Текст книги "Как повесить ведьму"

Глава 6
Самая странная девчонка

Когда я выхожу в коридор после последнего на сегодня занятия, меня преследуют подозрительные взгляды. Пока иду, слышу обрывки разговоров: «Отравила… Она это специально… Не меньше пятнадцати человек, может, больше… Насколько чокнутой нужно быть, чтобы так поступить?»

Я поворачиваю налево, к шкафчику, и поправляю ремень сумки на плече. Остальные меня избегают. Неужели действительно пятнадцати ученикам из моего класса сегодня стало плохо? Чувствую себя ужасно. Рядом с моим шкафчиком собралась смеющаяся группа ребят. Заметив меня, все делают вид, будто им срочно понадобилось куда-то идти.

Да вы издеваетесь? Большими черными буквами на дверце моего шкафа написано: «ПСИХОПАТКА». Я осматриваю коридор. Везет как утопленнице – сюда как раз направляются Джон и Сюзанна. Последняя заправляет выбившуюся каштановую прядку в пучок и открывает шкафчик в паре футов от меня. Моего взгляда она избегает. Джон обходит Сюзанну и наклоняется ко мне так близко, что в нос ударяет запах его одеколона.

– Правда глаза колет?

Знаю, лучше просто уйти, но ведь так нечестно. Я ни слова ему не сказала, а тем более не сделала. Джон усмехается, и я не выдерживаю – слова вырываются, словно газировка из встряхнутой банки.

– Поверь, если бы я решила кого-нибудь отравить, то начала бы с тебя. – С грохотом захлопываю шкафчик и отворачиваюсь от Джона.

– Эй, Сэм, – громко говорит он, когда я отхожу футов на пятнадцать. – Ты и отца до больницы довела? Слышал, он при смерти.

Достал. Я швыряю сумку и бросаюсь на него, собираясь испортить идеально пропорциональную мордашку. Убью его! Вырву эту ухмылку! Джексон, которого до этого я даже не замечала, перехватывает меня за мгновение до удара.

– Не круто, мужик, – говорит он Джону.

Вокруг нас собралась толпа зевак. Я вырываюсь, но Джексон держит крепко, рука его плотно обхватывает меня за талию.

Джон нахально усмехается и показывает мне средний палец. Сюзанна одергивает его руку и пытается увести отсюда подальше.

– Это еще не конец, – заверяю Джона. Я даже не уверена, чем ему угрожаю, но почему-то мне важно сказать эти слова.

– В следующий раз я не буду ее держать, чувак. Я ей помогу, – добавляет Джексон.

Джон раскидывает руки в стороны, предлагая попробовать до него добраться, пока шагает следом за Сюзанной. Как, черт побери, они узнали об отце?

– Что здесь происходит? – спрашивает директор Бреннан, высокий мужчина с зачесом на лысину и в рубашке, которая мала ему на пару размеров.

Толпа вокруг нас рассеивается.

– Кто-то разукрасил шкафчик Сэм. – Джексон убирает руку с моей талии.

Директор Бреннан внимательно изучает надпись.

– Я прочитал бумаги из нью-йоркской школы. Это плохое начало года, Саманта.

– Считаете, что я виновата? – Я ощетиниваюсь, защищаясь. – Как я могу это контролировать?

– Начните с самоконтроля, умерьте нрав, – заявляет он тоном, не терпящим возражений.

Я стискиваю зубы. Бреннан выпячивает грудь, заставляя переживать за сохранность пуговиц на рубашке.

– А теперь идите. Я со всем разберусь. – Он машет рукой, отгоняя нас.

Открываю рот, чтобы возразить, и снова закрываю, замечая предупреждающий взгляд Джексона. Вместо этого подхватываю сумку с пола и смерчем проношусь по коридору в сторону выхода. Джексон не отстает.

– Ты в порядке? – спрашивает он, когда мы выходим из здания.

– Я нормально.

– Хочешь, я поколочу этого клоуна?

– Нет. Я и сама могу.

– Угу, заметил. Ну же, пойдем вместе его побьем. Тебе достанется тупая рожа, мне – все остальное. – Джексон снова поворачивается к школе.

Я ценю его желание помочь.

