Текст книги "Секс с экс"

4

– Джош, привет, это я. Представляешь, Бейл согласился! На шоу об изменах с бывшими любовниками.

– Как я понимаю, это хорошо.

– Джош, ну перестань. – Как это на него непохоже, он же никогда на меня не сердится. – Я снова на коне!

– Ты кого же это имеешь в виду? – смеется Джош, хотя он не в настроении.

– Догадайся, – дерзко отвечаю я.

– Ты со мной флиртуешь?

– Я бы флиртовала, если бы на твоем месте был не ты.

– Утешила, называется.

Мы назовем шоу «Секс с экс». Что ты об этом думаешь?

Стараюсь вообще об этом не думать. Я вздыхаю. Его равнодушие обламывает.

– Извини, мне пора – столько дел, ужас. Я просто хотела сообщить тебе приятную новость. В конце концов, это ты подал мне идею.

– Точно, ужас. Ладно, пока.

Я кладу трубку и забываю о странной сдержанной реакции Джоша. И вместо этого думаю о том, что ура, Бейл более чем доволен. Он даже предложил выплачивать мне премию в зависимости от рейтинга. Ожидается, что рейтинг шоу взлетит до небес. Мой успех подействовал на Фи, как и ожидалось, и я решила быть великодушной. Доверия к ней у меня нет, но она мой ассистент и обязана помогать мне с проектом – нам предстоит горы свернуть.

Мы начали с рекламного объявления:

Вы собираетесь пожениться? Вы верите своему партнеру на все сто процентов? Есть ли в его прошлом любовь, которая может помешать вашему счастью? Пожалуйста, напишите нам по адресу а/я… Гарантируем полную конфиденциальность.

Вот такое простенькое объявление.

– Они откликнутся? – сомневается Фи.

– Насколько я знаю людей, обязательно.

– Где мы его опубликуем?

– Для начала в журналах «Гэс» и «Гос», самых скучных и бездарных, – и даю ей несколько журналов. Я все-таки уважаю Фи и не думаю, что она их читала. Она берет журналы и бегло пролистывает.

– Боже, какая гадость. Неужели у людей нет никакого чувства собственного достоинства?

Не поднимая глаз от сметы, я говорю: «Нет».

Она читает оглавление вслух: «За три года я переспала с сотней мужчин», «Секс с мужем и его подругой», «Трусики с дыркой вместо средства для потенции – работаем в секс-шопе», «Мы сексперты – женщины, которые знают о сексе все!»

– То, что надо, – вставляю я. – Читатели заголяют свои души и тела за жалкую пятерку и двухдюймовую колонку на странице писем.

Все эти люди хотят прославиться. Они для нас просто подарок. Только учти, Фи, я не желаю влезать в башмаки Джерри Спрингера и не хочу показывать всяких чудиков. Нужно придумать приманку для нормальных людей, для самых обычных.

Фи тяжко вздыхает.

– Как раз ненормальных найти легче всего. Тех, у кого не отросла способность к самокритике и мало возможностей заявить о себе.

Я свирепо смотрю на нее. Слова «легко» в моем словаре нет (если не считать отношения к сексу). Я знаю, что успех шоу зависит от того, смогу ли я заставить среднего зрителя смутиться. Есть целая прорва шоу, чьи гости – настоящие упыри. А зрители обычно сидят на заднем плане в удобных креслах и заявляют, что герои шоу – нелепые эскаписты. Ток-шоу приятно смотреть: люди смотрят и благодарят судьбу, что их жизнь лучше, чем у героев. А «Секс с экс» должно быть другим. Я хочу, чтобы влюбленные стали непримиримыми врагами. Хочу, чтобы они пытались договориться во время рекламной паузы. Хочу ненадолго разлучить их, чтобы они усомнились друг в друге. Это шоу решит их судьбу, к какому бы классу, возрасту, национальности или религии они ни принадлежали.

– Кого ты хочешь пригласить?

– Обычных людей. Людей, которым все доверяют. Полицейских, медсестер, библиотекарей, учителей, парней из магазина «Карфоун Уорхаус».

Фи смотрит на меня с сомнением.

