твоему роду. Ты к его роду – нет, – заключила она, – Мы свободны.

Дальше был пир горой, походивший на предыдущий. Только в этот раз Нежата не играл. Играл целый оркестр утопленников, но такого всеобщего буйства, как под гусельный звон, уже не было.

Уже где-то под утро и общий хохот молодых вытолкали в одну из спален.

– Не дай Бог тебе притронуться ко мне, пока мы здесь, – очень твёрдо сказала Нежате жена. И мгновенно заснула. Он пожал плечами, повернулся к стене и захрапел. И всю ночь ему снились монотонное пение на неведомом языке и чудовищная водоверть, пожирающая корабли, острова, города…

В полдень царь неприветливо распрощался с Нежатой и дочерью, дал царице обняться с ними, усадил их верхом на дельфинов и отправил наверх. Наверху было солнечное затмение, и дельфины достигли поверхности ровно в миг его окончания. Ровно в этот же миг с девушки спали чары, а Нежата вдруг понял, что ему напомнили её глаза. Они были похожи на глаза Клавдия.

– Э-ээй! Муж мой!

Гусляр обернулся. Рядом с ним восседала на дельфиньей спине его суженая, Федора – точь-в-точь такая, как на агатовой камее, которую хранил её отец.

К вечеру они нагнали ушкуй, который волны толкали к берегам Таврики. Вдоль берега добрались путешественники до Авлиты – порта княжества Феодоро, в прошлом окраины Римской империи. Там они починили корабль, запаслись припасами и повернули в Новгород. Перед отплытием Нежата и Федора обвенчались. Когда они подошли к алтарю, гусляр заметил в глазах священника тот же дьявольский огонёк, что до этого видел у Ниарлатотепа. Тут он словно бы погрузился в сон наяву. Его слух затопило монотонное пение на неведомом языке, и он снова стоял в морском царстве, в тёмных недрах подводной пещеры, где во мгле спало что-то огромное – то ли кит, то ли змей, то ли спрут, то ли волот.

Как-то ночью, спустя неделю, Терье сидел у носа корабля и наблюдал, как лунный свет ложится на воды. Доски скрипнули, и к нему подошёл Нежата.

– Что, не спится? – спросил его скальд.

– Боюсь спать, – сказал тот, – Я уже готов веки срезать. Нет ни ночи, чтоб мне не приснился потоп. Или чудища, выходящие из воды, истребляющие города… Или сонмы живых мертвецов на гнилых кораблях. Или… знаешь, что хуже всего? Снится мне конец света и Страшный суд. Вот война, мор и глад будто бы прошлись по всей земле. Нас, живых, всего горстка, совсем ошалелых, мы приходим зачем-то в дол Иосафата, и тогда небеса разверзаются, и спускаются ангелы, и на небе сияет престол Божества…

Луна бросила блик на лицо скандинава, осветив понимающую улыбку.

– … Но у ангелов странные лица и пустые глаза. Лица как у утопленников, – вещал Нежата; его руки и голос дрожали, – А на Божьем престоле сидит…

– Тот колдун, что мы видели в пасти чудовища, – перебил его Терье, – И не смотрит ни на кого, а поёт так себе заунывно и мерзко… Да, я тоже их вижу, такие сны. И, я думаю, каждый второй тут их видит. Ты заметил, как люди бледнеют, худеют, дёргаются во сне? Ты заметил, как днём говорят невпопад, как трясутся их руки? Как они засыпают средь белого дня и спустя миг в поту просыпаются?

– Почему же никто о них не говорит?

– Полагаю, боятся, – скальд пожал плечами, – Думают, если сделать вид, что их нет, то их будто бы и не будет. Смешно, да?

– Я не вижу, чтоб ты был напуган. Что ты делаешь с этими снами?

– Смотрю их. Что ещё с ними делать, – Терье вновь улыбнулся, – Иногда я смотрю на чудовищ, иногда я одно из них. Или из мертвецов. Порой слушаю песнь колдуна, иногда я пою ему сам, иногда говорю с ним…

– Говоришь с ним? Да ладно!

