Текст книги "Скажи мне, где я"

Вспоминаю его рассказ о том, как сильно он был привязан к той девочке, своей подруге, а она заживо сгорела в собственном доме. Я бы после такого тоже перестала привязываться к людям.

– Помнишь, еще в школе ты спросила, почему я решил сопровождать тебя, и перечислила все причины, по которым я не должен этого делать. Но вот тебе правда: потому что существование без тебя казалось мне большей жертвой, чем все остальное. – Он бросает на меня беглый взгляд, и у меня так сводит живот, что я непроизвольно хватаюсь за него рукой.

Секунды две я просто смотрю на него. Мне так много хочется ему сказать, объяснить, что я испытываю к нему вовсе не обычные для меня чувства. Но мысли путаются, язык во рту не ворочается.

– Я…

– Нет, тебе вовсе не обязательно отвечать. Я этого и не жду, – говорит он и тут же продолжает: – Но ты должна доверять мне. А ты потихоньку сбежала к Эмили, не сказав мне ни слова.

Я тру рукой лоб. Щеки заливает краска.

– Знаю. Я… Но это же было в Пембруке. Наверное, я просто не привыкла никого спрашивать, прежде чем что-то делать в своем родном городе. – Сказав это, понимаю, что говорю что-то совсем не то.

Эш смеется – не так, будто считает мое объяснение смешным, а с какой-то горечью.

– Я не требую, чтобы ты спрашивала у меня разрешения. Но мы с тобой партнеры. Мы должны советоваться друг с другом по поводу решений, которые влияют на наши дальнейшие действия. Мы пытаемся не только найти твоего отца, но и оказать сопротивление, а возможно, и атаковать самую могущественную в мире Семью Альянса Стратегов. Если между нами не будет согласия, Львы нас уничтожат. Возможно, это и так произойдет. Но если здесь, в Великобритании, мы, как в Пембруке, допустим подобную ошибку, нам точно конец.

Я выдыхаю:

– Ты прав. На сто процентов. Я ничего тебе не сказала, потому что боялась, что ты меня отговоришь. И, наверное, мне действительно не стоило к ней ходить. Это было эгоистичное решение. Просто мысль о том, что, возможно, я никогда больше ее не увижу, была для меня невыносима, мне казалось, что я не смогу жить дальше, если хотя бы не сообщу ей, что жива. Но я не подумала о последствиях. И моя легкомысленность поставила нас обоих под угрозу. Еще раз – я очень об этом жалею. Честное слово. – Я дотрагиваюсь до жестянки с папиной запиской у меня в кармане.

– Я тебя прощаю, – говорит он и сворачивает с шоссе на проселочную дорогу, по обе стороны которой растут деревья.

Молчу, уставившись на свои руки. С тех пор как началась вся эта история, Эш постоянно поддерживал меня, а я жутко подвела его и не смогла ничего внятно сказать о своих чувствах.

«Эш сказал, что влюбляется в меня». Никто из парней, с которыми я встречалась, не говорил мне такого. И, по правде говоря, только от него я и хотела бы это услышать. А в ответ начала только глупо заикаться. Смотрю на Эша. В профиль он не менее красив. Он смелый и дерзкий, но вдобавок к этому у него очень доброе сердце. Если бы я могла перемотать весь этот разговор назад и вести себя по-другому, я бы обязательно это сделала.

Он бросает на меня взгляд, и на его губах появляется легкая улыбка. Густо покраснев, я отворачиваюсь. Уставившись в окно, пытаюсь подобрать подходящие слова. «Возьми себя в руки, Новембер!» Последние лучи солнца проникают сквозь ветви деревьев, рисуя на дороге причудливые узоры. Солнце опускается к самому горизонту, заливая голые зимние ветви красным и оранжевым светом.

Внезапно деревья заканчиваются, проселочная дорога упирается в огромный круг с ухоженным газоном в центре. По ту сторону лужайки возвышается, устремив башни в темнеющее небо, огромный каменный особняк.

– Особняк «Воронье гнездо», – говорит Эш, в то время как я пытаюсь поднять челюсть с пола. Он объезжает круглую лужайку, и чем ближе мы к зданию, тем большее впечатление оно на меня производит. – Особняк двенадцатого века, который превратили в гостиницу. Здесь находится паб «Ворон», любимое место здешних жителей, а также место встреч Стратегов.

