Текст книги "Хроники Илияса Бэка. Дэвид Нарли: начало"

Подойдя к Давуду, и присев с ним рядом он поинтересовался что происходит. Сержант не мог встать в присутствии вышестоящего по званию и должности, потому что не мог отцепить от себя руку рядового Тачли.

– Сержант Нарли, что здесь происходит, – потребовал объяснений он уже с настойчивым тоном. – Ты можешь объяснить?

– К сожалению не могу. Я сам не понимаю, что происходит. Мне удалось снять с его, уже посиневшей, шеи провод при помощи плоскогубцев. К тому же, у него были привязаны руки сзади к кровати. Он всё время повторяет, что кто-то пытается его утащить. Он вцепился мне в руку и не отпускает. Даже не знаю, как поступить, товарищ капитан. Я несколько шокирован, – доложил дежурный по роте.

– Что за дела!? – недоумевая, подытожил офицер и задумался.

– Товарищ капитан, как быть? Думаю нужно что-то делать, – несколько нервно заметил Давуд.

Офицер подозвал к себе дневального, чтобы не будить личный состав и приказал принести стакан воды. Пододвинув стул ближе к рядовому, он попытался с ним заговорить. Бедолага, не открывая глаз, в ответ лишь повторял всё то, что говорил ранее. Командир роты предложил ему воды, но Тачли словно не слышал, что ему говорят. Капитан решил воспользоваться ситуацией и проверить силу своего серебреного распятия. Он снял крестик с верёвочки и обратился к солдату: «Тебе это поможет, открой рот, я положу тебе его под язык». К удивлению, Сапар покорно раскрыл рот. Затем по поручению командира, солдаты, лежащие рядом с Сапаром, встали и начали отодвигать свои кровати. Свет в казарме решили включить, несмотря на то, что освещение было общим на всё помещение. Ритуал изгнания бесов начался.

В те советские времена было невообразимым наблюдать, как офицер советской армии проводит религиозные ритуалы с элементами экзорцизма. Вокруг кровати прочертили мелом и посыпали солью. В этом круге вместе с рядовым Тачли, продолжал сидеть, держась с ним за руку, и Давуд. Закончив все действия с оберегами, Чернышов сел рядом и вынул из внутреннего кармана маленькую книжечку, в которой были списанные молитвы из библии. Кто-то из солдат подошёл к Давуду и протянул ему треугольный кожаный мешочек, прошитый по краям чёрно белыми нитками. В этот момент было не важно, мусульманин ты или христианин, все хотели закончить эту бесовщину! Даже в те атеистические времена, туркменский народ всё же пользовался всяческими оберегами. В треугольный мешочек вшивались Суры Корана. Цеплялся мешочек булавкой за внутреннюю сторону одежды или пришивался к черно-белой плетёной верёвочке и носился на шее. Солдат, передавший оберег носил его во внутреннем кармане своего кителя. Он получил его от своей бабушки, перед тем, как уйти в армию. Подобными обрядами и заготовкой оберегов занимались только женщины, а ещё они занимались целительством и снятием порчи.

Левой рукой Давуд сунул оберег под майку «подопечного», поближе к его сердцу. Спустя полчаса «очищенный» открыл глаза и попросил воды.

Напившись, он посмотрел на Давуда, словно больше никого не замечая перед собой, и произнёс: «Они ушли». Чернышов рассчитывал получить внятное объяснение от Тачли о происходящем с ним. Сапар молчал. Пауза продолжалась несколько секунд, и Давуд решил прервать её:

– Товарищ капитан, я мог бы поговорить с ним. Думаю, мне удастся выяснить хоть что-то. Нужно немного времени, чтобы он пришёл в себя.

– Хорошо, разбирайся со своим подчинённым. Завтра доложишь, – распорядился капитан и забрал свой крестик, к тому времени уже лежавший на груди Сапара.

Было видно, что командиром овладевало любопытство, и он с большой неохотой оставил солдат наедине.

Обстановка в казарме к полуночи разрядилась и личный состав роты постепенно погружался в сон. Сапар наконец отпустил руку Давуда и попросил у него сигарету. Они направились в курилку. В курилке, при дневном освещении, было видно, что лицо рядового Тачли выглядело бледным, а взгляд испуганный. Нервно закурив, вытирая холодный пот со лба, Сапар начал рассказывать то, что ему удалось вспомнить.

