Текст книги "Под неусыпным надзором"

Глава 5. Неуверенность

– Я так многого о тебе не знаю, – сказала Бекки, когда они вернулись из ресторана и расположились в гостиной. Еще несколько часов назад они сидели бок о бок, а теперь смотрели друг на друга из разных концов комнаты. Все в очередной раз пошло наперекосяк.

* * *

Бекки приняла неожиданное приглашение Себа и приехала на выходные, высадившись из дневного экспресса в Пейнтоне с маленьким леопардового цвета чемоданом на колесиках.

Увидев его, она не смогла скрыть удивления. Отвыкшее улыбаться лицо, неразговорчивость, безумный, но изможденный вид и зацикленность на собственных мыслях не могли спрятать ни выстиранная и выглаженная рубашка, ни свежевыбритые и обрызганные хорошим лосьоном после бритья щеки.

Себ домчал ее со станции на своей машине. Это было на девятый день после появления Юэна на пирсе. С тех пор он ни разу не чувствовал себя в безопасности, находясь вне дома. И несмотря на то, что погода была еще лучше прежнего, восхищая всех ярким солнцем и безоблачным небом, он выходил на улицу едва ли раза четыре за все это время.

Он выбирался в магазин только в случае крайней необходимости, и даже тогда чувство, будто опасный хищник наблюдает за ним из-за угла, готовясь к прыжку, не покидало его. В ожидании приезда Бекки ему пришлось обратиться за помощью к курьерской службе, доставлявшей на дом товары из супермаркета.

– О боже! Я влюблена в твой дом… Только посмотри, какой вид!.. Ты сам-то как? По дороге сюда я дочитала твою книгу. Ту – про корабль. Она… другая. Ты уверен, что у тебя все в порядке? – спросила Бекки, едва переступив порог и скинув пальто.

Себ жил в построенном в двадцатые годы, а ныне модернизированном таунхаусе. Предыдущие владельцы сделали такой ремонт, что теперь дом был вполне достоен собственного разворота (а то и двух) в скандинавском журнале по дизайну: свободная планировка второго и третьего этажа, много света и воздуха, дерево и правильные углы, спальни на втором этаже и гостиная зона на третьем, использование солнечной энергии. На первом этаже находился гараж на три машины и большая просторная прихожая.

Когда Себ впервые увидел этот дом, ему тут же захотелось зайти в него и лечь спать. Он так до сих пор и не смог объяснить себе, чем этот дом его так привлек: он значительно выходил за рамки его бюджета.

– Что слышно о фильме? – рассеянно спросила Бекки. – Когда выходит? Можно открыть эти двери? Я хочу на балкон.

– С моря дует холодный ветер.

– Там плюс девятнадцать.

Себ изобразил любезную улыбку, от которой у него заболело лицо. Нервы его были напряжены до предела: он вздрагивал от каждого звука. Хотя куда больше его испугала бы внезапно наступившая тишина.

Бекки вышла на балкон. Закрыв глаза, она жадно вдыхала морской воздух – так, как он сам уже разучился. Спустя несколько минут она вернулась в комнату, села на диван рядом с Себом и крепко прижалась к нему, в одной руке держа бокал вина, а другой накрывая его нервно подрагивающую ладонь.

– Ты выглядишь не слишком счастливым. Ты не рад меня видеть?

– Не говори так. Я считал дни.

– Тогда что? Ты прячешь за спиной кольцо?

Себ побледнел, и Бекки взвизгнула от смеха.

– Я…

Он был не в состоянии продолжить фразу. Он твердо решил рассказать ей про Юэна и даже репетировал перед зеркалом. Но сейчас все это показалось ему слишком абсурдным. Он не хотел ни выставлять себя на посмешище, ни выглядеть трусом.

Бекки вытянула одну ногу и кокетливо подняла бровь.

– Не могу поверить, что ты промолчал. Я купила их специально для этой поездки, а ты даже не взглянул.