Спустя немного времени мы разместим рекламу на сайте «ТВ-6» в Интернете и на внутренней электронной доске объявлений, пошлем персонал в спортивные залы и клубы, чтобы отбирать людей прямо на месте, и организуем телефонную линию после программы «Не пытайтесь сделать это сами». А в эфире передача пойдет ранним вечером.

Все сомнения Фи насчет количества добровольцев скоро отпали. После публикации рекламных объявлений нас завалили письмами. Пришел целый мешок заявок. Мир, оказывается, полон тех, кто готов клясться в любви до гроба, но опасаются более приземленного расставания. Этого-то я и ожидала.

Письма производят на меня тяжелейшее впечатление.

«Моя подруга Крисси самая лучшая, добрая и любящая женщина из всех, кого я знал. Я горжусь тем, что она приняла мое предложение и согласилась стать моей женой. Мы поженимся в этом месяце. Это такое важное событие, что мы не пожалеем никаких денег. В конце концов, это бывает раз в жизни. Мы хотим иметь много детей и жить у моря. Я люблю ее, а она меня. Она все время это говорит.

Неужели она может меня обмануть?

Я спрашиваю, потому что мой лучший друг говорит, будто видел ее в пабе с одним ее бывшим поклонником. Я уверен, что между ними ничего нет, но когда я спросил ее об этом, она сказала, что мой друг ее с кем-то спутал…»

«Я выхожу замуж через семь недель. Я очень его люблю и уверена, что он тоже меня любит. Но уверена не до конца. У него была девушка, с которой он вместе учился в колледже. Она его бросила ради одного американца. Моя лучшая подруга напилась вчера за обедом и сказала мне одну ужасную вещь. Она сказала, что он со мной связался от безысходности, что он мне не пара. Интересно, выбрал бы он меня, если бы ему еще кто-то встретился?»

«… Я нашел его письма. Почему она их хранит?»

«… Когда женишься, забываешь все, что было в прошлом. Это неизбежно. Я к этому готова. Но готов ли к этому он? Он всегда был немного бабником и часто увлекался. Он любит пофлиртовать, и с этим ничего нельзя поделать. Меня это не беспокоит. Почти. Просто моя мама говорит, что такие, как он, не меняются. У пего нет бывшей подружки, которой бы стоило бояться. Если честно, их десятки…»

Пришло несколько писем от психов. Есть люди, которые говорят, что лучше бы их супруг умер, чем изменил им. Я им верю – пусть с ними разбирается полиция.

Для работы с письмами наняты люди, но мы с Фи не можем перебороть нездоровый интерес и не заглядывать в них. У всех этих посланий, таких разных, есть нечто общее: авторы желают убедиться в своей власти над чувствами партнера.

– Они все, наверное, уроды?

– Почему ты так думаешь, Фи?

– Готовы на все и так боятся.

Я передаю ей фотографию одной из наших корреспонденток. Это стройная изящная блондинка тридцати двух лет. В ее письмо вложено ее резюме: окончила Кембридж, получила степень доктора философии в Гарварде. Фи поражена. Чтобы еще больше ее удивить, я протягиваю ей фото жениха, смазливого и заурядного.

Фи растеряна.

– Он слишком обычный.

– Это ты так считаешь. А для нее он бог.

– Я не понимаю. – Она устало качает головой.

– Я тоже. Может, это лондонские штучки. В любом случае, она должна быть на шоу.

Моя команда собралась вокруг горы писем, обладающих странной притягательной силой. Я этим, разумеется, воспользовалась.

– Джеки, ты встретилась с юристами?

– Да. Мы должны быть предельно осторожны, но в целом такие соглашения реальны. Мы можем использовать любой отснятый материал с теми, кто знает, что их будут снимать, и участвует в проекте, но лишь в том случае, если их информируют о том, что идет запись. «Информировать» – значит, например, просто включать табло, что работают камеры. Чтобы комар носу не подточил, нужно взять с участников расписку, что они предупреждены. – Она машет увесистым документом толщиной примерно с «Желтые страницы». – Им надоест читать этот договор, и они подпишут его, так и не осилив. Можно использовать камеры наблюдения, если муниципалитет не возражает. Я пытаюсь получить разрешение. Камеры сейчас устанавливают везде – в магазинах, гаражах, на уличных фонарях в темных аллеях… – А она молодец! Все продумала. – …В библиотеках, на автостоянках, в вестибюлях отелей.