– Не надо! – криво улыбаюсь я. – Все нормально, честно.

– Может, я хотя бы провожу тебя до дома? – Джексон останавливается.

Я киваю.

– Сейчас, только напишу Вивиан. – Вытаскиваю мобильный и начинаю набирать сообщение. Ответ приходит через десять секунд.

Буду дома через пару часов. Вивиан явно невероятно спешит за мной заехать.

– Идем.

Когда мы заворачиваем за угол, отдаляясь от школы, дышать становится легче. Хочется побыть одной, но Джексон единственный человек во всей школе, который хорошо ко мне отнесся, будет неловко бросить его. Неужели все проблемы действительно из-за моей фамилии? Даже учителя относятся предвзято.

– Джексон, можно у тебя кое-что спросить?

– Вперед.

– Ты же не поспорил, что сможешь меня подцепить?

– А я бы выиграл? – В его глазах улыбка.

Мимо нас в потоке машин плетется катафалк. Мы провожаем его взглядами.

– Все в школе меня ненавидят, а ты все равно добр ко мне. Я не понимаю…

– Хорошо, шутки в сторону. Мама рассказала мне, что случилось с твоим отцом. Мой папа умер несколько лет назад. – Он опускает глаза.

– Мой папа не умирает, – рефлексивно огрызаюсь я, пытаясь выкинуть из головы вид катафалка.

– Да, я знаю, – дарит он мне слабую полуулыбку. – Просто имею в виду, что понимаю, как тебе сейчас сложно. Я почти год после этого был сам не свой.

Может быть, Джексон действительно хороший парень. – Прости. Я не знала.

– Если когда-нибудь захочешь поговорить об этом или вообще… то есть понимаю, у тебя есть мачеха… но говорят, я отменный слушатель.

Я смотрю на Джексона. У него есть невероятная способность смягчать любую тяжелую тему. Жаль, я так не умею.

– Это факт?

– Факт. И кстати, я в восторге, что ты пыталась надрать Джону задницу. Он полный кретин. – Джексон останавливается на булыжной мостовой рядом с черным кованым забором и свежеподстриженной лужайкой моего дома.

– Джон тоже был бы сам не свой после моих кулаков, если бы ты нас не остановил.

– Не сомневаюсь. – Он шагает на подъездную дорожку, направляясь к моему дому. – Пойдем осмотрим библиотеку.

Я раздумываю, собираясь сказать «нет», но, кроме плохого дня в школе, не могу найти иную причину для отказа. К тому же Джексон делает все возможное, чтобы мне было легче. Мы бросаем сумки в передней и устремляемся к библиотеке. Деревянные половицы легонько поскрипывают под нашими ногами.

– Давай запрем дверь, – говорю я, заходя в библиотеку и щелкая выключателем.

Джексон притворяет за нами дверь и задвигает латунный засов. Вивиан сказала, что не приедет домой еще несколько часов, но я лучше не буду испытывать судьбу. Если она узнает, этот ход больше не будет моим секретом.

Ощупываю камин в поисках крюка. Мной овладело любопытство, а все невзгоды этого дня отошли на второй план. Честно говоря, я рада, что Джексон остался. Если б я его выгнала, то сейчас валялась бы в комнате, уткнувшись лицом в подушку. Тяну за крюк, и петли щелкают, отодвигая панель из темного дерева и открывая секретную дверь. Джексон отталкивает панель до конца, и мы проходим в потайной проход.

В узком коридорчике висит лампа.

– Как думаешь, эта штуковина еще работает? – Снимаю лампу со стены, она оказывается тяжелее, чем я ожидала.

Джексон осматривает ее в полутьме.

– Конечно, лампа старинная, но ей скорее лет семьдесят, а не три сотни.

Я поворачиваю небольшую ручку на металлическом основании, и за стеклом вспыхивает маленький огонек, отбрасывая пляшущие тени на старый кирпич.

– Если она из тысяча девятисотых, значит, мы не первые нашли этот проход.

Джексон закрывает за нами дверь с помощью приделанной изнутри ручки.

– Ага, но сейчас это место принадлежит только нам.

От того, как он говорит это «нам», я внезапно слишком остро ощущаю, что у меня давно не было ни одного друга.