Она говорила о своих сапогах: блестящих, на высоких шпильках, словно вторая кожа охватывающих ее ноги до самых колен. Она надела их с юбкой-карандаш, что делало ее походку немного семенящей и неуверенной, зато чертовски привлекательной и даже соблазнительной. Легкий шорох, с каким внутренние поверхности ее бедер терлись друг о друга, обычно наэлектризовывал его. Обычно – но не сейчас. Он должен был бы чувствовать приятную тяжесть нарастающего возбуждения, но… Сладостное и привычное «нормально» было слишком далеко от того состояния, в котором он теперь пребывал.

– Они великолепны.

Как бы он ни старался, его слова все равно прозвучали неубедительно, и Себ уловил на лице Бекки легкую тень разочарования. Он понял это по тому, как она опустила длинные роскошные ресницы, прикрыв свои зеленые глаза, пленившие его с первой же встречи.

– Тебе следует узнать, что еще на мне надето.

Она провела кончиками пальцев по коленям, утопающим в подобравшихся к дивану солнечных лучах. Себ придвинулся ближе и прижал ее к себе. Это не был порыв страсти – скорее чувство благодарности и желания быть утешенным. Он обнимал ее как друг, ибо именно в этом он сейчас так отчаянно нуждался. Хотя Бекки не была ему безразлична, он всегда держал ее на некотором расстоянии. Полгода они просто спали, не сковывая себя обязательствами и живя порознь, но он понимал, что за это время она крепко привязалась к нему.

Бекки нашла его ухо.

– Хочу прогуляться и поплескаться в море. А еще напиться до безумия. Но в таком виде я точно никуда не пойду. Как только мы хорошенько поприветствуем друг друга в твоей спальне, я переоденусь.

Она наклонилась и нежно надавила на его достоинство.

– Я думала, ты уже готов. Я что-то не так сделала?

Конечно, все было так, и ему очень хотелось сказать ей об этом. Она была такой живой, такой дерзкой, такой шаловливой. От ее сладкого запаха у него кружилась голова. Она была такой же доброй и обворожительной, как в тот день, когда они впервые встретились на литературном фестивале. Ему хотелось сказать ей все это, но он молчал. И вовсе не из-за своей природной скрытности или боязни перейти на следующий уровень их отношений. Он чувствовал себя загнанным в угол, переживания лишили его дара речи. Он был из тех людей, что чувствуют себя гораздо старше своих лет и никогда не зацикливался на эротике. Главной причиной его молчания был Юэн – или то, что пряталось под его личиной.

* * *

В течение предыдущей недели он приходил к Себу еще дважды. И с каждым новым «визитом» он был все ближе.

Через два дня после происшествия на пирсе, сразу после того, как его начали преследовать эти жуткие ночные кошмары, Себ был вынужден выйти из дома. Стараясь держаться среди толпы, он добрался до Плимута. Прогуливаясь по центру города, он увидел Юэна. Тот стоял перед крестом святого Андрея, в начале Королевской площади. Себа вновь охватило оцепенение. Затем он почувствовал, как что-то затягивает его в пустоту, все мысли смешались и будто исчезли. Шум проезжающих машин, далекие крики чаек, гомон толпы, скрип инвалидной коляски, проезжающей по тротуару, одинокий гудок теплохода, стук дверцы фургона, развозящего еду, – все пропало в один миг. Но он ясно видел преследующее его лицо и эту мрачную ухмылку – неприятную, насмешливую, торжествующую.

В появлении Юэна в Плимуте было нечто еще более угрожающее. В этот раз он встал прямо у него на пути, всем своим видом показывая, что их встреча неизбежна. Потом он исчез. Не ушел, передвигая ногами, как все нормальные люди, а просто исчез. С разных сторон площади к монументу подошли две разные группы людей, и, когда они прошли мимо, Юэн испарился.

На этот раз Себу удалось лучше рассмотреть его. В бороде появились тонкие ниточки седины. На нем было что-то вроде темного плаща на молнии, застегнутого до самого подбородка и затянутого поясом на его тощей талии. Черные джинсы слишком узкие для человека его возраста и слишком короткие для его длинных ног. Когда они были студентами, Юэн всегда носил слишком короткие джинсы, не способные спрятать выглядывающие на целый дюйм из его грязных кроссовок носки.

