Текст книги "Каменная Мессалина"

Глава 15
В которой маэстро создает шедевр

Скульптор был не только посредственным художником, но и никудышным предпринимателем. Теоретически, первое не обязательно должно было приводить ко второму, так как вкусы его клиентуры оставляли желать лучшего, однако у человека имелся своего рода талант. Он заключался в умении разбазаривать деньги.

Тщеславие маэстро не позволяло ему ограничиваться гранитом или пошлым гипсом даже в работах, создаваемых просто так, из любви к искусству. Он импортировал мрамор: каррарский, паросский и, наконец, индийский. Раз в месяц к черному входу салона подъезжал грузовик и особым краном сгружал циклопические блоки в подсобное помещение. Таможенников эти глыбы доводили до белого каленья. Анжела деловито поясняла, что в каждой из них ее босс способен разглядеть затаенный шедевр.

– В индийских блоках я вижу нечто большее, – иронично замечал Скульптор.

Его мастерскую заполняли легионы античных героев, неумело скопированных с классиков. В служении прекрасному маэстро разрывался между Клио (“то муза истории”.– пояснял он друзьям) и Танатосом – богом смерти. Тот сулил золотые горы за изготовление надгробий.

Начав ваять в подражание древним, Скульптор вскоре убедился в невыгодности этого занятия. Озарение явилось поздно – кредит, взятый на открытие заведения, был растрачен. Пришлось брать новый. Сонм олимпийских богов переехал в зал, где проходили сеансы с Моникой. Тяжеловесные, часто недоработанные, статуи сутулились на хаотично расставленных постаментах, напоминая разбитую армию, бредущую с поля боя. Казалось, они сгорбились под спудом безотрадного финансового положения салона.

– Кунсткамера, – перешептывались недоброжелатели.

– Парад уродов! – откровенно заявила Анжела одной из подруг.

У нее были веские причины для недовольства патроном – в течение месяцев Моника не вылезала из его мастерской. Муж новоиспеченной натурщицы то уезжал по делам, то возвращался, но даже его присутствие в городе не могло помешать творческому процессу. Ежедневно в полдень Моника являлась в салон, игриво разоблачалась и укладывалась на кушетку.

Это была новая мебель – кушетку купили специально. По указанию маэстро женщина снимала с себя все кроме бюстгальтера. Лифчик полагалось приспустить. Моника взбиралась на ложе, укладывалась на бок, вытягивала левую ногу, поджимала под себя правую, выворачивала спину и клала голову на подушку. Ладонь непременно касалась затылка.

– В точности! – радовался Скульптор. – Она, Мессалина работы Брюне!

Работа полузабытого француза – возможно, наиболее известное скульптурное изображение развратной жены императора Клавдия – служила для маэстро источником вдохновения. Из-за надгробий у него почти не оставалось времени на классику. Однако призвание художника и ощущение, что годы уходят, а монументальная работа, долженствующая увековечить его имя, так и не создана, толкнули Скульптора на отчаянный шаг. Он решил изваять шедевр.

Так появился мраморный монстр. Каменная баба, как подшучивали злые языки. Каменная шлюха, согласно замечанию Анжелы. Переняв у недоброжелателей слово “каменный”, автор называл статую “Каменной Мессалиной”.

Мессалина Монике нравилась. Во-первых, она не обладала идеальным вкусом. Во-вторых, женщина желала быть увековеченной для потомков. Она работала, не покладая рук. Трудно сказать, в каком качестве наша героиня была более полезна маэстро: как модель, или как муза – ее вид приводил творца в экстаз.

Посетители – те, которым, можно было показывать и неоконченную работу – замечали, что бюст Каменной Мессалины значительно крупнее, чем у французского оригинала. Некоторые указывали, что полоска ткани, едва касающаяся сосков, не является абстрактным куском античной материи, но имеет все признаки скомканного ажурного бюстгальтера, выполненного в мраморе с неподражаемым мастерством.

– Стандарты красоты меняются, – оправдывался Скульптор. – Специалисты стесняются об этом говорить, но классические произведения вызывали страсть у современников. Если мы желаем, чтобы наши работы оказывали на зрителя то же воздействие, следует отступать от тогдашних форм и обращаться к нынешним.

Услышав подобное, некоторые гости одобряюще кивали. Иные закатывали глаза к потолку.

