Текст книги "Мальта без вранья"

Феста и карнавал

Я посмотрела данные Eurobarometer’а и обнаружила, что по числу ежегодных праздников Мальта опережает все остальные страны Европы. Одних только религиозных около ста. Из них важнейший тот, что проводится в честь местного святого покровителя. Он называется «феста».

Городов и деревень на Мальте около ста пятидесяти, у каждого по покровителю, а то и по два. Праздник проводится в честь святого Павла, Иоанна Крестителя, Пречистой Богородицы, Георгия, Себастьяна… всех не перечислишь. А само празднество с каждым годом становится все пышнее и торжественнее.

Когда я говорю слово «торжественный», я имею в виду его сугубо мальтийский оттенок. Это не что-то монументальное, помпезное, а, как здесь и положено, веселое и легкое.

– Мальтийца хлебом не корми – дай ему влиться в праздничное шествие, – говорит мне Гуидо Ланфранко. – Чем больше людей, чем громче музыка, тем лучше. Обратите внимание на лица людей во время фесты. Они сияют. Людям нравится, что их окружает большая толпа. Они восхищаются взрывами петард, вспышками фейерверков, украшениями улиц, разноцветьем воздушных шаров.

Я живу неподалеку от церкви Стелла Марис. И с интересом наблюдаю, как еще недели за две до фесты начинает оживляться квартал. Он совершенно преображается. На домах и заборах появляются флаги, гирлянды цветных лампочек, воздушные шары, ленты. Надо всем этим неустанно трудятся члены каждого partity, то есть прихода данной конкретной церкви. «Неустанно» – это значит, что и в середине дня, в часы сиесты – перерыва на самое жаркое время суток, когда солнце палит нещадно. Трудятся мальтийцы и ночью, когда спадает жара и можно больше успеть.

Члены одного partity то и дело засылают «шпионов» на соседние улицы, где царит культ другого святого и, соответственно, над украшениями трудятся члены другого partity.

– У них гирлянд больше, – запыхавшись, сообщает какой-то мальчуган-«лазутчик».

И тут же взрослый мужик кричит кому-то в глубь двора:

– Давай сюда еще лампочек! Две-три гирлянды!

Через некоторое время к тому же мужику – очевидно, ответственному за предфестовую подготовку – подходит тихая старушка, сообщает:

– У них статуя Марии выше.

Статуями покровителей и главных святых – Христа и Богородицы – украшают не только наружные стены церквей, но и ниши домов.

Не успевает мужик отреагировать на это важное донесение, как к нему подбегает паренек с высветленной челкой и тремя серьгами в ухе:

– Я только что из соседнего банд-клуба. Слышал, как они репетируют. Они играют громче нашего.

Музыка явно не входит в компетенцию мужика, поэтому он приказывает парню:

– Беги к Люку, скажи ему об этом.

Люк Велла, тот самый дирижер оркестра банд-клуба церкви Стелла Марис, с которым я беседовала накануне. Меня забавляет не только эта «шпионская» активность, но и критерий, по которому соревнуются соперничающие приходы. «Лазутчик» сообщает не о качестве звучания, не о репертуаре, а только о громкости оркестровой игры у соседей. И это не случайно. Чем громче играет духовой оркестр, тем лучше! Это и есть главная оценка качества.

К началу праздника напряжение возрастает. В церкви собираются прихожане, одни сменяют других, все советуются, как подготовиться к празднику еще лучше. Обязательное условие: в этом году украшений должно быть больше, чем в прошлом, они должны быть еще ярче. Церковь следует украшать не только изнутри, но и снаружи живыми цветами. И вот уже в цветочные магазины выстраиваются очереди. Огромные букеты, цветочные корзины скупаются десятками.

За девять дней до праздника начинаются репетиции предстоящих гуляний. Духовые оркестры выходят на улицу. На площади рядом с церковью по вечерам собирается молодежь, поет, пляшет, перекидывается забавными анами. С каждым днем народу на площадях становится все больше.