Себ вернулся в машину, но тут же пожалел об этом. На том уровне парковки, где он оставил свой «мерседес», было мрачно и одиноко. Спеша оказаться подальше от тишины и сумрачности многоэтажной парковки, он споткнулся и наступил на собственный ботинок. Еле устоял на ногах и неуклюже засеменил вверх по цементной лестнице. От Юэна уже давно не осталось и следа.

Надеясь, что небольшой речной круиз отвлечет его от мрачных мыслей и абсурдных видений, Себ решил поехать в Дартмур и купить билет на пароход до Тотнеса. Это было через два дня после происшествия в Плимуте. Юэн появился вновь: он стоял у дороги в нескольких сотнях метров от его дома.

Себ ехал в направлении залива Святой Марии и только начал поворот на Рэнском-роуд, как увидел Юэна, одиноко стоящего на тротуаре. Себ едва справился с управлением. Юэн стоял, выпрямившись в полный рост, что было странно: раньше он всегда застенчиво сутулился. Сейчас Себ вспомнил, что и в свои предыдущие появления Юэн стоял прямо. Себ все еще отказывался назвать это вызовом, но что-то должно было измениться.

За ту секунду, что он проезжал мимо Юэна, Себ заметил неприятную бледность его лица, искаженного гримасой презрения. Он не улыбался. Лишь молча смотрел на него.

Не сумев совладать с чувством страха и дискомфорта, Себ резко свернул к краю дороги. Позади раздался громкий скрежет тормозов и резкий звук клаксона. Торговый фургон с громким ревом промчался мимо.

Хорошо знакомая композиция на радио вернула его к действительности.

Он поднял голову. Юэна нигде не было видно.

Себ вернулся к дому, от которого успел отъехать лишь на полмили. Он понял, что это был знак. Но даже дома уже не было безопасно: Юэн наверняка достанет его и там.

В тот же день Себ с новыми силами принялся искать в Интернете какую-нибудь информацию о Юэне Александере. Но, как и раньше, не смог найти ни следа своего бывшего соседа по квартире. Он работал, оставив балконную дверь открытой. Внезапно он заметил, как банные полотенца, сохшие на балконе, зашевелились. Он резко развернулся в их сторону и замер, пораженный уверенностью, что ясно увидел, как углы простыней, словно руки, поднялись и поманили его к себе.

Несомненно, это снова была лишь игра его воображения, но он бросился на балкон… На секунду замер, приняв зонтик от солнца на увитом плющом соседнем балконе за высокую фигуру, стоящую низко опустив голову.

Еще один обман зрения. Себ немедленно закрыл жалюзи во всех комнатах. Они оставались опущенными вплоть до субботы, до момента приезда Бекки.

* * *

Себ слишком нервничал, чтобы почувствовать стыд за неудавшуюся попытку секса. Он доверху наполнил бокалы. Прожив двадцать лет в одиночестве, он взял за правило никогда не откупоривать бутылку до четырех часов. Но к этому моменту все его трезвеннические зароки давно перекочевали в долгий ящик. Бекки молча приняла душ и переоделась.

Они отправились на ранний ужин в Бриксхемскую гавань и едва ли перекинулись друг с другом парой слов, спускаясь вниз по холму. Бекки неестественно громко восхищалась красотой местной набережной, а он рассеянно кивал головой, вглядываясь в лица прохожих. Он ощущал разочарование Бекки, но это заботило его не так сильно, как то, что в любую минуту могло появиться из толпы.

Себ чувствовал себя виноватым, ведь он пригласил ее исключительно для того, чтобы получить еще одного свидетеля своих видений. Он по-прежнему боялся, но все-таки изо всех сил желал появления Юэна. Если она не увидит его, то бог знает что происходит с его психикой. А вот если увидит и окажется, что Юэн действительно здесь… Конечно, он не особенно обрадуется этой новости, но, по крайней мере, поймет, что не сходит с ума.

В ресторане Себ задумчиво гонял по тарелке своего лобстера, не забывая, однако, то и дело прихлебывать пиво из большой – неизвестно какой по счету – кружки. Наконец ближе к десерту терпение Бекки лопнуло.