– А если согласятся не все? И как это вообще возможно? – спрашивает Фи.

– Я уже сказала, что работаю над юридической стороной вопроса, но если у нас будут все необходимые документы, никто излишней щепетильности не проявит, а протестов и вовсе не будет. Рестораны и отели рассматривают это как бесплатную рекламу. В любом случае, снимать ничего не подозревающего человека будет гораздо труднее. Если он не знает, что его снимают, то показывать этот материал запрещено, если это не уголовное дело и видеозапись не являются уликой.

– Плохо дело, – вздыхаю я. – Вся затея построена на том, чтобы поймать этих дивных мальчиков и девочек на месте преступления, а потом об этом поговорить. Джеки продолжает:

– Единственный способ – сделать так, чтобы их не узнали. Но чтобы все же можно было догадаться. Например, показать фотографии изменника и жениха или невесты. Затем показать «совратительницу» или «совратителя». А при монтаже сцены обольщения их лица и некоторые части тела нужно будет закрыть. И всем будет ясно, смог ли этот человек устоять или нет.

Нужно подумать. Человек не сможет отрицать измены, так как фильм будет показан сразу в прямом эфире перед всеми участниками и аудиторией. В конце концов, пусть отрицает. Последует скандал, и это будет захватывающее зрелище. Если я провалю этот проект… но я не могу, не могу провалить.

– Неплохо придумано. Есть еще какие-нибудь сложности?

– Нельзя показывать откровенные сцены, далее с фильтром. И нужно как минимум заглушить нецензурные выражения, если хочешь избежать проблем.

– Я не хочу.

Джеки пожимает плечами.

– Тебе решать. Короче, у мистера и миссис Н. очень мало прав на конфиденциальность.

– Фантастика. Собери все документы. И помни золотое правило.

– Да, я его вытатуировала на черепе. «Да прикроешь ты свою задницу», – кивает Джеки.

– Совершенно верно. Ладно, Рики, что сказал редактор?

– Да чушь нес как всегда. Что их обязанность – балансировать между случайностью и правилами, между предсказуемым и неожиданным, управляемым и стихийным, именно это доставляет удовольствие зрителю, и так далее. Продолжать?

– Не нужно. А что с местом в сетке передач?

– Они предлагают нам семь тридцать в субботу вечером после Силлы.

– Глупо. «Свидание вслепую» идет уже шестнадцать лет. И до сих пор собирает более семи миллионов зрителей. Я не хочу выходить с ними рядом. – Я делаю паузу. – Ну, разве что к концу ближе. Что еще они предлагают? Такое впечатление, что у нас полно хороших передач.

– В понедельник в десять.

– Годится. Грей, как идут дела с рекламой и спонсорами?

– Хорошо. Реклама уже есть. Телеанонсы готовы, мы утвердили рекламу для газет и наружную тоже, а окончательно все будет согласовано позднее. У нас предложение по спонсорам. Магазин молодежной одежды рвется спонсировать шоу. Отчасти это будет бартер. Ну, вы понимаете: гость должен быть одет в их одежду и так далее. Креативная группа предлагает сумасшедшие идеи.

Грей осторожно выкладывает идеи на стол. В них тупо обыгрывается слово «вероломство». Наши креативщики часто выводят меня из себя. Они не могут сдать разработку, не пожаловавшись на то, что слишком много работают. Это непохоже на правду – у нас телеканал, на котором с трудом выдумывают программы. Креативщики подолгу обедают, отключают мобильные телефоны, никогда не слушают советов, не пользуются словарями и не ходят на собрания. Они гордо сообщают, что читают газету «Спорт» и обсуждают размер бюстов своих коллег. И в довершение всего, идеи у них дурацкие.

Грей читает мои мысли.

– Вы считаете, дурацкие идеи?

– Да, это не сработает. Независимая телевизионная комиссия этого не поймет. Даже если мы пройдем комиссию, эти наработки дают неверное представление о шоу. Пусть Марк и Том предложат что-нибудь получше.