– Знаешь, на самом деле я почти не разговаривала с мачехой о папе. На улице ты сказал, что для этого у меня есть она. Неважно, не знаю, почему рассказываю тебе… – Я с осторожностью делаю первые шаги по винтовой лестнице в конце коридора. Ступеньки явно делались для людей с крошечным размером ног.

– Все из-за моих слушательских навыков, – сообщает Джексон у меня за спиной, его ухмылка ощущается почти физически. – Так в чем дело? Вы не ладите?

– Вообще, пока папе не стало плохо, мы отлично ладили. В чем-то мы с Вивиан странно похожи – независимые, со взрывным характером, возможно, слишком прямолинейные. Все пошло наперекосяк, когда папа попал в больницу. Какое-то время я ни с кем не разговаривала, а когда наконец пришла в себя, мачеха словно была зла на меня за что-то. Не знаю.

Преодолеваю последнюю ступень, Джексон не отстает от меня ни на шаг. Именно такой я всегда и представляла себе тайную комнату. Она небольшая и уютная, будто старый пыльный книжный магазинчик в Лондоне. Напротив крошечного квадратного окна стоит массивный старинный стол, покрытый бумагами и книгами.

– Да уж, потрясающе! – Джексон проводит рукой по скошенной стене. – Должно быть, это один из фронтонов, которые видно с улицы.

– Фронтонов? – Я беру книгу со старого кожаного сундука, и трепет от того, что я нашла это место, окончательно заглушает мысли о школе. Здесь, как в библиотеке, стопки книг высятся вдоль стен комнаты.

– Это место под крышей, на ее самой высокой точке. Поэтому и стены такие покатые.

– Откуда ты знаешь, что это фронтон?

– Одна из самых популярных достопримечательностей Салема – это Дом семи фронтонов. Я был там раз десять, спасибо школьным экскурсиям и приездам родственников.

– Ох, – бормочу я. – Кажется, большинство собранных здесь книг о судах над ведьмами.

– Ага. – Джексон сдувает пыль с ближайшей к нему стопки. – И о твоей родне.

На столе лежит выцветшая фотография красивой женщины с забранными в свободный пучок волосами. Женщина держит за руку маленького мальчика. У меня перехватывает дыхание, ведь улыбка отца до сих пор такая же, как на этой фотографии. Я провожу пальцем по золотой раме.

– Должно быть, это кабинет бабушки. Она великолепна. Я ни разу не видела ее фотографий.

Джексон подходит ко мне и рассматривает фотографию.

– Твой отец?

Киваю, не глядя на него, и беру в руки дневник в кожаной обложке. Открываю его на странице, заложенной атласной лентой. Бумагу покрывают красиво выведенные строчки. Я читаю вслух:

Этот день был хорош для исследований. Я восхищена письмом, найденным в одной из книг Перли. Достойный и внимательный к мелочам историк этот Перли. Письмо написано доктором Холиоком 25 ноября 1791 года, и в нем сообщается: «В последний месяц в этом городе умер человек по имени Джон Симондс, родившийся в знаменитом 92-м, ему было без шести месяцев сто лет. Он рассказал мне, что его нянечка часто говорила… будто видела из окон покоев тех несчастных, повешенных на холме Галлоуз, которых казнили за колдовство по вине заблуждений времени».

Дом Симондса в Салеме раз и навсегда осветит тайну места повешения. Утром я сразу же займусь его поисками. А сейчас нужно идти, чайник кипит.

Я морщусь.

– Как думаешь, что это значит? – Я обращаю взгляд к Джексону, чья щека практически прижимается к моей, вдыхаю его хвойный запах. – Она имеет в виду, что никто не знает, где проходили повешения ведьм?

– Похоже на то, – говорит Джексон. – Я всегда считал, что они были в парке Галлоуз-Хилл. Но возможно, это не так. Никогда не задумывался.

Следующая страница пуста.

– Это ее последняя запись.

Я открываю самое начало дневника и опять читаю вслух:

Сегодня я разговаривала с мэром. Приятный и видный мужчина, но полнейший идиот. Он понятия не имеет, действительно ли повешения проходили в указанном месте. Также он легко соглашается, что Апхем просто волей-неволей назвал этим местом парк Галлоуз-Хилл. И все слепо ему поверили. Даже сам Апхем признает, что у него нет ни единого тому доказательства. Смехотворно.

