Текст книги "Каменная Мессалина"

Глава 18
В которой Моника пытается открыть сейф

Высокое предназначение института банкротства – крутить шестеренки рыночного механизма и обеспечивать сюжетами живописцев и драматургов. Представьте хозяина фирмы, взирающего на суетящихся клерков со спокойствием капитана, замыслившего пойти на дно вместе с кораблем. Или полного господинчика, мечущегося по офису этаким Фигаро и набивающего в кейс последнее.

Скульптор прекрасно знал эти и многие другие сюжеты. Как художник, он решил отметить гибель салона творческим актом. Распахнув парадные двери, маэстро поставил в торце длинного заставленного статуями зала кресло, где и воссел, меняя позы. В основном, он изображал монарха на троне. Когда Моника, миновав просторное лобби, зашагала по коридору между изваяниями, Скульптор принял образ “Мыслителя” Родена. На нем были неизменные черные брюки со стрелочками и белая рубашка.

Лишь только женщина приблизилась к креслу “Мыслителя”, тот изрек: “Все кончено”. Его голос был ровным, лишенным ноток напряженности или отчаяния. Именно так маэстро разговаривал со своей натурщицей до того вечера, когда они стали любовниками.

– Что ты теперь собираешься делать? – растерянно спросила Моника.

– Еще не решил. Возможно, уеду.

– Куда?

– Не думал. Заграницу. Или в другой город.

Женщина не знала, что и сказать. Она огляделась по сторонам и под отдающееся гулким эхом цоканье каблуков подошла к статуе Давида. Ветхозаветный герой приветствовал чуть заметной улыбкой белизну ее юбки, пиджака, чулок… Положив ладонь ему на колено, Моника повернулась к Скульптору лицом. Веер волос описал полукруг.

– Знаешь… – начала она.

“Мыслитель” вздрогнул.

– Знаешь… Давай уедем.

В глазах роденовского изваяния блеснула искра – верный и единственный признак эмоциональной бури. Маэстро медленно оторвался от кресла и подошел к даме. Та смотрела в даль, страшась встретиться с ним взглядом. Его мускулистые ладони легли ей на плечи.

– Ты готова отказаться от роскоши, от мужа, от… – Скульптор запнулся, – от своего круга общения?

Моника хотела было опустить руку, но одумалась – кончик пальца остался на коленке Давида – и устремила взор куда-то ввысь. Маэстро обрел возможность оценить шею в стиле мастеров кватроченто.

– Я уже стар. И беден. Я не смогу тебя содержать.

Моника повернула голову и нашла губами знакомые уста. Скульптор так и стоял, не убирая рук с ее плеч.

– Да, – прошептала она, когда долгий, словно прощальный, поцелуй завершился, – я готова, на все готова.

– Ты же знаешь, что это невозможно, – впервые с начала диалога маэстро подмешал в голос грусть.

– Почему?

– Я – банкрот.

Женщина вырвалась из плена жилистых рук.

– Я могу… у меня есть деньги.

– У тебя нет таких денег.

– Я продам вещи, драгоценности, я…

– Ограбишь мужа? – Скульптор позволил себе сарказм. Моника невольно затаила дыхание. Что-то болезненное читалось в ее мутных очах.

– Увы, салон должен слишком много…

– Хорошо, – она принялась рассуждать вслух, – салон обанкрочен, но ведь существуют еще и твои деньги. Которые твои, а не предприятия.

– Учитывая, кому я должен, я обязан выплатить все.

– А мои…

– Не думаю, что они что-то покроют. Более того, существует и другое обстоятельство…

Маэстро снова взял ее за плечи.

– Какое? – женщина побледнела.

– Разве я когда-нибудь говорил, что люблю тебя?

Моника не смогла ответить. Когда Скульптор разжал руки, она ощутила пустоту.

– Я – неудачник, этим все сказано!

Маэстро развернулся резко, как солдат на плацу, и направился к креслу.

Не дойдя до него шага, поджарая фигура остановилась.

– Беги от меня, я говорю, беги!

Исчезнув за лесом статуй, Скульптор покинул зал через боковую дверь.

Простояв минуту в недоумении, женщина направилась в лобби. Ускоряя шаг, она спустилась с крыльца и села в машину. Мысль скоротать время в сквере была забыта. Моника пулей мчалась домой. Перед глазами стояла потертая бумажка с надписью “300.000”. Внутренний голос повторял те же слова. “Триста тысяч”.не только гремело в голове, но и читалось на каждом дорожном знаке, предполагавшем хоть какие-то цифры. Не помня себя, она подкатила к крыльцу дома с лепниной.