Статуя не просто нравилась Монике. Она ее любила. Однако вскоре обнаружилось, что эта любовь выходит за рамки приличия. Явившись как-то в мастерскую с опозданием, маэстро увидел, что скучающая натурщица лежит на каменном ложе вместе с Мессалиной. Моника ласкала щеки античной развратницы, осторожно касаясь губами мраморных уст.

– Что ты делаешь? – напугал ее Скульптор.

Женщина вздрогнула, посмотрела на любовника, но вместо того, чтобы испуганно соскочить с мраморной постели, чмокнула Мессалину еще раз.

– Я люблю ее! Я люблю все, что выходит из твоих рук. Я тоже люблю мрамор!

Самое занятное, что маэстро умудрялся сохранять с мужем своей пассии деловые отношения. Подслеповатый супруг пригласил Скульптора домой, оценить обстановку глазами художника. Многое для гостя явилось открытием, поскольку в свой первый визит он не был в состоянии различить ничего кроме предмета страсти.

Маэстро оглядел нелепую колонну и указал на схожесть Платона с Фрейдом, чем немало позабавил хозяина. Заметив в спальне нелепого быка над кроватью, он усилием воли воздержался от оценок.

Воздержанность принесла плоды – муж Моники сделал заказ: два китайских божка-стража, которых, ставят у входа в помещение. Скульптор охотно взялся за работу. Пути стражей разошлись. Один отправился в загородный дом – его водрузили на этажерку в одной из комнат. Казалось, задача истукана – охранять загадочный стеллаж.

Второй божок исчез. Монике мерещилось, что его унесли в кабинет – в тот самый, который всегда запирался на ключ. Впрочем, она там почти не бывала, поэтому не могла полагаться на верность своих наблюдений.

Роман с маэстро привел не только к созданию Каменной Мессалины, но и к кризису в отношениях с консьержкой. С тех пор женщина за сорок, облаченная в серый пиджак и серую юбку, превратилась для Моники в Мымру – именно так, с заглавной буквы. Наша героиня столкнулась с ней в подъезде на следующий вечер после безумной ночи с маэстро.

– Ой, извините… – замямлила Мымра, – вы, знаете, у меня такое несчастье…

– Я вас слушаю.

– Моя сестра тяжело больна.

– Я вам сочувствую, – растерянно ответила Моника.

Консьержка серой крыской глядела ей в глаза.

– Необходима операция, дорогостоящая операция… Так уж получилось. Нужно собрать деньги… Вы не могли бы одолжить мне две тысячи долларов?

Моника побледнела. Ей хватило ума уйти от однозначного ответа и посоветоваться с любовником. Тот согласился предоставить необходимую сумму. Нужды в том не было – для Моники речь шла о ежемесячных карманных расходах. Она выплатила деньги. Через день Мымра надела новую брошь.

Работа над статуей длилась три месяца. Когда она завершилась, Скульптор организовал раут и выставил изваяние на всеобщее обозрение. Мраморное чудище оценили. Особенно молодые дамы, метившие в натурщицы. Тут же обнаружилась особая категория дам – эти морщились, говорили “фи”.и изображали презрение. И слепому было ясно: они завидуют Монике черной завистью. Наверняка, и первая группа женщин резко изменила бы отношение к шедевру, если бы им рассказали, кого запечатлел автор. Однако, как это часто бывает, публика делилась на знающих и профанов.

Среди мужчин преобладала партия равнодушных. Она тоже делилась на два лагеря: одним изваяние нравилось, в чем они не признавались, не желая прослыть пошляками; у других каменная баба вызывала идиосинкразию. Эти молчали из страха расстроить автора.

Встречались и хвалители, как умеренные, так и не очень. В рядах последних числились все тайные недоброжелатели Скульптора и один дурак.

Критиков было меньше. Любой уважающий себя критик при виде женщины-монстра классифицировал автора как безнадежного и пополнял партию безразличных.

Муж Моники принадлежал к умеренным критикам – он так и не понял, чье тело вдохновило маэстро.

Глава 16
В которой наша героиня прикасается к новым соблазнам

Когда Моника раскрыла глаза, по спальне уже гуляло солнце. Где-то рядом хныкал мобильник. Несколько секунд она рассеянно водила рукой по тумбочке у изголовья кровати, пока не нащупала телефон. Звонил Ботаник.

– Да, милый! – женщина говорила почти шепотом. – Нет, я не смогла ничего сделать. Ты должен понять, мне было страшно… Хорошо, я буду осторожна. Да, в двенадцать мы встретимся в сквере. Жду тебя и целую.