– Он не очень-то разговорчив, но очень неглуп. Да попробуй, чего тут бояться… Разве сны страшней дна морского?

– И то правда, пожалуй – усмехнулся гусляр.

Три недели спустя они прибыли в Новгород.

Примечания автора:

Руны, на которые Терье «ловит Ньёрда», взяты из «Калевалы» (перевод Эйно Киуру и Армаса Мишина). Это анахронизм; «Калевала» была издана в 1835 году.

«Фьнглуй мглвьнафх Ктулху Рьлъех вгахьнагл фхтагн» – фраза из рассказа Г. Ф. Лавкрафта «Зов Ктулху», приведена в русской транскрипции Мицгола (С. Ю. Соколова).

Описание водоворота я цинично украл у Эдагара По, из «Низвержения в Мальстрём».

Ниарлатотеп (Ньярлатотеп, Нъярлатхотеп) – персонаж одноимённого рассказа Лавкрафта и других произведений по «Мифам Ктулху».

Билет на землю
Сергей Королев

1.

– Сегодня, – повторял Лыба, будто заклинание, – сделаем это сегодня.

Они сидели в заброшенной кондитерской лавке. Смелый сильный Влад в цветастой рубахе, голубоглазая красавица Оля, забирающая волосы в конский хвост, худой бледный Костя со шрамом над губой. И он, толстяк в рваной безрукавке. Лыба, как звали его другие сироты.

Другие. Кто-то сам убежал из приюта, кого-то забрали взрослые. Некоторые просто исчезли. Утопились, любил шутить Костя, но Лыба не смеялся. Ему было страшно.

Их остров, названный в честь писателя Стивенсона, должен был уйти под воду, как и другие. Через месяц или два, уверяли друг друга прохожие на улицах, повторяли работники приюта. Но сегодня утром напуганный Костя прибежал с рынка и рассказал, что остров исчезнет уже завтра, после обеда.

Влад ему не поверил. И Оля, и Лыба. А вот остальные, похоже, верили. Снаружи бесновалась толпа, причитали женщины, плакали дети. Изредка раздавались выстрелы. Все хотели спастись, сбежать с острова, который через считанные часы поглотит Бескрайнее море. Только вот не всем хватит места на последних кораблях. Ржавые посудины стояли на якоре, запасаясь провизией перед долгой дорогой к земле, которая никогда не утонет.

Лыба все удивлялся, почему корабли не уходят, а Костя называл его идиотом. Говорил, что капитаны ждут, когда найдутся такие же идиоты, которые купят у них дорогие билеты на землю.

И ведь находились. Продавали все богатства, тратили последние деньги, закладывали свою жизнь, только чтобы спастись с погибающего острова. У сирот из приюта билетов не было. Не было и денег, чтобы эти билеты купить. Но был один, последний шанс вырваться из лап моря, готового поглотить Остров Стивенсона.

Шанс этот жил на третьем этаже опустевшего приюта. Директор с женой и двумя маленькими девочками-близняшками. Лыба все забывал, как зовут сестер. Они редко выходили из своих комнат, только по утрам, когда их мама уходила на рынок.

В один из таких походов Влад выведал у близняшек, что их папа за вырученные от приюта деньги купил четыре билета на (как оказалось) последний корабль, что отплывет от острова за два часа до полудня, завтра.

– Пока женушка директора с молочником торговалась, я всё узнал у них, – докладывал Влад, стоя в тени заброшенной лавки. – Та, что в синем платье, похоже, тупая. Как наш Лыба.

Толстяк обиженно шмыгнул носом.

– Да ладно тебе, Лыба. Ты у нас умный, только стеснительный. Ну вот, а вторая, в желтом сарафане, как сорока болтливая. Я только сказал про корабль, она тут же все выдала. Как директор деньги на наше содержание себе оставлял. Копил, гнида казённая. Знал, что пригодятся. И купил себе красивенькие бумажки с печатью. Думает, что сможет спастись. Только знаете что?