Я толкаю дверь паба и чувствую знакомый и привычный запах сигаретного дыма, пропитанного пивом коврового покрытия и жареной картошки с солью и уксусом. Стоит сентябрь, и хотя солнце еще пытается взять верх над осенними ветрами, я рада, что Джош решил устроиться в помещении, а не в саду. Я сразу же его заметила. Он сидит в углу и читает журнал «Частный детектив», не обращая внимания на кокетливые взгляды женской компании по соседству. Я пробираюсь к нему и целую его в щеку. Он откладывает журнал и с улыбкой указывает на водку и апельсиновый сок.

– За встречу. – Мы чокаемся. – Как ты догадался, что сегодня водочный день?

Обычно я пью джин с тоником, а водка с соком – это для тяжелых дней. Я убеждена, что «отвертка» неясным образом компенсирует многодневное отсутствие нормальной еды.

– С тех пор, как ты работаешь над этим «Секс с экс», мы с Иззи тебя совсем не видим. А если тебе некогда было нам позвонить целых десять дней, то у тебя не было времени и поесть.

– Извини, – говорю я. Джош пожимает плечами. Мне нечего сказать в свое оправдание. Я еще не пришла в себя после скандала, что он устроил мне сегодня утром, когда наконец дозвонился мне на работу. Он ясно дал мне понять, что устал общаться с моим автоответчиком. Я поклялась ему, что хотела бы выпить с ним и с Иззи, если бы могла, но работа над новым шоу занимает все мое время, нравится мне это или нет. Джош не стал меня слушать и насильно вытащил сюда. Если честно, я рада, что уступила.

– А где Иззи?

– У нее сегодня йога, она приедет попозже. И тебе пока придется выслушивать мои скучные рассказы о работе.

– Прекрати, – смеюсь я, потому что Джош какой угодно, только не скучный. Он прекрасный рассказчик. Он занимается уголовным правом и всегда рассказывает много смешных историй из своей практики. Мы болтаем с ним о его работе и квартире (он просит советов насчет плитки для ванной, и мы договариваемся ехать за покупками в субботу), рассказывает о своей последней интрижке. Особого интереса я не замечаю, хоть он и уверяет, что у нее великолепные ноги. Он спокоен и расслаблен. Я внимательно слушаю его и рвусь поговорить о своем шоу, но сдерживаюсь. Джош достаточно хорошо меня знает – он догадывается, что я просто грызу удила, и наконец дает мне выговориться.

– А как твои дела? Как продвигается шоу?

Я только и ждала этого вопроса. Я знаю, что могу обсуждать с ним все тонкости без обычной осторожности. В офисе нужно быть уверенной и оптимистичной. Нельзя расслабляться, а сомнения и опасения просто недопустимы, далее в мелочах вроде цвета декораций. С другой стороны, рядом с Джошем мое настроение может колебаться от крайней самоуверенности до дурных предчувствий и обратно, из-за этого его отношение ко мне не изменится. Я вздохнула.

– Я не хочу никакой пошлости, поэтому нужно устранить всякие случайности и заусенцы. Когда у нас нет хороших идей, приходится приглашать жутко дорогих актеров и строить роскошные декорации, чтобы привлечь зрителя, – рассказываю я. – «Секс с экс» – это отличная идея, но нужны дополнительные средства для постановки. Я видела декорации – они так и ходят ходуном, если чихнуть или громко крикнуть. Если бы только Бейл получше поискал у себя в карманах. Они не бездонные, но очень, очень глубокие.

– А Бейл поскупился?

– Ну, в итоге он согласился пригласить артистов для разогрева – кто-то ведь должен развлекать публику во время рекламных пауз.

– Это уже что-то.

– Он просто воплощенная щедрость. Он предложил пригласить актеров из Ковент-Гардена за тридцать фунтов, – ядовито говорю я.

– А кто будет вести?

– Я хотела пригласить или Зои Болл, или Ясмин ле Бон, или Нигеллу Лоусон, но Бейл велел взять цыпочку прямо из театрального училища. Чтобы швырнуть ей всего несколько тысяч за серию передач.

Джош смеется:

– Это в его стиле.