– Всё было нормально, до тех пор, пока я не слез с автобуса, на котором приехал из Сакар-Чаге. Настроение было прекрасным. Я побыл с родителями, пообщался с друзьями. Пока я направлялся от автобусной остановки к воинской части, я встретился со стариком. С виду был обычный старик с сельской местности в доне и тюбетейке. Он подозвал меня к себе, и, посмотрев в глаза, сказал: «Запусти их к себе в душу. Им нужна твоя помощь. Не гони их». В тот момент я почувствовал, что мир вокруг меня «почернел», и мне стало невыносимо тоскливо и страшно. С той минуты у меня в ушах стоял, лишь, голос этого старика. Он говорил мне что делать, а я не мог сопротивляться. Тело не слушалось. Разумом я понимал, что не должен делать, то о чём мне говорил голос, но не мог противостоять. Руки и ноги просто не слушались меня.

Сапар попросил вторую сигарету и продолжил.

– Войдя в казарму, я уже был полностью подчинён чужому голосу в моей голове. После вечерней проверки я пошёл в каптёрку, и нашёл там провод и плоскогубцы. Дальше всё прерывается, и я ничего не помню. Резко наступает темнота, и я вижу, как из земли вырастают силуэты в чёрных капюшонах. Лиц, на этих головах, видно не было. Была лишь чернота и два красных светящихся глаза. Они приблизились ко мне, схватили за ноги и начали тащить меня под землю. Кроме ужаса я ничего не испытывал в тот момент!

Давуд вспомнил то, что он рисовал перед приходом рядового Тачли из увольнения и поспешил к своему рабочему столу. Он достал рисунок, нарисованный им за полчаса, до случившегося. Вернувшись в курилку, он протянул его Сапару.

– Посмотри. Это то, что ты видел?

– Не понимаю. Как тебе удалось?! – с ужасом в глазах, будто видит чудовище, произнёс Сапар. – Когда ты успел это нарисовать?

Они не заметили, как перешли на «ты», но подобная ситуация не требовала официальности. Единственным желанием сейчас было, максимально разобраться во всем случившемся. Ведь Сапар мог задохнуться, если бы его сержант опоздал на несколько секунд.

– Самое странное, то, что я нарисовал это до а не после случившегося! Знаешь, я рисовал этот рисунок неосознанно. Я совсем не хотел рисовать это. Руки меня не слушались. Удивительно! Что ты думаешь на счёт этого?

– Не знаю, сержант! У меня просто нет слов! Я ужасно себя чувствую, но счастлив, что всё закончилось. Когда они меня уже схватили за ноги и стали тащить, вдруг появился свет, который их распугал. Они отпустили меня и начали разбегаться по углам. В этом свету появился ты, и я схватился за твою руку. Более они не приближались, но и не уходили совсем. Они чего-то ждали. Но постепенно, свет, исходящий от тебя, начал увеличиваться и он всё дальше и дальше отгонял их, пока они и вовсе не исчезли из виду. Я какое-то время не рисковал отпустить твою руку, пока моя голова окончательно не прояснилась.

Более или менее, всё то, что происходило в голове Сапара, можно объяснить. Но как ему удалось связать себя в двойной узел сзади за кровать и затянуть себе петлю из провода на шее!? Этот провод также был затянут плоскогубцами сзади. У Давуда не укладывалось в голове, как физически можно сделать с собой подобное. В этой истории есть ещё одна странная деталь – рисунок, который, также заставляет гадать, что происходит в этом армейском подразделении!? Нужно было успокоиться и сообразить, что делать дальше. Парни договорились, что завтра, после демобилизации, Давуд возьмёт Сапару увольнительный билет на сутки, и они съездят к местной провидице.

На утреннем построении, после обычных распоряжений командования, командир полка поздравил солдат, закончивших срочную службу. Затем, командиры подразделений строевым шагом увели свой личный состав с плаца. Командир третьей сухопутной роты капитан Чернышов остался стоять на плацу со своими подчинёнными. Поздравив десятерых рядовых и трёх сержантов с демобилизацией, он отдал им распоряжение готовиться к «выпуску».