Все трое послушно приблизились к своему лидеру.

– Не спасётся эта крыса приютская. Мы у него выкрадем билеты.

– Но ведь это преступление, – испуганно прошептала Оля, – нас могут…

– Не преступление, – перебил её Влад. – Это наши билеты, купленные за наши деньги. Мы просто придём. И заберём.

Они решили, что украдут билеты ночью, когда директор с семьей будут спать. К этому времени в приюте почти никого не осталось, лишь редкие оборванцы и бродяги слонялись серыми тенями по первым этажам. Искали что-нибудь ценное, но уходили ни с чем. Нечего было брать у сирот.

А вот у директора было. Четыре билета на землю. Их билета. Но заветные картонки с печатями покоились в маленьком сейфе директорской спальни. Дверь в комнату стояла железная, непробиваемая. Директор запирал её на два замка. Об этом и сказала Владу одна из близняшек.

– Короче, через главный вход нам не попасть, – Влад показывал ребятам нарисованный от руки план. – Будем через окно прорываться. У них балкон выходит на пристань. Мы с крыши веревку кинем и с Костяном спустимся. Толстяк с Олькой на шухере стойте. Мы вам откроем, как внутрь попадём.

Лыба постоянно восхищался смелостью Влада. Без него они бы, наверное, утонули вместе с островом. А силач мало того, что план придумал, так ещё и с собой их брал. Настоящая команда, как в книжках про мушкетёров. Лыба любил читать книжки и мечтал сам стать писателем.

Когда-нибудь он напишет книгу и про их с ребятами приключения.

Одно только не нравилось Лыбе. Влад с Костей принесли откуда-то два старых револьвера. Ржавых, но исправных. Влад даже вытащил из кармана рубахи горсть блестящих патронов и без конца их пересчитывал.

Оля страшно перепугалась и всё уговаривала ребят, чтобы они не брали с собой оружие. Лыба тоже никак не мог понять, зачем им ржавые револьверы?

– Ну, ты всё-таки тупой, толстяк, – Костя отвесил ему легкого подзатыльника. – Ты как директора собираешься заставить сейф открыть? Уговаривать его будешь, пока вместе с островом не затонем?

– Не знаю, – Лыба потер ушибленное место.

– А вот я знаю, – Влад помахал револьвером перед носом толстяка. – Мы директору нашего друга покажем, и он нам сразу код от сейфа назовёт. Понял теперь, зачем нам пушки?

– Понял, – Лыба поправил порванную безрукавку. – Для убеждения.

– Да, – улыбнулся Влад. – Для убеждения.

2.

Лыба не помнил своих родителей. Признаться, Лыба и вовсе думал, что у него никогда не было мамы с папой. Старая повариха из приюта трепала его за щеку и приговаривала, что такого замечательного юношу просто принесло из моря, в ржавом тазу, и он сразу попал в приют. Эх, жалко старую повариху. Где она сейчас? Наверняка, уже уехала с острова. Она ведь добрая. И готовит хорошо.

Они шли темными переулками, петляя между брошенных домов и гнутых фонарей. Впереди были Влад и Костя, Оля и Лыба позади. Парни завели свой любимый спор. Из-за чего стали тонуть острова? Влад уверял, что это секретное оружие каких-то пришельцев с других планет, которые живут в солёной воде, вот и решили избавиться от ненужных земель. Костя не соглашался, долго и путанно доказывал, что острова тонут из-за ледников на далёких полюсах. Мол, те растаяли от жары, и теперь воды стало больше. Лыба Косте не верил. Он знал, что лёд тает медленно, долго. И острова должны тонуть медленно. А они исчезали за пару минут. Лыба помнил, как пару лет назад затонул соседний Остров Дика. Видел собственными глазами, как тот исчез под водой, даже до ста не успели сосчитать.