Наконец наступает долгожданное воскресенье. Ранним утром, а то уже и в субботу ночью начинается всенощное бдение – месса. Она длится долго, слышны только тихие слова молитвы. Месса заканчивается, из церкви выносят статую святого. Ее окружает толпа. Оркестр врубает музыку (иначе не скажешь, именно врубает, а не просто начинает играть). Я закрываю уши – звон литавр и рев труб без привычки может оглушить. Но прихожане – люди привычные, им явно нравится этот грохот, они поддерживают его своими приветствиями и криками восторга.

Шествие следует за статуей. Взрываются шутихи. Фейерверки расцвечивают небо причудливыми узорами. Люди нарядно одеты, в руках у многих свечи: веселье весельем, но все-таки не будем забывать, что праздник-то религиозный.

Статую святого обносят по близлежащим улицам. Когда она возвращается обратно, народ рукоплещет. Статую осыпают блестками, конфетти. И опять фейерверки, громкая музыка, крики во славу святого…

– Может ли быть что-нибудь ярче и наряднее, чем феста? – спрашиваю я профессора Ланфранко. Я уверена, что вопрос этот риторический.

Он, однако, отвечает неожиданно:

– Может. Карнавал. Он еще масштабнее. И декораций на нем больше. И зрелище еще более красочное.

Карнавал – второй по значению традиционный праздник на Мальте. Его участники шьют сказочные костюмы, делают огромные маски, мастерят искусственные цветы.

О цветах мне хотелось бы сказать отдельно. Я часто видела их в домах, куда приходила в гости, и всегда восхищалась – так сильно походили они на живые цветы. Делают их из жесткой ткани, или бумаги, или кожи. На тонкую спиральную проволоку наматывают шелковые ленточки, кружева, насаживают бусинки, жемчуг, бисер, даже ракушки. Получаются очень изящные, легкие, блестящие цветы. Вот и на карнавале их можно часто увидеть: в больших букетах – на стенах движущихся повозок, в маленьких букетиках – на шляпах дам.

…Огромные куклы, а также люди, наряженные как куклы, дети в маскарадных костюмах – вся эта процессия медленно движется вдоль улиц Валетты. Вот качает всеми тремя головами «страшный дракон» лет шести от роду. А вот взялись за руки и приплясывают две очаровательные пятилетние «принцессы». Из коляски выглядывает очень юный «ковбой», а саму коляску везет, по-видимому, его старший брат – «черный пират». Там и сям пробегают полосатые «пчелки», голубые «птички». Важно шествует нарядная «дама» под руку с «Дракулой». Лица обоих закрывают маски.

А на небольших улочках и площадях разыгрываются короткие сценки, отплясывают танцоры. На дворцовой площади выступает балетная группа. Представление это называется «Парата», оно давно вошло в традицию – повторяется уже пятый век и посвящено победе Мальты над турками.

Два кружка танцоров, одетых в костюмы воинов и вооруженных саблями, стоят один внутри другого. Внешний кружок изображает турков, внутренний – мальтийцев. Размахивая саблями и обмениваясь танцевальными выпадами, и те и другие как бы воспроизводят картину битвы, которую пятьсот лет назад выиграли жители Мальты. Танцы сопровождаются звуками барабанов, скрипки и дудочки.

Но вот битва, то бишь танец, закончена. И все танцоры поднимают вверх красивую маленькую девочку с сабелькой в руке. Это и есть Парата (в точном переводе – невеста) – символ победы мальтийцев.

Карнавал – это конечно же и огромное количество сладостей. Около уличных ларьков наслаждаются традиционными тортами с миндалем дети и взрослые. В тех же ларьках продают специальные карнавальные конфеты – перлини.

Несмотря на то что карнавал приурочен к религиозному событию – кануну поста, его организацией занимается государственное учреждение – Совет по культуре и искусству. Он создает вполне официальный карнавальный комитет, который руководит всеми событиями на празднике. В конце карнавала этот комитет подводит итоги и выдает призы за лучшие костюмы, маски, танцы и игры.

