Текст книги "Элита. Незаконченное дело"

День Паулы был насыщенным. Она никогда не работала так долго. Она плакала, ей на мгновение показалось, что влюбленность едва не охватила ее, но она сама отмахнулась от этого чувства. Ее макияж не был похож на макияж счастливой девушки, но она была удивительно спокойна и шла бодро. Звук ее шагов эхом разносился по парковке. Часто она встречала там свою мать, и они вместе ехали домой, слушая радио или болтая о всякой ерунде. Но в тот день было уже поздно, машины не было, и она повернула обратно. «Автостоянки – довольно пустынные места», – подумала она. Неприятное чувство, похожее на дрожь, пробежало по шее. Вдалеке она увидела силуэт. Кто-то в темноте наблюдал за ней, и ей стало не по себе. Ей стало бы еще страшнее, если бы она знала, что человек, наблюдающий за ней, был одет в маску, а под рукавом его куртки был спрятан огромный нож. Паула ускорила шаг, а убийца сделал то же самое. Она повернулась и увидела, что он преследует ее, в этом не было никаких сомнений. Человек в маске бежал за ней. В голове Паулы автоматически пронеслись ужасные мысли о всех этих мертвых подростках, которые всегда казались ей чужими. Теперь она может стать одной из этих жертв. В голове пронеслась тысяча мыслей.

«Я не хочу умирать».

«Какого хрена я надела эти высокие каблуки?»

«Я не могу умереть».

«Не падай, дурочка».

«Моя мама…»

«Я не могу умереть».

«Мой папа…»

«Это действительно происходит?»

Она побежала к выходу, но поняла, что это верная смерть. У нее была только одна надежда: добежать до лифта и пожелать, чтобы он не успел забежать за ней. Убийца был все ближе и ближе. Дзинь! Не успела она нажать на кнопку, как двери лифта открылись – и из него вышли три коллеги-идиотки, из тех, что болтают и критикуют всех подряд, или из тех, что одиноки не по своей воле. Офисные ведьмы, которые теперь выглядели как ангелы-спасители, посланные богом, если бог вообще существовал. Паула обернулась, но позади никого не было. Она хотела заговорить, хотела предупредить их, хотела сказать, что за ней кто-то гнался, но вместо этого она сказала:

– До встречи.

В панике поднялась наверх, слушая вдалеке насмешливые комментарии типа «эта стажерка еще более странная».

Неужели это действительно произошло? Неужели кто-то действительно следил за мной, чтобы… Я была чертовски встревожена, да, но разум не может создавать такие… галлюцинации, не так ли? Или может… Кто захочет меня убить? Может быть, это был какой-то идиот, примеривший свой костюм на Хэллоуин… А может быть, меня снимали для типичного розыгрыша, который высмеивает людей на YouТube. Я имею в виду, что знаю – меня не очень любят в компании. Люди видят во мне простушку, и надо мной можно посмеяться… В школе я всегда была такой. Магнитом для хулиганов. Но это… это было что-то другое. Было ли это реальным? Я плохо его рассмотрела, но лицо было темным, то есть на нем что-то было. Это кошмар. Нет, это безумие. Это мое желание быть в центре внимания, за что меня всегда критиковали дома. Нет, не может быть. Этого не может быть. Я не хочу этого, этого не может быть. Нет. Нет. Это не так. Этого не произошло. Этого не было. Нет.

Она понимала, о чем ей нужно было думать, чтобы успокоиться. Но реальность была такова, что если бы офисные девушки не появились, Паула ничего бы уже не сказала. Убийца все еще прятался за колонной. Почувствовав разочарование, он снял свою форму, положил ее в сумку, которую спрятал под машиной, и вышел оттуда как обычный человек.

