Текст книги "Ордынский период. Лица эпохи"

Когда с благоволения Великого Бога (Всевышнего Тэнгри) я уразумел и обрел эти мысли (билики), то по этой причине спокойное житие, веселые празднества и пиры продолжались и достигли до сего времени».

Монгольский шаман. 1909 год

Размышляя о дальнейшей судьбе созданного им Великого Монгольского Улуса, Чингисхан не мог не задумываться о соседствовавших с ним державах Алтан-хана, кара-киданей, хорезмшаха, Тангудском царстве. Чем больше он узнавал о своих соседях, тем больше убеждался, что по вине их властителей они раздираются такими же противоречиями, с которыми он столкнулся на просторах Монголии, и, главное, их предводители враждебно относятся к созданному им монгольскому государству. Очевидно, осознав это и, так сказать, снова «пережив мистический опыт» общения с Всевышним Тэнгри, Чингисхан уверовал в то, что Небесный Владыка «назначил ему к исполнению» дело объединения всех стран и народов мира в единую державу. Подтверждение этого «мистического опыта» мы находим в письме (1262) монгольского хана Хулагу (1217–1265, основатель державы Ил-ханов) Людовику IX: «Бог (Всевышний Тэнгри)… говорил нашему деду Чингисхану: «Я один являюсь Всемогущим богом в наивысших сферах и ставлю тебя над народами и… царствами, чтобы ты был правителем и царем всей земли, чтобы ты искоренял, подавлял спесь, ниспровергал, разрушал, строил и выращивал».

Если верить свидетельствам Рашид ад-Дина, в этом осознании велика роль волхва-шамана Тэв тэнгэра: «Он всегда приходил к Чингисхану и говорил: «Бог повелел, чтобы ты был государем мира!» И Чингисханово прозвание ему дал он, сказав (при этом): «Повелением бога (Всевышнего Тэнгри) имя твое таково должно быть!»… На монгольском языке прозвание Чингис имеет тот же смысл… например, с персидским «шаханшах» (царь царей)».

Так или иначе, в первое десятилетие существования Великого Монгольского Улуса постулаты древних верований кочевников, тэнгрианства, были в значительной степени пересмотрены. Как писал Ш. Бира, «прежде, во времена империй Хунну и Тюрков, тэнгрианство было предназначено для создания культа власти Хана только над определенным кочевым народом. Иначе говоря, представление о Всевышнем Тэнгри не распространялось на весь мир, а ограничивалось лишь определенным государством. Поэтому и власть Хана, уповавшего на силу Всевышнего Тэнгри, не могла распространиться за пределы данного государства. Однако во время правления Чингисхана понятие “Всевышний Тэнгри” получило новое, более глубокое осмысление, а тэнгрианство легло в основу целостной политической концепции, тэнгэризма, о сверхъестественной Высшей силе, которая решает судьбы всего мира и является источником харизмы Чингисхана и его преемников – членов “золотого рода”; эта концепция стала мощным моральным доводом, узаконившим их насильственные действия в мировом масштабе. Именно поэтому монгольский тэнгэризм, основу которого заложил Чингисхан, хотя и опирался на шаманистские верования монголов (тэнгрианство), являлся не религиозным учением, а в большей степени элементарной политической идеологией…».

Эта идеология тэнгэризма нашла свое воплощение во внешнеполитической деятельности Чингисхана. По мнению исследователя внешней политики Чингисхана, монгольского ученого Ж. Бора, «внешняя политика и дипломатическая деятельность Чингисхана первого периода (до начала похода на империю Цзинь в 1211 году) свидетельствовали о том, что он попытался внедрить и закрепить в международные отношения те новые элементы дипломатической политики, которые были разработаны им в ходе взаимоотношений его улуса с другими монгольскими ханствами. В частности, Чингисхан предложил соседним государствам придерживаться в межгосударственных отношениях следующих принципов: в любых ситуациях уважать право послов на неприкосновенность; отказаться от начала военных действий без объявления войны; не считать приоритетным выступление с позиции силы. Средством для осуществления внешней политики, построенной на этих принципах, являлась «открытая или гласная дипломатия», разработанная Чингисханом… К сожалению, правители соседних держав отвергли его инициативу и продолжали чинить произвол, по-прежнему действуя варварскими методами…»

Чингисхан и китайские послы. Иллюстрация из исторического сочинения на персидском языке «Джами ат-таварих» Рашид ад-Дина. Начало XIV века