Впрочем, есть на Мальте место, где карнавалом не руководит никто. Это остров Гозо. Здесь в городе Надуре проводится так называемый стихийный, или дикий, карнавал. Его никто не готовит. Все, что там происходит, это личная инициатива горожан, порожденная их фантазией. Здесь потешают публику самыми забавными костюмами. Здесь пугают народ самыми макамбрическими масками. Здесь экспромтом разыгрываются самые необычные, в том числе и жуткие, представления. Словом, веселье так веселье. И никаких запретов!

Птицеловы

Каждое утро, когда я спускаюсь со своего второго этажа на первый, где живет Янулла с семьей, я прохожу мимо открытой двери. Она ведет в гостиную. Оттуда раздается негромкий дробный звук, напоминающий «чик-чирик» наших воробьев. Прямо перед собой я вижу главную достопримечательность дома – птичку в клетке. Птичка называется «буджери», она очень симпатичная – сине-голубая, с острым хвостиком и изящной головкой.

– Любите птиц? – спрашиваю я Януллу.

– Я вообще люблю животных, любых. А птица – это скорее дань традиции.

Бывая в разных мальтийских домах, я много раз видела клетки с птичками. Хозяин одного такого дома, Николас Каруана, менеджер компьютерной компании, расширил мои познания:

– Птица в клетке – это скорее напоминание о прошлом. Это, кстати, и символ Мальты, где любимым занятием большинства мужчин было птицеловство.

– Вы хотите сказать, что это национальное мужское хобби?

– Да, в последние десятилетия скорее хобби, а в свое время почти профессия. Достаточно сказать, что еще лет пять назад в стране было зарегистрировано семнадцать тысяч охотников за птицами. И это, учтите, из четырехсот тысяч населения.

Почему именно Мальта стала едва ли не центром птицеловства в Средиземноморье? Дело в том, что во время своей ежегодной миграции из Африки в Европу, а это приходится на весну и осень, птицы большими стаями пролетают над этим островом. Здесь они останавливаются передохнуть, и их легко ловить.

Мальтийские охотники убивали птиц сотнями из ружей, а те, кто оружия не имел, ловили силками. Птицеловы сооружали небольшие укрытия из всего, что попадало под руку, и сидели в них часами: наблюдали за силками, в которые попадала добыча. При этом охотники окружали площадки клетками с прирученными певчими птицами. Их пение служило приманкой для перелетных пернатых.

– Однажды мой гость из Австралии, – рассказывает мне Николас, – решил побродить по склону холма недалеко от побережья. Он заинтересовался: что это за причудливые домики, беспорядочно разбросанные без всякого плана и без намека на архитектуру? Вскоре он услышал выстрелы и кинулся к одному из домиков. Оттуда выскочил человек с искаженным от ярости лицом. Он обрушился на австралийца с бранью, что-то кричал, грозил, чуть не толкнул его. Бедный мой гость не понимал мальтийского и быстро ретировался. Вина, конечно, была на мне: я должен был его предупредить, что во владения птицеловов лучше не соваться – они очень сердятся.

– А почему они такие агрессивные? Боятся ненароком застрелить?

– И это тоже. Но больше всего боятся, что случайный гость распугает их добычу, они ведь выслеживают ее по несколько дней.

– А зачем вообще-то нужно птицеловство?

– В старые времена это было неплохое подспорье для домашнего стола. Птичье мясо нежное, очень приятное на вкус. Оно было в ходу не только у простых людей, но и у гурманов.

– Сегодня ловят по той же причине?

– Нет, сегодня еды хватает, так что это просто хобби. Знаете, считается, что у мальтийцев врожденный охотничий инстинкт, и именно на птиц. Но сегодня птицеловы встречаются редко и действуют нелегально. Вы же, наверное, слышали про Птичий вердикт ЕС.

Знаменитый Bird verdict, принятый в Европейском союзе, категорически запрещает отстрел перелетных птиц. Более того, в нем сказано: «Члены ЕС обязаны охранять диких пернатых, а также их яйца, гнезда и среду».

Авторы вердикта не случайно опасались массовой охоты на птицу: поголовье некоторых видов пернатых стало стремительно сокращаться, а другие почти и вовсе исчезли. Особую озабоченность вызывают такие виды птиц, как пустельга, лунь, красный сокол. Именно они во время своего перелета из Африки в Европу останавливаются на Мальте.