– Сержант Давуд Нарли, после построения зайдёте ко мне в кабинет, – в след уходящей роте, прокричал командир.

– Есть, товарищ капитан! – бодро ответил сержант и повёл свою роту строевым шагом в последнее прохождение по полковому плацу.

Как полагается, предстояли наставления командира роты, прежде чем, Давуд покинет ряды вооружённых сил с заслуженным военным билетом. Книжечка с заслугами, свидетельствующая о прохождении срочной службы, уже ждала сержанта на столе Чернышова. Попрощавшись с ребятами, Давуд впервые за два года, обнял на прощание своих подчинённых как друг, а не сержант, и направился к капитану.

Офицер перебирал бумаги за своим столом. Ему осталось вручить последний военный билет сержанту Давуду Нарли. Положив документ на видное место, он встал из-за стола, чтобы заварить себе чашку чёрного чая. В дверь постучали.

– Разрешите войти, товарищ капитан, – раздался голос за дверью.

– Да, войдите, – ответил Чернышов и повернулся к двери.

Сержант спешно вошёл в кабинет, чтобы не выпускать прохладу от кондиционера и доложил: «Товарищ капитан, сержант Давуд Нарли прибыл для получения военного билета».

– Да, присаживайся, пообщаемся напоследок, – тепло произнёс офицер и налил чаю своему подчинённому. – Теперь можем поговорить как друзья.

Сержант, присел напротив своего командира. Он слегка расслабил свой поясной ремень и снял головной убор. Ощущения были пока не совсем привычными, но чувствовать себя гражданским, Нарли ещё не мог, но и груз ответственности уже не ощущался. Получив военный билет и выйдя из кабинета своего ротного командира, он мог расслабиться окончательно, но сейчас субординацию терять непозволительно.

– Слушай, Давуд, мы с тобой как-то говорили о твоей дальнейшей жизни после срочной службы, и я хотел тебе ещё раз предложить продолжить службу в моём подразделении.

Разговор шёл о продолжении службы в рядах вооружённых сил в должности прапорщика, и о дальнейшей перспективе поступления в Высшее военное училище.

– На следующей неделе, я буду отправлять документы в Министерство Обороны. Я уже приготовил ходатайство о продолжении тобой службы у меня в роте, только закончишь школу прапорщиков. Будешь получать зарплату, выделим тебе жильё. Что скажешь?

Чернышов пытался помочь устроить жизнь парню.

– Спасибо огромное, товарищ капитан! Но я хочу уехать в столицу получить образование. Хочу стать врачом.

– Да. Знаю, знаю. Ладно, не буду настаивать. В конце концов, ты уже мне много раз об этом говорил. Хочу поздравить тебя с окончанием службы и поблагодарить за добросовестное несение службы. Что сказать? Ты толковый, парень! Я уверен, что у тебя в жизни всё будет отлично! Если будут проблемы, то ты можешь полностью положиться на меня. А над моим предложением всё-таки подумай. Есть ещё три-четыре дня до того, как курьер отправится в столицу.

– У меня последняя просьба. Если сможете отпустить со мной сегодня Сапара Тачли на сутки, то я буду Вам очень признателен. Я приведу его завтра, сам лично.

– Кстати, как он? Тебе удалось что-то выяснить?

– Как раз для этого я и хочу его забрать на сутки.

– Разумеется Давуд. Только пусть в канцелярии штаба выпишут ему увольнительный билет. И проконтролируй его внешний вид.

В течение получаса они вспоминали яркие моменты своей совместной службы. На прощание, пожав друг другу руки, они пообещали обязательно встретиться в будущем. На самом деле, они оба были не уверены, что им удастся ещё встретиться. Жизнь у офицеров переездная. Никогда не знаешь, куда и когда командование решит направить тебя служить в очередной раз.

Обойдя территорию полка, Давуд успел попрощаться со всеми, кого знал. Всегда немного печально расставаться с тем местом, с которым тебя связывают яркие воспоминания, если даже это армейские казармы. Теперь эту войсковую часть с сержантом в запасе, связывает только Сапар, которого, он забирает под свою ответственность и обязуется лично привести его в распоряжение подразделения.

У Давуда всё только впереди. Ему ещё предстоит сделать самые важные открытия в своей жизни.