Следующий период (после 2011 года) внешнеполитической и дипломатической деятельности Чингисхана характеризуется пересмотром в определенной степени концепции его внешней политики; на это его подвигли события 1208–1210 годов, предшествовавшие походу монголов на державу Алтан-хана, а также вероломные действия хорезмшаха в 1218–1219 годах. Новая позиция Чингисхана в деле обеспечения мира между народами заключалась в следующем: мир следовало не просто отстаивать, защищая свою территорию; необходимо было лишить других способности напасть на тебя. Так зародилась новая доктрина международных отношений Чингисхана, получившая название Pax Mongolica: установление и поддержание мира «твердой рукой».

Новая доктрина международных отношений нашла свое отражение в «Великой Ясе» Чингисхана, в которой сказано:

«Запрещается заключать мир с монархом, князем или народом, пока они не изъявили полной покорности…

Когда нужно писать бунтовщикам или отправлять к ним послов, не надо угрожать надежностью и множеством своего войска, но только объявить: если вы подчинитесь, обретете доброжелательство и покой. Если вы станете сопротивляться – что мы знаем? Бог всевечный (Всевышний Тэнгри) знает, что с вами будет».

Битва между монголами и китайцами. Иллюстрация из исторического сочинения на персидском языке «Джами ат-таварих» Рашид ад-Дина. Начало XIV века

Новая доктрина начала претворяться в жизнь с вступлением монголов в войну против чжурчжэньской империи Алтан-хана. Тогда Алтан-хан не пожелал расставаться со своими имперскими амбициями в отношении своих прежних вассалов, как ни в чем ни бывало требовал уплаты ежегодной дани, «по-прежнему препятствовал экономическим отношениям, в частности торговле кочевых племен с Китаем. И поэтому на хуралдае 1210 года «все собравшиеся поддержали замыслы Чингисхана и предложили: «Прежде чем выступать на Алтан-хана, пошлем к нему посла с ультиматумом: приди и подчинись. Если он примет твой ультиматум и явит свою покорность, будет замечательно. В противном случае – мы выступим в поход». Чингисхан одобрил предложенное, послал к Алтан-хану своего нукера Цахар Ходжу (Жафара) и велел передать следующее: «Всевышний Тэнгри передал мне бразды правления всем миром. И теперь уже повсюду люди знают мое имя. Тебе, Алтан-хан, приняв моего посла и выслушав слова мои, следует подчиниться мне, Чингисхану. А коль не покоришься, мы двинем на тебя все наше воинство и покажем тебе, кто есть кто. И тогда пусть Всевышний Тэнгри милостью своею сам решит, кого возвеличить, а кому пойти прахом».

Поскольку Алтан-хан не подчинился, Чингисхан выступил на войну против империи Цзинь. Но прежде, как свидетельствует Рашид ад-Дин, «он один, согласно своему обыкновению, поднялся на вершину холма, развязал пояс и набросил его на шею, развязал завязки кафтана, встал на колени и сказал: «О, Господь извечный (Всевышний, Вечный Тэнгри), ты знаешь и ведаешь, что ветром, (раздувшим) смуту, был Алтан-хан и начало распре положил он. Он безвинно умертвил Охин бархага и Амбагай-хана, которых племена татар, захватив, отправили к нему, а те были старшими родичами отца моего и деда, я же домогаюсь их крови, лишь мстя (им). Если ты считаешь, что мое мнение справедливо, ниспошли мне свыше в помощь силу и (божественное) вспоможение и повели, чтобы с высот ангелы и люди, пери и дивы стали моими помощниками и оказывали мне поддержку!» С полнейшим смирением он вознес это моление; затем сел на коня и выступил».

Древние источники свидетельствуют о том, что подобный «мистический опыт» общения с Верховным божеством стал для Чингисхана привычным, его «обыкновением». И делалось это, в том числе, и для того, чтобы воодушевить своих подданных, укрепить в них веру в правоту совершаемых ими деяний, во вспомоществование Небесного Владыки. Н. С. Трубецкой, анализируя побуждающие моменты действий Чингисхана, писал: «Будучи лично человеком глубоко религиозным, постоянно ощущая свою личную связь с божеством, Чингисхан считал, что эта религиозность является непременным условием той психической установки, которую он ценил в своих подчиненных. Чтобы бесстрашно и беспрекословно исполнять свой долг, человек должен твердо, не теоретически, а интуитивно, всем своим существом верить в то, что его личная судьба, точно так же, как и судьба других людей и всего мира, находится в руках высшего, бесконечно высокого и не подлежащего критике существа; а таким существом может быть только Бог (Всевышний)…»

