Текст книги "Колесо страха (сборник)"

– Вот одна из моих особенных кукол! – Во взгляде мадам Мэндилип читалась жестокая насмешка. – Отличная кукла. Конечно, иногда она бывает такой невнимательной. Забывает свой рюкзачок в гостях. Зато она очень послушная. Может быть, купите ее для своей внучки?

И вновь она засмеялась – но теперь в ее молодом звонком смехе слышалась злоба.

Тогда я понял, что Рикори был прав. Эту женщину нужно убить. Я собрал всю свою волю, чтобы наброситься на мадам Мэндилип… но не смог и пальцем пошевелить.

Изящные белые руки открыли другую дверцу – и хватка, сжимавшая мое сердце, усилилась. Из ящика на меня смотрела Уолтерс. И она была распята! Копия была настолько точной, что казалось, будто я смотрю на живую девушку.

Я не мог думать о ней как о кукле. Только как о девушке. Она была одета в форму медсестры, но без шапочки, черные волосы растрепались и свисали на лицо. В каждой ладони вытянутых рук виднелся крошечный гвоздь, удерживавший куклу у задней стенки ящика. Босые ноги были сведены, щиколотки тоже пронзали гвозди. А в дополнение к этому богохульному жуткому зрелищу над головой куклы висел маленький плакат: «Сожженная мученица».

– Эта кукла плохо себя вела. – Голос мадам Мэндилип сочился медом – медом из пыльцы, собранной на полях в преисподней. – Она не повиновалась мне. Я наказываю моих кукол, когда они не слушаются. Но я вижу, что ее вид неприятен вам. Что ж, она уже понесла достаточное наказание – пока что, по крайней мере.

Белые тонкие пальцы вытащили гвозди из рук и ног куклы Уолтерс. Женщина усадила куклу в ящике, прислонив ее спиной к задней стенке шкафа, а потом повернулась ко мне.

– Может быть, вы хотели бы купить ее своей внучке? Увы, эта кукла не продается. Ей нужно усвоить урок, прежде чем я позволю ей разгуливать на свободе. – Ее голос изменился, утратил зловещую слащавость. В нем прозвучала угроза. – А теперь послушайте меня внимательно, доктор Лоуэлл! Вы думали, что я не узнаю вас? Я узнала вас с первого взгляда! Вам тоже предстоит усвоить кое-какой урок! – Ее глаза сверкнули. – Да, я преподам вам урок! Глупец, какой же вы глупец! Вы вообразили, будто можете исцелять больное сознание, но вы ничего, говорю вам, ничего не знаете о самой природе сознания. Вы считаете его частью сложного механизма из плоти и крови, нервной ткани и костей и ничего не знаете о самой его сути. Вы не признаете существование того, что вы не можете измерить, подвергнуть анализу, увидеть в микроскопе. Вы считаете жизнь совокупностью химических реакций, а сознание – продуктом жизнедеятельности мозга. Глупец! И все же вы и этот дикарь осмелились противостоять мне, мешать мне, досаждать мне своими жалкими соглядатаями! Осмелились угрожать мне – мне! – носителю древней мудрости, по сравнению с которой ваша наука – «то же, что треск тернового хвороста под котлом»[10]10
  Цитата из Библии приведена в синодальном переводе, Книга Экклезиаста, 7:6. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. Глупцы! Я знаю, кто обитает в пределах сознания и какие силы являют себя миру в этих пределах. Знаю и тех, кто обитает вовне. Они приходят на мой зов. И вы думали, что сможете обратить против меня вашу презренную науку? Глупцы! Вы поняли меня, доктор Лоуэлл? Отвечайте! – Она ткнула в мою сторону пальцем.

Мое горло расслабилось, я вновь мог говорить.

– Ведьма! – прохрипел я. – Проклятая убийца! Вы отправитесь на электрический стул!

Великанша вновь рассмеялась.