Створка парадной двери с шумом распахнулась. Женщина бросилась к лестнице и в три прыжка очутилась у порога квартиры. Поворот ключа, прихожая, анфилада комнат, запертый кабинет. Каменный лик Фрейдо-Платона в салоне… Моника остановилась.

Итак, она готова рискнуть? Предать мужа, бежать за границу? Возможно, в сейфе, хранится богатство. Завладев деньгами, она сможет передать их Скульптору. Опасность банкротства минет, но станет ясно, что украла она: вход в квартиру под наблюдением, в посторонних грабителей никто не поверит.

Но если преступление неизбежно, то, может, следует сделать то, о чем просит Ботаник? Нужно избегать малых измен! Лишь абсолютное предательство принесет счастье! У нее окажутся не только жалкие тысячи, но и обещанные миллионы…

Слово взяла совесть – она рисовала страдания супруга. Явилось сомнение: а что, если Скульптор откажет? Он же так горд…

– Ах! – коснувшись ладонью лба, женщина отпрянула от двери.

Не понимая как, она очутилась у кресла. Колени согнулись сами – тело провалилось в пустоту.

… Исполнить план Ботаника, обмануть его и убежать с маэстро? Но Скульптор уже сделал выбор. Тогда, два с половиной года назад.

Моника опустила веки и неуклюже замотала головой, словно вытряхивая из нее недобрые воспоминания.

– И еще не факт, что деньги, действительно, в сейфе, ведь цифры на бумажке могут означать, что угодно. Впрочем, это легко проверить. Можно просто заглянуть в тайник!

Женщина встала и подошла к порогу кабинета. Порывшись в сумочке, она извлекла копию ключа и, глубоко вздохнув, вставила его в скважину.

Запретная дверь отворилась. Взору Моники предстала комната в стиле ретро с массивным письменным столом. На нем стоял осиротевший монитор – сам компьютер вынесли в салон на растерзание Ребенку. Рядом с экраном лежали ручки и какие-то бумаги. Тут же высилось кресло, походившее на трон. Воображение дорисовало государственный флаг в углу – казалось, из офиса управляют небольшим городом.

Сейф! Монике он приходился по пояс. На бронированном шкафу возвышалось нечто, накрытое темным полотном. Не заинтересовавшись странным предметом, женщина опустилась на колени.

Рука коснулась холодного металла. Монике почудилось, что перед ней вход в бункер – там укрылся какой-то фюрер. На стене на уровне глаз белела коробочка с кнопками – пульт сигнализации. Женщина извлекла из сумочки переданную Ботаником записку и набрала код. Над кнопками виднелся миниатюрный экран – на нем загорелись цифры. Ноготь коснулся клавиши ввода. Тревожный вздох…

Мерцание зеленого диода сообщало о том, что пароль подходит. Первый этап был пройден.

Настала очередь сейфа. Его дверцу тоже украшал экран с клавиатурой, но только солидной, никелированной. Моника достала вторую записку. Волнение ушло. Пальцы запрыгали по серебристым кнопкам. Ввод!

Женщина дернула за пластмассовую ручку, но дверца не отворилась. Она потянула сильнее – безрезультатно. Взгляд скакнул на экран. Ошибка!

– Этого не может быть, я набирала внимательно!

Новая попытка: сверяя с памяткой каждую цифру, Моника набрала код повторно. Тайник не открылся.

– Черт побери!

Она вскочила с колен и вылетела в салон. Под сенью Фрейдо-Платона покоилась массивная шкатулка с сокровенной бумажкой. Найдя листок, женщина сличила текст со своим. Все сходилось. Вооружившись оригиналом, она вернулась в таинственную комнату.

Еще раз, цифра за цифрой. Ввод… Результат был прежним.

На белой коробочке зажегся красный диод. На миниатюрном экране бежали цифры – секунды до обратного включения сигнализации.

Моника отказалась от нового штурма. Наскоро ликвидировав следы своего пребывания в кабинете, она прошла в салон и заперла за собой дверь. Как ни странно, женщина испытала облегчение.

Глава 19
В которой в Ботаника вселяется демон

Очутившись в салоне, Моника устало посмотрела по сторонам и опустилась в кресло у журнального столика.