По возвращении из победоносного похода в Северный Китай Чингисхан приступил к ликвидации серьезной угрозы западным рубежам Великого Монгольского Улуса, которая возникла в результате захвата власти в государстве кара-киданей Хучулугом, сыном последнего найманского правителя Таян-хана. Хучулуг не только вынашивал планы возврата бывших найманских земель, но и стремился привлечь под свои знамена остатки недобитых Чингисханом мэргэдов, а также недовольных своим вассальным положением «лесных» народов, в том числе хорь тумэдов, киргизов, дабы единым фронтом выступить против Великого Монгольского Улуса.

Статуя Чингисхана. Улан-Батор. Монголия

В то же самое время, когда проводились указанные выше операции, произошли события, которые решающим образом повлияли как на будущее самого Великого Монгольского Улуса, так и на судьбы народов и государств Средней и Юго-Западной Азии, Закавказья, Восточной Европы, в первую очередь Руси.

А началось все с прибытия в 1215 году в окрестности Чжунду (нынешний Пекин), где в то время еще находился Чингисхан, посольства хорезмшаха, государство которого к этому времени достигло пика своего могущества. Глава хорезмийского посольства Беха ад-Дин-Рази передал Чингисхану предложение султана Мухаммеда установить добрососедские отношения и развивать взаимовыгодную торговлю. Это предложение полностью соответствовало тогдашним стремлениям Чингисхана, и он дал свое согласие на предложение хорезмшаха. Однако в процессе дальнейших действий обеих сторон им стали предельно ясны истинные интересы и замыслы друг друга. Впрочем, если современники этих событий, а вслед за ними и нынешние исследователи едины во мнении, что хорезмшах, уже тогда замышлявший завоевание Китая, отправил своих послов, прежде всего, для того, чтобы убедиться в истинности слухов, доходивших до него из этого региона, и выведать информацию о боевой силе Великого Монгольского Улуса, то в отношении планов Чингисхана (во всяком случае, до трагических событий в Отраре) и причин похода на державу хорезмшаха такого единства нет.

Источники же говорят о следующем: Чингисхан отправил к хорезмшаху свое посольство, которое «имело целью стремление к установлению отношений мира, дружбы и к следованию путем доброго соседства. Послы сказали: «Великий хан приветствует тебя и говорит: “От меня не скрыто, как велико твое дело, мне известно и то, чего ты достиг в своей власти. Я узнал, что твое владение обширно и твоя власть распространилась на большинство стран земли, и поддержание мира с тобой я считаю одной из своих обязанностей. Ты для меня подобен самому дорогому моему сыну. Не скрыто и для тебя, что я завладел Китаем и соседними с ним странами тюрок и их племена уже покорились мне. И ты лучше всех людей знаешь, что моя страна – скопища войск и рудники серебра и в ней столько [богатств], что излишне искать какую-либо другую. И если сочтешь возможным открыть купцам обеих сторон путь для посещения, то это [было бы] на благо всем и для общей пользы”».

Хорезмшаха возмутило то, как к нему обращался Чингисхан: «Кто же этот проклятый, чтобы обращаться ко мне как к сыну?» Но уповая на силу своей армии, «тогда султан согласился на то, чего просил Чингисхан в отношении перемирия. И Чингисхан был рад этому. Состояние перемирия продолжалось до тех пор, пока из его страны в Отрар не прибыли купцы…» Средневековой арабский летописец Ибн ал-Асир повествует о последующих событиях так: «Их царь, зовущийся Чингисхан… отправил группу купцов с большим количеством слитков серебра, бобровых мехов и других товаров в города Мавераннахра Самарканд и Бухару, чтобы они купили для него одежду для облачения. Они прибыли в один из городов тюрков, называемый Отрар, а он – крайний предел владений хорезмшаха. Там у него был наместник. Когда эта группа [купцов] прибыла туда, он послал к хорезмшаху, сообщая ему об их прибытии и извещая о том, что они имеют ценного. Хорезмшах послал к нему [гонца], приказывая убить их, забрать все, что у них было, и отправить к нему. Тот убил их и отправил то, что они имели, а было много всякого [добра]. Когда [их товары] прибыли к хорезмшаху, он поделил их между купцами Бухары и Самарканда, взяв себе восьмую часть».