– Вы хотите передать меня в руки закона? Но кто поверит вам? Никто! Невежество, порожденное вашей же наукой, защитит меня. Тьма ваших заблуждений – вот моя неприступная крепость. Идите играть в бирюльки, глупцы, забавляйтесь своими машинами! Но не смейте больше докучать мне! – Она понизила голос до шепота. – Вот что я скажу вам. Если вы хотите жить, если вы хотите, чтобы жизнь сохранили те, кто дорог вам, – уберите слежку. Рикори вам не спасти. Он мой. Но вы – вы больше никогда не вспоминайте обо мне. Не вмешивайтесь в мои дела. Я не боюсь вашей слежки, но она оскорбляет меня. Уберите ее. Немедленно. Если к ночи я замечу здесь ваших соглядатаев… – Она схватила меня за плечо и толкнула к двери. – Убирайтесь!

Я изо всех сил пытался вернуть контроль над своим телом, поднять руки… Если бы я смог, я бы убил ее, как бешеного зверя. Но я не мог пошевельнуться. Будто робот, я прошел к двери комнаты.

Мадам Мэндилип распахнула ее. Из-за моей спины донесся какой-то шорох. Я едва повернул голову – это стоило мне чудовищных усилий.

Кукла Уолтерс упала ничком, перевесившись через край ящика. Ее руки были протянуты ко мне, словно она умоляла меня забрать ее оттуда. Я видел отметины от гвоздей на ее ладонях. Кукла смотрела мне в глаза.

– Уходите! – сказала мадам Мэндилип. – И помните!

Все так же цепенея, я прошел по коридору и очутился в зале. Девушка за прилавком наблюдала за мной, в ее глазах плескался страх. А меня будто подталкивали чьи-то незримые руки, давили на плечи, не позволяя остановиться. Вскоре я оказался за дверью.

И все еще, казалось, слышал этот презрительный, злобный и звонкий смех мадам Мэндилип!

Глава 14
Месть мадам Мэндилип

В тот момент, когда я очутился на улице, воля, способность двигаться, голос – все вернулось ко мне. Охваченный яростью, я повернулся к двери магазина… и в футе от нее будто натолкнулся на невидимую стену. Я не мог продвинуться дальше ни на шаг, не мог поднять руку, чтобы коснуться двери. Будто в этой точке пространства моя воля отказывалась служить мне. Или мое тело отказывалось служить воле. Я понимал, что со мной происходит, это было результатом необычайно мощного постгипнотического внушения, того же феномена, который не позволил мне двигаться в присутствии мадам Мэндилип и заставил выйти за дверь. Что бы ни сделала мадам Мэндилип, пока я спал, ее установки влияли на мое поведение после выхода из транса.

Я увидел, как ко мне подходит Макканн, и на мгновение в моем сознании промелькнула безумная идея: можно просто велеть Макканну, чтобы он вошел в лавку и всадил в мадам Мэндилип пулю. Но здравый смысл подсказывал мне, что я не смог бы объяснить в суде причины этого убийства, опираясь на рациональные доводы, и нас с Макканном ждала бы казнь, уготованная мной для мадам Мэндилип.

– Я уж было заволновался, док, – сказал Макканн. – Как раз собирался вломиться туда.

– Пойдемте, Макканн. Я хочу как можно быстрее добраться домой.

Присмотревшись ко мне, громила присвистнул.

– Вы, док, похоже, в сущей мясорубке побывали.

– Именно так. И победа в этом сражении досталась мадам Мэндилип – пока что.

– Но вы ушли без скандала, верно говорю? Не то что босс. Будто эта карга вам прогулку по аду устроила. Что приключилось-то?

– Я вам позже расскажу. Позвольте мне пока помолчать. Мне нужно обдумать случившееся.

На самом же деле я хотел восстановить силы. Мое сознание будто до сих пор действовало вслепую, пытаясь нащупать закономерности невероятного. Словно паутина того призрачного мира опутала его липкими нитями, и, хотя мне удалось высвободиться, обрывки этих нитей еще не опали с моего бедного рассудка. Мы сели в машину и некоторое время ехали молча.

– Ну ладно, – не утерпел Макканн. – Вы о ведьме-то что думаете?