Она повесила трубку. Вчерашние события казались дурным детективом. Рандеву в ресторане, бумажки с паролями, сейфы. Если бы не звонок Блондина, то Моника была бы готова поклясться, что ей все приснилось.

Понежившись в постели, женщина встала, нарядилась в шелковое кимоно и направилась на кухню пить кофе. Лишь только заурчала кофеварка, и на столе очутилась белая чашечка костяного фарфора, в дверь позвонили.

– Кто это еще? – блюдце звякнуло о стол.

Моника выбежала из кухни, и, замедляя шаг, миновала салон и смежную с ним комнату. Оказавшись в прихожей, она уставилась в глазок.

У порога стоял юноша, почти мальчик, в синих джинсах и белом джемпере с нелепым желтым значком. Кожа была бледна, как у эмо. Голову увенчивала копна темных волос. Правая рука сжимала ручку чемоданчика. Женщина знала юношу: красавчик приходил чинить компьютер.

Она распахнула дверь. Поздоровавшись, молодой человек начал объяснять, что явился по вызову мужа. Он был застенчив и называл хозяйку квартиры на “вы”. Та говорила ему “ты”.

– Ладно, проходи! – Моника улыбнулась и сделала приглашающий жест.

Не говоря ни слова, Ребенок – как женщина мысленно называла гостя – проследовал в салон. Моника шла за ним. Компьютер лежал в углу под сервантом, поскольку муж заблаговременно вынес его из кабинета.

– Вот он!

Несколько мгновений юноша недвижно простоял посредине комнаты – точно инсталлируя себе в голову какую-то программу, – затем решительно прошагал в угол и сел на колени. Бесшумно раскрылся чемоданчик – в нем оказались запчасти и инструменты. Ребенок обвил руками коробку компьютера и вытащил ее на ковер.

– Тебе помочь? Ты только скажи, – Моника тоже опустилась на колени.

Юноша повернул голову и несколько секунд не мог отвести от хозяйки квартиры глаз – веки то раскрывались, то вновь смыкались, словно фотографируя даму в кимоно. Ребенок внимательно рассматривал темные ресницы, каштановые пряди, ниспадавшие на лоб и на плечи, мраморную шею, плавно переходящую в треугольник белой кожи в разрезе халата…

– Извините, – прошептал он, опуская взгляд.

Не вставая с пола, женщина придвинулась к нему поближе. Щеки юноши залил румянец – он делал вид, что сосредоточенно глядит на материнскую плату, прыгающую в его ладонях.

Моника любила мучить мужчин, даже невинных. Она раскрыла губы. Подбородок качнулся влево, затем вправо, подобно форштевню рыскающего парусника. Локоны шуршали. Женщина опустила руку в их шелковистый поток. Второй она уперлась в землю, ведь при головокружительных движениях необходима опора.

Ребенок пребывал во власти грез. Пальцы мусолили отвертку – инструмент не касался головки ни одного шурупа. Искусительница делала вид, будто не замечает растерянности жертвы.

– Тебе помочь?

В ответ послышалось нечто, похожее на мычание двоечника у доски.

– Ладно, – улыбнулась Моника. – Хочешь кофе? Я сделаю крепкий.

Слова подействовали – юноша выказал признаки возвращения в этот мир. Недобитой охотником дичью он оглядел помещение и вновь попытался что-то сказать.

– Надеюсь, мама разрешает тебе пить кофе? – спросила женщина.

Кокетка поднялась с полу и исчезла на кухне.

Когда она вернулась, держа в руках поднос с чашечками и дольками шоколада, юноша покидал горние сферы. Моника позвала его за столик, за которым вчера чуть не заключила сделку с Дьяволом, и опустилась в кресло. Не говоря ни слова, Ребенок сел на краешек соседнего.

– Наверное, ремонтировать компьютеры очень трудно? – защебетала женщина.

Юноша молчал.

– А я ничего не понимаю в технике, по физике в школе еле вытянула четверку. Раскрою маленький секрет: в меня был влюблен один мальчик, он решал за меня контрольные.

Силясь не подавиться, Ребенок отвечал односложно, иногда однозвучно.

– Между прочим, он был так похож на тебя! Темные волосы, но чуть короче, – Моника потянулась к вискам юноши. – Он сделал карьеру и стал ученым.

Послышался неясный звук, какое-то вулканическое бульканье. Наверное, так клокочет перед извержением гейзер. Чашечка стукнула о журнальный столик – Ребенок поперхнулся. В попытке прокашляться он приподнялся, но спазмы в дыхательном горле вынудили его сесть. Юноша беспомощно опустил веки.