– Я не собираюсь снова тебя об этом спрашивать, но с тобой что-то не так, Себ. Ты какой-то другой. Ты не рад моему приезду?

– Бог мой, нет!

Ее беспокойство переросло в раздражение.

– Тебе придется со мной объясниться. Ты решил порвать наши отношения? Какого черта ты не сказал мне об этом по телефону? Мог бы, на худой конец, воспользоваться электронной почтой!

– Нет-нет! Не смей так думать!

– Тогда в чем дело?

Она потянулась к нему и дотронулась до его руки – той, которая не выпускала стакан с момента их взаимной неудовлетворенности в постели. И в этот момент его прорвало.

– Меня беспокоит… кое-что. Здоровье. Мое психическое состояние.

– Что? Она вернулась? Я имею в виду, депрессия?

– Я еще не был у врача. Пока нет… Понимаешь, я не уверен, что врач сможет мне помочь. – Себ поежился. – Я думаю, кое-что вернулось в мою жизнь. Кое-кто.

– Женщина.

– Я бы хотел, чтобы все было вот так просто. Тогда я смог бы что-нибудь сделать.

– Сделать что?

– Забудь про женщину. Это не женщина. Я говорю о мужчине.

Бекки с облегчением выдохнула, но по-прежнему выглядела обеспокоенной.

– И, нет, я не собираюсь рвать наши отношения. Ты решила это, потому что… там, дома?.. Бекки, это не имеет никакого отношения к сексу. – Он замолчал, чтобы отпить еще пива. – Бекки, у тебя когда-нибудь были… галлюцинации?

– Сколько ты выпил, Себ? Ты не останавливался с момента моего приезда. Знаешь ли, ты живешь здесь совсем один, пишешь свои книги, день и ночь сочиняешь всякие ужасы и при этом непрестанно пьешь. И это может быть на пользу твоему здоровью?

От стыда, что он вот-вот может расплакаться, Себ закрыл руками лицо. Сочувственный тон и дружеское участие вкупе с выпивкой лишили его дара речи.

Он глотнул пива, чтобы проглотить комок, застрявший в горле.

– Нет, это не то… Все, конечно, так и выглядит, но это не так! Много лет назад в моей жизни был кое-кто. Он даже был мне другом… А сейчас я повсюду вижу его. Повсюду. А этого не может быть. Это не нормально.

Бекки слегка побледнела:

– Ты говоришь, что видишь повсюду того, кто умер?

– Я не знаю. Я его уже сто лет не видел! Последний раз так… мельком. Он неожиданно появился у меня в Лондоне двенадцать лет назад. Я пытался ему помочь, но потом пришлось вычеркнуть его из своей жизни.

– Почему?

– Он пошел по кривой дорожке. Выпивка. Наркотики. Ему нужна была моя помощь, но у меня не было денег. Тогда не было. Но я приютил его… на какое-то время. Пытался наставить его на путь истинный и все такое… Бесполезно. На следующий год он позвонил мне и… Я могу поклясться: он был не в себе.

– Боже…

– До этого, еще задолго до Лондона, в университетские годы, мы вместе снимали одну квартиру. В восьмидесятых. Длинная история. У меня не было желания видеться с ним после выпуска. Как и у всех, кто знал его. Он был… Ну, скажем, трудным…

– Задница?

– Я так думал. Но это было нечто большее. В нем было что-то…

– Опасность?

– Когда был пьян или выходил из себя – пожалуй. Но не по отношению ко мне.

Однажды, после того, как Себ закинулся галлюциногенами, Юэну пришлось физически сдерживать его. Но это был единственный раз, когда он дотронулся до него. Но Юэн действительно был силен.

– Он ценил меня. Нашу дружбу. Больше у него никого не было.

Бекки неуверенно оглянулась через плечо.

– Он здесь?

– Я не знаю.

– Если ты видишь его, он должен быть здесь.

– И я так думал.

– Я не понимаю.

Себ и Бекки были близки настолько, насколько могут быть близки случайные любовники, а то признание, которое ему предстояло сделать, требовало большей степени близости, однако ни с кем другим поделиться этим он не мог, и это удручало его. Он чувствовал то же самое, когда болел в одиночестве.