– Может, это и к лучшему? – она глубоко вздохнула.

За прошедшие годы роман со Скульптором превратился в сладкие воспоминания. Неужели, их любовь – такая же игра, как и нынешняя попытка ограбить мужа?

Случайно взглянув на часы, женщина обнаружила, что уже половина двенадцатого. До встречи с Блондином оставалось совсем немного.

– Хватит детективных историй! – Моника решительно встала и прошагала в прихожую.

Спустившись по лестнице, она даже не заметила консьержку в вестибюле. Вся в мыслях о предстоящей встрече, женщина вышла на улицу и села в машину.

Моника припарковалась у калитки обнесенного ажурной оградой сквера. По свежей траве сновали детишки, то и дело испуганно оглядываясь на гуляющих по тропинкам мам, поглощенных беседой и отрывающихся от этого занятия лишь за тем, чтобы, сделав замечание шалящему чаду, продемонстрировать подругам наличие важных семейных забот. Расположившись на скамейке, Моника закинула ногу на ногу и погрузилась в раздумья.

Ее размышления нарушил Ботаник. Он был взволнован – Ромео, бегущий к своей Джульетте.

– Здравствуй! – любовнику хватило дыхания только на первое слово. – Понимаю, тебе было тяжело…

– Все немножко не так, – Моника обернулась на Блондина.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать… – грудь женщины вздрогнула, лацканы пиджака разошлись; поймав солнечный лучик, загадочно сверкнуло “Разбитое сердце”.

– Я знаю, ты не смогла. Мы попробуем завтра. Еще есть время, – усевшись рядом с возлюбленной, Ботаник нежно посмотрел ей в лицо.

– Нет, все немножко не так. Сегодня, после нашего разговора я попыталась набрать код…

– И что же? – Блондин нервно улыбнулся.

– Код не подошел…

В воздухе повеяло прохладой. Порывы ветра играли каштановыми локонами Моники и белыми кудрями ее собеседника. Любовники глядели друг на друга с отстраненностью статуй. Наконец, Ботаник решился задать вопрос.

– От сигнализации?

– Нет, с сигнализацией все в порядке. Мой код. Кошмар какой-то, набирала несколько раз. Проверяла каждую цифру. Не знаю, что и делать.

Женщина опустила глаза и, наполнив легкие воздухом, вновь посмотрела на Блондина…

Он был мертвенно бледен – лицо напоминало белую маску. Едва ли испытанный им шок мог объясняться историей с сейфом. План еще не прошел точки невозврата – операцию можно было отменить.

– Я не знаю, что делать, – промямлил Ботаник.

– Я тоже… – губы Моники застыли в недоуменной улыбке.

Страх, парализовавший любовника, передавался и ей.

Не обращая на даму внимания, Блондин схватился за виски.

– Что с тобой? – изумилась женщина.

Их взгляды встретились – в обоих читался вопрос.

– Так, ты уверена, что правильно набрала код? Я имею в виду цифры. Некоторые очень часто пишут семерку как единицу.

Порывшись в сумочке, Моника нашла записку. Ботаник прочитал надпись на мятом клочке бумаги и убедился в невозможности разночтений.

– Значит, это не тот код…

Женщина объяснила, что не готова поручиться ни в чем, поскольку не находится в курсе всех дел супруга.

– А если, – отстраненно произнес Блондин – существует еще один сейф?

Мысль, что в квартире может приключиться секретный сейф, подействовала на Монику как учение о множественности миров на средневекового богослова.

– Нет! Это исключено, – выпалила она. – Есть мой личный тайник (для драгоценностей), но я знаю его как свои пять пальцев.

– Ты хорошо проверила кабинет мужа?

– Трудно сказать, – лацканы белого пиджака снова расступились. – Но я бы заметила большую железную коробку.

Ботаник сморщил лоб.

– Но ведь есть… есть еще загородный дом. А вдруг там?

– Не похоже. Мы проводим загородом летние месяцы и иногда праздники.

– Да, твой муж бы не стал держать важные документы на вилле. Он там почти не живет. Опять же, возможность кражи…

– Это охраняемый поселок, – перебила женщина.

Назойливость клерка утомляла – ей захотелось встать и уйти.

Моника оглянулась по сторонам, словно изыскивая предлог завершить беседу. Из-за напряжения Блондин не заметил смены ее настроения.