Руины древнего Отрара

Как свидетельствует Рашид ад-Дин, «один из (купцов), хитростью убежав из тюрьмы, скрылся в глухом закоулке. Когда он узнал о происшедшей гибели своих товарищей, он пустился в путь, спеша к Чингисхану. Он доложил (ему) о горестных обстоятельствах других (купцов). Эти слова произвели такое действие на сердце Чингисхана, что у него не осталось больше сил для стойкости и спокойствия. В этом пламенном гневе он поднялся в одиночестве на вершину холма, набросил на шею пояс, обнажил голову и приник лицом к земле. В течение трех суток он молился и плакал, (обращаясь) к господу (Всевышнему Тэнгри), и говорил: «О, великий господь! О, творец тазиков и тюрков! Я не был зачинщиком пробуждения этой смуты, даруй же мне своею помощью силу для отмщения!» После этого он почувствовал в себе признаки знамения благовестия и бодрый и радостный спустился оттуда вниз, твердо решившись привести в порядок все необходимое для войны».

Таким образом, недальновидная политика и вероломство хорезмшаха подтолкнули Чингисхана к более решительным действиям на западных рубежах своего улуса, форсированной подготовке своей армии к походу в Среднюю Азию.

Монгольский дирхем. 1221 год

Накануне похода на державу хорезмшаха Чингисхан на Великом хуралдае 1218 года) «снарядил и наставил своих сыновей, великих эмиров, нойонов и тысячников, сотников и десятников». Очевидно, что «руководящие наставления», которые тогда Чингисхан «дал всем», касались не только предстоящего похода на державу хорезмшаха, но и идеологии его кочевой империи, тэнгэризма, которая должна была стать идейной основой всех последующих политических и военных действий Чингисхана и его преемников.

Рашид ад-Дин в своем «Сборнике летописей» засвидетельствовал, как доктрина тэнгэризма во время похода против державы хорезмшаха воплощалась в жизнь посредством «открытой или гласной дипломатии» Чингисхана: «Затем Чингисхан выехал из города (Бухара). Он заставил явиться все население города, поднялся на мимбар загородной площади, где совершаются общественные праздничные моления, и после изложения рассказа о противлении и вероломстве султана сказал: «О люди, знайте, что вы совершили великие проступки, а ваши вельможи – предводители грехов. Бойтесь меня! Основываясь на чем, я говорю эти слова? Потому что я – кара господня (Всевышнего Тэнгри). Если бы с вашей (стороны) не были совершены великие грехи, великий господь не ниспослал бы на ваши головы мне подобной кары!».

В другом месте Рашид ад-Дин сообщает: «(Монголы) дали (везирам и садрам Хорасана) грамоту уйгурского письма за алою тамгою (печатью) и копию с Чингисханова ярлыка, смысл содержания которого был таков: «Да ведают эмиры, вельможи и подданные, что всю поверхность земли от (места) восхода солнца до (места) захода господь всемогущий (Всевышний Тэнгри) отдал нам. Каждый, кто подчинится (нам), – пощадит себя, своих жен, детей и близких, а каждый, кто не подчинится и выступит с противодействием и сопротивлением, погибнет с женами, детьми, родичами и близкими ему!».

Говоря о главной цели и значении начатой таким образом реализовываться в это время Чингисханом политической доктрины, тэнгэризма, Ш. Бира отмечал: «Чингисхан и его преемники, создавая мировую империю, не уделяли большого внимания различным абстрактным религиозным постулатам. Они разработали идеологию, которая, прежде всего, была призвана оправдать их собственную практическую деятельность; их главным стремлением было навязать свою политическую доктрину захваченным странам и народам… Для них первичным всегда была политическая выгода. Нетрудно понять, что, ведя войны против исламских и христианских государств, усилия монгольских ханов прежде всего были направлены против властьпридержащих, во главу угла ставились их собственные политические и жизненные интересы… Цель их политической доктрины заключалась не в установлении в мире господства своей религии, а в установлении политической диктатуры, в первую очередь, ориентированной на интересы и выгоду своего кочевого народа».