– Вот он есть… и вот его нет. Он появляется, а потом… вроде как исчезает… Он зовет меня по имени, но не вслух. Я будто слышу его голос у себя в голове.

Бекки была уже не в силах скрывать свое неудовольствие.

– Тебе надо провериться. И прямо сейчас! Как давно это происходит с тобой?

– Почти две недели.

– Две недели! И ты еще не сходил к врачу?

– Нет… Я не уверен…

У Пруста Себ читал, что память может стимулировать запах прошлого. Внезапно Себ почувствовал, что запах, который витает вокруг их стола, напоминает ему тот, что исходил от Юэна в 1988 году. Он ясно увидел его удлиненное лицо, лоб с бисеринками пота и пылающие от интоксикации щеки, нездоровый призрачный взгляд, как будто после выпивки в него вселялся кто-то другой. И если дьявол появляется, стоит лишь упомянуть его имя, значит, Юэн Александер должен сидеть за соседним столиком.

Себ реально ощущал его запах. Ошибки быть не могло. Пот, насквозь пропитавший кожаную куртку, которую Юэн носил в любую погоду. Немытые сальные волосы. Смесь свежеоткупоренного алкоголя с застоявшимися запахами спиртного. Всем этим несло от одежды Юэна, от мебели, на которой он сидел. Этот запах как шлейф тянулся за ним сквозь комнаты, по которым он проходил.

– Ты чувствуешь этот запах? – Голос Себа был не громче шепота.

– Ты разыгрываешь меня? Где, Себ, где он?

– Там. – Теперь его шепот напоминал шипение. Он указал на окна, выходящие к докам.

Будто в подтверждение его слов, мачты яхт заколыхались, как растрепанные знамена марширующей армии. Призрак Юэна уже не был далеким и туманным, он определенно находился в этом зале. Голос Бекки пропал, словно кто-то выключил звук.

И тут Себ увидел Юэна: тот стоял совсем рядом, прижавшись лицом к окну. Постукивание обеденной посуды, приглушенные голоса обедающих – все отошло на второй план. Музыка смолкла. Все выглядело так, как будто Юэн подошел поближе, чтобы отблески стекла не мешали ему рассматривать помещение. Он знал, что Себ находится внутри, но не знал, за каким столиком.

Когда этот мрачный взгляд все-таки отыскал его, да еще в такой приятной компании, его бородатое лицо напряглось, а черные глаза сузились от ненависти. Презрение смешалось с внезапной острой болью. Себ уже видел этот взгляд много лет назад, когда это лицо было значительно моложе. Юэн так же посмотрел на него, когда узнал об отношениях Себа и Джули. Тогда Юэн увидел начало конца. Он взбесился от ревности. Даже спустя тридцать лет он не забыл нанесенной ему обиды.

Наваждение закончилось. У Себа закружилась голова, и он вынужден был обеими руками ухватиться за край стола. Шум и суматоха мира вновь вернулись в помещение и ревущей рекой хлынули ему в уши.

– Где? – спрашивала Бекки. – Где он? Куда ты смотришь? На окно? На какое?

Он был таким явным, это длилось так долго – как Бекки могла просмотреть? Покрытое пылью лицо, испачканные волосы – будто Юэн вскарабкался сюда из самой гавани. Он стоял у окна, скаля зубы, как какой-нибудь неандерталец.

Она ничего не видела. Себ понимал, что она просто хочет успокоить его, говоря, что, вероятно, смотрела не в то окно. Но она должна была. За ее спиной было только два окна. Юэн стоял так близко, его было очень хорошо видно.

Затем он пропал. Исчез за спиной у проходившей мимо официантки.

Будучи не в состоянии справиться с охватившим его ужасом, Себ какое-то время стоял не шелохнувшись, пытаясь преодолеть шок.

Шизофрения, или скоротечное развитие слабоумия, или деменция с тельцами Леви[20]20
  Деменция с тельцами Леви – предположительно, является второй после болезни Альцгеймера по частоте среди нейродегенеративных заболеваний. Характерны рецидивирующие визуальные галлюцинации и выраженные колебания внимания и интеллекта в течение дня.


