Текст книги "Не без греха"

Адриенна Бассо
Не без греха

Глава 1

Чезвик-Мэнор, Кент, Англия

Ранняя весна 1819 года

– Пожалуйста, теперь все подойдите сюда.

Низкий и торжественный голос священника нарушил оглушительную кладбищенскую тишину. Стиснув зубы, Себастьян Додд, виконт Бентон, шагнул вперед и слегка помедлил, когда его ослепило яркое солнце. За ним двинулась небольшая группа хорошо одетых людей, пока державшаяся на почтительном расстоянии.

Как все необычно, думал Себастьян, меняя положение, чтобы защитить глаза от солнечных лучей. Погода еще должна быть холодной, влажной и пасмурной, с мокрой землей под ногами, а вместо этого тепло, солнечно, с голубым небом, с густой зеленой травой и обилием весенних полевых цветов.

Стоя один, Себастьян помнил, что рядом находятся и другие люди. Несколько дальних родственников, которых он бы не хотел утруждать приездом сюда, и еще меньшая группа друзей, к которым он чувствовал глубокую благодарность за их присутствие на похоронах его бабушки.

– Графиня Мачдейл была прекрасной женщиной, с сильным характером и милосердной душой. Она была столпом общества, ярким примером замечательной и благовоспитанной женщины, – говорил священник. – Несомненно, эта добродетельная леди будет принята небесами с распростертыми объятиями.

Себастьян не мог сдержать улыбки. Его бабушка всегда была напористой, самоуверенной и весьма раздражительной женщиной, особенно в последние годы своей жизни. Она бы засмеялась, услышав подобные слова, и потом выбранила бы священника за преувеличение. Графиня была не из тех, кому нравится пустая лесть. Даже на ее собственных похоронах.

А что касается ее небесного восхождения, то, если такое место и существует, ей вряд ли гарантирован вход туда. Она вела отнюдь не благочестивую жизнь, сполна использовала привилегии своего положения в обществе и богатство, наслаждалась (как всегда подозревал Себастьян) плотскими удовольствиями. В конце концов она похоронила трех мужей, и все они были моложе ее.

Если каким-то Божественным чудом его бабушка все-таки пройдет в небесные врата святого Петра, то уже через несколько минут начнет высказываться по поводу основательного улучшения дел на том свете. И на этом тоже.

– Давайте помолимся, – предложил священник.

Хотя прошло много времени с тех пор, когда Себастьян молился, он без труда произносил знакомые слова, удивляясь власти памяти. В заключение он поднял склоненную голову и первый раз взглянул на глубокую темную яму, вырытую в земле.

И содрогнулся. Невозможно представить его бабушку, упокоившуюся навеки в этой темноте, отрезанную от всего, что она когда-то любила.

По знаку священника четверо сильных могильщиков заняли свои места и начали медленно опускать гроб. «Прощай», – мысленно произнес Себастьян, и волна скорби, поднявшаяся из глубины души, застала его врасплох. Он был не из тех, кто дает волю своим эмоциям. Жизненные трагедии научили его скрывать истинные чувства.

Смерть графини не стала для Себастьяна неожиданностью. За день до этого бабушка сказала ему, что устала от постоянных недомоганий и подавленности из-за утраты активного образа жизни. Она призналась, что готова наконец покинуть этот мир и начать свое завершающее приключение.

Себастьян глубоко вздохнул. Она, может, и была готова к смерти, а вот он был совсем не готов видеть ее мертвой. Всю его взрослую жизнь она докучала ему, пытаясь диктовать, что он должен есть, что носить, на что тратить деньги, с кем общаться. Ей не составляло труда обнаружить его промахи и выразить свое недовольство. Но графиня с материнской самоотверженностью и защищала единственного внука. Ее преданность и любовь к нему не имели себе равных. Себастьяну трудно было примириться с необратимостью ее смерти, и он заставил себя глядеть на гроб, который медленно опускался в могилу.