Проводив свою девушку после долгого поцелуя на крыльце, Горка вернулся домой, улыбаясь. Ночь была холодной, и на нем была только серая толстовка с капюшоном, его классическая флисовая толстовка, но внутри ему было так тепло, что уличная прохлада была приятна телу. Перед домом Паулы остановилось такси, и она вышла из него, ошеломленная, взъерошенная, с остатками туши, подчеркивающими темные круги под глазами. Она совсем не была похожа на несовершеннолетнюю девочку. Возможно, она была похожа на несовершеннолетнюю, подсевшую на наркотики, но не на ту ангельскую Паулу, которую помнил Горка. Поэтому, когда он увидел ее в таком виде, почувствовал вихрь странных эмоций. Она заметила его. Он был «мимом». Красавчик с сексуальными ушами и в спортивном костюме. Паула и Горка, три метра друг от друга и множество историй. Он рефлекторно поднял руку, она улыбнулась и попыталась убрать с лица волосы, выбившиеся из хвоста.

– Какой взгляд! – сказал он с сочувствием, подразумевая, что конфликта в этой встрече не было.

– Не спрашивай…

Когда Паула увидела приближающегося парня и почувствовала прикосновения его губ к своим щекам, ей ничего не оставалось, кроме как забыть обо всем, что произошло в конце рабочего дня. Его поцелуи, его губы на лице были как перезагрузка, в которой она нуждалась. У нее в руках уже были ключи, чтобы попасть в дом, но она чувствовала, что должна что-то сказать:

– Пойдем прогуляемся?

– Хорошо.

У них не было неловкого разговора. Они просто говорили о своей жизни. Было очевидно, что между ними существует настоящая химия. Словно за время, проведенное вдали друг от друга, между ними проскочила искра. Соучастие и невербальный язык были отражением того, что этой паре было суждено быть вместе. Может быть, они никогда и не встречались, а может быть, если бы реинкарнация существовала, они бы встретились в другой жизни, создали семью и были бы счастливы, но события повели их в другом направлении. Паула была очень рада, что он так доволен Андреа, а Горка призвал ее продолжать работу. Беседа была очень милой. Они обошли квартал несколько раз и, когда снова оказались у двери дома девушки, молча посмотрели друг на друга и кивнули, как бы говоря, что все в порядке, что нет никаких плохих чувств и что Паула и Горка всегда будут просто Паулой и Горкой. Он думал, что она выглядит прекрасно, несмотря на то, что была растрепана. А она думала, что, если бы не было никаких последствий, она бы подарила ему такой поцелуй, который вошел бы в историю, и взяла бы его прямо там. Но это было невозможно, неосуществимо и безумно. Они сердечно попрощались, и когда Горка уже собирался переходить улицу, она обернулась.

– Горка.

– Что?

– Стой… Я должна тебе кое-что сказать. Я не знаю, говорить ли тебе, но я думаю, что будет лучше, если ты узнаешь.

– Паула, не нужно, все в порядке.

– Я была беременна… от тебя.

– Как? Я не знал…

– Я не знаю… Может, презерватив порвался или еще что, но… В общем, летом я сделала аборт. Это было ужасно. Я не знала, важно ли это, не знала, должна ли сказать тебе или…

Горка замолчал, и если раньше в ночи была приятная прохлада, то теперь это была чертова Арктика. Белый, как труп, он начал трястись. Он хотел сказать многое, но не мог найти ничего, что имело бы смысл. Он не был готов к этому. Он был готов к таким новостям. Он знал, что сказать, чтобы выйти из многих разговоров, чтобы выбраться из многих передряг, но эта новость была бомбой, разорвавшейся перед его лицом. В его мозгу и, прежде всего, в сердце. Глаза парня залило. Он закричал. Начал кричать и ругаться. Он не знал, были ли предложения, которые выходили из его рта, хорошо составлены или имели ли они смысл, но Паула понимала их все.

– Прости, я не знала…

– Почему ты мне не сказала?

– ЧЕРТ!

– Черт, Паула… Ты должна была мне сказать. Я бы помог тебе, или мы бы поговорили об этом и увидели, что…

– Там не на что было смотреть! Выбора не было. Было ясно, что должно произойти.

– Почему ты мне не сказала?