[Закрыть]. Он хорошо изучил этот предмет, пока пытался отыскать Юэна в Интернете. Это заболевание вполне можно получить в пятьдесят лет. Было ли это лучшей альтернативой тому, чем еще можно было объяснить его состояние?

Даже в детстве Себ был хмурым и нелюдимым. Окружающие называли его угрюмым, замкнутым человеком без чувства юмора. Некоторые относились к нему настороженно. Но под его мрачным видом скрывалась неуверенность. На своих детских фотографиях он сам мог видеть свой патологический пессимизм. Он всегда старался избегать любых конфликтных ситуаций и очень остро реагировал на критику. Все эти качества так и остались при нем. Себ копил в себе обиды. Он был не в состоянии простить ни простого пренебрежения, ни открытого издевательства, ни случайных поддевок. Таким же был Юэн. Глядя на Юэна за окном ресторана, он увидел в стекле неясное, отдаленное отражение своего хмурого лица. Наконец он понял, что подспудно беспокоило его все это время: он видел постаревшего Юэна. Это в корне разрушало его теорию о галлюцинациях. Изображение Юэна было слишком реалистичным, чтобы быть созданным одним воображением. Если бы это была галлюцинация, он увидел бы Юэна таким, каким помнил его.

Он напомнил себе о том, что сумасшествие считается одним из самых творческих состояний человека. Он мог все это придумать, ведь любое другое объяснение противоречило законам природы. Насколько гнусно тогда развлекалось с ним его воображение! Но если Юэн умер и это действительно был его призрак, то именно он являлся Себу. И теперь не осталось никакой возможности избавиться от него.

* * *

Дома Себ почувствовал себя в безопасности. Может быть, потому, что до сих пор верил, что Юэн не сможет сюда проникнуть. Иначе он давно бы это сделал. При мысли о том, что он, вероятно, сделает это в ближайшее время, та малая часть обеда, которую он кое-как проглотил, запросилась наружу.

Бекки тоже ожидала от этих выходных совсем другого. После странной выходки Себа в ресторане ее беспокойство только усилилось. С момента их возвращения домой он не переставал прикладываться к бутылке и сейчас неровной походкой расхаживал по гостиной, то и дело опасно кренясь в разные стороны, и ничего не мог поделать с этим, как ни старался сконцентрироваться.

– Что он тебе такого сделал? – Бекки решила поставить вопрос ребром.

Что он сделал! И целой ночи не хватит, чтобы рассказать об этом. Можно ли в двух словах поведать о силе разрушения? Начав говорить о Юэне, он уже не мог остановиться. Надо покончить с этим.

Бекки была шокирована тем, с каким напором Себ стал копать и перекапывать пласты своей памяти, рассказывая о Юэне. Образы былого хлынули, как прилив сточных вод, поднятых наводнением. Поток нечистот лился прямо из воспоминаний в убежище его чистого современного дома.

Большие красные кулаки Юэна, оставляющие вмятины в дверях. Тяжелый металл. Металлисты, воспевающие тьму и смерть. Адские звуки, производимые колонками его стереосистемы, которые трещат и шипят, как сало на сковороде, адской сковороде. Дым сигарет с марихуаной, пикантный, как грейпфрут с сосисками, заполняет все неосвещенное пространство прихожей и клубится под перегоревшими лампочками, на которые вечно не хватало денег. Монеты в счетчике, монеты Себа. Блевотина в ванной. Дешевый хлеб. Видак с ужастиками, работающий всю ночь. Банки, банки, банки от пива и сидра, пустые банки в переполненных урнах в саду. Порыжевшие от никотина кончики пальцев. Зубы, желтые из-за отсутствия ухода и злоупотребления табаком и крепким чаем.

Желтые зубы. Рот, обрамленный черной бородой. Настоящий козел. Розовые десны и желтые зубы. Дыхание зловонное, как у бродячего пса. И эти зубы цвета костей разлагающегося трупа.

– Беспорядок, зловоние, которое наполняло каждую комнату в доме. Оно прорастало сквозь любые поверхности, обволакивало мои ноги, проникало в мою комнату.

– Студенты.