ЯВЛЕНИЕ

«Причину возникновения испытания

мы можем выяснить, лишь, при

верном отношение к нему».

Прошёл месяц, как я уволился с работы на раскопках. Первые дни я сожалел об этом, но постепенно, забылся, и жизнь пошла своим обычным чередом. По ночам, вновь перечитывая строки из загадочного дневника, я окунался в описанные в нём фантастические сны. Помимо всего, хозяин дневника описывал и то, что происходило с его телом и разумом. Где-то в глубине души я желал, чтобы всё это оказалось правдой, а не выдумкой. Влияние этих текстов на моё, ещё юное воображение, было явным.

Сегодня отец обещал устроить меня в секцию бокса в Мары. Мы, за

месяц начали готовиться к записи в спортивную школу. Жизнь в селе со временем наскучивает и, живя рядом с городом, невольно начинаешь задумываться о том, как бы выбраться из обычного сельского круговорота жизни. Многие стремящиеся к большему, чем просто заниматься хозяйством, в результате выбирались в город, и оставались там навсегда. Город затягивает, манит своим разнообразием. Вот и мы с Мергеном решили ездить три дня в неделю в город, заниматься боксом. Вообще, мы с самого детства мечтали когда-нибудь выбраться из села, но бокс нас интересовал больше всего. Заниматься этим спортом мы начали ещё в девять лет, когда в сельскую школу с города приезжал тренер. Он организовал в спортивном зале нашей школы секцию. В течение семи лет мы имели возможность заниматься боксом в своём селе, но однажды тренер заявил, что вынужден прекратить занятия. Ему предложили вакансию тренера в спортивном зале дворца культуры. В те времена это здание символизировало культурное и спортивное движение города.

Два года мы, с сельскими ребятами, пытались самостоятельно проводить занятия по боксу. Это было очень не организованно, и со стороны выглядело даже нелепо. В результате, ребята просто прекратили приходить на школьный двор, где мы проводили ипровизированные тренировки. В спортзал нас никто не собирался пускать без тренера. Мы с Мергеном дали друг другу слово, что не будем бросать бокс и продолжили занятия вдвоём. Казалось, что мы так и будем продолжать заниматься «самодеятельностью», но отец, наблюдая за нами, однажды сказал: «Ребята, я нашёл вашего тренера, и он с удовольствием примет вас в свою секцию вновь». Единственной сложностью было то, что нужно отвозить нас в город и вновь забирать нас после окончания тренировок. Отец понимал, что однажды мы, всё же, вырвемся в город по любой другой причине. К тому же, он и сам в прошлом был городским человеком. Он прекрасно понимал, что в городе возможностей больше для молодых ребят, стремящихся к чему-то большему, чем просто возиться в огороде. Родители не скрывали, что хотят, чтобы я получил высшее образование, но отец всё время сомневался. Он некоторое время боялся, что став городским, я «потеряю свою душу». В городе много и иных соблазнов, которые могут легко разрушить жизнь, но с годами отец убеждался, что дал мне воспитание способное противостоять этим соблазнам.

Предстояло ехать в Мары и мы были просто счастливы. Такая удача! Помимо того, что мы вновь продолжим тренировки, у нас будет возможность три дня в неделю выезжать в город. Мары со своим темпом жизни сильно отличался от нашего представления. Порой, после тренировок мне разрешалось оставаться у тётушки Миве, живущей в центре города. По сравнению с нашим домом в селе, квартиры в этажных домах казались тесными коробками, но к этому можно было легко привыкнуть. Мне нравилось наблюдать за городом с балкона, и особенно, в ночное время. При всей своей шумности, город обладает своим неповторимым очарованием.

Многонациональность в Мары поражала. Со временем, всё перемешалось, и уже нельзя было отличать людей по национальной принадлежности. Дело в том, что в городе по соседству с туркменами жили: русские, украинцы, армяне, грузины, евреи, узбеки, татары, осетины, казахи, корейцы. И разница абсолютно не чувствовалась! Люди настолько привыкли друг к другу, что в народе образовывались какие-то дополнительные языки, которые представляли смесь всех вышеперечисленных языков с местным туркменским. Традиции и обычаи туркмен, как коренных жителей, иногда трансформировались, чтобы было удобнее их соблюдать и другим национальностям. Мусульмане, христиане, иудеи и буддисты не видели никакой существенной разницы в вере в Бога, просто у каждого был свой способ совершения молитв.