– Потому что… Я не знаю. Я была слишком напугана. Мне было страшно…

Они продолжали кружить вокруг одних и тех же предложений, все больше и больше злясь, все больше и больше крича, пока соседи не начали выглядывать из своих домов, в том числе и родители Паулы. Видя, что разговор превращается в уличное зрелище, Горка понизил голос, направив свой гнев в кисти рук. Он сжал их так сильно, впился ногтями так глубоко, что след исчез только через несколько часов. Оба плакали, обоим было больно, и только один мог прекратить спор.

– Ты самое худшее, что когда-либо случалось со мной, Паула. Лучше бы я никогда не встречал тебя, клянусь, лучше бы я никогда…

Он прервал себя и убежал оттуда. Девушка, или то, что от нее осталось после этого крайне обидного предложения, бросилась в дом, не глядя на родителей, и заперлась в комнате. Она не хотела ужинать, не хотела говорить, не хотела выходить. Она не хотела этого. Не хотела существовать. Ничего не хотела. На следующий день она не пошла на работу. И через день тоже. Больше никогда…

Глава 6

Дорогая Анна,

Тебе не удалось услышать это имя вживую, потому что у тебя отняли возможность родиться, но я хочу, чтобы ты знала, что тебя назвали бы в честь моей бабушки и мне нравится представлять тебя именно так. Может быть, глупо цепляться за твой образ и очеловечивать его, наделять тебя индивидуальностью и давать тебе воображаемую жизнь, когда я сама по собственной воле легла под нож, чтобы избавиться от тебя. Тогда тебя еще не существовало, но теперь ты – это все, о чем я могу думать. Я будто бы постоянно вспоминаю то, чего никогда и не было. Я пишу тебе, потому что хочу попрощаться. Я хочу поставить точку и перестать мысленно возвращаться в прошлое. Я представляла тебя миллионы раз. Представляла себя твоей матерью, но это так безумно, правда? Ты сама, если бы существовала, не хотела бы иметь такую мать, как я. Иногда я легкомысленна, иногда глупа, а иногда просто делаю все для себя. Мне больно, Анна. У меня есть такой талант – не думать о последствиях и в итоге облажаться. Может быть, в будущем я снова забеременею, и ты снова появишься. Возможно, мы расстались не навсегда. Но в тот момент было не твое время. Ты просто ждешь, когда оно наступит, находясь в ожидании своей жизни, где-то в очень приятном месте… Да, твоя немать тоже банальна. Всегда была и всегда будет, думаю.

Не хочу, чтобы ты думала, что я тебя не люблю. Нет, наоборот, я тебя не знала, но очень любила… Я и сейчас тебя люблю, поэтому хочу попрощаться. Потому что это нездорово. Но я хочу, чтобы ты знала, что если бы я была старше и находилась в других обстоятельствах, я бы никогда с тобой так не поступила. Ты знаешь это? Я очень упрямая. Когда мне было восемь лет, я была одержима идеей стать мажореткой[14]14
  Мажоретка – девушка в военной или подобной форме, участница парадов, помощница главного барабанщика.


[Закрыть]. Нет, ты не знаешь, что это такое… это… как черлидерша, но с палками и в форме, как цирковой рингмейстер, но девочка. Я неуклюжа, но начала жонглировать палками, и это стоило мне пота и слез, но я никогда не бросала это занятие. Несмотря на то, что мне давалось почти все, я всегда была очень упрямой и очень требовательной к себе. Несмотря на то, что я часто сомневаюсь, всегда в конце концов беру себя в руки и иду вперед… Почему я тебе это рассказываю? Потому что если бы ты появилась, когда нужно было появиться, я бы постаралась стать лучшей матерью. Я бы ошибалась, потому что никто не рождается, зная все. Но я бы приложила усилия и работала над собой, чтобы дать тебе лучшее. И прежде всего я бы показала тебе, что в жизни есть очень крутые вещи… особенно мелочи. Раньше я ценила только большие вещи и дорогие тоже, а теперь ценю еще пять минут сна. Горячий кофе. Бездельничать по воскресеньям или того, кто уделяет время таким вещам, как быть со мной, слушать меня и так далее… Звучит странно? А когда ты была бы подростком, я бы заботилась о тебе как о самом лучшем, что есть в моей жизни. Это не было бы чрезмерным, но я бы убедилась, что ты знаешь, что можешь рассчитывать на меня.