– Место встреч… Но разве мы не на территории Львов? – спрашиваю я, гадая, насколько это для нас опасно.

– Строго говоря, да. Но мы на окраине. К тому же на территории каждой Семьи есть подобные места, места, которые в течение тысячи лет все Стратеги использовали для обмена информацией и заключения сделок.

Эш тормозит, но прежде чем я успеваю открыть дверь, швейцар в белых перчатках и длиннополом пальто открывает ее для меня.

– Спасибо, – пищу я, разглядывая впечатляющий готический особняк. На двери висит огромный рождественский венок, а в каждом окне горит одна свеча, что придает всему зданию волшебный сказочный вид.

Швейцар берет наши сумки, Эш подает мне руку. Неловкость, которую я ощущала в Академии Абскондити, не идет ни в какое сравнение с тем, что я чувствую сейчас. Мы поднимаемся по веерообразной лестнице к входной двери, и Эш открывает ее перед нами.

Вестибюль представляет собой залу с потрясающе высокими сводчатыми потолками, покрытыми узором. Обшитые деревянными панелями стены украшены картинами в золоченых рамах и гирляндами из сосновых веток и красных ягод, а в центре стоит рождественская елка высотой в пятнадцать футов, в сравнении с которой городская елка на площади Пембрука кажется весьма убогой. Я бы завизжала от восторга, если бы не была уверена, что Эш меня за это убьет. Где моя чертова камера?!

Направляемся к большому старинному столу в дальнем конце зала. За ним сидит человек в охотничьем костюме из зеленого твида с аккуратной окладистой бородой.

Он улыбается:

– Рад видеть вас, мистер Ашай. Предполагаю, вам нужны ваши обычные апартаменты? – спрашивает он с шотландским акцентом. Потом поднимается и достает из одного из ящиков в столе старомодный железный ключ.

– Вы совершенно правы, Мюррей, – с таким же шотландским акцентом отвечает Эш.

Я едва не подпрыгиваю. Никогда не задумывалась над способностью Эша имитировать акценты – или над тем, что у меня таковая напрочь отсутствует.

Он берет ключ.

– Но не нужно провожать нас. У нас легкие сумки.

Эш отпускает меня, забирает наш багаж у швейцара, дает ему чаевые и направляется к внушительной изогнутой лестнице. Куда бы мы ни повернули, отовсюду открывается шикарный вид, и меня поражает, что мои родители отказались от всей этой роскоши и интриг ради тихой провинциальной жизни в Пембруке.

Эш открывает дверь в семейные апартаменты и включает свет.

– Да ты просто шутишь! – восклицаю я, торопливо заходя в комнату и чуть не спотыкаясь при этом. – Как будто мы попали в частные апартаменты какой-нибудь средневековой королевы.

Я вижу обитые черным бархатом диваны, высокие арочные окна и сводчатые потолки, канделябры и книжные шкафы до потолка.

– Нравится? – спрашивает Эш; его явно забавляет моя реакция.

– Нравится? Да я уже хочу здесь жить, – говорю я, обходя гостиную, касаясь пальцами резной мебели; мне кажется, что я попала в сказочное королевство. – Это и правда ваша жизнь… Вы просто держите самолеты и машины в других странах и живете в таких местах, как будто это обычное дело? – в восхищении восклицаю я.

Эш широко улыбается и весело смеется, давая понять, что уже не держит на меня зла. И я улыбаюсь в ответ.

– Сейчас нам надо пойти в паб. Там мы пообедаем, а заодно посмотрим, у кого может быть информация о твоем отце.

С сомнением смотрю на свои поношенные джинсы.

– Судя по здешней обстановке и обслуге, джинсы, видимо, не совсем подходящая одежда, – говорю я, но он уже исчезает с моей сумкой в одной из смежных комнат.

Захожу вслед за ним в спальню с кроватью под балдахином из прозрачной черной ткани.

– Можешь поселиться в комнате Лейлы, – говорит он.

Я киваю с открытым ртом и даю себе слово, что, несмотря на неизбежную опасность, буду наслаждаться каждой минутой.