– Абсолютно. Но я уверена, что все получится. Интервьюировали их целую вечность и выбрали лучшую ведущую. Грудастую, с короткими торчащими волосами и несговорчивую. Носит короткие топы и брюки мешком. Молодая. – Я умалчиваю о том, что ее преимущество – молодость и неспособность сопереживать этому театру трагедий, в котором она если и не ставит спектакли, то по крайней мере печатает входные билеты.

– Ты уже решила, как все закрутить?

– Да. Мы дали рекламу, и нас завалили письмами всякие ревнивцы и параноики. Мы интервьюируем их перед камерой. Потом находим бывшую подружку и потрошим ее тоже. Мотив всех «бывших» – месть или отчаяние (если их обманули), любопытство или тщеславие (если обманули они сами). Потом мы примерно неделю снимаем всех участников (включая ничего не подозревающих обманутых), снимаем подготовку к свадьбе и саму измену. Шоу, собственно, состоит в том, что мы приглашаем всех участников и показываем материал в прямом эфире. Ничего не подозревающий обманутый думает, что сейчас будет «Кто хочет стать миллиардером» или что-то вроде этого – вплоть до того момента, когда окажется на сцене. И на сцене автор письма либо вздыхает с облегчением, либо обнаруживает, что подтвердились его худшие опасения. – Я умолкаю и смотрю на Джоша. Он очень бледен, а на лице выступил пот. Может, слишком много выпил?

– Как ты думаешь, это будет интересно?

– Увы, должен признать, это будет хит сезона.

Я довольна и встаю, чтобы принести нам выпить. Иззи звонит Джошу на мобильный и говорит, что не приедет, потому что не представляет посиделки в пабе сразу после медитации. Мы остаемся, пока не уходят последние посетители.

Хорошо сидим.

Я залезаю в такси, Джош желает мне удачи и заставляет повторить свое обещание поехать с ним вместе за плиткой. Я киваю, посылаю ему воздушный поцелуй и откидываюсь на кожаное сиденье. Легкое опьянение вернуло мне способность радоваться жизни. И вправду нужно чаще видеться с друзьями.

Интервью с отобранными нарами вульгарны и завораживают. Поэтому я настояла на том, чтобы самой опросить как можно больше пар.

– Итак, Дженни, вы откликнулись на статью в журнале «Гэс». Давайте повторим все подробности вашего письма, чтобы вы могли их подтвердить, а я бы лучше их запомнила. – Я смеюсь – мол, я такая дурочка, мне трудно запомнить. Я считаю, это их расслабляет. – Вы помните, что было в письме?

Дженни все время кивает. Она хочет казаться спокойной и уверенной. Она беспрерывно курит «Бенсон и Хеджес», закуривая следующую, едва гаснет предыдущая. Уверена в себе, как бы не так. Она худа, но не принадлежит к тому модному типу истощенной женщины, страдающей анорексией, что так распространен на нашей студии. Эта худоба от невозможности одновременно курить и есть. Что ж, каждый выбирает то, что ему больше нравится. У меня записано, что Дженни двадцать три года, а выглядит она на сорок пять. Наверное, она всегда выглядела на сорок пять. Когда ей будет шестьдесят пять, она по-прежнему будет выглядеть на сорок пять. Ее заостренное лицо похоже на воздушный шарик на следующий день после праздника, весь съежившийся и опавший. В школе она училась плохо, ей не везло в жизни, у нее было мало радостей, вот почему она здесь.

– Дженни, вам, наверное, хотелось попасть на телевидение?

– Да, очень хотелось.

– Вам хорошо объяснили, как будет проводиться шоу? – На самом деле я спрашиваю, предупреждена ли она о том, какое унижение ей предстоит пройти.

– Да.

– Вы написали нам потому, что вам кажется, что ваш жених Брайан Паркинсон вам изменяет. Или, по крайней мере, мог изменить, если бы у него была такая возможность. – Я откидываю голову и тихо булькаю горлом.

– Да.

– В своем письме вы упомянули, что догадываетесь, с кем он мог вам изменить?

– Совершенно верно. С моей лучшей подругой Карен.

– Карен Томпсон, – читаю я в своих записях. Она снова кивает и меняет окурок на новую сигарету.