Я попросила у мэра разрешения разобраться с этим, а он вежливо попросил меня уйти. Это зазорно, если вам интересно мое мнение, что в Салеме не известно нахождение самого исторически важного места города. Мы с Мэйбл со всем разберемся. Искренне надеюсь, что это приблизит возвращение домой моих дорогих Чарльза и Саманты.

Я закрываю дневник, не представляя, как понимать последнюю строчку. Бабушка хотела наладить наши с ней отношения? Папа всегда повторял, что она эксцентричная затворница, что, по моему мнению, было эвфемизмом к «ворчливая и безумная». Знаю, они ругались, но если бы бабушка действительно хотела меня увидеть, она бы это сделала, разве не так?

– Мою маму зовут Мэйбл, – говорит Джексон.

– Правда? – Я делаю паузу, рассматривая фотографию бабушки на столе. – Что, по-твоему, она имеет в виду в последней строчке? Не понимаю, как место повешения может быть связано со мной.

Интересно, что об этом известно его матери?

– Да, это все довольно таинственно. Впрочем, думаю, мы нашли тему для эссе.

– Место повешений? Хорошая идея. Попытки его обнаружить будут похожи на поиск сокровищ.

Телефон Джексона раздражается трелью, парень опускает на него взгляд:

– Это мама. Я тут слегка призабыл о сегодняшнем приеме у дантиста.

– Призабыл?

– Или, возможно, больше хотел сходить сюда.

Джексон поворачивается ко мне лицом, и я внезапно остро ощущаю, что нас разделяет только бабушкин дневник.

– Спасибо, что был добр ко мне, когда остальные отвернулись. Хотя не могу пообещать, что не облажаюсь.

– Ты самая странная девчонка, которую я когда-либо знал. – Джексон улыбается.

И я понимаю, что улыбаюсь в ответ.

– Хм… и что же это говорит о тебе, если ты хочешь проводить со мной время?

– Это говорит…

Он подается чуть ближе. Но снова звонит телефон, и я отступаю на шаг. Он собирался меня поцеловать? Хочу ли я этого?

Джексон выглядит разочарованным.

– Надо идти, – сообщает он, посмотрев на телефон.

Глава 7
Наблюдающие и перешептывающиеся

Я направляюсь прямиком в городскую библиотеку, возбуждение от осмотра секретного кабинета ускоряет мои шаги. После бесполезных поисков дома, о котором писала бабушка, в Сети я прихожу к выводу, что наведаться в старые архивы библиотеки – единственный шанс найти этот дом, а вместе с ним и место повешения.

В прохладном воздухе ощущается аромат осени, первые листья уже начали менять цвет. На улицах царит дружески-семейная атмосфера. В витринах магазинов уже стоят тыквы и ведьминские шляпы. Я прохожу мимо кирпичного паба с громким названием «Злодеяния Мэзера» и запинаюсь о корень, пробивающийся из-под асфальта. Превосходно! Получается, все в этом городке знают моих предков.

Останавливаюсь напротив библиотеки, на которую указывает сделанный вручную деревянный знак на столбе. Библиотека представляет собой здание из кирпича и бурого песчаника с колоннами у входа. Предположительно раньше это был дом капитана Джона Бертрама, успешного купца и судовладельца. Ему не повезло, и бол́ьшая часть его семьи умерла в середине 1800-х, возможно даже в этом самом здании. Я прочитала о библиотеке все, пока искала адрес.

Я толкаю одну из тяжелых деревянных дверей и направляюсь к женщине в регистратуре. Это маленькое беловолосое создание с очками для чтения, балансирующими на самом кончике носа.

– Я ищу старые городские записи 1700-х годов, – тихо говорю ей.

Женщина так придирчиво изучает меня сквозь стекла очков, что в голову приходят мысли об осанке.

– Не видела вас здесь раньше.

Прекрасно. Во мне видно новенькую не только в школе, но и в целом городе.

– Я только переехала.

– Вам придется завести карточку. Ваше полное имя?

– Саманта Мэзер, – шепчу я.

– Громче, девочка, – требует она, ближе наклоняясь ко мне.