Он услышал рыдание, потом громкое хлюпанье носом. Вероятно, это бабушкина кузина Сара. Она считала себя тонкой натурой и всегда пользовалась случаем выставить напоказ свою впечатлительность. Наверняка она часто присутствовала на похоронах, ведь кладбище – лучшее место для подобной демонстрации, вяло подумал Себастьян.

Рыдания стали громче. Хотя он считал их притворством, скорбный звук все же задел у него какую-то струну. Он почувствовал растущую в душе тяжесть, сочетание горя с необходимостью подавить его. Себастьяну вдруг захотелось повернуться и уйти, но это было бы непростительной грубостью. А в память о бабушке он должен вести себя с достоинством, соблюдая внешние приличия, как она бы желала и часто жаловалась, что именно этого ему и не хватало.

Он боролся с мятежными эмоциями, когда почувствовал рядом чье-то присутствие. Видимо, кто-то из окружающих приблизился к нему. Кто же рискнул быть таким смелым?

«Прошу тебя, Господи, пусть это будет не кузина Сара».

Но прежде чем Себастьян успел повернуться и взглянуть на неизвестную особу, женские пальцы легко коснулись его руки, затем он уловил свежий лимонный запах. Эмма.

Славная Эмма. Он знал, что во время службы она постоянно наблюдала за ним, готовая в критический момент, когда он дрогнет, прийти ему на помощь. Игнорируя приличия, Себастьян принял утешение Эммы. Странно, как такая маленькая, изящная рука могла влить в него силу, дав ему понять, что он был не одинок. По крайней мере сейчас.

Рыдания кузины Сары вдруг прекратились, сменившись негодующим вздохом. Очевидно, ее привел в ужас тот факт, что он держит руку незамужней девушки, с которой даже не помолвлен. Эмма тоже услышала этот вздох неодобрения, и, боясь, как бы она не отпрянула, Себастьян сжал ее пальцы. Но Эмма без колебаний ответила на его пожатие. Она была не из тех, кого легко запугать строгими правилами светского общества.

Под руководством священника они произнесли последнюю молитву, и все было кончено. Себастьян, не выпуская руку Эммы, повернулся к группе, стоявшей за ним.

– Благодарю всех за приезд. Хотя, мягко говоря, эта демонстрация почтения и любви удивила бы графиню, те из нас, кто знал и любил ее, понимают, что я имею в виду. – Он умолк, чтобы проглотить ком горя. – Кухарка приготовила большое количество закусок для поминок. Пожалуйста, давайте вернемся в поместье и отведаем это обильное угощение.

Большинство собравшихся покорно направились к экипажам. Фамильный участок кладбища, где похоронили графиню, был живописным местом, граничащим с лесами поместья. Себастьяну хотелось бы пройти всего милю до дома пешком, но было немыслимо предлагать это его старым родственникам.

– Может, поедешь в моей карете, Бентон? Здесь достаточно места.

Подумав, Себастьян покачал головой. Картер Грейсон, маркиз Этвуд, был одним из двоих людей, кому он полностью доверял, кого глубоко уважал и любил. Они вместе учились в Итоне, потом в Оксфорде, завязали дружбу, окрепшую, когда они стали мужчинами.

Женитьба маркиза на Доротее Эллингем не ослабила их давний мужской союз, хотя Себастьян полагал, что друг начинает проявлять нездоровую склонность к приличиям. Увы, брак и респектабельность могут сделать это даже с самым большим любителем удовольствий.

Кроме того, маркиз был зятем Эммы.

– Если не хочешь ехать с Этвудом и леди Доротеей, можешь поехать со мной, – предложил ему Питер Доусон.

Он тоже был его школьным приятелем и вторым человеком, кого Себастьян считал верным другом. Спокойный, разумный и уравновешенный Доусон удерживал друзей от полного безрассудства, однако знал и как повеселиться.

– Мой кучер получил указание вернуться за мной, когда доставит родственников к порогу дома, – ответил Себастьян. – Я подожду его.