– Сейф точно должен быть большим. В маленьком ничего не поместится.

– Наверное, он вмонтирован в пол или в стену? – спросила женщина с оттенком иронии.

Ей хотелось бежать от неизвестности, волнений и необходимости делать выбор… Она вспомнила Скульптора. За деревьями виднелось здание, в котором размещался его салон. Жалко, что художник уедет! Впрочем, их роман, похоже, завершился уже навсегда.

– Знаешь… – Моника решила быть откровенной, – я устала. Возможно, вся эта история была ошибкой.

Усилием воли она оторвалась от скамьи. Ботаник оглядел ее туфли, колени, юбку… и, наконец, поднял голову.

– Нет, не ошибкой, – Блондин тоже встал и положил ей руки на плечи: как ни странно, его страх как ветром сдуло.

Решительность клерка обескураживала Монику, но она не могла отделаться от впечатления, что находит его чертовски привлекательным. Ботаник по-хозяйски посмотрел ей в лицо.

– Есть две возможности. Первая – ты находишь правильный код, – он выдержал паузу, проникая взором в раскрытые бутоны ее испуганных глаз. – Вторая – я прихожу к тебе вечером с автогеном и режу проклятый сейф.

Ошалев от подобной решимости, женщина защебетала, что незваного гостя заметит консьержка.

– Тогда я разрежу ее…

Молодой человек разжал руки, развернулся как на параде, и, не сказав более ни слова, прошагал к чугунной калитке. Моника глядела ему вослед. Впрочем, предложение разрезать Мымру нашло в ее душе отклик.

Глава 20
В которой сходятся лед и пламень

Моника стояла у скамейки, пока Ботаник не скрылся из виду.

– Что это с ним? – подумала она. – Чем он напуган? Ведь еще не поздно все отменить…

Чувство голода помогло ей отвлечься. Из-за деревьев виднелась яркая вывеска японского ресторана. Женщина вышла из сквера и перешла через дорогу. Портье услужливо распахнул дверь.

Мысли о случившемся не давали покоя.

“Нет, Ботаник переходит рамки приличия. Ему безумно хочется денег”…

Моника понимала: все козыри у нее – муж богат и слеп ко всем ее страстишкам. Она прониклась уверенностью, что отказала бы Блондину, даже если бы смогла открыть тайник.

Пройдя в зал, женщина села у окна. Ширмы в восточном вкусе отделяли столики друг от друга – невозможно было видеть, кто сидит за соседним.

– Пожалуйста, сашими, – ответила Моника молодому официанту.

– Что будете пить?

Она назвала сорт вина. Заказ был исполнен с необычайной быстротой.

– Мама! Смотри, две королевы! Вторая неправильная, она должна быть черной!

Женщина оглянулась. Возглас исходил из уст бойкой девчушки лет пяти, ворвавшийся в помещение с улицы. Замешкавшаяся в дверях мать сделала ей длинное замечание, потревожившее посетителей не меньше, чем сам загадочный выкрик. Следующим в ресторан вошел отец – интеллигентный мужчина средних лет. Он тоже проявил бестактность.

– Стендаль ошибся! Ему следовало бы написать “Красное и белое”.

Мать покраснела. Официанты заулыбались. Для Моники смысл шутки остался бы тайной, но тут из-за ширмы раздался звонок.

– Алле! – произнес тонкий голос.

Женщина вздрогнула. Она услышала знакомые нотки. Это была…

– Это какой-то кошмар! – пропела Красная леди. – Нас ограбили. Да-да, вчера вечером. Разбили окно в салоне, обшарили всю мастерскую. Украли ноутбук, мобильник… – Анжела выдержала паузу.

– Нет, забрали еще чемодан с деньгами. Никогда не понимала, зачем он хранит наличность… Почему-то не хочет обращаться в полицию, как бы я не уговаривала. Сколько денег? Там было триста тысяч. Долларов, конечно. С ним расплатились за последний заказ.

Моника побледнела. Неведомая сила приказала ей встать. Оставив на столике половину порции, она направилась к выходу.

– Мадам, вы забыли заплатить!

Женщина судорожно раскрыла кошелек и сунула кельнеру три купюры.

– Надеюсь, этого хватит?

Выскочив на крыльцо, она бросилась к скверу и села в машину. События прошлого внушили Монике страх перед Красной леди.