В подростковом возрасте есть много плохого. Взрослые легкомысленно относятся к твоим проблемам. Но они твои, они самые важные, и никто этого не понимает… И все очень сильно влияет на тебя.

В школе ко мне часто придирались, но я не придавала этому значения… Почему? Потому что первой девушкой, у которой нач… и я стала женщиной первой в этом классе. Никто не знал, что это случилось со мной впервые. Я была напугана, у меня было кровотечение. Я знала, что это такое, но от знания до понимания этого долгий путь, и вместо поддержки я получала оскорбления. Я чувствовала себя одинокой и печальной, но добилась прогресса и с небольшой помощью преодолела это. Подростковый возраст имеет и хорошие стороны. В нем есть «первые разы»: первая влюбленность, первые сокровенные слова, первый поцелуй… Эти чувства можно назвать приятными, но самое лучшее в подростковом возрасте – это то, что он заканчивается. Я молода, я все еще маленькая девочка. Но я уже не та маленькая девочка, что была раньше, и знаю, что когда пройдет несколько лет и я оглянусь назад, буду помнить только хорошее. Мне жаль, что я была вынуждена отобрать у тебя не успевшую начаться жизнь… Но не знаю, есть ли лучший способ сделать это. Знаю, что тебя не существует, но мне нужно было попрощаться с тобой.

До свидания,

Анна

Сколько времени прошло, прежде чем Жанин решила, что у нее есть чувства к Мелене? Мы не знаем. Это была зима? Точно. Шарфы и пальто заполонили улицы, а движение на дорогах стало гораздо плотнее. Они остались вместе. С того дня, как они снова встретились как подруги и превратили свои отношения из фальшивых в настоящие, они виделись очень часто. Они не строили больших планов. Тусовались в кофейне, гуляли по району, иногда играли в приставку или гуляли по торговому центру. Ну и иногда напивались, но ничего запрещенного. Они были прекрасной поддержкой друг для друга… Но Жанин чувствовала себя все более странно. Они больше не целовались и не упоминали эту тему, не потому что это было табу, а потому что это казалось неважным. Но в Жанин проростало семя странного, нового чувства, которое трудно понять. Она хотела быть с Меле все время. Она получала удовольствие от общения с новой подругой и вдохновила ее на карьеру модели. Мария-Елена даже боялась говорить об этом, но она подтолкнула ее к участию в этом конкурсе.

Я не хотела участвовать в конкурсе от модельного агентства, но при этом очень этого хотела. Что-то внутри меня не позволяло желать этого, наслаждаться этим как чем-то нормальным, но Жанин была такой занудой… и она буквально заставила меня. Однажды я проснулась от сообщения Жанин, которая переслала мне письмо из агентства с приглашением на конкурс. Она заполнила анкету за меня, эта сучка. И хотя мои ноги и голова ни за что не хотели идти, я прислушалась к остальным частям своего тела и пошла. Мне было стыдно за все. Быть там, видеть других начинающих моделей, разговаривать с людьми, носить одежду, в которую меня нарядили, макияж. Эта странная прическа, которую они мне сделали. Нервы, стресс, чувство, что тебя осуждают. Смущение, страх, дрожащие колени… Жанин из-за каждого угла показывала мне большой палец вверх. Она то появлялась, то исчезала, но все время была рядом.