К этому моменту я успел принять решение. Еще никогда в жизни я не испытывал такого омерзения, холодной ненависти, жгучего желания убивать, как при столкновении с этой женщиной. И дело было не в уязвленной гордости, хотя мадам Мэндилип и удалось унизить меня. Нет, надо мною довлело осознание того, что в той комнате за кукольной лавкой скрывалось истинное зло. Зло чуждое, нечеловеческое, точно мадам Мэндилип действительно была порождением преисподней, как считал Рикори. Нельзя идти на переговоры с таким злом. Или с женщиной, являвшей собой его средоточие.

– Макканн, в этом мире нет ничего злее этой женщины. Не позволяйте девушке улизнуть. Как вы полагаете, вчера она заметила, что за ней следят?

– Не знаю. Это вряд ли.

– Немедленно усильте наряды с лицевой и тыльной стороны здания. И не скрывайтесь, чтобы Мэндилип и ее племянница непременно вас заметили. Если девушка не поняла, что за ней следили вчера, они подумают, что мы не знаем о втором выходе. Они решат, будто мы считаем, что ей удалось выйти незамеченной с переднего или заднего входа. Поставьте по машине с двух сторон улицы, где девушка держит свой автомобиль. Будьте осторожны, чтобы не вызвать ее подозрений. Если девушка появится, проследите за ней… – Я помедлил.

– А потом что, док? – осведомился Макканн.

– Я хочу, чтобы вы ее схватили. Похитили, или как там это называется. Все нужно сделать очень тихо. Как именно – это решение я предоставляю вам, поскольку сам не разбираюсь в подобных вопросах. Главное, чтобы все было сделано быстро. И тихо. Как можно дальше от лавки. Заткните девушке рот и свяжите ее, если будет такая необходимость. Но доставьте ее мне. Затем тщательно обыщите машину. Привезите девушку ко мне домой вместе с тем, что вы обнаружите в ее автомобиле. Вы меня поняли?

– Пусть только сунется из лавки, и мы ее сцапаем, не сомневайтесь. Хотите устроить ей допрос с пристрастием?

– И это тоже. Я хочу посмотреть, что станет делать Мэндилип. Возможно, нам удастся спровоцировать ее на какие-то поступки, которые позволят нам избавиться от нее, не нарушая закона. Нам нужно перевести ее в правовое поле. Кроме того, вероятно, у нее есть и иные прислужники, невидимые, незримые. Я намерен лишить ее видимой приспешницы. И тогда, возможно, незримые слуги покажутся нам. Или это ослабит ее.

– А она вас, знать, неплохо так приложила, а, док? – Макканн с любопытством посмотрел на меня.

– Так и есть, – немногословно ответил я.

Громила замялся.

– А боссу расскажете? – наконец спросил он.

– Возможно. Сегодня вечером. Это зависит от его состояния. А что?

– Ну, если мы собираемся вроде как провернуть похищение, то босс, я думаю, должен знать.

– Макканн, Рикори ведь велел вам выполнять мои распоряжения как его собственные. Я беру на себя полную ответственность.

– Хорошо.

Я видел, что он все еще сомневается.

Что ж, если Рикори будет хорошо себя чувствовать, то у меня не останется никаких причин утаивать от него случившееся при моей встрече с мадам Мэндилип.

С Брейлем ситуация была иной. Я все больше подозревал, что он и Уолтерс любили друг друга, а потому я не мог рассказать ему о распятой кукле – пусть даже сейчас я думал о ней не как о кукле, а как об Уолтерс. Я знал, что, если расскажу Брейлю об этом, ничто не удержит его от нападения на мадам Мэндилип. А этого мне не хотелось.

Но в то же время я ощущал острое нежелание рассказывать Рикори подробности. То же касалось и Брейля, а ведь ему я мог открыть все, кроме истории о кукле Уолтерс. И почему то же чувство возникало у меня и в отношении Макканна? Я списал это на попранное самолюбие.