– Саманта Мэзер, – говорю я чуть громче, осознавая звучание своей фамилии яснее, чем когда-либо в жизни.

– Мэзер, значит? – во весь голос повторяет библиотекарь. Она неодобрительно поднимает бровь, глядя на меня. – С этим именем здесь многое связано. Не только хорошее.

Я киваю, ощущая прожигающие спину взгляды. Могу поспорить, среди собравшихся есть парочка человек, знающих о сегодняшнем происшествии с моим шкафчиком.

– Не подскажете, где можно найти информацию о местах, в которых жили люди в конце тысяча шестисотых – начале тысяча семисотых годов? И возможно, карту? – спрашиваю я, страстно желая скрыться с глаз публики.

– Вверх по лестнице налево, до конца коридора, маленькая комнатка справа. Там хранятся копии всех официальных городских документов времени судов над ведьмами. Возвращайтесь, когда закончите, и мы решим, что делать с карточкой.

– Спасибо.

Я бросаюсь к лестнице, ни с кем не встречаясь взглядом. Судачьте сколько душе угодно, но я не обязана в это время на вас смотреть.

Два часа с кучей старых пыльных книг за маленьким деревянным столом в тесной комнатушке – и я наконец-то добралась до полезной информации. Нашла адрес дома Симондсов, который Перли указал в своем очерке «Где были повешены салемские «ведьмы». Но неясно, существует ли еще этот адрес. Он не пересекается с современными улицами.

Я провожу ладонью по стопке книг о своих предках, Коттоне и Инкризе Мэзерах. Раз уж моя фамилия в этом городе приносит столько проблем, я хочу знать почему. В смысле, эти двое были высокоуважаемыми членами общества. Инкриз даже привез из Англии указ, провозглашающий Массачусетс провинцией.

К несчастью, Коттон был той еще проблемой. Безумно умный, он в возрасте шестнадцати лет окончил Гарвард, а к двадцати пяти годам мог писать на семи языках, включая ирокезские. Некоторые историки утверждают, что он был праведен и честен, но бо́льшая часть считает, что именно Коттон оказался главным зачинщиком судов над ведьмами. Он был так озабочен искоренением «зла», что ради этого соглашался вешать людей. Забавно, как теперь все иначе для Мэзеров в Салеме.

На страницу, которую я читаю, падает тень. Поднимаю взгляд и вижу стоящую в дверях справочного зала Лиззи. У нее разные глаза – один золотисто-коричневый, а другой зеленый, они выделяются еще ярче на фоне черных волос.

– Так, значит, это правда, – говорит она, изучая свои черные ногти с нарисованными на них блестящими черепами.

– Что, прости? – Я складываю листок с найденной информацией и прячу его в карман.

– Они сказали мне, что ты здесь.

Что она задумала?

– Они? Кто?

– Тебе не спрятаться в таком городке, как наш, Мэзер.

Я неосознанно задумываюсь об обвинениях в колдовстве. И тот факт, что она обращается ко мне по фамилии, тоже от меня не ускользнул.

– Говоришь, ты шла за мной?

– Нет, я говорю, что знаю, где ты. – Она отрывает взгляд от ногтей и оценивает меня своими разноцветными глазами.

По рукам пробегают мурашки. Не собираюсь даже притворяться, будто не напугана. Лиззи определенно имеет в виду не «только сейчас», а «всегда». Я пытаюсь отыграться:

– Итак, значит, свободное время ты тратишь, выслеживая меня? Какая дерьмовая жизнь.

На одно крошечное мгновение глаза ее сужаются.

– Скоро ты поймешь, что в Салеме только несколько вещей имеют значение, и ты к ним не принадлежишь. Всем плевать, что с тобой будет.

Это угроза? Если город хоть чему-то смог меня научить, это тому, что нельзя показывать, будто угроза тебя волнует.

– Сомневаюсь, что меня заботит, знаешь ли ты, где я нахожусь. Вау, ты узнала, что я читаю книгу. Поздравляю, какое открытие!

Она искренне улыбается:

– Подожди. Будет заботить.