Я была в ужасе. Каблуки были очень неудобными, и я боялась, что грудь выскочит из платья. У меня есть немного платьев, но здесь вырез был такой странный, как будто мешковатый. Никогда не носила ничего подобного… Я испугалась от того, что поставила себя под удар. Фотограф другой национальности, понятия не имею, какой именно, сказал мне успокоиться, ходить так или эдак, положить руку сюда и туда, и наступил момент, когда мое тело начало двигаться само по себе, по инерции. Как будто я двигалась на автопилоте, но прекрасно знала маршрут. Какое чертовски странное чувство. Никогда не позировала раньше. Ненавижу фотографии. Или всегда убеждала себя, что ненавижу их, но вот я… в порядке. Я не хотела, чтобы вспышки прекращались. Посмотрела на Жанин, которая стояла с открытым ртом, в недоумении, как и я, но не хотела терять фокус. Продолжала. Они переодели меня, и я бросилась на подиум, чтобы отдать всю себя, без указаний и советов. Всем, кто говорил мне это… содрогаюсь от одной мысли об этом. Быть моделью противоречит всему, во что я когда-либо верила. Я ненавидела эту легкомысленную, раздувающую эго чертову работу. «Это для снобов, – думала я, – для людей, у которых нет мозгов, чтобы сделать что-то большее в своей жизни…» Но либо я ошибалась, либо у меня не было мозгов. Я предпочитаю думать первое. Не хочу, чтобы кто-то осуждал меня за то, что я такая, какая есть… И неправильно с моей стороны просить об этом, особенно учитывая тот факт, что когда-то я была первой, кто осуждал моделей. Мне делали комплименты, хвалили за беглость речи, и даже девушка из агентства отметила мой «природный талант». Мой? Природный? Талант? Странная девушка, у которой выпадали волосы, та, что была в центре детоксикации, официантка из кофейни, тихая семнадцатилетняя девушка с небольшими стремлениями в жизни имела природный талант?

Я в шоке! Но мне понравилось. Когда я вышла оттуда, меня разрывало от счастья… Я испытала такой кайф, какого не испытывала даже от наркотиков в плохие времена. Даже от наркотиков! Что, черт возьми, со мной происходило? Что это было? Ладно… все это может показаться очень преувеличенным. Но если вы думаете, что я типичная девушка, которая не очень часто выражает себя, вы должны понять весь этот приступ внезапной славы. И если вы не понимаете этого, то вы ничего не понимаете.

То, что Меле сделала перед камерой, было удивительно, это не было похоже на нее. Ее смертельная красота взорвалась в свете прожекторов, и все, как и я, были ошеломлены.

Было здорово видеть, как она наслаждается и находит свою истинную сущность, и, прежде всего, быть рядом, когда она это делала, когда делилась чем-то настолько интимным. Думаю, что она выиграет эту чертову награду. Так оно и есть. То, что произошло после этого, было еще более странным, особенно для меня.

Мелена выбежала из маленькой гримерной, которая была оборудована в агентстве для претенденток. Она снова была в своей одежде, далеко не похожей на ту, что была на ней всего несколько минут назад, и которую она защищала так, словно та была самой дорогой и эксклюзивной в мире. Но она не сняла макияж, поэтому все еще выглядела как модель, простая девушка-модель. Жанин ждала ее, хлопая в ладоши, готовая принять на себя всю подростковую эйфорию подруги. Так и случилось. Меле была вне себя от счастья, она никогда раньше не делала ничего подобного, и вышла с безумным желанием попытаться описать словами все ощущения, которые испытывала. Она набросилась на подругу, крепко обняла ее, улыбаясь, и несколько раз поцеловала. Один из этих поцелуев случайно пришелся на губы девушки. Меле, конечно, ничего об этом не подумала, так же как и Жанин. Мария-Елена взяла свою подругу за руку и поспешила в «Випс», чтобы рассказать ей все подробности.