Мы остановились перед моим домом. Было около шести. Прежде чем выйти из машины, я повторил свои инструкции. Макканн кивнул:

– Ладно, док. Если она выйдет, мы ее возьмем.

Войдя в дом, я обнаружил записку от Брейля: мой ассистент ушел по делам до вечера. Я был этому рад, страшась его расспросов. Медсестра сообщила, что Рикори спит. Его состояние значительно улучшилось. Я попросил медсестру сказать ему, если он проснется, что я зайду к нему после ужина. Перед едой я решил немного отдохнуть и прилег на диван, надеясь подремать.

Но сон не шел. Стоило мне немного расслабиться, как перед моим внутренним взором возникало лицо мадам Мэндилип, и я вскидывался в холодном поту.

В семь я плотно поужинал, намеренно выпив в два раза больше вина, чем я себе обычно позволяю. Потом я заварил себе крепкий кофе. После ужина мне стало намного лучше – мой разум работал безукоризненно, никто не влиял на мою волю. Или мне так казалось?

Я решил рассказать Рикори о моих планах по похищению девушки. Я понимал, что придется отвечать на вопросы Рикори о визите в лавку кукольницы, но я продумал историю, которую расскажу ему… И тут я с ужасом осознал, что рассказать другую историю у меня не получится! Осознал, что я вообще не могу разговаривать с остальными на эту тему, даже если бы пожелал. Осознал, что это проявление постгипнотического внушения. Пока я был в трансе, мадам Мэндилип наложила ограничения на мою волю, те же ограничения, которые заставили меня оцепенеть, а потом выйти из ее магазина, точно робот. Те же ограничения, которые теперь не пускали меня в ее лавку. Когда я погрузился в сон под воздействием ее гипноза, мадам Мэндилип повелела мне: «То-то и то-то вы не должны рассказывать. Это и это вы рассказывать можете».

Я не мог говорить о кукле-школьнице с ангельским личиком и шпагой размером с булавку, кукле, оборвавшей нить жизни Гилмора. Я не мог говорить о кукле Уолтерс и ее распятии. Не мог говорить о том, что мадам Мэндилип фактически взяла на себя ответственность за убийства, расследование которых и привело нас к ней.

Тем не менее осознание сути происходящего придало мне сил. Речь, по крайней мере, шла о чем-то понятном, достоверном, никаких темных сил или ведовства. Все укладывалось в представления моей же науки. Я сам много раз работал с пациентами подобным образом, исцеляя их сознание таким же постгипнотическим внушением.

Кроме того, существовал способ избавить свое сознание от установок, навязанных мадам Мэндилип, если бы я захотел. Следует ли мне поступить именно так? Из упрямства я решил не делать этого. Так я признал бы, что боюсь мадам Мэндилип. Я ненавидел ее, да. Но я ее не боялся. Теперь, понимая ее метод, я не мог отказаться от наблюдения за результатами ее действий. Это нарушило бы чистоту эксперимента. Я сказал себе, что преодолел ее установки, – что бы она ни пыталась мне внушить, я остановил ее, силой воли пробудившись от гипноза. Ах, тогда я еще не понимал, что мадам Мэндилип говорила правду, называя меня глупцом!

Когда пришел Брейль, я уже полностью успокоился. Едва я поприветствовал своего ассистента, как позвонила медсестра и сказала, что наш пациент проснулся и желает встречи со мной.

– Какая удача, – сказал я Брейлю. – Пойдемте со мной, так мне не придется дважды рассказывать о случившемся.

– О чем? – переспросил Брейль.

– О моем разговоре с мадам Мэндилип.

– Вы ее видели! – потрясенно воскликнул мой ассистент.

– Я провел у нее этот вечер. Она весьма интересная личность. Пойдемте, я все расскажу.

Мы прошли во флигель. По дороге Брейль засы́пал меня вопросами, но я не отвечал.

Рикори сидел в кровати. Я осмотрел его. Невзирая на некоторую слабость, он уже полностью поправился, и его можно было выписывать. Я поздравил его со столь быстрым и удивительным выздоровлением.