Порывшись в гардеробе, Эш вытаскивает длинное сапфирово-синее платье, достойное принцессы.

– У вас с Лейлой примерно один размер, думаю, это подойдет. – Он протягивает мне платье.

«Эмили бы сейчас сошла с ума», – думаю я. И все мои восторги мгновенно улетучиваются. Эмили дома, в Пембруке, места себе не находит от страха за меня, папина жизнь в опасности, а я только что, сама того не желая, убила человека в лесу недалеко от собственного дома. Ничто уже не будет прежним. И я никогда не буду прежней.

Глава одиннадцатая

Я сижу за туалетным столиком Лейлы и наношу на веки дымчатые тени. Последний раз я делала себе макияж еще до отъезда в Академию, и хотя я не такая фанатка косметики, как Эмили, мне всегда нравилось наряжаться и краситься. Последний штрих – вишневый блеск для губ. Растираю его на губах и встаю, разглаживая шелковистую ткань синего платья Лейлы. Я улыбаюсь своему отражению, но тут же в зеркале вижу у себя за спиной на кровати жестяную коробочку, и приподнятого настроения как не бывало.

Я даже не пытаюсь убедить себя, что в словах «пес старика Джека» содержится некий сентиментальный смысл. Папа обманывал меня, заключил с директором Академии сделку ради того, чтобы остановить своего брата, а потом оставил мне послание, которое сама я никогда бы не смогла расшифровать. Как будто человек, на которого я полагалась всю жизнь, который всегда поддерживал и оберегал меня, вдруг решил полностью изменить свой характер. Я поворачиваюсь, сердито смотрю на жестянку и быстро выхожу из комнаты в надежде, что она перестанет так действовать на меня, если я уберусь от нее подальше.

При виде меня глаза Эша загораются. Он встает. Однако через секунду восхищение в его глазах сменяется вопросом.

– Все в порядке?

– Да, – слишком резко отвечаю я.

Секунду мы просто стоим молча.

Насупившись, я продолжаю:

– Я просто… Не понимаю, как папа…

– …мог написать тебе такую короткую записку? – угадывает Эш.

– Вот именно! – с чрезмерным нажимом говорю я.

Эш вздыхает:

– Скорее всего, он просто проявлял осторожность на случай, если записку нашел бы кто-то, кроме тебя.

Я качаю головой:

– Допустим, ты прав и он не мог оставить для меня адрес или номер телефона. С этим я еще могу смириться. Но как же… все остальное? Он мог написать что-то еще. Да что угодно!

Эш кивает, будто понимает то, чего я не говорю вслух, – что я ждала от папы большего, гораздо большего. Как говорила тетя Джо, недостаточно самому знать, что ты кого-то любишь, не менее важно дать человеку это понять.

– Хочешь поговорить…

– Нет, – говорю я, стараясь прогнать обиду, потому что иначе мне будет труднее сосредоточиться на предстоящем деле. – Не об этом. Давай просто… Расскажи мне об этом пабе, куда мы собирамся.

– Ну-у-у, – начинает Эш, – это очень цивилизованное место. Там запрещено убивать.

Я выгибаю бровь. Не уверена, что согласна с его определением «цивилизованности».

– Если ты нападешь на кого-либо здесь, то тебе закроют доступ не только в эту гостиницу, но и в целый ряд подобных мест по всей Европе, – продолжает Эш. – Нетрудно догадаться, что среди Стратегов это любимые места для обмена информацией, ну и легких интрижек.

– Пожалуйста, скажи мне, что под «интрижками» ты не имел в виду романы, – говорю я, и мое дурное настроение начинает таять.

– Ты расстроена, что у меня превосходный словарный запас, а ведь английский мне даже не родной язык? – ухмыляется он.

Я борюсь с улыбкой и опускаю руки.

– Не смей смешить меня, когда у меня такое поганое настроение.

– Я же не виноват, что ты не можешь устоять перед моим обаянием.

Теперь я все-таки улыбаюсь.

– Ты так считаешь?

– Я это знаю, – говорит он. – Твое тело практически кричит о влечении. Ты перестала держать руки скрещенными на груди и наклонилась ко мне – это признак того, что ты более открыта и увлечена, чем минуту назад. Еще ты слегка наклонила голову, что показывает интерес. Феромоны так тоже проще почувствовать. И это лишь пара признаков.