– Я, пожалуй, присоединюсь, – вызвалась Эмма.

– Право, Эмма, ты должна ехать с нами, – неодобрительно произнесла леди Доротея. – Я уверена, что виконт хочет несколько минут побыть один.

– Господи, я не подумала об этом, – смутилась девушка.

– Нет, я бы как раз предпочел, чтобы Эмма осталась со мной. Если вы не против, разумеется.

Себастьян смотрел на леди Доротею, но явно обращался к ее мужу. Этвуд на правах родственника был как бы попечителем Эммы, хотя, если бы леди Доротея возражала, ее младшая сестра подчинилась бы.

Себастьян знал, что она добрая женщина и заботится о нем, что она искренне сочувствует ему по поводу смерти бабушки. Однако его печально известная репутация и скандальное поведение вызывали у нее оправданное нежелание оставить семнадцатилетнюю сестру с таким человеком в столь уединенном месте.

Глубоко вздохнув, леди Доротея повернулась к мужу. Этвуд поморщился, затем пристально взглянул на Себастьяна, не выпускавшего руку Эммы. Тот прижал ее к груди. Этвуд неодобрительно поднял бровь.

– Мы вскоре увидим вас обоих? – спросил он после недолгого молчания.

Это был скорее приказ, чем вопрос. Себастьян кивнул.

После их отъезда наступила тишина. Они с Эммой рука об руку шли по маленькому кладбищу мимо хорошо ухоженных могил его предков.

– Красивое место, – заметила Эмма.

– Да.

Себастьян глядел вдаль, на море голубых полевых цветов, которые резко контрастировали с густой зеленой травой. Странно, бабушка любила все оттенки голубого.

– Поплачь, Себастьян, тебе станет легче. В скорби от твоей утраты никакого стыда нет. Это естественно. Клянусь, я рыдала целую вечность, когда умерли мои родители.

– Ты была пятилетним ребенком.

Эмма сердито фыркнула, и он улыбнулся. Себастьян понял, что она хотела с ним поспорить, навязать свое мнение, но сердечная доброта не позволяла бросить ему вызов при столь печальных обстоятельствах.

Соблюдая приличия, он положил руку Эммы на сгиб своего локтя.

– Ты знаешь, что я видела графиню накануне смерти?

– Припоминаю, она мне говорила. С твоей стороны было очень любезно подумать о ней. Мало кто потрудился навестить старую больную женщину.

– В дополнение к визиту я кое-что принесла. Но похоже, бабушка не сказала тебе об этом.

– Она упомянула только о визите.

– Я знаю, графиня хотела показать это тебе, но скорее всего ей уже не хватило сил. – Эмма помолчала. – Я привезла для нее твой портрет.

– Ты его закончила?

– Да. Главную часть работы я сделала за несколько недель. Меня беспокоило поспешное выполнение последних штрихов, но я знала, что графиня долго не проживет. Слава Богу, поспешность не повлияла на качество работы. Полагаю, она была очень довольна результатом, – скромно заключила Эмма.

Себастьяна обрадовало, что графиня увидела законченную работу, и в то же время опечалило, что им не удалось вместе оценить портрет, ведь он был идеей бабушки. Ее настолько поразил талант Эммы, что она без колебаний заказала ей портрет своего внука. И не ошиблась. Несмотря на молодость, Эмма не была дилетанткой, которая забавляется рисованием, а серьезной художницей с необыкновенными способностями.

Тратя время на позирование, Себастьян получил в ответ редкий подарок – дружбу с Эммой, представительницей другого пола. Чего не мог раньше представить и что очень ценил.

– А я выгляжу на моем портрете невероятно красивым?

– Себастьян, я художник, а не волшебница.

– Ты нахальный ребенок, – заявил он.

– А ты слишком тщеславный. И к тому же красив. Я изобразила тебя, какой ты есть, хотя графиня считала, что я приукрасила ширину твоих плеч и твердость подбородка.