– Я видел вашу ведьму и говорил с ней. Мне о многом нужно вам рассказать. Распорядитесь, чтобы ваши охранники вышли за дверь, а я пока отпущу медсестру.

Когда все посторонние ушли, я обрисовал Рикори и Брейлю события сегодняшнего дня, начиная с происшествия в квартире Гилмора. Рикори мрачно выслушал историю Молли.

– Вначале ее брат, теперь муж! Бедная, бедная Молли! Но я отомщу за них! Si! Месть не заставит себя ждать! Да!

Рассказал я и о встрече с мадам Мэндилип, упуская детали. Я чувствовал, что мои товарищи заметят непоследовательность в этом изложении. Затем я поведал Рикори о моем предложении Макканну.

– По крайней мере сегодня мы сможем спать спокойно. Если девушка выйдет с куклами, Макканн задержит ее. Если не выйдет – ничего не случится. Я уверен, что без нее мадам Мэндилип не сможет нанести удар. Надеюсь, вы одобряете мой план, Рикори.

Гангстер пристально посмотрел на меня.

– Безусловно, я его одобряю, доктор Лоуэлл. Это в высшей степени разумно. Вы поступили именно так, как поступил бы я. Однако же мне кажется, что вы рассказали нам не все из того, что произошло между вами и ведьмой.

– Вот и мне так кажется, – согласился Брейль.

Я поднялся.

– Как бы то ни было, я рассказал вам все необходимое. И я очень устал. Сейчас я намерен принять ванну и отправиться спать. Уже половина десятого. Если девушка и выйдет из лавки, это случится не раньше одиннадцати, а может быть, и позже. Я посплю до возвращения Макканна. Вот и все. А ваши вопросы вы сможете задать завтра утром.

Рикори не сводил с меня глаз.

– Почему бы вам не лечь спать здесь? Разве так не будет безопаснее?

Во мне поднялась волна жгучего раздражения. Моя гордость и так пострадала при встрече с мадам Мэндилип – ведь этой женщине удалось меня перехитрить! Мысль о том, что я стану прятаться за спинами телохранителей, вновь открыла эту рану.

– Я не ребенок, – раздраженно ответил я. – Я способен сам о себе позаботиться. И мне не пристало искать защиты у гангстеров…

Я осекся, сразу же пожалев о сказанном. Но Рикори не выказал обиды. Кивнув, он откинулся на подушки.

– Я узнал то, что хотел. Но вы играете в опасную игру с этой ведьмой, доктор Лоуэлл. И вы вовсе не рассказали нам все необходимое.

– Простите меня, Рикори! – воскликнул я.

– Вам не за что извиняться. – Впервые за все это время он улыбнулся. – Я вас прекрасно понимаю. Я ведь тоже не чужд познаний в области психологии. Но я вам вот что скажу: не важно, привезет сегодня Макканн ту девушку или нет. Завтра ведьма умрет. И девчонка вместе с ней.

Я не ответил. Позвав медсестру, я пригласил в комнату телохранителей. Сколь бы я ни был уверен в нашей безопасности, я не собирался проявлять халатность в отношении Рикори. Я не сказал ему о том, что ведьма угрожала убить его, но не забыл об этой угрозе.

Брейль последовал за мной в кабинет.

– Я понимаю, что вы чертовски устали, Лоуэлл, и мне не хотелось бы обременять вас, – виновато произнес он. – Но вы не возражаете, если я посижу у вас в комнате, пока вы будете спать?

– О господи, Брейль, неужели вы не слышали, что я сказал Рикори? – раздраженно осведомился я. – Я ценю вашу заботу, но мои слова касаются и вас тоже. – Не знаю, какое упрямство толкнуло меня на это.

– Тогда я посижу в соседней комнате. Не буду спать, пока Макканн не вернется. Или пока не рассветет. Если я услышу из вашей комнаты какие-то подозрительные звуки, я войду. Если мне захочется проверить, все ли с вами в порядке, я войду. Не запирайте дверь, иначе я ее выломаю. Вам понятно?

Мое раздражение нарастало.

– Я серьезно, – заявил Брейль.