Когда в 2004 году Мальта вступала в Европейский союз, от нее, как и от других претендентов, потребовали ряда уступок – в экономике, в социальном обеспечении. Правительство государства довольно легко согласилось на все условия. Кроме одного – запретить птицеловство. Это могло вызвать шквал протестов. В своем нежелании принять Птичий вердикт мальтийское правительство оказалось настолько твердым, что уступить пришлось членам ЕС. Мальте было разрешено отсрочить запрет на отстрел птиц на два года.

Надо сказать, что за это время птицеловы разгулялись по полной программе. В 2007 году защитники животных обнаружили на острове трупы 150 птиц.

Возмущение европейцев было так велико, что все-таки вынудило правительство Мальты закрыть весенний охотничий сезон. Однако не так-то просто лишить человека занятия, которому посвятили свою жизнь его отец, его дед… да и вообще многие поколения его предков. Древний обычай еще какое-то время нелегально существовал. И только года два назад наконец исчез окончательно.

Глава 4
Религия

– Вы не скажете, как пройти на пляж? – спрашиваю я прохожего.

– Дойдете до церкви, свернете направо и все время вниз.

Однако по дороге я меняю свой маршрут. До пляжа мне еще надо кое-что купить.

– Простите, как мне пройти к торговому центру? – обращаюсь я к другому прохожему.

– Дойдете до церкви, свернете направо и спуститесь вниз, – отвечает он.

– Но я знаю, что торговый центр находится в другой стороне от пляжа.

– Простите, я не очень вас понял. Вам на пляж? Тогда вы идете до церкви Стелла Марис, а если в торговый центр, то вам к церкви Сакре Кёр.

Это чисто мальтийская привычка – объяснять нужное направление здесь начинают с ближайшей церкви. С одной стороны, церковь самое высокое здание, с другой – церквей здесь построено множество. Если сравнить количество храмов с числом жителей, то окажется, что на Мальте одна церковь приходится на тысячу человек – больше, чем где-либо еще в Европе. Всего на острове длиной 27 километров около четырехсот храмов.

Эти культовые заведения потрясают архитектурной пышностью, а главное, роскошью внутреннего убранства.

– Вот это наш знаменитый собор Сент-Джон, – говорит гид.

Я чувствую некоторое разочарование. Отсюда, со стороны площади, храм кажется скромным, вполне заурядным. Фасад его ничем не примечателен. Над входом балкон, отсюда представители духовной власти объявляют о принятых ими важных решениях. По бокам две трехъярусные колонны. Вот, собственно, и все. Но, едва войдя внутрь, я обомлела. Такой потрясающей красоты мне, кажется, не приходилось видеть ни в одном другом храме мира. Инкрустации на камне, покрытые золотом. Своды, великолепно расписанные сценами из жизни Иоанна Крестителя. Два позолоченных органа. Беломраморная скульптурная группа «Крещение Христа» – украшение главного алтаря.

На полу инкрустированные мраморной мозаикой надгробья: здесь похоронены четыре сотни рыцарей из самых знатных фамилий. Изящная серебряная ограда капеллы Богоматери. Огромные канделябры со свечами размером каждая в метр… Все это великолепие невозможно охватить разом. Оно оглушает, пожалуй, даже подавляет. Я обрадовалась, узнав, что мое впечатление о соборе Сент-Джон совпало с мнением Вальтера Скотта. Побывав здесь, он в восторге написал: «Подобной красоты я не видел нигде в мире».

Здесь же в храме находятся коллекция фламандских гобеленов, картины Рубенса и других художников на евангельские сюжеты. Но главное украшение – произведение великого Караваджо «Усекновение главы Иоанна Крестителя». Полотно это огромно – пять метров в длину и три в высоту. Оно считается самым ценным живописным достоянием Мальты.

Бросающаяся в глаза роскошь собора как бы символизирует роль церкви в обществе.

– Да, церковь у нас самая могущественная организация, – сказал мне Гуидо Ланфранко. – Она очень богата, и влияние ее огромно.