– Значит, женщины будут потрясены?

– О да. И в устрашающих количествах начнут падать в обморок, глядя на твою неотразимость.

– Возможно, онемеют?

– Лишатся дара слова.

– Увы, многим леди в обществе это совсем нетрудно.

Эмма слегка подняла бровь. Весьма искушенно для столь невинной молодой особы.

– Твое мнение о слабом поле оскорбительно. Не все же мы стадо дурочек.

– Я на пальцах одной руки могу сосчитать женщин, у которых мыслей больше, чем Бог дал гусыне.

Эмма покачала головой:

– А ты когда-нибудь задумывался, почему в обществе так много глупых и невежественных молодых женщин? Не потому ли, что мужчины специально держат их в неведении, чтобы управлять ими?

– Защищать их.

– Вздор. – Эмма громко вздохнула. – Ты веришь этому не больше, чем я.

Себастьяна восхищала ее манера вскидывать подбородок, когда она возмущается. Эмма была очень привлекательной девушкой и со временем, полностью оформившись, станет неотразимой женщиной. К этому все идет.

– Хотя ты не желаешь этого признавать, мы оба знаем, что в обществе есть женщины, которым требуется мужская защита. Главным образом чтобы спасти их от самих себя. Думаю, в этом сезоне ты уже видела таких. Поверь мне, будут и другие.

– Право, Себастьян, иногда ты бываешь ужасным грубияном. Даже не понимаю, чем ты мог заслужить свою репутацию.

– Усердным трудом на этом поприще.

Он улыбнулся. Сейчас ему нужен отвлекающий разговор. Через несколько минут он встретится с родственниками, позже состоится чтение завещания, а, учитывая бабушкин характер, там наверняка будут сюрпризы.

Они миновали короткий ряд могил и повернули к следующему. Взгляд Себастьяна остановился на высоком мраморном надгробии. Эванджелина Кэтрин Мария Додд, пятая графиня Бентон. Его мать.

Он крепко зажмурился, чтобы не допустить того, что непременно последует. Но картина опять всплыла в памяти. Не менее ужасная, чем в роковой день восемнадцать лет назад.

Себастьян приехал домой на каникулы и был счастлив, что снова в Чезвике, а главное, рядом с матерью. Этот факт он скрывал даже от близких друзей, зная, как безжалостно они станут дразнить его за такую нежную любовь к матери.

Отец Себастьяна умер, когда тот был совсем маленьким, и не оставил у него отчетливых воспоминаний. Тем не менее порой он чувствовал утрату отца, но это быстро проходило благодаря матери.

Она была красивой женщиной, однако вторично замуж не вышла, посвятив себя единственному ребенку и проявляя живой интерес ко всему, что он делал. Она пролила море слез, когда отправила его учиться в Итон. Писала ему каждую неделю и устраивала праздник, когда он приезжал домой на каникулы.

Но в тот его приезд мать выглядела очень изменившейся. Была сдержанной, озабоченной, иногда раздраженной, иногда слезливой без всякого повода. Она едва глядела на сына, не выходила из своих комнат, ела в одиночестве, не решалась удаляться от дома.

Уже не было ни счастливых объятий, ни ласковых прикосновений. Многочисленные попытки Себастьяна вызвать у нее улыбку успеха не принесли. Беспокоясь, что причиной нежелательной перемены были слухи о его далеко не безупречном поведении и весьма посредственных оценках, Себастьян однажды собрал букет полевых цветов, какие мог найти.

Хотя ему потребовался на это целый час, зато результат был впечатляющий. Надеясь, что это поднимет матери настроение и вернет улыбку, которой он так дорожил, Себастьян постучал в дверь ее спальни.

Тишина. Он постучал сильнее – никакого ответа. Ему бы следовало уйти, но характер не позволил так легко сдаться. Толкнув дверь, он вошел в комнату и застыл от ужаса.