Пойдя, в гости к узбеку, на его национальный или семейный праздник, соседи могли насладиться прекрасным узбекским пловом и шурпой, а завтра заглянув на шаббат к еврею, люди наслаждались шолентом и чамимом. Казахский бешпармак с кумысом могли соседствовать с украинским борщем. На рынках славились корейские салаты, секреты рецептов которых, хранили как военную тайну. Армяне и русские были мастерами ювелирного дела, автомобильного ремонта, жестяных работ, гравюры. Жизнь в городе в интернациональном плане была просто обыденным явлением. Была одна большая семья, в которой люди могли соблюдать свои традиции, не видя особой разницы с другими.

Мары – город на юге Туркмении. Он был основан, как военно-административный центр на месте текинской крепости – поселения расположенного в тридцати километрах западнее от пришедшего в упадок древнего города Мерва. Во время Туркестанского похода генерала Михаила Скобелева в 1884 году после разгрома Геок-Тепинской крепости, Мерв вместе с Мургабским оазисом был присоединён к Российской империи. С тех пор, влияние на дальнейшее развитие Туркмении оказывалось Россией. Эпохи сменялись, и на смену царской России пришёл коммунизм, но это, никак не могло оказать влияния на самобытность туркменского народа.

Наблюдая за проносившейся городской жизнью за окном автомобиля мы, наконец, добрались до места. Настал час долгожданной тренировки в составе городской секции. На тренировках нам приходилось выкладываться в двойне, нужно было наверстать упущенное. Бегли был чемпионом Туркменистана, но в связи со своей травмой плеча, был вынужден оставить профессиональный спорт. Он не смог расстаться с боксом и стал тренером в детских и юношеских секциях. Молодой тренер видел в Мергене больше способностей, чем в других своих подопечных. Не удивительно, что мой друг всегда одерживал победу надо мной в спаррингах, когда мы тренировались в селе. Он больше меня переживал, когда тренировки в школе прекратились, и именно он всегда настаивал на самостоятельных тренировках.

Сила и ловкость Мергена в боксе никак не сочеталась с его слабостью перед гадалками и провидцами. После очередных тренировок, он рассказал мне о неком молодом парне, к которому стремятся попасть абсолютно все. Я слышал эту историю о новом местном оракуле и целителе. Звали его Давуд. Он полгода тому назад вернулся из армии, парень сирота, живёт в нашем селе у приёмных родителей. Шли слухи, что он лечит неизлечимое и может сказать о тебе всё, когда ты ещё не успел промолвить ни слова. Было заметно, что Мерген твёрдо решил посетить Давуда, а я, как всегда, должен был его сопровождать. Я никак не мог понять, как в этом парне сочетается мужество, ловкость, сила с пристрастием ко всякого рода мистике. Вернувшись в село, мы стали собираться к «местному оракулу», на другой конец села.

– Послушай, дружище. Зачем тебе всё это надо!? Этот вопрос риторический и не важно, как ты на него ответишь. Ты уже давно в порядке. Ты делаешь успехи на тренировках. Тренер ведёт речь о твоём участии в соревнованиях по области. Через год в армию. Может пора уже заканчивать с этими похождениями по сомнительным местам?!

– Даже не знаю, что и сказать. По началу, когда умирали близкие мне люди, мне было необходимо это в качестве какой-то надежды, поддержки. Однажды я понял, что когда гадалки говорят мне, что у меня всё будет хорошо в жизни, то мне становится легче на душе. И никто так не мог меня взбодрить. Но позже это осталось, как старая привычка, от которой нелегко избавиться. Умом я понимаю, что в моей жизни всё не так плохо и есть перспективы, но привычка слушать ободряющие слова провидиц, у меня осталась, – несколько печально заметил Мерген.