До 1974 года духовная власть решительно вмешивалась в политику правительства. Критиковала, например, деятельность ведущей либеральной партии. Последние сорок лет официально она светской властью не обладает. Но в быту присутствие ее весьма ощутимо.

На любой дороге обязательно встретишь часовню, или фигурку святого, или маленький алтарь. Часто натыкаешься на простые мраморные таблички в честь пребывания какого-нибудь высокого духовного сана. В 1990 году Мальту посетил Папа Иоанн Павел II. В честь этого события в нескольких местах сделаны памятные надписи. Я, например, видела такую мраморную табличку, она была вмонтирована в садовую скамейку. Надпись сообщала, что Папа посидел на этом месте двенадцать минут в такой-то день и в такой-то час.

Религия является обязательным предметом школьной программы, так же как математика, история, химия. Надо отдать должное и изобретательности священников. Они чутко следят за изменениями в светской жизни и постоянно разнообразят церковную деятельность, вводя какие-то новшества. В одном храме я увидела объявление, что вечером состоится пение под караоке. В другом молодежь приглашалась на танцы. А около третьего храма я среди бела дня заметила группку молодежи с мячами. Что им здесь делать? Подошла, спросила. Оказывается, состоится футбольный матч между соседними приходами: молодежь должна поддержать свой церковный округ, добившись спортивных успехов. Соревновательность распространена очень широко, и церковь всячески ее поддерживает.

Однако самое большое влияние оказывает религия на семью, брак, воспитание детей. Начнем с того, что аборт запрещен, и это предписание церкви подкреплено государственным законом. Если все-таки беременность приходится прервать, то сделать это можно лишь подпольно или за границей. Брак обязательно должен быть освящен в церкви. Если же он только зарегистрирован в мэрии, то действительным не считается.

Но острее всего с церковным влиянием столкнутся супруги в том случае, если брак окажется неудачным. Развод на Мальте запрещен. Есть еще одно государство в мире с подобным строжайшим запретом – Филиппины. Однако в Европе больше такого нет нигде. Впрочем, об этом более подробно я напишу в главе «Развод».

Словом, со стороны может показаться, что на Мальте религия безраздельно владеет умами и чувствами жителей. Об этом я беседую с пастором.

– Отец Кармель, – говорю я. – В газете «Times of Malta» я прочла, что девяносто восемь процентов мальтийцев – убежденные католики, что семьдесят один процент во всем следуют религиозным предписаниям. Словом, религия занимает в жизни мальтийцев прочные позиции. Это действительно так?

Ответ его для меня совершенно неожиданен.

– Нет, – сказал пастор, – я так не думаю. Если говорить о влиянии, то оно скорее церковное, чем религиозное. Люди чаще следуют неким традициям, ритуалам, но значительно реже католической морали. Да, во многих семьях вы можете увидеть, как соблюдаются церковные ритуалы.

Чаще всего я это вижу в семье своих хозяев: Януллы, Андрея и их детей. Перед тем как приступить к еде, все четверо предаются молитве, при этом неважно, завтрак ли это, когда все спешат, или неторопливый ужин. Если кто-нибудь из мальчиков пытается в целях экономии времени молитву сократить, мать сердится и попытку пресекает.

В воскресенье все обязательно отправляются на мессу в церковь. В семье отмечают все религиозные праздники. Почти все украшения в комнате – это фигурки Христа, Богоматери, еще каких-то святых. Они, как я уже говорила, сделаны искусными руками Януллы.

После воскресной мессы семья обычно отправляется в ораторию. Так называется религиозный клуб, где есть все те же кружки, секции, оркестр, театральная студия, что и в любом другом клубе. Различие лишь в том, что здесь эта активность так или иначе связана с религией.

Я рассказываю о своих хозяевах пастору Кармелю.

– Что же, похвально. Думаю, что люди эти истинно религиозны, живут соответственно католической морали. Увы, это не всегда так.

Что мой собеседник имеет в виду, я лучше начинаю понимать, когда еще раз перечитываю статью в «Times of Malta»; она называется «Итоги социологического исследования религиозности мальтийцев».