Достижению этих целей способствовала и политика Чингисхана в отношении религий завоеванных народов; свобода вероисповедания была закреплена в его «Великой Ясе»: «…Чингисхан… уклонялся… от предпочтения одной религии другой и от превозношения одних над другими. Наоборот, ученых и отшельников всех толков он почитал, любил и чтил, считая их посредниками перед Господом Богом, и как на мусульман взирал он с почтеньем, так христиан и идолопоклонников (буддистов) миловал…»

В этой связи показательны встречи Чингисхана с мусульманскими священнослужителями и даосским монахом-отшельником Чань Чунем, состоявшиеся накануне его возвращения в Монголию из среднеазиатского похода.

Вот как описывает Абуль-Гази встречу Чингисхана с мусульманскими священнослужителями: «Завоеватель страны Чингисхан послал от себя жителям Бухары человека с приказом: «Пришлите ко мне кого-нибудь из ученых мулл; я хочу кое о чем спросить его». Бухарцы послали к нему кадия по имени Эшрефа и одного ваиза (проповедника).

Чингисхан спросил их: «Что значит ваше имя: мусульмане?»

Они отвечали: «Слово “мусульмане” значит: рабы Божии. Господь един; он ни с чем не имеет сходства, не имеет вида».

Чингисхан сказал: «И я знаю, что Бог (Всевышний Тэнгри) един».

Они дальше говорили: «Был пророк-посланник Божий; Всевышний Господь присылал его для того, чтобы рабам Своим дать повеления и запрещения». Чингисхан одобрил и эти слова.

Потом говорили они: «Каждодневно совершая пятивременную молитву, мы тем совершаем наше служение Богу». Это он также похвалил.

Они продолжали: «В продолжение одиннадцати месяцев мы едим, когда только хотим; но в один месяц мы не вкушаем пищу днем, а едим только ночью». И это он почел хорошим.

Потом они говорили: «Есть город Мекка; туда мы ходим, если позволят силы, на поклонение Богу».

Чингисхан не одобрил этого и сказал: «Весь мир есть обитель Бога (Всевышнего Тэнгри); зачем ходить для этого в одно только место!»

После этого Чингисхан отпустил их от себя. Граждане и сановники Бухары просили себе у хана тарханного ярлыка, (освобождающего от уплаты налогов), и хан благосклонно пожаловал народу тарханный ярлык».

Как мне представляется, Чингисхан, встречаясь и беседуя с религиозными лидерами завоеванных стран, стремился не только докопаться до истинного содержания религий и верований захваченных народов, но, главное, понять, как с помощью духовенства умиротворить эти народы и подчинить их морально.

Золотая пайцза Чингисхана

В этом смысле интересна его встреча с даосским монахом Чань Чунем. Наслышавшись о многоучености, святости и чудотворной силе даосского монаха, «бессмертного» Чань Чуня, Чингисхан призвал его к себе. В научной и научно-популярной литературе долгое время бытовало мнение о том, что Чингисхан хотел получить от Чань Чуня лишь «средства сохранения жизни». Однако, если вчитаться в «Си Ю Цзи» («Описание путешествия на Запад даосского монаха Чань Чуня»), который вел один из спутников-учеников Чань Чуня, становится очевидным, что Чингисхана интересовали не только «средства к поддержанию жизни», которые были известны Чань Чуню. И хотя автор «Си Ю Цзи» Ли Чжи Чань главное внимание все же уделил описанию самого путешествия Чань Чуня и не рассказал в подробностях о беседах Чингисхана с даосским монахом, не описал внешний облик монгольского хана, тем не менее и в самом «Описании», и, особенно, в приложенной к нему переписке мы находим «задушевные мысли» Чингисхана, в которых нашли отражение цели его доктрины «всемирного единодержавия» – тэнгэризма. Читая послания Чингисхана к даосскому монаху, мы лишний раз убеждаемся в том, что необыкновенным успехам Чингисхана при создании обширной кочевой империи во многом способствовала его незыблемая вера в Небесную силу (Всевышнего Тэнгри) и в свою харизму, нашедшая отражение в идеологии кочевой империи – тэнгэризме, которой он придавал не меньше значения, чем превосходству военных сил. В своих посланиях к даосскому монаху Чингисхан писал: «В течение семи лет я совершил великое дело и во всех странах света утвердил единодержавие. Не от того, что у меня есть какие-либо доблести, а от того, что… я получил от Неба (Всевышнего Тэнгри) помощь и достиг престола… все признали мою власть. Такого царства еще не было с давних времен… Но звание велико, обязанности важны, и я боюсь, что в правлении моем чего-нибудь недостает; притом строят судно и приготовляют весла для того, чтобы можно было переплыть через реки; подобно тому, приглашают мудрецов и избирают помощников для успокоения вселенной. Я со времени наследования престола усердно занимаюсь делами правления, но не видел еще достойных людей… В сих обстоятельствах я наведался, что ты, учитель, сроднился с истиною и шествуешь по правилам; многоученый и опытный, ты глубоко изведал законы; твоя святость прославилась и доблести проявились; ты хранишь строгие обычаи древних мудрецов и обладаешь прекрасными талантами высших людей; издавна привитаешь в скалах и ущельях и скрыл себя (от мира); ты прославляешь просвещение предков; ты привлекаешь к себе людей, обладающих святостию, которые, как облака, шествуют к тебе стезей бессмертных в неисчислимом множестве. Я беспрестанно думал о тебе. Но что мне делать?.. За непокорность тех глав (государей) я громлю их грозно; только приходит моя рать, дальние страны усмиряются и успокаиваются. Кто приходит ко мне, тот со мной; кто уходит, тот против меня. Я употребляю силу, чтобы достигнуть продолжительного покоя временными трудами, надеясь остановиться, как скоро сердца покорятся мне. С этой целью я несу и проявляю грозное величие и пребываю среди колесниц и воинов…»