В какой-то мере, его слова меня успокоили. Теперь я знаю, что мой друг вполне может трезво мыслит и относится к своим «похождениям за будущим» иронично. Было бы ужасно, если бы он относился ко всему фанатично и забивал свою голову предсказаниями всерьёз. Тем не менее, Мерген, всё же, опять нашёл себе нового предсказателя. Я даже заочно стал ненавидеть этого Давуда. Откуда он вообще взялся?! В тот момент я не мог и близко подозревать, что с Давудом больше буду связан я, а не Мерген.

К часам шести вечера мы уже стояли у ворот дома, в котором проживал тот, к кому так рвался Мерген. Мы постучали по двери, но она не была заперта и отварилась. Толкнув дверь, мы окрикнули хозяев. Дружелюбно лая, к ногам подбежала маленькая собачка, в народе такую называли просто «звонок», потому, что они были маленькими, смешными и шумными. Но люди держали их не за забавность, а за их звонкий лай и бдительность по ночам. Порой находились мелкие воришки, которые могли забраться ночью в огороды и сады за съестным. Детвора промышляла этим не из-за голода, а скорее всего им было скучно и хотелось азарта. У всех у них дома и без того всё росло.

К нам на встречу, с широкой улыбкой, подошла пожилая женщина в простеньком одеянии. Платки в сёлах одевали все женщины, как только они достигали своего совершеннолетия, но платок этой женщины выглядел очень изношенным. Не сложно было определить, что эта семья была очень бедной. Подойдя к нам, она неловко поздоровалась, будто это она у нас в гостях. Затем робко спросила:

– Дети, вы к Давуду?

– Да, матушка. Он дома? – спросили мы в ответ.

– Присядьте пока на топчане, детки. Я принесу вам чая, – засуетилась женщина.

Мы не стали ей отказывать в любезности. Мне почему-то показалось, что она очень добрый и приветливый человек, но не так часто принимающая гостей. Увидев толпу людей у времянки, за огородным участком, я понял, что ошибался в нелюдимости этого дома. Человек пятнадцать разместились на небольшом пяточке. Среди них были и мужчины и женщины разных возрастов. Маленький кирпичный домик, принимал посетителей по одному человеку. Места на скамейке не всем хватило, и кто-то сидел на земле, на которой была кирпичная кладка. Я слышал, что люди ехали сюда со всех уголков республики, и должно быть они сильно выматывались. Но на их лицах не читалась обречённость или озабоченность. Все были чем-то воодушевлены. Маленький домик посреди огородного участка, казался островком надежды для приезжающих сюда людей. Людей в поисках ответов на мучающие их вопросы, которых не смущали дальние расстояния.

Вернувшись и принеся с собой горячий чай, хозяйка дома заметила, что нам не скоро получиться попасть к её сыну. Мерген и не собирался уходить отсюда, не попав к нему. Оставалось только расположиться на топчане и наслаждаться чаем. Наплыв посетителей не прекращался, люди шли и хозяйка, казалось, уже не знала, куда их разместить.

– И как часто к вам приходит столько людей? – поинтересовался я.

– Почти каждый день, сынок. Бывало и больше, – спокойно ответила она.

Просидев около четырёх часов, мы двинулись в сторону времянки. Перед нами оставалось ещё два посетителя, которые, судя по всему, являлись родственниками и собирались войти вместе. Войдя, они пробыли там минут десять и вышли вполне счастливыми. Наступил наш черёд.

– Может мне остаться снаружи, – спросил я Мергена.

– Ты всегда присутствовал рядом, думаю, и в этот раз будем держаться вместе, – уверенно ответил он, и мы переступили порог.

В углу комнаты перед окном во двор, стоял стол со стулом, а рядом длинная скамейка для посетителей. Окно занавешено белой занавесью с кружевами. Подоконник заставлен горшками с домашними растениями. Половина комнаты, видимо, была спальным местом и отгорожена от «рабочего места» ширмой. При всей своей скромности, в комнате было очень светло, чисто и уютно. Молодой человек подошёл и пожал нам руки. Предложив нам присесть, он сел напротив и подвинул к нам вазочку с конфетами.

Давуд был широкоплечим брюнетом, ростом чуть выше среднего. С коротко стриженной армейской причёской и чисто выбритый, он казался человеком ухоженным. Ровные черты лица и большие чёрные глаза, на фоне светлой кожи создавали приятное впечатление. Голос был спокоен и мягок.