Вы можете смотреть на это как угодно, но Меле, скорее всего, не придала этому значения. Но она действительно коснулась моих губ! Мелена проникла в мой рот, и на этот раз это была ее инициатива. Конечно, я ей тоже ничего не сказала. В первый раз, когда мы поцеловались, это было… естественно. Это вышло случайно, и это было, как бы это сказать… нормально. Это было нормально, но в этот раз она была пяьна и возбуждена, она выплеснула свою энергию вот так. Ладно, это был не секс, или да, не знаю, нет. Это был пик. Объективно это был пик. Но друзья не достигают пика, если только они не под кайфом от наркотиков. А у нас уже было так дважды. Почему я так раздуваю из мухи слона? Почему я могу раздувать из мухи слона? Почему? Я не знаю…

Да. Жанин сделала из мухи слона, потому что была не в себе. Она была в замешательстве. Она не привыкла к ласке, к вниманию, и то, что такой независимый человек, как Мелена, заинтересована во встречах с ней. Она была поражена, что существует человек, который хочет строить с ней планы, или который просто ценит ее. Это ставило ее в такое положение, в котором никто еще не был. Она считала Меле красивой, милой и очень интересной личностью. Она была поклонницей манги и трагических подростковых историй, и ее подруга как раз подходила под описание одной из любимых героинь. Но если героиней была Меле, то кем была Жанин? Это то, о чем она постоянно спрашивала себя. Но Жанин не хотела говорить об этом вслух, не хотела делиться этим с ней, чтобы не выглядеть чокнутой. И чтобы девушка не отвергла ее. Поэтому, как всегда, она предпочла промолчать. После ресторана они поспешили в Лас Энсинас. Они проходили последние две двери до нужного кабинета и придумали историю, в которой рассказывали о службе скорой медицинской помощи и ударе по ноге во время аварии. Что-то, что не имело особого смысла..

Уроки поглотили Горку, но только физически, потому что мыслями он все еще был там, рядом с домом Паулы, где они спорили на глазах у соседей. С той ночи он не переставал терзать себя. Правда в том, что он придавал больше значения спору с Паулой и брошенной ею бомбе, чем своему первому сексуальному контакту с Андреа. Последний был немного омрачен.

Нормально, ты спишь со своим парнем, а он начинает вести себя так, как будто у него душа болит. Все это время ждать и думать, что это сделает отношения ближе и лучше, а теперь он отдаляется… это бред, если честно.

Горка избегал этой темы, он не хотел расстраивать Андреа разговорами о своей бывшей. Тем более, о ее беременности и аборте. Но он чувствовал себя очень плохо, поэтому с трудом справлялся с эмоциями, которые его обуревали… При встречах с Андреа он старался прятать свое настроение, но даже в этом случае уголки его губ сами опускались вниз, словно пытаясь притянуться магнитом к земле. А Андреа не была дурой.

– Что случилось, любимый? – спросила она, поглаживая его волосы. Он не ответил и, доев свой сэндвич с курицей карри, прилег на лужайке перед Лас Энсинас.

– Любовь моя… ответь мне. Я чувствую себя немного странно. На днях все было хорошо. Ты расстроен из-за этого?

– Нет, дело не в этом. Я в порядке, не волнуйся.

– Горка… мы всегда были честны друг с другом. На самом деле, это то, что я больше всего ценю в наших отношениях. Пусть даже если иногда нам трудно открыться и приходится продираться к истинным чувствам друг друга, они всегда вырываются наружу… Так что, пожалуйста, избавь меня от необходимости вытаскивать из тебя мысли силой, как заноза в заднице, и расскажи, наконец, что случилось.

– Дорогая…

– Расскажи мне правду, и мы посмотрим, как это можно исправить…

Парень повернулся к ней и будто бы впервые увидел эту замечательную девушку. Выражение его лица изменилось, и он рассказал всю правду. Что с ним происходило, что он чувствовал. Она обняла его. Не было ни осуждения, ни кучи неудобных вопросов. Она просто слушала его, понимала и пыталась подбодрить. Но она знала, что выход из петли, в которой оказался Горка, не зависит от волшебных слов, которые она может найти. Иногда лучше промолчать и просто быть.