Улыбаюсь еще шире.

– Позер.

Он смеется:

– А кто говорит, что скромность – это добродетель?

– Уж явно не Стратег.

– Разумеется нет, – говорит он и снова подает мне руку.

Я делаю долгий выдох и опираюсь на его руку.

– Ладно, пошли.

И я снова сосредотачиваюсь на предстоящем деле. Папа оставил мне одну наводку, и пусть она раздражает меня своей загадочностью, это мой единственный шанс во всем разобраться.

Мы с Эшем спускаемся по лестнице, но, миновав первый этаж, идем еще ниже и оказываемся в месте, которое я могу назвать не иначе как роскошным подземельем. На стенах из серого камня висят железные подсвечники, мебель из темного дерева обита красным бархатом. Над баром возвышается резной деревянный навес с башенками и шпилями – уменьшенная копия самого особняка.

Я сразу выбираю столик возле камина. Эш не возражает: отсюда хорошо просматривается весь зал, от других столов его отделяет довольно приличное расстояние, так что мы можем разговаривать, не опасаясь быть услышанными. К тому же потрескивание горящих поленьев заглушает звуки.

Когда я прохожу по залу, мимо барной стойки и столиков, сердце начинает биться быстрее. Все посетители красиво одеты, выглядят спокойными и расслабленными, как будто пришли сюда только для того, чтобы выпить, поесть и поболтать в приятной непринужденной обстановке. Тем не менее я ловлю на себе те же оценивающие взгляды украдкой, которыми смотрели на меня ученики Академии. В открытую на нас никто не смотрит; все движения продуманы и под контролем. И я понимаю, что уже вижу мир не так, как раньше, и Стратег во мне крепнет.

Эш отодвигает стул, и я сажусь за наш столик, подбирая длинную юбку платья. Тепло камина действует успокаивающе. Эш присаживается рядом. Прислушиваясь к гулу голосов в зале, я вдруг замечаю, что все говорят только с шотландским акцентом.

– О господи, – шепчу я, – не думаю, что смогу подделать шотландский акцент. Во всяком случае, чтобы это выглядело правдоподобно.

Эш явно уже подумал об этом.

– На самом деле американский выговор – не проблема, – отвечает он с настолько идеальным шотландским акцентом, что мне хочется выть. – Он делает тебя похожей на туристку, а ими нередко притворяются многие Стратеги.

– Ну ладно, – соглашаюсь я, хотя не уверена, что это не привлечет нежелательного внимания, и быстро осматриваю зал. – Он… здесь?

– У барной стойки, – сдержанно говорит Эш. – С длинной бородой. Сидит в одиночестве.

Осторожно поворачиваю голову в направлении бара, как будто раздумываю, что бы выпить. Там, как и сказал Эш, сидит плотно сбитый пожилой джентльмен в твидовом пиджаке с заплатами на локтях. Вздыхаю с облегчением. Ангус.

– Мы не случайно нашли его здесь, – говорит Эш, явно снова меня анализируя. – Он всегда здесь. Родители как-то сказали мне, что он сидит в этом пабе вот уже лет сорок.

Может, нам и пришлось пролететь полмира, но по крайней мере папа направил меня к тому, кого легко было найти. Думаю, могло быть и хуже.

– Что тебе про него известно? – спрашиваю я. Надо было, конечно, поинтересоваться раньше.

– Почти ничего. Мы с Лейлой с детства бывали здесь с родителями, но я с ним никогда не общался. Говорят, с ним трудно иметь дело.

Недовольно вздыхаю. Что для Стратега трудно, то для обычного человека практически невозможно.

– А все остальные в зале? – спрашиваю я, пытаясь разобраться, как тут все устроено.

– Половина из них Стратеги, а другая половина – местные и туристы, – говорит Эш, подтверждая мои догадки. – Хозяева и управляющий персонал – Стратеги, но большинство работников нет. Это позволяет нам скрываться у всех на виду, контролировать постояльцев и соблюдать осторожность, при этом не обращая на себя излишнего внимания. Поэтому тут и запрещено убивать – это помогает таким местам поддерживать нейтралитет. В интернете ты найдешь прекрасные отзывы на этот отель и ему подобные.