Принимая во внимание это высказывание Чингисхана, кажутся вполне обоснованными выводы российских ученых Г. В. Вернадского и Н. С. Трубецкого в отношении доктрины «всемирного единодержавия» Чингисхана. Рассуждая о главной цели «грандиозной концепции универсальной империи» Чингисхана, Г. В. Вернадский писал: «Именно имперская идея стала отличительной чертой ведущего монголов вперед духа завоевания… Монгольские императоры вели свои войны с очевидной целью достижения всеобщего мира и международной стабильности. В случае достижения этой цели, ценой безопасности человечества становилось постоянное служение государству каждого и всех; это должно было установить порядок жизни и социального равенства». Н. С. Трубецкой, в своих трудах уделявший большое внимание изучению «идеологической основы царства Чингисхана и идейной сущности его государственной теории», видел свою задачу в том, чтобы «уничтожить то совершенно неправильное представление о Чингисхане как о простом поработителе, завоевателе и разрушителе, которое создалось в исторических учебниках и руководствах главным образом под влиянием одностороннего и тенденциозного отношения к нему современных ему летописцев, представителей разных завоеванных им оседлых государств. Нет, Чингисхан был носителем большой и положительной идеи, и в деятельности его стремление к созиданию и организации преобладало над стремлением к разрушению».

Оплакивание правителя. Иллюстрация из исторического сочинения на персидском языке «Джами ат-таварих» Рашид ад-Дина. Начало XIV века

Реализовать задуманное Чингисхану было не суждено; он умер в самый разгар претворения в жизнь своей доктрины «всемирного единодержавия» – тэнгэризма. Его преемники, Великие ханы «золотого рода» Угэдэй, Гуюг, Мунх и Хубилай, продолжили осуществление его имперской идеи. С небывалой обширной экспансией при преемниках Чингисхана и с созданием мировой империи тэнгэризм приобрел характер своеобразной, универсальной идеологии, которую монгольский ученый Ш. Бира называет идеологией тэнгэризации. По мнению ученого, «согласно этой доктрине, Всевышний Тэнгри является высшей всемогущей божественной силой во Вселенной, которая покровительствует Великому хану и повелевает ему действовать от Его имени и реализовать Его волю на Земле. Иными словами, все, что находится под Вечным Синим Небом, должно быть объединено под властью монгольских ханов». Об обоснованности выводов монгольского ученого свидетельствуют послания великих монгольских ханов иностранным правителям. В преамбуле этих документов утверждалось: «Силою Вечного Неба. Указ сына Неба, верховного владыки Чингисхана. Наверху только одно Вечное Небо, внизу, на Земле, только один Чингисхан». Можно сказать, что данная фраза ярче всего отражала основную идею тэнгэризации, которая часто подкреплялась утверждением о том, что «все страны, начиная с восхода солнца до его заката, подчинились мне (хану). Кто может выступать против воли Бога (Всевышнего Тэнгри)? Если не соблюдать воли Бога и если игнорировать мой указ, то я считаю вас своим врагом».

Великие монгольские ханы не только подтверждали таким образом свою верность доктрине «всемирного единодержавия» Чингисхана, но и стремились к ее последовательной реализации, о чем свидетельствуют предпринятые ими походы в Китай и на Запад.