Себастьян вздрогнул. На миг он снова почувствовал себя маленьким мальчиком, испуганным, потрясенным своим открытием.

К прочному драпировочному карнизу окон была привязана веревка, с которой свисало неподвижное, безвольное тело женщины. Тело его матери в серебряном вечернем платье.

Себастьян не имел представления, как долго он там стоял. Издал хотя бы звук или хранил молчание. Он ясно помнил, что потом сидел с бабушкой в гостиной. Она с печалью и страхом без конца повторяла ему, что он никому не должен говорить о случившемся. Никто и никогда не должен узнать о самоубийстве его матери.

– Себастьян?

Голос Эммы вернул его из прошлого в настоящее. Подняв глаза, он встретил ее озабоченный взгляд.

– Я в порядке.

Он кивнул, убеждая себя, что это правда, и отвел взгляд. У Эммы глаз художника, способный увидеть сущность человека, и ему не хотелось, чтобы ее омрачила тьма, заполнившая его душу.

Себастьян пристально смотрел на дорогу. Кажется, там его экипаж? Он буквально потащил Эмму с кладбища в отчаянной попытке сбежать от воспоминаний. Она подняла брови, но молчала, пока оба не сели в карету.

– Ты выглядишь расстроенным, Себастьян. Расскажи мне, тебе станет легче.

Конечно, так соблазнительно облегчить наконец душу. Эмма выслушает его, посочувствует, не осудит. Но ведь он дал слово бабушке. Никто не должен знать правду.

Он много лет пытался выяснить, что толкнуло его мать на столь ужасный шаг. Очевидно, ее страдание было невыносимым. Бабушка пресекала любые разговоры, имеющие отношение к ее смерти, но когда Себастьяну исполнился двадцать один год, он потребовал объяснений.

– Нельзя плохо говорить о мертвых, – упорствовала графиня.

– Господи! Она была моей матерью. Думаю, я имею право знать правду.

– Ее погубил мужчина, – наконец призналась бабушка.

– Мужчина? Какой мужчина?

– Джордж Коллинз, граф Хетфилд. Она познакомилась с ним в начале того года. Он совсем недавно овдовел, Эванджелина проявила сочувствие. Они быстро сблизились.

– Насколько близко?

– Достаточно близко, чтобы она забеременела от него. Эванджелина была дочерью моего мужа, но я любила ее как собственную плоть и кровь. Я была рада, что она пришла ко мне, когда попала в беду, а граф не желал отвечать на ее письма, даже отказался видеть ее. Но увидел меня.

– Ты ездила к нему?

– Да. Он пытался опорочить в моих глазах твою мать, говорил мне всякую гнусную ложь, но я не верила ему. Я потребовала, чтобы он поступил должным образом и женился на ней. Этот бесчестный, мерзкий человек отказался. Я бы занялась им более решительно, но вскоре поняла, что ей будет лучше без него.

– Видимо, нет.

Глаза бабушки наполнились слезами.

– Я даже представить не могла, насколько она страдала, какой опозоренной себя чувствовала. Я предложила ей вместе поехать за границу, чтобы она могла втайне родить ребенка. Я поклялась найти для него хороший дом и любящих родителей. Она могла бы даже навещать их, что давало ей возможность связи с ребенком. Она сказала мне, что подумает над этим, но два дня спустя…

– Она повесилась. – Себастьян помнил, как впервые произнес вслух те слова.

– Я укоряю себя за то, что не сделала большего, чтобы помочь ей, постараться успокоить, – сказала графиня, тихо всхлипнув.

– Я виню Хетфилда. Он убил мою мать, как если бы собственными руками надел петлю ей на шею. Он должен за это заплатить.

– Нет, Себастьян. – Графиня поднялась с кресла, голос у нее дрожал. – Немедленно выкинь эти мысли из головы. Умоляю, ради меня. Я тоже хочу отмщения, но это будет напрасная победа, если тебя ранят или того хуже. Обещай мне, что оставишь все как есть. Я настаиваю.