Его это забавляет, но я скептически поднимаю брови. Что-то я не в восторге от мысли, что, бронируя отдых в Европе, вполне можно оказаться в роскошном отеле, половина обитателей которого – наемные убийцы из тайного общества.

– Но если внимательно приглядеться к посетителям, – продолжает Эш, – можно заметить: то, что со стороны кажется непринужденным разговором, на самом деле служит для обмена информацией, планирования заданий и найма команды.

Внимательно оглядываю зал, стараясь не делать это слишком заметно.

– Какого рода заданий?

– Самых разных. Сбор информации, предотвращение заказных убийств, планирование заказных убийств, воздействие на политиков, защита людей, которые никогда даже не узнают о нашем существовании, – перечисляет Эш, в который раз подтверждая, что его определение «нормального» коренным образом отличается от моего.

– И как здесь принято общаться? Мы просто подойдем к Ангусу и начнем беседу?

– То есть ты подойдешь.

Я не сразу понимаю, что он имеет в виду, и, вытаращив глаза, в изумлении смотрю на него – как будто у него вдруг выросла вторая голова.

– Подожди-ка, я что, должна говорить с ним одна?

Лицо Эша остается бесстрастным.

– Твой отец оставил эту наводку тебе. Очевидно, он предполагал, что воспользуешься ею ты, и только ты.

– Наводку, которую я не могла расшифровать без твоей помощи, – напоминаю я.

Но Эш только качает головой.

– Как я уже говорил, моя Семья бывает здесь уже много лет. Скорее всего, Ангус знает, кто я и из какой Семьи. Если я приму участие в вашем разговоре, это нарушит весь план. Тебя здесь никто не знает. Лучший шанс получить от него информацию – это поговорить с ним наедине.

Я слышу его слова, но мне трудно с ними согласиться. Не то чтобы я хотела, чтобы Эш держал меня за руку, но разбираться с европейскими Стратегами одной и без малейшего опыта – рецепт очевидного провала. Даже с учениками Академии мне было трудно, так как же я справлюсь со взрослыми?

Смотрю на Ангуса, который роется в кармане в поисках чего-то, и начинаю нервничать еще сильнее. Он ищет бумажник? Собирается уходить? Предстоящий разговор с ним вслепую и так вселяет в меня ужас, хуже этого может быть, только если мне придется гнаться за ним по парковке в шикарном обтягивающем платье.

Я встаю, пока не передумала. Глаза Эша едва заметно расширяются. Я уже достаточно хорошо его знаю, чтобы понять: его явно озадачило мое поспешное решение приступить к делу до того, как мы все обсудили. Но я не могу сесть обратно, ведь все Стратеги наблюдают за мной. Они сразу поймут, что я нервничаю, и увидят в моем поведении что-то необычное или подозрительное.

Поэтому беру себя в руки и говорю шепотом:

– Пожелай мне удачи.

Высоко подняв голову, уверенно подхожу к барной стойке и занимаю пустой стул рядом с Ангусом. Теперь я вижу, что он искал у себя в кармане: зубочистку. Он сует ее в рот и лениво покусывает.

Быстро оглядываюсь и смотрю, как Эш пересаживается за общий стол и самым естественным образом включается в беседу. Повернувшись назад к бару, вижу перед собой бармена.

– Меню, мисс? – спрашивает он с шотландским акцентом.

– Да, спасибо, – отвечаю я. Хорошо, что можно еще на чем-то сосредоточиться, кроме собственных нервов. Мне хватает одного взгляда в меню, чтобы сделать заказ. – Пожалуйста, картофельный суп с луком, пюре и финиковый пудинг с медовым мороженым.

Ангус слегка поворачивается и поднимает кустистую бровь.

– То есть ты собираешься есть картошку с картошкой? – У него хриплый, грубоватый голос.

Не знаю, радоваться мне или, наоборот, беспокоиться по поводу того, что он заговорил первым. Но времени на обдумывание какой-либо стратегии нет. Поворачиваюсь к Ангусу с самым вежливым выражением лица.

– И десерт, разумеется… иначе обед будет не полным.