– Не могли бы вы вкратце рассказать об этом?

– Брайан гулял с Карен, когда мы с ним познакомились.

– Когда это было?

– Мне было тогда семнадцать.

Грустная история. Брайан бегает между Карен и Дженни последние шесть лет. Не поймешь, отчего он так разрывается. Думаю, все зависит от того, какая из женщин в данный момент работает и может давать ему деньги на сигареты и выпивку. Радует, что женщины не позволили этому тюфяку Брайану встать между ними. Нередко все трое вместе ходят в паб. Я не слишком чувствительна, но не понимаю, как они живут, не зная, у кого из них Брайан захочет сегодня остаться на ночь.

– Лучше бы она занялась братом Брайана Роем. Она все-таки подружка на моей свадьбе, а Рой шафер. Это же традиция. – Она шлепает меня по ноге и смеется нервным металлическим смехом. Неожиданно перестает смеяться и наклоняется ко мне. Я уже вижу: Иззи и другие мои друзья так себя ведут, когда хотят в чем-то признаться. Дженни с возрастом станет религиозной и, может, будет молиться Деве Марии, помогающей в безнадежных случаях.

– Я не хочу его терять. Я его люблю. Но если я его потеряю, то лучше до свадьбы.

Я отматываю кассету назад, выпутываясь из сигаретного дыма и спасаясь от серьезного пристального взгляда.

Дженни худа, а Карен толстуха. В остальном интервью с Карен почти такое же. Ее руки дрожат, когда она подносит к губам стакан пива. Ее жизнь состоит из газетных кульков с горячими чипсами и пирожных с кремом. Карен одета в цветастую хламиду. Я в ужасе. На некоторых шоу гостей одевают так, что они становятся похожими на миндаль в сахаре, но у нас такого быть не должно! Мы с Фи отходим в сторонку.

– Фи, кто выдал ей эту одежду?

– Мы, потому что не смогли ничего ей подобрать у Харви Никса, – отвечает Фи.

– А если поискать в «Хай-стрит-стор»?

– А кто этим будет заниматься?

Я вздохнула. С одеянием Карен придется смириться. Интересно, как эти цвета будут смотреться на фоне задника.

Карен, другая сторона треугольника, заявляет, что имеет такое же право на Брайана, как и Дженни.

– …И я первая начала с ним встречаться. – Но человек – не мебель или одежда. – Я первая с ним познакомилась. – Ничего себе причина качать права.

Я напоминаю Карен, что Брайан, скорее всего, любит Дженни (или что-то в этом роде), именно ей он предложил выйти за него. Карен возражает и говорит, что Дженни сама сделала ему предложение и сама купила себе обручальное кольцо. Она утверждает, что все еще спит с Брайаном. И трясет грудью перед камерой.

– Он любит, чтобы было за что подержаться! Я выхожу из комнаты.

– Тяжело на все это смотреть, – замечает Фи.

– Почему?

– Они обе так любят одного мужчину, а через неделю одну из них он бросит. Ужасно, правда?

– Так в этом и заключается смысл шоу. Теперь вот что. Бери оператора, поезжайте к Дженни. Снимайте ее как можно больше. Снимите, как она будет мерить подвенечное платье, сделайте интервью с ее матерью, покажите, как она старается на последние деньги устроить свадьбу, и, конечно, снимите ее одну, лучше в церкви.

– Ты все-таки думаешь, что Брайан выберет Карен? – спрашивает Фи.

– Какое там выберет. Пойдет по привычной дорожке вслед за собственным членом. А сейчас мне нужна группа технического обеспечения, чтобы решить, где должна быть камера в главной сцене обольщения. Карен хочет соблазнить его после ужина и выпивки в местном пабе.

– Шикарно, – криво улыбается Фи.

– Она уж точно не шикарна, а он совершенно отвратителен. Все должно быть как обычно, нельзя, чтобы он догадался. Выдадим все, на что мы способны даже с этим жалким бюджетом. Ну, за дело.