На вопрос: «Осуждаете ли вы секс до брака?» – 65 % респондентов ответили «нет». Другой вопрос: «Поддерживаете ли вы негативное отношение церкви к абортам?» Положительно ответила только половина.

– Да, это так, – сокрушается отец Кармель. – Я вижу, как сегодня юноши и девушки иногда живут вместе открыто, не стесняясь родных и соседей. Разве истинно религиозный человек может себе такое позволить? А предохранение от беременности во время секса? Разве это не грех? Не знаю, сколько людей это делает, но их становится все больше.

– Простите, отец Кармель, но, насколько я понимаю, мальтийские супруги находятся между Сциллой и Харибдой. С одной стороны, развод запрещен, а с другой – безопасный секс тоже осуждается. Тогда в каждой семье должно рождаться бесконечное количество детей…

– Не бесконечное. Какие-нибудь полвека назад среднее количество детей в семье было шесть – восемь. Сейчас в среднем два, реже три ребенка в семье.

– Значит ли это, что употребление контрацептивов теперь церковью разрешено?

– Нет, употребление средств против зачатия церковь осуждает, кроме одного: метода естественной защиты. Иными словами, супруги должны знать дни месяца, когда риск забеременеть велик, и в это время воздерживаться от секса.

Мне, однако, показалось, что сам отец Кармель не так уж и строго осуждает самые разные способы, которыми можно предотвратить нежелательную беременность. Запреты запретами, но как одеть, накормить, дать образование детям на современном уровне, если доход семьи этого не позволяет? Приходится на некоторые католические запреты закрывать глаза.

Но вот что действительно беспокоит отца Кармеля, так это консъюмеризм. В мировой социологии так называется чрезмерное потребление всевозможных товаров. Пастор, как мне показалось, придает этому распространенному социальному явлению еще и чисто мальтийский оттенок. Он считает, что товары покупаются не просто по необходимости, но и с определенной целью – выиграть необъявленное соревнование с соседями и даже с незнакомыми людьми.

Я уже писала об инстинкте соревновательности различных приходов, когда они готовятся к очередному празднику. Не в таком масштабе, но с той же целью показать соседу, что у тебя более дорогая машина, более современная мебель, более богатый интерьер дома, покупаются и вещи. Так, во всяком случае, считает пастор Кармель Табоне.

– Хвастовство друг перед другом вовсе не является мальтийской традицией и уж, конечно, никак не одобряется католической церковью, – говорит он. – В нашей религии всегда высоко ценилась умеренность, ограниченность потребления. Но вот настали новые времена, по явились иностранные телепередачи и фильмы, а главное – мощным потоком хлынули туристы. И даже религиозно настроенные прихожане ринулись в консъюмеризм, не умеренное потребительство. Мне рассказывал владелец мебельного магазина. Приходит покупатель, спрашивает: «Есть ли у вас такая спальня, как в сериале “Богатые тоже плачут”?» А другой просит показать ему люстру вроде той, что висела в каком-то популярном фильме.

– А при чем здесь туристы?

– Им подражают в одежде, обуви, прическах, макияже. Но это еще не так опасно. Хуже, что им подражают в поведении.

– А что, туристы дурно себя ведут?

– Видите ли, они ведут себя так, как естественно для человека на отдыхе. Ну, может, и не так уж естественно, но хотя бы объяснимо. Тратят слишком много денег на еду, вино, что называется, сорят деньгами. Ищут любовных приключений. Завязывают случайные связи с местными девушками, а потом приезжие мужчины забывают о них, иногда оставляя их беременными. И многие наши молодые люди воспринимают этот образ жизни как норму поведения – современную европейскую норму, – совершенно не учитывая при этом, что так ведут себя люди именно на отдыхе. В этом, разумеется, тоже нет ничего хорошего. Но согласитесь, одно дело человек дома, у себя на родине, в рабочие будни, другое – он же на курорте в отпуске. Так вот, наши молодые прихожане, даже те, что считают себя истинно верующими, иногда этой разницы не понимают. Они подпадают под влияние такой распутной жизни и кутежей. При этом они молятся перед обедом, ходят на воскресную мессу, участвуют в религиозных праздниках. Но истинными католиками я их назвать не могу. Вот почему я говорю, что сегодня мальтийская молодежь не так уж сильно находится под влиянием религии. Хотя, если посмотреть на нашу жизнь глазами туриста или составителя справочника, может показаться, что Мальта чрезвычайно религиозна.