– Это не оправдание. И все было гораздо хуже. Из-за нищеты начались открытые столкновения. Все упиралось в деньги. Когда я требовал, чтобы Юэн выплатил мне все долги, он вечно кормил меня завтраками. Я ссужал ему деньги из тех крох, что мне едва удавалось выкроить из моей стипендии. Но никогда не получал их обратно. А вот родители его были при деньгах. Он скрывал это от меня. Я бы так никогда и не узнал об этом, если бы однажды не встретился с ними. Один раз, в конце года. Этот парень, пожиравший мои ничтожные припасы, оказывается, учился в частной школе. В пансионе. Его отец был важной шишкой в военной авиации. Все его рассказы о себе, его обещания – все это было пустым звуком, как и его литературные амбиции.

Бекки передернула плечами.

– Он просто использовал тебя. Я думаю, каждый может однажды встретить такого. Чаще всего в отношениях.

– Знаешь, он так много знал: разные идеи, учения, немного философии. Тогда он казался мне таким крутым… какое-то время. Я принимал все это… и тоже был принят. Мне кажется, я стал им. Сейчас меня корежит от стыда, когда я вспоминаю, каким был тогда.

– Себ, это было давно…

– Я чаще читал те книги, которые он советовал, нежели те, что мне предписывал мой курс. Я даже отпустил волосы, потому что у Юэна они были длинные. Я начал пить и курить травку. Но в любом случае он не мог понять, каким невыносимым человеком он был, как с ним было трудно окружающим. И я понял почему. Потому что он не мог противостоять своим слабостям.

Эта информация вряд ли могла подготовить достойную почву для того, что он собирался рассказать дальше. Было еще кое-что. Что-то, связанное с Юэном. Что-то неправильное.

– Он держал кое-что в тайне. Но оно часто вырывалось наружу. Это было намного хуже. Нечто, что заставляло других людей избегать его.

– Что это было?

– Он подолгу молча стоял, уставившись в темноту среди грязи и обломков цемента на заднем дворе. Уходил и приходил ночью. Часами всхлипывал в своей комнате. Что-то подолгу невнятно бормотал у дверей моей комнаты, когда я начал встречаться с Джули…

Бог мой, Джули. Помнишь Джули?

Еще Юэн хвастался своими снами. Такими яркими, что он считал их путешествием в другое, реальное место, где другие помогали ему и были его проводниками по этому миру. Бред обкуренного наркомана, полная чушь, но из уст Юэна она звучала убедительно – и даже правдоподобно. Юэн клялся, что, просыпаясь, видел призрачные фигуры и лица, которые находились прямо над его головой, кто-то, словно медленно выпрямляясь, вставал около его кровати; он слышал голоса, доносящиеся с чердака. И эта жуткая, гнетущая тишина в его комнате, когда Себу казалось, что Юэн умер… Когда он надеялся, что тот умер и все наконец закончилось… От этой тишины температура воздуха в доме, казалось, еще больше понижалась. Иногда он пропадал целыми днями.

– Бедняга. Может быть, это действительно было из-за нее?

– Джули? – Себу показалось, что он вновь почувствовал запах ее рыжих волос. – Нет. К тому времени как она вошла в мою жизнь, а это было в третьем семестре, мы уже ненавидели друг друга. Я считал дни до конца экзаменов, когда смог бы забрать депозит за комнату и оставить его навсегда. К тому времени его уже вышвырнули из университета.

– А во второй раз? Каким он был? Ты говорил, что он нанес тебе визит, когда ты жил в Лондоне.

– Он выглядел намного хуже. И это не был визит как таковой. Он, должно быть, узнал, где я живу, и проследил меня до дома.

Себ все еще помнил шок, который испытал, когда впервые увидел Юэна в Западном Лондоне. Это было за несколько дней до того, как он явился в его дом в Хаммерсмите, где Себ тогда жил. Он увидел высокую сгорбленную фигуру в старом синем плаще. Юэн что-то бормотал себе под нос и старательно прятал свои глаза от окружающих. Безработный, одинокий, напряженный, он праздно шатался по улицам, пытаясь отыскать единственное место, где он мог получить общение.