Потом было интервью с Тимом Барреттом. Могу поспорить, что у Тима большое криминальное будущее. Не потому, что он оказался ужасным, аморальным или извращенным, а потому что он абсолютно незаметен. Он не худ и не толст, а так – среднее телосложение, средняя внешность и средний ум. Он шатен, глаза карие, но очень возможно, что серые или зеленые. Не помню точно.

После тщательного допроса стало ясно, что единственной его характерной чертой является фанатичная, исступленная ревность. Он подозревает трех бывших любовников своей невесты Линды. Не думаю, что его подозрения обоснованны, но это и неважно. Он без конца ерзает на стуле, а его руки живут своей, независимой жизнью и находятся в постоянном движении. Он то берет кофейную чашку, то ставит обратно; хватает ручку, карандаш, пепельницу, планшет, пирожное. И все, все тянет в рот. Целых пятнадцать минут он делился со мной подозрениями, и я прихожу к выводу, что девушка заслуживает избавления от этого психа. Если удастся их разлучить, это пойдет на пользу всему обществу. И я велю частному детективу немедленно установить слежку за одним из ее бывших дружков.

Следующая беседа с изящной брюнеткой по имени Хлоя. Она менеджер по рекламе в маленьком рекламном агентстве в Бристоле. Хлоя как раз принадлежит к тому типу, что меня интересует. Бесспорно привлекательна, кудри до плеч, обаятельная улыбка и точеная фигурка, которой она откровенно и по праву гордится. Двадцать пять лет, умна и весела.

И абсолютно не уверена в себе.

Наверное, она довольно умело это скрывает. Наверное, коллеги и знакомые считают ее очень уверенной особой, а за глаза обсуждают ее потрясающую самодостаточность. Каждому, кто читал хоть одну популярную книжку по психологии и кто поговорит с ней часа полтора, станет ясно, что эта женщина влюбляется слишком сильно. Без мужчины она считает себя неполноценной. А мужчины видят в ней сильную личность, но у них стоит на нее лишь до тех пор, пока они не станут ее любовниками. Они чувствуют ее зависимость, а у кого на это встанет? А раз не стоит, они, понятное дело, ее бросают. Впрочем, когда я все выслушала, мне показалось, что ее жених Род сломал этот стереотип. Ему по душе эта ее зависимость от мужчины, потому что рядом с такой женщиной он чувствует свою значимость. Но постоянные неудачи разрушили ее доверие к мужчинам. И вместо того чтобы благодарить бога, что она нашла Рода, и угомониться, усомнившаяся Хлоя хочет его проверить, рискуя все разрушить.

На государственном телеканале.

Завершая беседу и в сотый раз уточнив все детали о бывших подружках Рода, я спрашиваю Хлою, почему она хочет привлечь телевидение к экзамену на верность. Ведь она рискует быть публично униженной, и все станут жалеть ее и презирать.

Она пожимает плечами и с напускной храбростью отвечает:

– Если проиграю, то хоть прославлюсь. Не хочу быть в аутсайдерах.

Мне нравятся доводы Хлои. Ей придется поделиться ими со всей Англией. В каждой из этих женщин сидит Аристотель.

– Смотрите, сколько желающих попасть на шоу – очередь стоит вдоль всей автостоянки, – смеется Фи. Хороший признак. Значит, отдел по связям с общественностью отлично поработал.

– Что за люди? – спрашиваю я. Очень важно правильно подобрать аудиторию. Есть куча вещей, которые втихомолку делаем мы все, тайно, укрывшись домашними стенами, не выставляя напоказ. Радуемся горю отвергнутых, одобряем жестокость и предательство, получаем удовольствие от зрелища унижений и страданий. Мне нужны тупые и примитивные типы, которые будут реагировать именно так.

– В основном несчастные замухрышки. Но им, по-моему, все равно, как они выглядят – им не терпится попасть на шоу.