Ну все. С меня хватит этих разговоров. Пинаю дверь носком черного ботинка, и она захлопывается прямо перед лицом Лиззи. По какому-то неудачному стечению обстоятельств, когда дверь с грохотом закрывается, в комнате выключается свет. Из крошечного окошка в двери, который теперь стал моим единственным источником света, видно, что Лиззи смеется.

Да вы шутите! Я встаю и ударяюсь коленом об один из деревянных стульев.

– Ай!

Отталкиваю стул и медленно пробираюсь к стене. Не может быть, чтобы это происходило на самом деле. Я хлопаю по стене ладонями, нахожу маленький выключатель. Вверх, вниз, вверх, вниз. Ничего.

Хватаю за ручку дверь и тяну, но она не поддается. Я тяну сильнее. Ничего. Налегаю на нее всем весом, дергая изо всех сил. По-прежнему ничего. Лиззи уходит, оставляя меня в закрытой комнате совершенно одну.

Она как-то меня заперла? Насколько могу судить, задвижки на двери нет. Ей бы понадобился ключ. Как бы она его достала? Может, замок старый и просто заел, когда я захлопнула дверь? Но это не объясняет, почему выключился свет. Я достаю телефон, но сигнал здесь не ловится. Остается только биться и кричать.

– Помогите!

Что, если никто не слышит? Я в малопосещаемой части библиотеки. Не настолько, чтобы Лиззи с ее шпионами не смогли меня здесь отыскать, но все же. Что она задумала? Не верю, что это и шутка со шкафчиком никак не связаны.

Прежде чем меня находит неряшливый на вид уборщик, проходит двадцать минут.

– Пожалуйста, помогите выбраться отсюда! – кричу я. В комнате темно и начинает насыщенно пахнуть затхлостью. К тому же я не великий фанат пауков, которые, уверена, устроились на постоянное местожительство в этой редко используемой комнатушке. Практически слышу, как они копошатся, ползут ко мне по старым манускриптам.

Но больше всего я ненавижу оказываться в ловушке. Уборщик возится со связкой ключей, но, кажется, не находит нужного. Поднимает руку, словно говоря «жди здесь», и уходит. Проходит еще десять минут, и я становлюсь совсем дерганой и ужасно потею. Я прижимаюсь к окошку. Пожалуйста, вернитесь… хоть кто-нибудь.

Стекло уже затуманивается от близости моего лица, когда прямо перед дверью появляется библиотекарь из регистратуры. Сердце мое подпрыгивает к горлу. Божечки, она до смерти меня напугала! К тому же библиотекарь явилась не одна – за ее спиной собралась кучка зевак.

– Не паникуйте! От этого будет только хуже! – кричит она.

– Я не паникую! – лгу в ответ.

– Хорошо. Понимаете, они чувствуют страх, – предупреждает она.

– Кто чувствует? – спрашиваю я.

– Призраки, – заявляет женщина уже громче.

Я не задумываясь оглядываюсь. Никого. Конечно же, никого. Что не так с этим городом? Хочу закричать, что не верю в призраков, что дверь, скорее всего, заперла Лиззи, но понимаю, что уже достаточно выставила себя на посмешище. Раздается низкий жужжащий звук. Дрель?

– Отойдите! – кричит уборщик.

Дверь вибрирует, и через пару секунд к моим ногам падает маленький кусочек металла. Дверь распахивается, едва не попадая по мне. Отскакиваю с ее пути и врезаюсь в стол, ноги дюймов на шесть отрываются от земли. Я судорожно взмахиваю руками, чтобы удержать равновесие. Из толпы разносятся вздохи.

– Вы в порядке? – спрашивает библиотекарь с налетом драмы в голосе.

– Да. Спасибо, – уверяю ее и уборщика.

Должно быть, я похожа на безумную. Но под прицелом множества взглядов почти хочется подольше остаться в темной комнате, пока собравшиеся не потеряют интерес. Я только что как бешеная кидалась на стол, вся мокрая от пота, с прядями волос, прилипшими к лицу. К великому разочарованию, толпа наблюдающих и перешептывающихся посетителей увеличилась вдвое.

Я выхожу на свет и позади толпы в одном из рядов замечаю Джона, который стоит, прислонившись к книжному шкафу. Наши взгляды встречаются, и мои измученные нервы сходят с ума. Я не думаю. Я просто бегу.