– А меня вчера звали на корабль, – сказала вдруг Оля.

Лыба вздрогнул, то ли от испуга, то ли злости.

– И почему ты не поехала? Сейчас бы уже была далеко отсюда.

– Мне одной предлагали, – девочка спрятала глаза, – без вас. А одна я не хочу. Или вместе спасёмся, или вместе тут останемся.

Оля очень нравилась Лыбе. Даже больше, чем старая повариха. Оля была красивая и умная. Тоже хорошо готовила и свой уголок в комнате всегда в чистоте держала. Наверное, поэтому моряки и позвали её с собой.

– Ну, вы где там? – окликнул их Влад. – Давайте внутрь, через кухню. Мы по пожарке на крышу. Когда на третий подымитесь, стойте за углом, не светитесь. Мы вас позовём.

Парни исчезли в темноте окутавшей приют ночи, а Оля взяла его за руку и повела к покосившейся двери. Рука у девочки была тёплая, мягкая, но Лыба совсем не радовался, что Оля держит его. При виде приюта ему стало тоскливо, грустно.

За долгих двенадцать лет трехэтажный приют из серого камня стал его домом, его убежищем, где Лыба чувствовал себя в безопасности. Именно здесь он впервые поцеловался с толстой девочкой, чьё лицо напоминало совиную морду. Здесь он завёл друзей, нашёл своё любимое занятие. Книжки, которые он брал из маленькой библиотеки в каморке под лестницей.

Сейчас уже не осталось библиотеки, не было и кухни. Только разорённые грязные комнаты, заполненные хламом и сломанной мебелью. Плохо, когда в твоём доме беспорядок. Еще хуже, когда твой дом тонет вместе с островом.

Костя часто ругал Лыбу и отвешивал ему оплеухи. Говорил, что их дом там, на земле, где-то в Бескрайнем море. А еще говорил, что раньше, до больших войн, были огромные материки, покрытые зеленью и горами, а морей было много, но они были меньше, намного меньше.

Оля опасливо заглянула на кухню, махнула Лыбе. Он зашёл внутрь и ужаснулся бардаку, в который превратилось его любимое место. Плиты и шкафы напоминали выпотрошенных зверей, чьи внутренности лежали в грязных лужах.

Лыба поспешил в коридор, чтобы не видеть разгромленной кухни. Но и коридоры были похожи на темницы из старых романов. Краска на стенах облупилась, обнажив серые камни, которые изредка прикрывали картины со сказочными существами. Сейчас звери на картинках едва угадывались в полумраке приюта, лишь тёмные кляксы среди уродливых ран коридора.

– Тише ступай, – прошептала Оля ему в ухо. – Тебя за сто шагов слышно!

От её теплого дыхания в животе Лыбы проснулся приятный зуд. Мальчик послушно кивнул и шагнул к лестнице, что вела наверх, прямиком к билетам на землю. Их билетам. На их землю.

На цыпочках они добрались до третьего этажа. Сквозь разбитые окна сюда проникал тёплый ветер и бледный свет луны. Большая железная дверь казалась входом в логово опасного дракона. Интересно, Влад и Костя уже добрались до балкона?

Один револьвер парни взяли себе, другой отдали Оле. Он и сейчас выставлялся из её коротеньких шорт, делая Олю похожей на героиню старинных вестернов. Только шляпы ковбойской не хватало.

– Ты чего на меня пялишься, Лыба? – спросила Оля.

– Ты на ковбоя похожа с этим револьвером.

Девочка улыбнулась и взлохматила ему волосы.

– Признавайся, пухляш, будешь скучать по острову и приюту?

– Буду, – признался Лыба. – И по старой поварихе, и даже по директору. Я же кроме этого острова нигде и не был. Слушай, Оля, а правду говорят, что эта земля – она на рай похожа?

Ответить Оля не успела.

Раздался выстрел. Следом прогремел второй. Лыба задрожал, вжавшись в сырую стену, а Оля сорвалась с места. Побежала к железной двери, за которой слышались шум и крики.