Конечно, я почувствовал себя лучше. Андреа – чертовски замечательная девушка. Я даже не могу себе представить, как мне повезло, черт возьми. Глупо, что я так расстроен из-за Паулы. Не знаю, почему я стал таким, или почему мне было так плохо. Это, конечно, важно. Но если бы она рассказала мне о беременности, это ничего бы не изменило… Я бы, конечно, поддержал ее решение. Мы еще дети. Но осознание того, что я не присутствовал при чем-то, что также связано со мной, или что она не дала мне знать о чем-то подобном, сломало меня изнутри. Когда с вами происходит что-то подобное, вы можете просто жить дальше. А я не могу. Не могу выбросить это из головы. Наверное, я переживу это или постараюсь убедить себя, что все не так серьезно. Это не потому, что она не сказала мне, или потому, что я имею отношение к этой беременности. А потому, что, хотя наша история не была идеальной, я любил Паулу… Сначала как друга, а потом кого-то дорогого и значимого для меня. И мне кажется несправедливым, что она не доверяла мне. Я бы проводил ее, обнял и успокоил, сказав, что все будет хорошо. Она лишила меня возможности помочь принять решение. Но быть рядом с ней, быть ее другом в такой важный момент… Да, мы отдалились друг от друга, но может пройти тысяча лет, а я останусь верен людям, которые мне дороги. Даже если пройдет десять лет, Паула все равно будет важным человеком в моей жизни… Это действительно расстроило меня, омрачило мою жизнь, но, как и все остальное, это пройдет.

Паула продолжала повиноваться приказам Даниэлы как автомат. Она работала больше часов, чем положено. Больше, чем разрешено несовершеннолетней девушке работать по контракту стажера, который на самом деле был просто фикцией. И когда она спросила об этом, получила такой ответ:

– Да, Паула, я знаю, чтоты работаешь больше часов. Ты получишь больше выходных. Не жалуйся. То, что ты делаешь, ничтожно мало…

Даниэла почти всегда будто бы снисходила к общению с Паулой: «Я делаю тебе большое одолжение, разговаривая с тобой». В тот день девушке было все равно, совершенно все равно, потому что ее голова была где-то в другом месте… Она доставляла посылки с Amazon и шла по проходу, перенося вещи с одной стороны на другую, целиком поглощенная своими мыслями. Она сделала больше фотокопий, чем следовало, и это стоило ей пощечины.

– Ты что, дура, Паула? Ты что, дура? Ты сделала в три раза больше ксерокопий! И что теперь со всем этим делать? Они цветные! Ты знаешь, как дорого стоят чернила? Ты не знаешь… А что ты можешь знать? Ты шикарная девушка, которая «играет» в работу… Я сама закончу…

Эта фраза, которая в другой момент сильно задела бы ее, влетела в одно ухо и вылетела из другого. Почему? Потому что Паула не была глупой, но ее мысли были далеко за пределами офиса. Она не могла перестать думать о Горке, о том, что он сказал. Это вызывало у нее ужасное чувство, но, почти как мазохистское удовольствие, она повторяла это про себя. Это была пытка, но она не могла думать ни о чем другом. Она вспоминала его до того, как сообщила ему новость. Такого милого, такого симпатичного и такого счастливого, а потом его же, но гневным и шокированным ее словами. Как она могла думать о каких-то дурацких ксерокопиях для марки гигиенических салфеток? Все, о чем она могла думать, – это как добраться до дома, снять каблуки и лечь в постель. Она была настолько погружена в себя, что даже не заметила, когда Бруно прошел мимо и тепло помахал рукой. Она его просто не заметила. Жаль, потому что парень чувствовал себя немного глупо, сделав добрый жест, на который не получил ответа.