Другой знаток мальтийской жизни, в том числе и религиозной, профессор Мальтийского университета Генри Френдо обратил мое внимание еще на одну сторону религии:

– Притом что католицизм имеет глубокие корни в мальтийском обществе и островитяне преданы своей конфессии, они чрезвычайно толерантны. Вторая по значению религия на Мальте – ислам. Немало и иудеев, вы увидите здесь несколько синагог. Есть и православные. И армяне-григорианцы. Можно насчитать более тридцати религиозных общин. И все католики относятся не только терпимо, но и уважительно к верующим иных конфессий.

К тому, о чем говорит профессор Френдо, я присоединяю и свои наблюдения. Я рассказываю ему о двух моих знакомых семьях, где русские женщины замужем за мальтийцами.

Анжела, медсестра из России, и Кармел, администратор гостиницы в городе Ташбиш, были уже не юными, когда решили пожениться. Ему исполнилось тридцать восемь, ей – тридцать пять лет. Оба были христианами, но принадлежали к разным конфессиям: он – католической, она – православной. Они любили друг друга, собирались прожить всю жизнь вместе, но менять свою религиозную принадлежность не хотели. Собственно, речь шла только об Анжеле.

– Разве ты бы не хотела, чтобы мы с тобой были одной веры? – спросил ее будущий муж. Он, разумеется, имел в виду католичество.

– Хотела бы, – искренне ответила женщина, понимая, что именно он имеет в виду. – Но ведь все мои предки были православными. Как я их предам?..

– И знаете, что меня порадовало? – рассказывает мне Анжела. – Я ждала, что мы еще не раз будем обсуждать эту тему, готовилась к этому разговору, копила аргументы. Но Кармел больше ни разу к этому разговору не вернулся.

Однако Анжела понимала, что успокаиваться еще рано. Предстояло венчание в церкви, а перед тем – беседа с пастором. Вот как об этой беседе вспоминает Анжела:

– Отец Григорий задал мне вопрос: не собираюсь ли я перейти в католичество? Я с замиранием сердца сказала, что нет, не собираюсь. И поинтересовалась, сильное ли это препятствие для венчания. Прежде чем ответить, он спросил, хорошо ли мы понимаем друг друга, готовы ли жить вместе всю жизнь, будем ли воспитывать детей в благочестии и почитании старших. На все вопросы я искренне отвечала: «Да!» И тогда пастор сказал: «Да благословит вас Господь». Вот и все, никаких уговоров, никакого недовольства. Так мы и повенчались.

История другой русско-мальтийской пары произвела на меня еще более сильное впечатление. Ольга и Оскар (она – экономист из Петербурга, он – программист-мальтиец) узнали о своем разном отношении к религии в первые дни знакомства. Отношение это было не просто разным, а категорически несовместимым. Он происходил из глубоко верующей католической семьи, а она… увы, она была убежденной атеисткой.

Конфликт этот казался неразрешимым. Тема обсуждалась не однажды. Однако ни разу Оскар не поставил вопрос ребром: атеизм или брак? Мы сидим в кафе втроем, и я спрашиваю Оскара:

– Для вас это действительно не было препятствием?

– Ну, разве только первое время, – ответил он. – Просто очень уж это было непривычным: я никогда не встречал настоящих атеистов. А потом я понял, что важнее всего не общая религия, а общая способность уважать и понимать друг друга. И ведь не ошибся. Вот живем вместе уже двенадцать лет. Хорошо живем.

А вот какую интересную цифру я нашла в том же общеевропейском исследовании Eurobarometer. Из всех грехов, которые мальтийцы не готовы простить (убийство, ненависть, прелюбодеяние и др.), на одно из последних мест они ставят атеизм. Его назвали всего 0,7 % респондентов.