Вальяжность Моники будто ветром сдуло – она вскочила. За ее решительностью стоял испуг.

– Что с тобой?

Женщина принялась хлопать гостя ладонью по спине. Ее грудь оказался у него перед глазами, но поскольку глаза Ребенка заполнили слезы, он ничего не заметил.

Наконец, юноша пришел в себя. Моника села в кресло.

– Ты чуть не умер! Возьми салфетку!

Женщина попыталась продолжить беседу и даже затронула технические темы.

– А ты можешь обезвредить сигнализацию?

Ребенок побледнел. В принципе, он таким никогда не занимался, хотя, теоретически… Возможно, это было бы интересной задачей.

Моника почти не слушала ответов, силясь понять, зачем она задала этот вопрос. Она все-таки хочет открыть сейф? Она решилась?

Женщина не сразу заметила, как юноша замолчал и напряженно уставился в черный экран на стене.

“Что это с ним?!” – подумала Моника.

Ей вдруг, во что бы то ни стало, захотелось продолжить разговор, но она не смогла вымолвить ни слова. Воцарилась странная тишина. Судорожно перебирая в голове темы, женщина была бы рада любому звуку, способному ее нарушить. Хоть карканью вороны, хоть крику старухи, как вчера у ювелирного магазина.

– А у тебя есть девушка? – брякнула она.

Ребенок тихо ответил, что есть. По глазам было видно: лжет.

Неожиданно из прихожей раздался звонок. Моника вскочила с кресла, выбежала из салона и, миновав промежуточную комнату, очутилась перед тумбочкой у входной двери. На ней дребезжал старый угловатый телефон. Кто это мог быть? Как правило, муж звонил на мобильный. Этот аппарат, почти преданный забвению, служил мухоловкой для шальных звонков, в основном, предложений что-то купить.

Моника робко поднесла к виску трубку.

– Алло, – произнесла она голосом Джульетты, разлученной с возлюбленным.

– Алло, – повторило испуганное сопрано.

Из телефона послышался шорох.

– Алло!

Молчание. Затем зазвучали короткие гудки, нервные и не в меру громкие.

– Ладно… – женщина повесила трубку.

Она развернулась и медленно, словно стесняясь чьих-то раздевающих взглядов, прошагала в салон.

Когда Моника снова очутилась перед столиком, она задумчиво посмотрела на Ребенка. Юноша ерзал в кресле. Если бы она смотрела внимательней, то смогла бы заметить, что его левая рука погружена в карман. Пальцы сжимали мобильник.

Глава 17
В которой читатель узнает, кто такой Цербер

Допив кофе, Ребенок провозился с компьютером еще четверть часа и заявил, что некоторые детали требуют замены. Он застенчиво попрощался, обещав явиться на следующий день.

После ухода юноши позвонила Анна, и Монике пришлось отвечать, продала ли она душу дьяволу. Моника утверждала, что нет, поскольку в момент сделки ее отвлек телефонный звонок. Теперь она лишится богатства и утех любви, а душа все равно попадет в ад, ведь на ней и так клейма ставить негде.

– Плохо, – протянула Анна и тут же услышала совет продать свою душу.

– Впрочем, – одумалась Моника, – тебе нет в этом нужды. У тебя есть Цербер.

Цербер был супругом Анны и главой отдела безопасности фирмы, которой владел муж нашей героини. Слухи наделяли его небольшим пакетом акций, о чем, однако, невозможно было узнать ничего определенного. Цербера не брали ни пули, ни огонь, ни даже время. Он нисколько не постарел с момента вступления в должность (четыре года назад) и казался способным нести свои сорок вплоть до выхода на пенсию.

Муж Анны был настолько широкоплеч, что выглядел коренастым, несмотря на довольно высокий рост. Голову человека-шкафа увенчивала лысина, хотя какие-то волосы еще сохранялись на висках и затылке. Все недостатки компенсировались наличием превосходной мускулатуры. То был атлет. Монике он напоминал быка, стоявшего на полке в спальне. Она готова была поклясться, что в объятиях Анны Цербер краснеет и сопит.

Конечно, боевой киборг внушал ужас – от его взгляда люди давились бутербродами, проливали чай на рабочие бумаги. Кто-то даже упал в обморок. Он разговаривал тихо – подобные существа умеют управлять подчиненными движением бровей.