Помедлив, Лыба побежал за ней. Едва затормозил, чуть не наступив в ловушку. Хорошо, что Оля его остановила. На пыльном ковре чернели два капкана. Огромных, как пасти медведя. На таких только зверей из картин ловить. Или воров, которые за чужим пришли.

Дверь протяжно скрипнула, в щёлку просунулось бледное лицо. Костя, больше похожий на приведение.

– Заходите, – шепнул он друзьям.

В комнате было душно и жарко. Белые одеяла лежали на полу, а в углу, между кроватями, сжались в один комок директор и его жена с маленькой дочкой. Вторая девочка, худая фигурка в серой ночнушке, лежала у окна. Как-то тихо, неподвижно. А под животом у неё растекалась густая лужа.

Лыба хотел спросить, что с ней, но Влад подошел к директору, приставил револьвер к его голове.

– Говори.

Мужчина смотрел со страхом и злостью.

– Суки, твари. Я вас кормил, одевал, а вы…

– Код! Скажи! – перебил его Влад и ударил рукояткой по голове.

Дочка директора тихо ойкнула, заплакала. Жена всхлипнула и отвернулась. А сам директор обмяк, потеряв сознание.

– Влад, – Костя всё крутился у сейфа. – Ты чё сделал? Ты его убил?

– Просто отключился. – Влад приставил револьвер к голове девочки, сказал женщине. – Код от сейфа или вторую девку тоже убьём.

– Не знаю, – женщина заплакала. – Я не знаю, не знаю!

Угрозы Влада заставляли дрожать даже Лыбу. В животе у него всё похолодело, и мальчик, отступив к двери, проскулил:

– Влад, не надо, не трогай их…

– Заткнись, жирный, – силач взял девочку за волосы и приложил головой о стену. Та заплакала ещё громче. – Говори, сука, код от сейфа!

Крик, казалось, засел в стенах и теперь отдельными звуками повторялся где-то в глубине серых кирпичей. Влад взвёл курок.

– Два, – процедила женщина сквозь зубы.

Костя сел перед сейфом, повернул тумблер.

– Пять, – женщина, казалось, с трудом выдавливала из себя слова, – восемь.

Костя продолжал колдовать над запертым ящиком.

– Ну? – Влад надавил на рукоятку, и девочка взвизгнула.

– Один, – женщина закрыла глаза.

Раздался звонкий щелчок, и дверь сейфа распахнулась.

В этот момент директор вскочил на ноги, быстро выхватил револьвер из рук Влада. И выстрелил в упор. Два раза.

Вскрикнула девочка, за спиной Лыбы закричала Оля. Влад тяжёлым кулем упал на мятое одеяло, а директор выстрелил ещё раз. В Костю, который стоял в оцепенении и сжимал в руках заветные картонки.

А потом выстрелила Оля. Тоже два раза, в грудь директору. Тот сполз по стене, оставив после себя красную полосу. Плакала его жена, визжала дочка. Но Лыба не видел их лиц. Потому что Оля схватила его за руку и потянула за собой.

Они бежали по коридорам, старым лестницам, перепрыгивали через выпотрошенные шкафы. Лыба все оглядывался назад, боясь, что за ними гонится жена директора. Или звери с картин, которые охраняли покой старого приюта.

Но за ними бежал только бледный Костя, а на плече его кровоточила свежая рана от пули.

3.

– Ты… должен был погибнуть там, ты… – всю ночь бормотал раненый Костя.

Он ещё много чего говорил, непонятного, странного. Лыба не понимал его, и от этого было страшно. Костя кричал, бился в судорогах, проклинал Влада, который так и не смог застрелить дочку директора. Изредка приходил в себя и озирался по сторонам, спрашивая, куда пропал Влад.

– Он… он испугался, и тогда я… убил её – шептал Костя в бреду, и дыхание его напоминало жар раскалённой печи.