Но он реагирует не так, как отреагировало бы большинство людей: не отвечает вежливым смехом, улыбкой или хотя бы язвительным замечанием. У него суровый взгляд, выражение лица понять невозможно.

– Напиток? – спрашивает бармен. Я медлю с ответом, и он продолжает: – У нас есть местный сидр на праздники.

– Прекрасно, – улыбаюсь я в ответ. – А вы что пьете? – спрашиваю я Ангуса, поскольку никак не могу придумать более умного вопроса для продолжения беседы.

– Виски, – бурчит он и, опустошив стакан, со звоном ставит его на стойку в ожидании новой порции. Такой разговор нелегко продолжить.

После короткой паузы я неловко говорю:

– Никогда не пробовала виски.

Ангус бросает в мою сторону сердитый взгляд.

– Долго ты еще будешь делать вид, что хочешь просто поболтать? Если тебе есть что сказать, не тяни.

Я шире раскрываю глаза.

– И это говорит человек, который первым начал разговор, – отвечаю я таким же тоном.

Он фыркает. Наверное, это лучше, чем ничего, но не намного. На меня давит необходимость хоть что-то из него вытянуть.

Бармен ставит передо мной кружку горячего сидра. Я тут же делаю глоток. Напиток кажется мне кислее, чем наш обычный праздничный сидр в Пембруке, но тепло и палочка корицы слегка успокаивают меня.

– Не думай, что я не заметил, как тот Волчонок послал тебя ко мне. Вы, дети, ведете себя так же незаметно, как моя девяностодвухлетняя тетушка после бутылки вина, – потягивая виски, говорит Ангус, и я не могу не признать его правоты. Эш, конечно, хорошо обучен, и у него уж точно больше опыта, чем у меня, но он еще слишком молод.

Теперь фыркаю я.

– А вы ведете себя с таким же тактом, как…

– У меня нет времени на такт. Я слишком стар, – перебивает он.

Делаю еще один глоток сидра и решаю попробовать новый подход – сразу приступить к делу.

– Ладно, по правде говоря, мне было велено вас найти, но я понятия не имею, почему, не считая того, что у вас есть нужная мне информация.

– У меня есть информация, нужная большинству людей. Это не значит, что я поделюсь ею с тобой, – отвечает он, и теперь, когда он смотрит не на стакан с виски, а прямо на меня, я вижу, что у него хитрые, оценивающие глаза Стратега.

Сердце начинает биться быстрее.

– Мне нужна информация о Кристофере, старшем сыне Семьи Львов, который исчез более двадцати лет назад, – говорю я, пытаясь проглотить страх, который чувствую, когда произношу папино имя вслух.

Взгляд старика становится более пронзительным, и я делаю еще глоток сидра.

– Какая польза от информации двадцатилетней давности? Кому она нужна?

Мои пальцы, сжимающие кружку, цепенеют. Он имеет в виду, что ничего не знает о моем отце? Или просто испытывает меня?

– Мне не нужна информация двадцатилетней давности, – упрямо отвечаю я.

Не знаю, как тут принято вести подобные разговоры. Пока что я чувствую себя так, словно качусь вниз по склону горы, задевая по пути все деревья.

– Налей еще, – обращается Ангус к бармену, поднимая стакан, и отворачивается от меня, не сказав больше ни слова.

Я жду, но он ничем не дает понять, что намерен продолжать беседу.

– И это все? – спрашиваю я. – Вы просто перестанете со мной разговаривать?

– Вот именно, – не глядя на меня, отвечает он.

Я бросаю взгляд на Эша – тот смеется и, размахивая руками, что-то рассказывает. За это время я успела выдавить из себя всего одну фразу, и мне уже отказали. И я, хоть убей, не могу придумать какой-нибудь умный или хитрый способ убедить Ангуса помочь мне. Впрочем, не уверена, что хитрость сработает в его случае. Снова меняю тактику.

– Почему?

Секунду он задумчиво смотрит на меня, как будто услышал что-то странное.

– Потому что ты зеленая и неотесанная.

– Это не значит, что у меня нет информации, которую я могла бы предложить взамен, – говорю я, и в голове у меня возникает странное ощущение, как будто мне не хватает воздуха.