Их-то мне и надо. Кто-то выкрикнул: «Леди и джентльмены, выборочная проверка». Никто не имеет понятия, что это значит, но это производит нужный эффект, и кандидаты растерянно суетятся. Ну еще бы. Это все так увлекательно. Толпу требуется настроить должным образом. Непрерывно гудит сирена полицейской машины, но полиция не обращает внимания на все усиливающиеся крики. Директор, длинноволосый и по случаю премьеры раздувшийся от важности, профессионально раздражительный продюсер и режиссер, усталый и измученный, стоят в углу и горячо обсуждают какой-то технический вопрос. Помощница режиссера носится по павильону так, будто от этого зависит ее жизнь. А операторы в черном, в мешковатых военных штанах и шортах от Теда Бэйкера, «Кэтс» и «Донны Каран», стараются казаться равнодушными. Декорации хрупкие, но красивые. Задник испещрен большими красными сердцами. На первый взгляд это смотрится романтично, но в жестком телевизионном свете они выглядят довольно зловеще, так, что на ум приходит операция на открытом сердце. В середине сцены удобные диванчики, чтобы место казни было хорошо видно всем.

– А этот откуда? – справляюсь я о группе разогрева. Их комик, толстяк-северянин, нарезает по сцене круги, как Шумахер. Он похож на бабу, и на его призывы «Безумствуйте, бушуйте!» из аудитории доносится лишь несколько смущенных смешков.

– У него хорошо это получалось со зрителями «Родового проклятия», – недоумевает Фи.

Он выдает несколько грязных шуток, и сам над ними смеется.

– О чем ты думала? Я же говорила, что мне нужно высококлассное шоу. Какую часть слова «высококлассный» ты не поняла? – набрасываюсь я на нее. И тут же звучит:

– Тридцать секунд до эфира.

– Ты велела мне работать над деталями, – защищается она. Но сейчас я не настроена это обсуждать.

– Фи, чтобы на следующей неделе его здесь не было. – Голос у меня в наушниках произносит «Двадцать секунд». Я снова настраиваюсь на толстяка.

– Сегодня у нас шоу в прямом эфире, так что если вы сидите рядом с любовницей, то отодвиньтесь. – Публика все же начинает глупо улыбаться. «Десять секунд».

– Фи, ты не видела, кто-нибудь отодвинулся? Я прикидываю насчет потенциальных адюльтеров. – «Восемь, семь, шесть». Мы напряженно ждем.

– Встречайте Кэти Хант, ведущую сегодняшнего шоу. – Зрители начинают бухшо аплодировать в надежде, что их лицо на долю секунды мелькнет на телеэкране. Толстяк пытается покружить Кэти, чтобы показать, что ему не зря платят. Кэти не дала бы покружить себя даже Робби Уильямсу. Она бросает на толстяка испепеляющий взгляд. Я чувствую облегчение – она по крайней мере понимает, что это будет за шоу.

– Три, два, один – мы в эфире. – Передвижная камера величественно скользит по аудитории и декорациям. Она напоминает мне о том, чем мы здесь занимаемся. Наверное, Фи тоже об этом думает, я замечаю, что она пишет на руке фломастером слово «позор». Появление камер действует на публику возбуждающе. Все заметно оживились, стараются лучше выглядеть, распрямить спину, чтобы казаться на несколько дюймов выше, и широко улыбаются.

– Добрый день и добро пожаловать на премьеру шоу «Секс с экс». – Режиссер показывает, что нужно еще похлопать, и зрители начинают громче аплодировать. Кэти смотрит в камеру и улыбается.

– Ты пахнешь так же, как раньше.

– Пахну? Чем я пахну? – недовольно спрашивает он. Он всегда был чистоплотным, а сегодня тем более.

– Моей юностью – улыбается она.

Она придвигается к нему ближе, чтобы снова вдохнуть его запах. И замечает, что он дрожит. И она сама тоже. Он немного поворачивается и смотрит ей в глаза, заглядывая прямо в душу. Ей снова, шестнадцать. А ему, значит, восемнадцать. Они опять вместе возле родительского дома. Неважно, какое сейчас время года, ей тепло и спокойно. Сейчас ночь, уже очень поздно. Ее родители требуют соблюдать режим, и она возвращается домой к одиннадцати, но сегодня вернется поздно. Уже за полночь, а они все еще сидят на ступеньках. И не могут войти, потому что мать сидит и ждет ее, накинув халат. Матери захочется узнать, какой фильм они смотрели, потом она сварит кофе и начнет их расспрашивать. Но им не хочется ни с кем разговаривать. Они общаются только друг с другом.