Один раз Лыба пытался напоить друга водой, тогда Костя схватил его и быстро прошептал:

– Владос, дружбан, только жирному не говори, что мы его там оставить собираемся, – Костя вцепился ему в руку и до крови расцарапал кожу. – Подстроим всё так, будто он директора убил, а сами на землю свалим! Ты ему только не говори, а то он труханёт, убежит.

Лыба не верил словам Кости, не могли предать его друзья. Оля до рассвета лежала у дверей, вздыхая и переворачиваясь с одного бока на другой. Лыба догадывался, что она переживает из-за того, что убила директора. Хотел подойти к ней, утешить, но не мог, не знал тех слов, которые смогут поднять настроение и забыть эту страшную ночь. От этого становилось ещё обиднее, хотелось лезть на стены и выть, кричать.

Сквозь заколоченные окна в лавку начали пробиваться лучи утреннего солнца. Оля промыла Костину рану водой и перевязала старой марлей. Кровь почти не шла, но Оля сказала, что в рану может проникнуть инфекция. Тогда придётся отрезать руку. Лыба не хотел, чтобы друг остался без руки. Без неё плохо, неудобно.

– Нужны таблетки, лекарства, – уставшая Оля, стоя у щербатого прилавка, напоминала голодающего ребёнка с дальних островов, которые однажды гостили в приюте. – Но где их взять, всё разграбили. Костя, ты как? Сможешь до корабля дойти?

Костя что-то проворчал, Лыба лишь понял, что у мальчика есть силы дойти до пристани.

Они взяли раненого друга под руки и вывели на улицу. Остров напоминал разорённый муравейник. Вокруг сновали гигантские насекомые с огромными сумками и мешками, тут и там мелькали кошки с собаками. В воздухе витали запахи дыма и сгоревшего мяса.

Поток людей спешил вниз, к берегу, где ещё стояли старые корабли, ждущие своих последних пассажиров. А по небу плыли клочья облаков, словно зазывая путников в далёкое путешествие.

Лыба сжимал в руке мятые билеты и оглядывался. Боялся, что вот-вот из-за угла на них выскочит полиция или выживший директор с револьвером. Но за поворотами их ждали только толпы островитян, чьи лица озаряла надежда спасения.

На пристани пахло рыбой и потом. Корабли стояли на якоре далеко, чтобы люди не смогли забраться на борт. А на берегу, у лодок, дежурили полицейские и проверяли билеты, пропуская счастливчиков вперёд, к заветной цели.

Лыба с ребятами проталкивались вперед, мимо плачущих детей, кричащих проклятия женщин и лающих собак. Лыба уже чувствовал на лице тёплый морской ветер, уже видел ржавые бока кораблей. И все страхи, все ужасы последней ночи казались страшным сном, который случился с кем-то другим, не с ними.

– Билеты, – небритый мужчина в красном жилете больно ткнул его в плечо. – Куда прёте? Давайте билеты!

Лыба протянул ему желтые картонки, оглянулся на друзей. Оля натянуто улыбнулась, и от этой улыбки мальчику захотелось бежать, плыть, лететь, не чувствуя боли и усталости…

– Это подделка, – небритый кинул билеты на землю.

Душа ушла в пятки, а сердце сделало тройное сальто и забилось со страшной скоростью.

– Как? Они настоящие! – Лыба подхватил ставшие грязными картонки, – вот же печати, название корабля.

Полицейский схватил билеты и порвал их на несколько частей.

– Я говорю, что подделки, у торгового корабля печать другая, – с этими словами небритый ударил Лыбу резиновой дубинкой.

Мальчик упал прямо в масляную лужу, содрав кожу на коленях. Рядом кричала Оля, что-то бормотал Костя.

– Нет, это наши билеты на землю, вы не можете!

Небритый ударил и её, а потом оттолкнул в сторону. Оля не плакала, только крепко сжимала зубы, и шарила по карманам. Ищет револьвер, понял Лыба и ужаснулся от одной только этой мысли.