– Меня это не интересует.

Черт возьми! Никто не стал бы так резко давать мне от ворот поворот, если бы ему не было что-то известно.

Снова прикладываюсь к кружке, собираясь с духом.

– Послушайте, я не знаю, что в данном случае должна говорить.

Он поворачивается ко мне и смотрит так, словно я несу бред, но по крайней мере уделяет мне внимание.

– Я никогда раньше не пробовала обмениваться информацией, – торопливо продолжаю я, – поэтому не знаю, как это делается. Может, я и неотесанная, но вы сильно пожалеете, если только из-за этого откажетесь поговорить со мной.

Он задерживает глоток виски во рту, как будто пытается принять решение, и так долго смотрит на меня, что у меня на висках выступают бусинки пота.

– Ну так скажи мне, – наконец говорит он, – что молодая девчонка, которую я никогда раньше не видел в обществе, может рассказать мне такого, чего я сам бы не знал?

По его тону я понимаю, что знать то, чего не знает никто, – его привилегия, и он этим очень гордится.

– Что вам известно о Кристофере? – снова спрашиваю я.

– Нет, так дела не делаются. Ты расскажешь мне то, что знаешь ты, и если я сочту это достойным обмена, я дам тебе что-нибудь взамен. Если нет, не получишь ничего.

Сердце еще больше ускоряет свой бег. В этом обтягивающем платье мне трудно дышать. Я не знаю, о чем можно ему сообщать, а о чем нет, но не могу же я попросить его подождать, пока я посоветуюсь с Эшем.

– Младший брат Кристофера работал в Академии Абскондити. Он мертв, – говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо и уверенно.

Ангус вздыхает, как будто я его предсказуемо разочаровала.

– Я скажу тебе то, что сказал последнему человеку, который приходил сюда искать Кристофера. Нет. А теперь перестань языком молоть и дай старику спокойно выпить.

Сердце подскакивает к горлу. Кто-то еще приходил сюда в поисках папы? У меня в голове гремит угроза Брендана в адрес моего отца.

Ангус удовлетворенно улыбается.

– А теперь я точно знаю: ты понятия не имела, что его преследуют другие люди, и это только подтверждает мое первое впечатление: ты совсем зеленая, и тебе нечего мне предложить.

Делаю огромный глоток сидра и с такой силой ставлю большую кружку на стойку, что напиток плещется внутри.

– Это я убила брата Кристофера, – заявляю я, хотя это не совсем правда.

– Ну да, конечно, – усмехается Ангус.

– Потому что я дочь Кристофера, – с нажимом говорю я.

Как говорят в покере, иду ва-банк.

Рука старика со стаканом замирает на полпути ко рту. Он поворачивается и очень серьезно смотрит на меня, вглядываясь в черты моего лица. От его взгляда становится не по себе, но если я сейчас отведу глаза, он может решить, что я вру.

– Вы не знаете меня, сэр, но если вы знали мою мать, Матильду, вы не можете не заметить, как я на нее похожа, – с вновь обретенной уверенностью говорю я, подняв голову. – Итак, если вам что-то известно о местонахождении моего отца, пора сказать мне. Думаю, я выполнила свою часть сделки. Более чем.

Он так долго смотрит на меня немигающими глазами, что я начинаю думать, уж не перебрал ли он виски. Но, очевидно, то, что он видит в моем лице, убеждает его в правдивости моих слов, потому что после болезненно долгой игры в гляделки он кивает и что-то бурчит себе под нос. Однако все еще ничего не говорит по делу, и теперь мне уже кажется, что он не поверил и ничего важного не скажет.

– Я знаю… – начинаю я, но под его суровым взглядом замолкаю.

Он едва заметно наклоняется ко мне. От него несет алкоголем.

– Для тех, кто… в теме, – аккуратно подбирая слова, произносит он, – Джаг назначил вознаграждение за голову Кристофера. За живого дают больше, но это в любом случае хорошая, крупная сумма.

Мне требуются нечеловеческие усилия, чтобы не вскочить со стула. Живым или мертвым. С силой вцепляюсь рукой в стойку и делаю еще один большой глоток. До сих пор я была уверена, что нашими врагами являются только Львы, но если за папину голову обещано крупное вознаграждение, его может преследовать кто угодно из любой Семьи.