– Ну хорошо. Делайте, что хотите, черт возьми!

Я вошел в спальню, хлопнув дверью. Но запирать ее на замок не стал. Я действительно вымотался, в этом не было никаких сомнений. Даже час сна пойдет мне на пользу. Ванну я решил все-таки не принимать и начал раздеваться. Я как раз снимал рубашку, когда заметил крошечную булавку, закрепленную на ткани точно напротив моего сердца. Посмотрев на тыльную сторону рубашки, я обнаружил там «ведьмину петлю»!

Я шагнул к двери, собираясь позвать Брейля, но затем остановился. Нельзя показывать ее моему ассистенту! Это приведет к бесконечным вопросам. А мне хотелось спать… Господи, как же мне хотелось спать…

Нужно сжечь эту нить. Я нашел спички и как раз собирался ее поджечь, когда у двери послышались шаги. Я поспешно сунул «ведьмину петлю» в карман.

– Что вам нужно? – крикнул я.

– Просто хотел проверить, все ли с вами в порядке. – Брейль заглянул в комнату.

Несомненно, он желал удостовериться в том, что дверь не заперта. Я молча продолжил раздеваться.

Спальня у меня большая, с высокими потолками. Она находится на втором этаже моего дома, рядом с кабинетом, окна выходят во двор с небольшим садиком, по стене вьется виноград. Под потолком висит люстра – массивная, старинная, с хрустальными подвесками в шесть рядов и подсвечниками. Она похожа на чудесную люстру в колониальном стиле в Индепенденс-холле в Филадельфии, и когда я купил дом, то запретил снимать ее, даже не стал подводить к ней электричество. Кровать стоит в углу комнаты, и когда я поворачиваюсь на левый бок, то вижу, как слабый свет льется в окна и бликует на подвесках, точно люстру окружает туманное свечение, успокаивающее, навевающее сон. В саду растет старая груша – все, что осталось от фруктового сада. Весной, когда в Нью-Йорке царят безмятежные деньки, дерево тянет к солнцу усыпанные цветами ветви. Люстра висит прямо за изножьем кровати, выключатель обычной лампы находится у меня в изголовье. У противоположной стены – старый камин, украшенный резным мрамором, над ним расположена широкая полка. Чтобы вы могли представить себе дальнейшие события, необходимо помнить об этих деталях.

К тому времени как я разделся, Брейль, удостоверившись в моей безопасности, закрыл дверь и устроился в кабинете. Достав из кармана «ведьмину петлю», я презрительно бросил ее на стол. Полагаю, была какая-то бравада в этом поступке: не будь я уверен в Макканне, я непременно сжег бы ее. Приняв снотворное, я выключил свет и лег спать. Вскоре лекарство подействовало.

Я все глубже нырял в океан сна – глубже… глубже…

И вдруг проснулся.

Я оглянулся. Как я очутился в этом странном месте? Я стоял в неглубокой круглой яме, поросшей травой. Край ямы едва достигал моих колен. Она находилась в центре круглой плоской полянки где-то в четверть мили в диаметре. Поляна тоже была покрыта травой. Странная это была трава, она отливала пурпурным. Со всех сторон поляну обступали незнакомые мне деревья с разноцветной листвой – от изумрудно-зеленой до алой. Ветви клонились к земле, их листья по форме немного напоминали папоротник, а по стволам змеились тонкие лозы. Деревья окружали поляну, внимательные, настороженные… Они наблюдали за мной… Только и ждали, когда же я шелохнусь…

Нет, это не деревья следили за мной! Что-то скрывалось там, среди ветвей… таилось там… зловещее… жуткое… Это оно наблюдало за мной, ждало моих действий!

Но как я попал сюда? Я осмотрелся, вытянул руки. На мне была та же голубая пижама, в которой я лег спать… у себя дома, в Нью-Йорке… У себя дома, в Нью-Йорке! Как же я очутился здесь?! Однако мне казалось, что я не сплю.