Кофейня была уже закрыта, но аромат кофе все равно пронизывал округу. Не знаю, почему я все еще носила свою дурацкую форму сорок четвертого размера. Руки Мелены медленно расстегивали мою рубашку, обнажая лифчик с маленьким сердечком. Этот был моим любимым, но в тот момент я подумала, что он выглядит нелепо. Я не могла вымолвить ни слова, не могла ничего сказать. Мое сердцебиение учащалось, и я просто позволила себе это сделать. Казалось, что Мелена была самым опытным человеком в этом деле, а я была словно испуганный олененок. Она начала целовать мою шею. Не знаю, как мы дошли до этого и кто проявил инициативу… Наверное, она, потому что я никогда бы не смогла даже прикоснуться к ее волосам, не осуждая себя. Но я позволила себе плыть по течению. Было не холодно. Окна запотевали. Она проводила меня к дивану, тому самому дивану, который всегда пользовался спросом, где всегда были люди, сидящие на нем так, словно это была чертова кофейня Central Perk. Мне было страшно, но я не хотела останавливать происходящее. Ее руки ласкали меня по всему телу, словно прекрасно знали, какой путь им нужно пройти, чтобы достичь нужной точки моего наслаждения. Я все еще дрожала, но решила взять инициативу в свои руки и поцеловать ее в губы. Я умирала от желания поцеловать ее в губы, и все, что могло быть неторопливым и нежным, теперь стало поспешным, но правильным, как будто вы разучиваете очень медленно движение, а затем повторяете его быстрее. Мы знали, что должны были делать. Мы знали, какие шаги нужно предпринять, и в этом была смесь неопытности и странной мудрости автопилота. Я сняла с нее лифчик и обнажила грудь. Она смущенно улыбнулась. Теперь я управляла ситуацией… Я взяла ее за талию и уложила на диван, а сама легла сверху. Мы целовались долго и страстно. Это был долгий, влажный поцелуй. Ее лоб был покрыт мелкими бисеринками пота, и это, вместо того чтобы вызвать у меня отвращение, возбудило меня еще больше. Она стянула с меня юбку, и мои ноги встретились с ее ногами, ее кожа встретилась с моей кожей. Два человека лежали вместе, сгорая от желания. Я больше не знала, где заканчивается ее тело и начинается мое. Ее рука скользнула в мои трусики. Я покраснела как помидор, но не остановила ее. Девушка озорно улыбнулась и начала трогать меня все сильнее, сильнее, сильнее, сильнее… И я проснулась.

Жанин проснулась вся в поту, ее уши горели. Ее сердце бешено колотилось. Это был очень реальный сон, очень яркий, настолько, что ее трусики, как и во сне, были очень мокрыми. Она чувствовала себя странно, очень неловко, но преодолела все эти ощущения. Пользуясь своим настроением, она начала трогать себя. представляя, что это рука Мелены ласкает ее. Это заняло совсем немного времени. Очень мало. А затем, после пика, все ее страхи, неуверенность и даже сожаления пропали.

Боже, я же неверующая. Все это только сон. Это просто мое подсознание, которое я не контролирую. Мой мозг начал строить собственные схемы и создал эту прекрасную порнографическую сцену с моей подругой. Разве я виновата? Разве это проблема? Ну, нет… Что меня действительно бесит, так это то, что я не могу избавиться от этого мучающего меня чувства, будто делаю что-то не так. Это нормально – мастурбировать, нормально думать, что чья-то рука прикасается к тебе… Все так делают. Все это делают, не так ли? Мои братья делают это постоянно. Я ловила их миллион раз, и они быстро прячут свой член и скрывают его чем угодно, но я не идиотка. Думаете, они чувствуют себя плохо, когда трогают его, думая о… да о чем бы они ни думали? Я так не думаю… Почему я должна чувствовать себя так? Почему? Я хочу жить тем, что происходит со мной обычно. Но я замечаю, что я запрограммирована чувствовать себя плохо из-за влечения к другой девушке… Это очень плохо. А как насчет Мелены? Она тоже мечтает обо мне?

У Мелены были другие заботы. Было странно, что она не рассказала матери о кастинге в модельном агенстве. Она еще не была моделью, но участвовала в конкурсе, и это была своего рода ее первая попытка. Она боялась, как к этому отнесется ее мать, попытается ли она выбить дурь из головы дочери или высмеет мечты о покорении мира? Между ними были достаточно доверительные отношения, чтобы Мелена скрывала этот факт. В то же время они были достаточно близки, чтобы мать злоупотребляла этим и была честна во мнении по этому поводу. Мелена была так взволнована, что не хотела хоть как-то омрачать свою иллюзию.