Цербер долго служил в спецназе, затем в полиции, но карьеры не сделал. За время службы он собственноручно убил несколько человек, разумеется, в ходе выполнения ответственных заданий. После выхода в отставку, жертвой его честолюбия стал частный сектор. В лице мужа Моники усталый воин нашел золотую жилу. Друг с другом партнеры были подчеркнуто вежливы. Никто не знал, как они познакомились, и почему из всех вариантов супруг нашей героини предпочел именно Цербера.

За все четыре года, что Моника его знала, начальник охраны проявил слабость лишь однажды: выпив как-то на корпоративе, позволил публике уболтать себя разбить кулаком кирпич. Почти все присутствовавшие при этом дамы тут же заявили, что завидуют Анне. Наиболее завистливые – пожалели кирпич. Мужчины тоже разделились: часть завидовала Церберу, а кто-то женщинам – ведь они, принадлежа к слабому полу, могли высказать страшному человеку в глаза свое “фи”.

Анна, жена главного охранника, уступала Монике во всех отношениях – средний рост, ничем не примечательные ноги, скромный, неброский бюст. Последнее обстоятельство воспринималось Анной в качестве личной трагедии – она пила успокоительное.

Изъян в одной области часто компенсируют превосходством в другой. Единственная возможность хоть в чем-то превзойти Монику открывалась в области парикмахерского искусства. Умелый генерал бьет по уязвимым участкам вражеской позиции – Анна перекрасилась в блондинку. Безуспешно. За белокурую бестию ее не принимали. Отчаяние вынудило откатиться на исходные рубежи – переделаться обратно в брюнетку.

– Я тебе так завидую, так завидую! – щебетала Анна при виде подруги.

– Я тебе тоже – у тебя есть настоящий муж.

Моника лукавила – она бы ни за что не поменялась с Анной местами. Ее превосходство проявлялось не только во внешности, но и в брильянтах, в роскошной машине, в великолепных меховых шубах. Когда муж Моники и Цербер, сговорившись как-то раз, купили супругам жемчужные бусы, то выяснилось, что и жемчуга у Моники гораздо крупнее.

Анна позвонила, чтобы сообщить главную новость. Оказывается, Скульптор балансирует на гране банкротства. В принципе, беспомощность маэстро в финансовых вопросах ни для кого не являлась секретом, однако циркулировал слух (Анна охотно им поделилась), что в самый неподходящий момент его постиг некий фатальный удар. Рассуждая о природе проблемы (все со слов Анны) одни называли неплатежеспособность какого-то заказчика, иные говорили о рейдерском захвате. Третьи же о загадочной краже.

– Ты представляешь? – восклицала супруга Цербера. – Он разорен! Это чудовищно…

Моника никогда не говорила подруге о романе со Скульптором. Дабы не выдать своих чувств, она поспешила сменить тему.

– Дорогая, у нас все готово на завтра? Будет ли сюрприз?

– Разумеется! У меня полно сюрпризов!

Обменявшись слащавыми фразами, женщины закончили беседу.

Моника поймала себя на мысли, что с момента разрыва отношений не виделась с маэстро ни разу – ее останавливала гордость. Может, стоит сейчас, ведь сама судьба дарует предлог? Ей все равно предстояло явиться в сквер, расположенный рядом с салоном, для объяснений с Блондином.

Женщина села краситься. Через час она была готова.

Как всегда, она была неотразима. В дневном свете Моника предпочитала появляться в белом. В ее гардеробе хранилось несколько молочных юбок и светлых пиджаков. Голову украсила шляпка. Если состоявшую в непонятных отношениях со Скульптором Анжелу часто за глаза называли Красной леди, то Моника имела полное право считаться белой.

Она выпорхнула из квартиры – идя на свидания, на возможные свидания, на потенциальные свидания, шалунья пересекала порог с грацией нимфы, бегущей любовнику в объятия.

Щелкая каблуками, она спустилась в парадное. За столом сидела Мымра, прячась за старомодным телефоном и нелепой китайской вазой – ее некогда пожертвовали жильцы. Взгляды женщин ветретились – консьержка испуганно заморгала. Стараясь не обращать на нее внимания, Моника прошагала к выходу. Уже распахнув дверь, она замерла и резко оглянулась. На Мымре была новая брошь.

– Что за наваждение?

Женщина нервно процокала по ступенькам крыльца и села в машину. Поворот ключа – мотор заурчал тихо, почти по-кошачьи. Через несколько секунд она неслась к салону Скульптора. Ей предстояла встреча, на которую она не могла решиться два с половиной года.