Теперь я увидел, что от углубления в центре поляны ведут три тропинки: каждая тянулась в свою сторону. Но все пути отсюда вели в лес. И вдруг я понял, что должен выбрать одну из этих тропок, и невероятно важно, чтобы я сделал правильный выбор… Ибо только один путь безопасен, другие же приведут меня к тому неведомому злу, что скрывалось в листве.

И вдруг яма начала сжиматься. Я почувствовал, как земля вспучивается у меня под ногами. Яма выталкивала меня!

Я выпрыгнул на тропинку справа и медленно пошел к деревьям, но затем невольно перешел на бег. Я мчался все быстрее и быстрее и вскоре увидел, что тропинка, прямая, как полет стрелы, взрезала деревья, освобождая пространство шириной фута в три, и скрывалась в зеленой дымке. Быстрее, быстрее… Я был уже в лесу, и незримые твари съежились на ветвях на краю тропы, толпились там, стекались со всего леса. Что это были за твари, что они сделали бы со мной, если бы поймали, мне неведомо. Знаю лишь, что мне трудно даже вообразить себе ту боль, которую я пережил бы.

Я мчался и мчался по лесу, преодолевая ужас с каждым шагом. Я чувствовал, как невидимые руки тянутся ко мне, слышал зловещие шепоты и шорохи…

Дрожа, я выбежал из леса и помчался по огромной голой пустоши, раскинувшейся до самого горизонта. Там не было ни тропок, ни деревьев, только жухлая бурая трава поскрипывала под ногами. Мне подумалось, что эта пустошь чем-то напоминает степь в пьесе «Макбет», степь, где встретились три ведьмы. Не важно… На этой иссохшей равнине все же лучше, чем в зачарованном лесу. Остановившись, я оглянулся на деревья и ощутил на себе взгляд множества злобных глаз. Отвернувшись, я пошел по пустоши. Надо мною простиралось туманное зеленое небо, где-то в вышине вспыхнули две тучи… два черных солнца… Но нет, это были глаза. Глаза мадам Мэндилип!

Эти глаза взирали на меня с зеленого неба, подернутого дымкой тумана. А над горизонтом этого странного мира медленно поднимались две гигантские руки… Они двигались ко мне, чтобы схватить меня, зашвырнуть обратно в лес… Белоснежные руки с длинными тонкими пальцами… И каждый палец казался отдельным живым существом… Руки мадам Мэндилип! Все ближе ее глаза, все ближе руки… С неба громыхнули раскаты ее хохота, хохота мадам Мэндилип!

Ее смех все еще звенел у меня в ушах, когда я проснулся – или мне почудилось, что я проснулся. Я вскинулся в кровати, сел. Кожа покрылась по́том, сердце натужно билось в груди, и от этого биения словно сотрясалось все мое тело. Я видел, как поблескивают хрустальные подвески на люстре, точно звезды в далекой туманности. Видел очертания окон. Было очень тихо…

У одного окна что-то шевельнулось. Я хотел встать, чтобы проверить, все ли в порядке, но я не мог двигаться!

Комнату залило слабое зеленоватое свечение, что-то фосфоресцировало там, разлагающееся, гнилостное… Свечение нарастало и ослабевало, но с каждым разом становилось ярче. Хрусталь подвесок вспыхнул, точно изумруд…

В окне показалось крошечное лицо! Лицо куклы! Мое сердце сжалось от страха, а затем затрепетало от отчаяния. «Макканн потерпел неудачу! Это конец!»

Кукла глядела на меня, ухмыляясь. Она была выполнена в виде мужчины лет сорока, гладко выбритого, с длинным носом, широким ртом и тонкими губами. Близко посаженные глаза прятались под кустистыми бровями. И они светились багряным, поблескивали, будто рубины.