– Бабушка…

– Дай мне слово, что будешь избегать графа.

– Обещаю.

Даже много лет спустя Себастьян помнил возникшую в душе пустоту. Он дал слово и, хотя это было трудно и мучительно, держал его. Но теперь бабушка умерла, и данная ей клятва похоронена вместе с нею в холодной черной земле. Возможно, единственным благом от ее смерти станет свобода действий, которая принесет ему покой.

Наконец он выполнит то, чего так страстно желал: отомстит Джорджу Коллинзу, графу Хетфилду.

Глава 2

– Похоже, дождь собирается лить до утра, – заявила Бьянка Коллинз, глядя в окно гостиной. – Думаешь, папа сегодня приедет, Элинор?

Оторвавшись от шитья, лежавшего на коленях, Элинор подняла голову и улыбнулась младшей сестре. В свои восемнадцать лет та уже полностью сформировалась и была потрясающе красивой: тонкие черты лица, безупречная кожа, густые длинные волосы цвета осенней листвы, ясные, блестящие глаза, зеленые, как луговой мятлик летом.

Но Элинор знала, что истинную красоту придают Бьянке мягкость ее характера, сердечная доброта и оптимистический взгляд на жизнь.

– Поступки графа невозможно предсказать. – Элинор воткнула иголку в тонкий муслин платья, которое шила. – Боюсь, наш знаменитый отец похож на погоду.

– Меня так одолевает любопытство, что последние ночи я едва спала, – призналась Бьянка. – Хотя чувствую, папа собирается нам сказать нечто замечательное.

– Ну-ну, – пробормотала Элинор.

Она тоже страдала бессонницей, ожидая приезда графа. Только в отличие от Бьянки старалась подавить страх. Короткая записка графа, сообщавшая о его скором визите, пришла еще две недели назад и была послана не дочерям, а скорее дворецкому – с приказом все для него приготовить. По мнению Элинор, ничего хорошего это не сулило, но ей не хватило духу огорчить сестру.

Бьянка жила моментами, когда отец вспоминал о существовании дочерей, изредка появляясь в их жизни. Несколько часов, проведенных с графом, давали Бьянке ощущение, что она оставалась важной частью его жизни.

Но Элинор смотрела на это по-другому. Граф давно бросил их. Его погоня за удовольствиями, путешествия за границу, светская жизнь в Лондоне представляют для него больший интерес, чем двое лишенных матери детей.

Хотя Элинор вырастили гувернантки, но за первые восемь лет своей жизни она познала и материнскую любовь. А Бьянка вообще осталась без матери, та умерла через несколько дней после ее рождения. Может, этим и объясняется такая безоговорочная любовь сестры к графу: ведь он единственный родитель, какого она знала.

Видимо, Бьянке хватало нечастого интереса, который он демонстрировал, и случайной любви, которую он ей дарил. Но Элинор хотела невозможного, хотела, чтобы отец любил ее. И каждый раз граф доказывал, что единственный человек, кого он любил, – это он сам.

Элинор знала, что она не идеальная дочь, которой полагается быть слепо послушной, кроткой и угодливой. Временами она даже позволяла себе осуждать графа за его пренебрежение родительскими обязанностями. Но худшим из всех ее преступлений была неспособность удачно выйти замуж.

Граф неохотно подарил ей один сезон в Лондоне, но она его разочаровала. Не поразила общество, не добыла мужа, не принесла семье ни богатства, ни поместья, ни связей. А теперь, в двадцать шесть лет, она уже слишком стара, и отцу от нее мало пользы.

– Надеюсь, папа задержится тут хотя бы на несколько дней. – Бьянка просияла. – Может, найдет время познакомиться с мистером Смитом. Он говорил мне, и не раз, что почтет за честь знакомство с папой.