– Парни, поздравляю вас! Ко мне приходит много людей, но такая связь, какая есть между вами, это редкость. Я вижу, эта связь не родственная, но вы между прочим уже и внешне стали похожими, – добродушно улыбнувшись, прибавил Давуд.

Мы лишь успели переглянуться. Говорить нам ничего не пришлось.

– Мерген, потери, перенесённые тобой это неизбежность. Ты слишком увлёкся своими походами по тем, у кого ты ищешь успокоения. Это уже зависимость. У тебя всё в порядке, дружище! Сосредоточься на своём будущем и прекращай тащить за собой неприятности из прошлого. Прислушайся советов Ильяса. Он прекрасный друг. И побереги свою печень. Это твоё самое слабое место. У человека нет неуязвимых мест и каждый орган подвержен риску на протяжении всей жизни. Но я вижу именно слабость твоей печени в первую очередь, – слегка задумавшись, закончил Давуд и подошёл к Мергену.

Подняв его на ноги, он положил свою руку ему поверх печени и посмотрел ему в глаза.

– Знаешь, люди приходят сюда и ждут чуда, но всё чудо в самих людях. Судьба каждого из нас в наших руках. Говорю тебе вполне серьёзно, если не побережёшь печень, то она доставит тебе проблемы.

Конечно, в тот момент мы не понимали о чём речь, но спустя годы у Мергена действительно начались серьёзные проблемы с печенью, которые и сократили его жизнь. Наверное, он так и не отнёсся серьёзно к словам Давуда. Скорее всего, как мне кажется, это было связано с боксом.

– Вы должны чётко усвоить для себя, что я не предсказатель. Я вижу то, что есть сейчас и стараюсь рассказать об этом максимально внятно, чтобы вы сами построили своё будущее, – настойчивым голосом сказал Давуд.

Он сделал пару шагов назад и посмотрел на меня. Почему то выражение его лица изменилось. Выдержав короткую паузу, он отвернулся и сел за свой письменный стол. Мы с Мергеном до сих пор не произнесли ни слова, но это нас ни как не смущало. Хотелось продолжать слушать этого обаятельного и загадочного парня. Он просто фантастически отличался от всех кого я знаю! В нём чувствовалась огромная внутренняя сила, с которой нельзя было поспорить. Этот человек казался горой.

– Ильяс, тебя интересует, что описано в той записной книжке? – глядя мне в глаза, спокойно спросил он и добавил: «А ты Мерген не забудь о том, что я тебе говорю, и спокойно иди, тем путём, на которое тебе указывает твоё сердце».

Мы поняли, что нам пора уходить. Поток людей был, действительно, огромным. Я был уверен, что он говорит о дневнике, найденном мной в Мерве. Я не стал ничего говорить при своём друге и мы, попрощавшись, вышли из помещения. Пока мы добирались до дома, я ждал, что Мерген спросит меня, о какой находке идёт речь, но он так и не сделал этого. Казалось, что он вообще не слышал этих слов, наверное, был слишком занят своими мыслями.

Я не стал откладывать встречу надолго и пошёл на встречу с Давудом на следующий день, прихватив с собой найденную мной записную книжку. Мне не хотелось опять стоять в очереди, и я пошёл рано утром, надеясь, что застану его уже бодрым. Подходя ближе к воротам его дома, я заметил, что он стоял на улице. Оказалось, что он вышел встретить меня.

– Тебе предстоит услышать ещё много непривычного слуху вещей. Пройдём в дом.

Проводив меня на кухню, он предложил мне позавтракать вместе с ним, ссылаясь на долгий разговор. Перекусив, мы направились в его маленькое жилище. Дома больше никого не было, должно быть все отправились на базар.

– У меня одно условие – воскресный день никаких приёмов. Это единственный день, когда я могу побыть наедине с самим собой, – выдохнув, промолвил Давуд.

Я продолжал лишь кивать и улыбаться в ответ. Мы добрались до времянки, и расселись по стульям за письменный стол. Достав из-за пазухи тетрадь, я положил её перед собой. Давуд улыбнулся и сказал, что это его записи. У меня, почему-то, и не было сомнений в этом. Он предложил мне зачитать несколько строк из тетради. Читая записи, я параллельно получал короткие комментарии к описанным в дневнике событиям.