Получается, Ангус намекает на то, что о папе знают еще какие-то люди.

– Постойте, что вы имеете в виду, говоря о «тех, кто в теме»? Хотите сказать, и другим Стратегам известно, что он жив?

– Кто знает? – загадочно отвечает он.

Я открываю рот, чтобы засыпать его вопросами, но снова закрываю его. Он уже назвал меня неотесанной. Заставляю себя разжать пальцы, которыми держусь за полированную барную стойку, и, чтобы успокоиться, снова пью сидр. Несколько секунд рассматриваю Ангуса. Я не вела себя с ним так, как сделал бы это Эш, и не использовала мудреные техники обмана, выученные на занятиях с профессором Гуптой. Фактически я выложила всю правду. Честно говоря, я не продемонстрировала никакой тонкости в духе Стратегов. И все же…

– Вы сказали, что кто-то уже искал здесь моего отца, – глядя на Ангуса, говорю я. – Очевидно, это не частная информация, иначе вы не поделились бы ею со мной. А учитывая, что я очень рискую, сообщая вам, кто я, вы могли хотя бы рассказать мне, кто мой враг.

– Да неужели? – брюзгливо говорит он, но по глазам видно, что его забавляют мои слова.

– Вы это лучше меня знаете.

Я не указываю ему на то, что он сообщил мне о папе до того, как решил торговаться со мной. Не значит ли это, что он с самого начала подозревал, кто я? Он пытался предупредить меня или же все это время играл со мной? Я помню, как профессор Гупта говорил на занятиях, что хороший обманщик заставляет вас видеть ложь там, где ее нет, и правду там, где ее не существует. Может, он просто дурил мне голову?

– Паромщик, – говорит Ангус с бесстрастным выражением лица, наблюдая за моей реакцией.

«Паромщик?! – У меня кружится голова. – В смысле… персонаж греческой мифологии, который перевозит души умерших через реку? О боже! Это не… Я даже думать не могу…»

– Если хочешь узнать больше, обратись к кузнецу около Эдинбурга, – говорит старик, прерывая мою безмолвную панику, и отворачивается.

– К кузнецу? – У меня подозрительно пересохло во рту.

– Еще. – Он поднимает стакан, и мне ясно, что переговоры окончены. – И для дамы тоже.

Я пытаюсь привести мысли в порядок, но все как будто перевернулось вверх тормашками. Кто-то по имени Паромщик охотится за папой. Я до сих пор понятия не имею, где мой отец, разве что – возможно – где-то в Великобритании. А единственная зацепка, которую он мне оставил, указывает на какого-то загадочного кузнеца? У меня такое чувство, будто голова, оторвавшись от тела, сама по себе парит в воздухе.

Делаю еще глоток и цепенею. С удивлением смотрю на почти пустую кружку. О черт! Теперь до меня дошло, почему у сидра такой странный вкус. Он не кислый, он с алкоголем. Я знаю, что здесь можно пить не с двадцати одного, а с восемнадцати, но когда бармен предложил мне напиток, я не думала, что он имел в виду алкогольный.

Бармен ставит два шота виски на стойку перед нами.

– Мне не надо, спасибо, – говорю я, и мой голос кажется мне чужим, как будто эти слова произносит другой человек.

– Чепуха, – говорит старик. – Мы завершили дела, а теперь пьем. Так и бывает, когда отправляешься на верную смерть, детка. Наслаждайся отпущенным тебе временем.

Меня одолевают сомнения. У меня нет причин доверять этому типу, но Стратегам вообще не стоит доверять, потому что они всегда с радостью тебя обманут…. Ищу взглядом Эша – он уже в другом конце зала, беседует с другими людьми. Сегодня двадцать второе декабря, за голову папы назначено вознаграждение, на нас объявлена охота, и вряд ли мы успеем домой на праздники, если вообще когда-либо туда вернемся живыми. Перспективы отнюдь не радужные, но вопреки всему я вспоминаю тетю Джо: уж она-то не просто согласилась бы с тем, что нужно наслаждаться жизнью, но еще и прониклась бы симпатией к этому старому брюзге.