Себ не хотел с ним встречаться. Он нырнул в магазинчик подержанной одежды и, переждав какое-то время, отправился на городскую станцию, чтобы поехать домой в Хаммерсмит.

Как Юэну удалось снова отыскать его? Прежде всего, как он узнал, что надо искать именно в Западном Лондоне? Себ так тогда этого и не понял, но события последних дней натолкнули его на самые мрачные размышления.

Юэн клялся, что позвонил матери Себа и та добровольно дала его адрес в Хаммерсмите. Встретившись с матерью на Рождество, Себ упомянул о звонке Юэна, и она ответила, что понятия не имеет, о чем он говорит. Юэн солгал.

Наконец через месяц, который показался Себу вечностью, Юэн съехал. Себ связался с четырьмя университетскими друзьями, с которыми до сих пор поддерживал связь – правда, только по Интернету. Никто из них четырнадцать лет, с момента исключения Юэна из университета, ничего не слышал о нем.

Единственное, что смог понять Себ, – это то, что Юэн узнал о месте его проживания из социальной сети «Воссоединение друзей». Вероятно, он направился в Хаммерсмит и столкнулся с Себом на улице. Или увидел его выходящим из станции метро и пошел за ним.

Юэн всегда любил разгадывать загадки, узнавать то, чего не знал Себ. Таким образом в их студенческие годы он частично поддерживал баланс между ними.

Старина Юэн опустился до того, что умолял Себа дать ему кров, говорил, что готов спать на полу. Он, очевидно, так нуждался, что приходил снова и снова и просил со всей настойчивостью и лестью, на которые был способен. Он заявлял, что ему не требуется никакого комфорта, то и дело повторял, что ему не к кому больше пойти. Растрепанный, уже с утра пьяный, он закрывал лицо руками с растопыренными длинными пальцами и черными от грязи ногтями и всхлипывал как ребенок. Себ ерзал на офисном кресле перед столом, за которым писал свои небольшие пресс-релизы и за которым было написано большинство глав его первых романов.

Стояло жаркое лето, но Юэн был одет в потрепанную куртку, застегнутую на молнию до самого подбородка. Похоже, тогда он носил ту же черную бейсболку, что была на нем теперь. Он так же низко натягивал ее на свою грязную голову.

В то время чистый заработок Себа от книжного магазина составлял немногим больше восьмисот фунтов в месяц, и в течение нескольких лет ему удалось скопить сотню фунтов благодаря разной временной работе. Он снимал небольшую комнату, у него было несколько друзей. Небольшие достижения, но громадные, если сравнивать их с тем, чего достиг Юэн. Даже тогда шокирующе пьяное состояние Юэна заставило Себа испугаться за свое будущее. Он очень хорошо это помнил. Юэн был наглядным примером того, что могло бы случиться с самим Себом, если бы его литературная карьера не состоялась.

Он позволил Юэну переночевать у него на полу одну ночь, которая сначала превратилась в неделю, а потом и в месяц. Его аккуратная комната была превращена в помойку, полную бесплатных газет, пустых коробок из-под сэндвичей и банок из-под алкоголя, грязной посуды и черных волос.

Когда Себ понял, что временное вторжение Юэна в его жизнь постепенно перерастает в постоянное и они становятся зависимы друг от друга, он попросил его немедленно съехать и больше не появляться на пороге его дома. К тому времени две девушки, с которыми он делил квартиру, уже испытывали стойкое отвращение к нежеланному гостю. Даже после его отъезда отношения Себа с Кэти и Клео так и не стали прежними. Девушки просто больше не могли доверять Себу, зная, что он знаком с таким человеком, как Юэн.

– А чем он занимался до того, как приехал к тебе?

– После того как его выперли из универа? Насколько я понял, его довольно быстро перестали принимать в родительском доме. Он жаловался, что был втянут в какие-то дрязги и семейные склоки. И все в таком роде. Читая между строк всего того, что он мне наплел, думаю, он просто пробесился все эти четырнадцать лет.

Тем не менее подробности частной жизни Юэна в Лондоне заставили Себа помрачнеть. Ему приходилось делать много грязной работы, чтобы остаться писателем. Юэн же жил как писатель, хотя не создал ни строчки.