Это произошло два с половиной года назад, через несколько дней после презентации увековечившей Монику статуи. Она явилась к художнику на дом – его квартира располагалась в том же здании, что и ателье, но этажом выше. Со слов маэстро Анжелы не было в городе: в знак протеста против культа Каменной Мессалины Красная леди укатила в отпуск на деньги патрона.

Позвонив пару раз, Моника уловила тихий стук шагов. Дверь отворилась сама, как если бы была на пружинах. Женщина вступила в убранную со вкусом прихожую: на постаментах стояли статуэтки. В квартире царил порядок – редкость для деятеля искусств.

– Любимый! – позвала Моника.

Гробовое молчание. Затем послышался шорох.

– Я жду тебя, выходи!

Заблудившись в закоулках апартаментов, призыв так и не достиг цели. Женщина инстинктивно оглянулась – она привыкла демонстрировать себя всем сторонам света. На ней был белый пиджак с разрезом, короткая светлая юбка и узконосые туфли на высоких каблуках. Голову увенчивала широкополая шляпка. В руке Моника держала плащ.

Прошло несколько секунд. Она огляделась вновь, на сей раз серьезно. Глаза обежали толпу изваяний. Статуэтки стояли лицом к выходу – женщина шла против всех. Прохладный ветерок играл ее волосами – через приоткрытую входную дверь в помещение просачивался сквозняк. Дверь в другом конце прихожей тоже была открыта. Моника приблизилась к белой раме, за которой начинались жилые комнаты. Грудь замерла на вдохе…

Входная дверь с шумом захлопнулась. Щелкнул засов – точно замок от наручников. Женщина резко развернулась. Пред ней гневным ангелом у врат Эдемского сада стояла Красная леди.

– Здравствуйте! – вымолвила Анжела; подчеркнуто вежливая, она обращалась к сопернице на “вы”.

Моника издала какие-то бессмысленные звуки. Растерянные, глаза бегали по прихожей. Наконец, зрачки остановились на помощнице Скульптора. На ней был алый пиджак с белым жабо и багровая юбка до колен. В правой руке ассистентка держала указку, постукивая ее кончиком по левой ладони.

– Вы удивлены? – спросила Анжела.

– Нет!

– Прекрасно, тогда раздевайтесь.

Моника от неожиданности уронила плащ.

– Да-да, раздевайтесь, – повторила Красная леди, поигрывая импровизированной шпагой. – Вы ведь пришли сюда для этого.

– Извините, я, кажется, ошиблась, – Моника сделала робкий шаг к двери.

Взгляд соперницы обратил ее в камень. Порыв сопротивляться – и без того слабый – улетучился.

– Нет, не ошиблись, – продолжила Анжела. – Или мне вам помочь?

На слове “помочь”.острие указки престало постукивать по ладони и уставилось на Монику. Та впала в ступор: уголки губ опустились, лицо сложилась в жалостную гримасу.

– Ладно, я помогу.

Послышался свист.

Какие-то доли секунды женщина не могла понять, что произошло. Наконец, пришло озарение: исчезли поля шляпки. Где она?

Улыбаясь, Анжела вытянула руку, так что кончик указки уперся Монике в шею. Избегая укола, она подалась назад и увидела на полу свою шляпку – в купол белой тульи вонзилась красная шпилька.

– Давайте, продолжим, – вещал слащавый голос. – Давайте, давайте!

По молочному Моники пиджаку скользнул красный рукав. Алые ногти вцепились в пуговицу. В них было что-то от щупальцев осьминога. Анжела сжала кулачек – раздался треск ниток.

– Мне расстегивать и остальные, или вы сами?

Руки непроизвольно подчинились приказу – Моника расстегнула все пуговицы.

– Вот умничка, теперь снимайте жакет. Да-да, снимайте!

Поскольку женщина привыкла раздеваться в непринужденной атмосфере, она запуталась в рукавах.

– Я вам помогу, – сказала Анжела, заходя сзади. – Вот так!

– Прошу вас! – простонала Моника, обретя самообладание, необходимое жертве, чтобы воззвать к жалости агрессора.

Красная стерва дернула ее за воротник. Рывок вывел тело Моники из равновесия. Издав стон, она упала на колени.

На несколько секунд воцарилась тишина. Тиканье настенных часов казалось громом.

– Вас нужно немножечко зафиксировать, – пропело приторное сопрано.

Отчаявшись снять с Моники пиджак, Анжела завязала у нее на спине рукава. Затем с апломбом тореадора, гарцующего у тела раненного быка, описала полукруг и оказалась у Моники перед глазами.