Кукла перебралась через подоконник и соскользнула на пол – головой вниз. Какое-то время она стояла на голове, болтая ногами, а потом, сделав двойное сальто, опустилась на ноги и послала мне воздушный поцелуй, глядя мне в глаза – будто ожидая аплодисментов! Она была одета в трико. Кукла-акробат поклонилась и размашистым жестом указала на окно. Там уже появился другой незваный гость – кукла-банкир. Строгий, хладнокровный мужчина лет шестидесяти с бакенбардами смерил меня презрительным взглядом – должно быть, при жизни он так смотрел на ненавистных клиентов, вымаливающих у него заем. Эта мысль странным образом показалась мне смешной. Но потом мне стало не до смеха. Кукла-акробат! Кукла-банкир! Копии тех, кто умер так же, как Петерс!

Банкир с достоинством прошел по подоконнику. Он был одет во фрак с фалдами, рубашку, похоже, долго крахмалили. Кукла повернулась ко мне и столь же нарочитым жестом указала на другой край подоконника.

Там стояла новая кукла – ровесница банкира. Она пришла в вечернем платье.

Старая дева!

Она жеманно оперлась на руку банкира и спрыгнула на пол.

А в оконном проеме уже показалась четвертая кукла – тоже в трико, но на этот раз украшенном блестками. Подпрыгнув высоко в воздух, она приземлилась рядом с акробатом, с улыбкой взглянула на меня и поклонилась.

Четыре куклы двинулись в мою сторону – акробат и гимнаст впереди, за ними – медленно и степенно – старая дева и банкир.

Да, это было гротескное, фантастическое зрелище – но в нем не было ничего смешного, видит Бог! Должно быть, над таким мог бы посмеяться лишь дьявол.

«Брейль прямо за дверью! – подумал я. – Если бы я только мог позвать его!»

Четыре куклы остановились, будто советуясь о чем-то. Акробаты, выполнив пируэт, достали из-за спины булавки. Такое же оружие появилось в руках банкира и старой девы. Они направили острия булавок на меня, точно мечи, и продолжили свой путь.

Взгляд алых глаз гимнаста остановился на люстре. Кукла замерла, рассматривая ее. Вернув шпагу-булавку в ножны, он согнул колени и сложил руки. Акробат кивнул, задумавшись: похоже, он пытался определить высоту люстры и расстояние до нее. Гимнаст указал на каминную полку, и странная парочка полезла по выступам на мраморе. Пожилая пара с интересом наблюдала за ними. Они не убрали своего оружия.

Акробат нагнулся, и гимнаст поставил ногу на его сложенные руки. Первая кукла выпрямилась, и вторая пролетела от каминной полки к люстре, схватилась за подвеску и начала раскачиваться. Вторая кукла совершила прыжок и повисла рядом со своим товарищем.

Я видел, как старая люстра подрагивает. На пол посыпались подвески. Звон хрусталя нарушил тишину.

Я услышал, как Брейль подбежал к двери и, распахнув ее, остановился на пороге. Сейчас я уже ясно видел его в зеленоватом свечении. Но я знал, что он не может меня увидеть, – для него комната погрузилась во тьму.

– Лоуэлл! С вами все в порядке? Включите свет!

Я попытался закричать, попытался предупредить его – но тщетно! Брейль метнулся вперед, к кровати, к выключателю. Думаю, в этот момент он увидел кукол и замер в центре комнаты – прямо под люстрой.

Кукла над ним освободила одну руку, выхватила шпагу из ножен и прыгнула Брейлю на плечо. Резким движением она вонзила клинок ему в горло!

Брейль еще успел вскрикнуть, но его вопль тут же сменился гортанным бульканьем. Люстра качнулась вновь, старые крепежи сорвались, и она обрушилась на голову Брейля и дьяволенка, терзающего его горло. Грохот сотряс стены во всем доме.

Зеленое свечение угасло, послышался топот крошечных ножек – будто крысы пробежали. Паралич прошел, и я сумел включить свет.

Когда я выскочил из постели, куклы убегали через окно. Послышались четыре приглушенных выстрела, и я увидел у двери Рикори. В руках его спутников были пистолеты с глушителями. Охранники стреляли в окно.

Я склонился над Брейлем. Мой ассистент был уже мертв. Упавшая люстра проломила ему череп. Но Брейль умер еще до того – кукла вспорола ему сонную артерию. И скрылась!