– Не надо, Оля, не надо, – прошептал он едва слышно.

Но слова будто подействовали на девочку магическим образом, и та успокоилась. Посмотрела вдаль, на холмы, и что-то быстро проговорила.

Лыба посмотрел туда же и увидел старую повариху, ставшую уродливой, лохматой, похожей на привидение Банши из ирландских сказок. Повариха сидела на земле в окружении пыльных ящиков и смотрела по сторонам, а с губы её текла серая слюна. Потом она увидела Лыбу и оскалилась, обнажив беззубый рот, изобразила утопленника, и, глядя на неё, мальчик чуть не заплакал от отчаяния.

Но не успел, Оля схватила его за безрукавку, подняла с земли.

– Бежим, скорее, ещё есть время, – крикнула она ему и потянула друзей в сторону холмов.

Лыба не сопротивлялся, только бежал, спотыкаясь о камни и разбитые бутылки. Жаркое солнце ласкало шею, словно не хотело его отпускать. Лыба был рад оставить безумство, которое охватило остров. Крики за спиной неизменно оканчивались выстрелами, после чего люди затихали, но уже через несколько секунд начинали снова кричать и проклинать равнодушие полицейских.

А они втроём неслись по пустым улицам, вслед им тоскливо смотрели бродячие собаки, в кустах жалобно мяукали котята. Брошенные дома провожали их разбитыми окнами и распахнутыми дверями.

– Куда мы? – решился, наконец, спросить Лыба.

– За холмы, – ответила Оля, – к спасению, вот увидишь.

Мальчик не понимал, зачем им идти на холмы. Ведь и там они не спасутся, если весь остров уйдёт под воду. Но Оля уверенно шла вперед, даже умудрялась нести на себе худого Костю, похожего на большую тряпичную куклу.

Через десять минут они добрались до холмов и, петляя между фермами, выбрались к каменистому берегу. Вдалеке, на волнах покачивалось небольшое судёнышко. А у самой воды в маленькую лодку грузили вещи несколько мужчин. Оля, придерживая Костю, шагнула к этим мужчинам.

Один, в старом дождевике увидел девочку и хищно улыбнулся:

– Мужики, глянь! А вот и наша цаца! Ну что, решилась с дядями на землю плыть?

– Решилась, – ответила Оля, и голос её задрожал. – Только возьмите и моих друзей.

– Места нет для друзей, – буркнул мужчина в дождевике.

– Возьмите, они хорошие работники, – вступилась за мальчиков Оля. – И рыбачить умеют! И едят мало!

– Не слышала чтоль? Нету…

– Постой, – перебил спорщика другой мужчина, с длинной бородой. – Лишние руки нам понадобятся. Сам знаешь, в дороге всё может случиться. К тому же парни небольшие, совсем ещё дети.

– А что, – снова хищно улыбнулся тот, что в дождевике. – Пусть плывут. В этом, толстом, сальца много! Будет что есть, если сухари кончатся!

4.

Проблемы начались через пару часов после спасения. Они отплыли, не дождавшись, пока остров исчезнет под водой. Бородатый мужчина оказался капитаном и приказал держать курс на землю, чтобы опередить остальных отплывающих. Боялся, что всех на землю не пустят.

Лыба наблюдал за превращающимся в черную точку Островом Стивенсона, но почему-то не грустил, наоборот, радовался, что, наконец, попадёт на заветную землю. Кто знает, вдруг там он встретит родителей.

В следующие несколько дней Лыба про землю даже не вспоминал. Олю почти сразу увели куда-то вниз, в каюты. На палубу она поднималась редко, на полчаса, всегда уставшая. Поесть, выпить. А потом снова спускалась вниз. И каждый раз её сопровождал кто-то из команды. Здоровые волосатые дядьки, от которых пахло потом и мочой. Лыба говорил Косте, что, наверное, её там заставляют много готовить и стирать, но худой мальчишка с ним не разговаривал, лишь изредка произносил какие-то незнакомые имена.