Моника походила на красотку из фильма, которую преследует чудовище. Шляпка растоптана, жакет сброшен с плеч, грудь трепетала овечкой в лапах волка. Она стояла на коленях перед торжествующей соперницей.

– Теперь вы будете сидеть тихо. На вас смирительная рубашка!

Сжав волю в комок, Моника попыталась высвободить руки – тщетно.

– Все хорошо, – убаюкивала Анжела, – снимем юбку, и вы будете свободны. Да-да, свободны! Поверьте, вам не нужна одежда. Она вам только мешает!

Присев на корточки, Красная стерва погладила пленницу ладонью по дрожащей щеке и опустила руку к пряжке ее ремешка. Раздался щелчок, и кожаная змейка выскользнула из петлиц.

– А теперь ноги! – голос ассистентки сделался грубее, прежняя приторность исчезла.

Стало ясно – готовится страшное. Анжела встала.

– На пол, шлюха!

Запас лицемерия иссяк – из-под личины падшего ангела показался демон. Моника почувствовала, что ее волокут за волосы. Издав крик, в котором слились физическая мука и боль унижения, она повалилась на бок.

Анжела нагнулась и затянула ремешок на ее щиколотках.

– Не убежишь! – глаза мегеры налились кровью.

Алые когти вцепились в юбку – матерчатая труба вывернулась наизнанку и соскочила с ног.

– Вы необычайно консервативны в выборе нижнего белья, – прокомментировала Красная стерва, переходя на “вы”. – Вы носили то же самое четыре месяца назад. Но это не страшно. Мы вас полностью разденем, и вы будете точь-в-точь как тогда.

Порывшись в кармашке, Анжела достала ножницы для ногтей.

– На этот раз все пройдет очень, очень быстро. Мы обрежем вам лямки. Вот так!

Моника ощутила укол в плечо. Послышался знакомый звук. В последний раз она слышала его подростком, когда что-то шила и резала нитки.

Выпрямившись во весь рост, Красная стерва победно продемонстрировала статуэткам чашечки бюстгальтера.

– Боюсь, тебе будут великоваты, – меланхолично заметила она, надевая трофеи на голову Венере Милосской.

– А что же с нашей шлюхой? Риторический вопрос…

Моника умоляюще смотрела на ассистентку. Под тяжестью туловища руки немели. Ремешок сковывал ноги. Голова лежала на полу, и каштановые локоны стелились по деревянным планкам. Венцом поверженной плоти была вырвавшаяся на свободу грудь.

Анжела опустила ножницы в карман и поднесла к губам кончик указательного пальца. На секунду она призадумалась. Наконец, изобретя новую пытку, подобрала с пола указку и стегнула Монику по бедру.

– Гадкая шлюшка! Перевернись! Я сказала, перевернись!

Моника не могла исполнить приказ: мышцы затекли. Она опустила веки и застонала.

– Ах так! – Красная стерва замахнулась для удара.

В этот момент кто-то схватил ее за запястье. За алой фигурой вырос Скульптор.

– Анжела! Немедленно прекрати! – в сердцах маэстро вырвал указку и картинно переломил через колено; в старину так ломали офицерские шпаги при лишении чина.

Ассистентка вскрикнула и, закрыв ладонями лицо, бросилась внутрь квартиры. Оставшись наедине с Моникой, Скульптор расстегнул ремешок на ее щиколотках, поднял почти бездыханное тело на ноги и развязал рукава пиджака. Мгновенно обретя силы, женщина отвесила спасителю пощечину, а затем, в чем была, зашагала к выходу.

– Моника, оденься!

Сцена “гордый уход”.не состоялась. Женщина нагнулась, подобрала с пола юбку с плащом, и, не найдя туфли, выбежала прочь. Очутившись за порогом, она театрально хлопнула дверью. Одеваться пришлось на лестнице. К своему счастью, Моника была там одна.

Через час после происшествия Скульптор позвонил беглой пассии. Как казалось ей самой, для извинений. Женщина повесила трубку. Любовник упорствовал. Где-то на седьмой раз она соблаговолила ответить, чтобы выслушать слова раскаяния. Раскаяний не последовало.

– Моника, – начал маэстро, – мне больно об этом говорить, но нам больше не следует встречаться.

Женщина опустилась на постель. Она проиграла битву.