Это уж точно, подумала Элинор. Мистер Смит лишь недавно поселился в их сельской округе. Его заявление о дальнем родстве со сквайром Уильямсом открыло молодому человеку несколько дверей, и он пользовался этим, стараясь упрочить репутацию состоятельного, культурного джентльмена. Насколько Элинор могла судить, ни тем, ни другим в значительном количестве мистер Смит не обладал.

– Без особых причин граф не смешивается с местным обществом, – сказала она.

– Я знаю, – вздохнула Бьянка. – И все же мне очень хочется услышать его мнение о мистере Смите, ведь он так похож на папу. Я уверена, они замечательно поладят.

Едва ли сходство с их отцом можно считать замечательным качеством. Элинор поняла, что это еще одна причина ее неприязни к мистеру Смиту, такому же высокомерному, как и граф. А Бьянка, видимо, принимала это за твердость характера.

Кроме того, Элинор очень сомневалась в искренности чувств мистера Смита. Он искал внимания Бьянки лишь потому, что младшая дочь графа стала бы для него самой удачной невестой.

Для сестры она хотела лучшего. Волшебства любви, обещания счастья, уважения мужа, считающего Бьянку подарком судьбы.

Конечно, того же она хотела и для себя, но возможность появилась, а затем исчезла много лет назад. Когда она была слишком молодой и слишком наивной, чтобы понять ее ценность. Когда она безрассудно упустила ее.

Нет, это еще не вся правда. Если б она последовала зову сердца, ей пришлось бы покинуть отцовский дом, оставив беззащитной девятилетнюю Бьянку.

Дочь аристократа и слуга… Разве им место перед алтарем? Но она полюбила Джона Таннера всем сердцем семнадцатилетней девушки, и он безоговорочно ответил на ее любовь. Они знали, что их связь невозможна, и единственный способ быть вместе – это начать другую жизнь там, где никто не знает об их прошлом. Несколько месяцев спустя у них созрел план бегства. Сначала они переберутся в Шотландию, чтобы пожениться, а затем отправятся на побережье, где Джон найдет работу.

Довольно легко было выскользнуть из дома в ночь бегства, но объявить Джону, что она не пойдет с ним, было самым трудным делом. Она хотела его всеми фибрами души и в то же время знала, что должна принять на себя ответственность за сестру, если не желает потом всю жизнь сожалеть о своем выборе.

Элинор было несвойственно возвращаться в прошлое и думать о том, что могло бы случиться. И все же порой ее интересовало, как бы сложилась ее жизнь, если бы она могла рискнуть и последовать велению сердца.

Элинор осторожно тянула нитку, стараясь не испортить прекрасную ткань платья, которое переделывала для Бьянки. Когда-то оно было свидетелем ее неудачного дебюта в единственном сезоне. Платье давно вышло из моды, но качество материала превосходное, и оно вполне еще пригодно. Даже более чем пригодно, ведь на Бьянке все выглядит восхитительно.

Граф был не слишком щедр, когда это касалось содержания дочерей. По необходимости Элинор овладела швейным искусством, переделывая для себя и Бьянки устаревшую одежду. Но в последнее время она больше заботилась о том, чтобы ее сестра всюду появлялась в новых модных нарядах.

Обдумывая, не украсить ли вышивкой лиф платья, она услышала внизу шаги, потом низкий, раскатистый голос, приказывающий слуге открыть дверь гостиной. Отец.

Элинор тяжело сглотнула, надеясь успокоить внезапную боль в груди. Но прежде чем она успела полностью овладеть собой, дверь распахнулась, и вошел граф Хетфилд – красивый шестидесятилетний мужчина высокого роста, с серебряными волосами и пронзительными темными глазами.

– Папа! Ты приехал! – Бьянка подбежала к нему, чтобы обнять.

Элинор даже не встала. Граф был не из тех родителей, кому нравятся проявления чувств, хотя он еще терпел объятия Бьянки. Что же касается старшей дочери, то Элинор не помнила случая, когда отец снисходил до того, чтобы хоть немного приобнять ее.

– Осторожней, девушка, ты помнешь мой сюртук.

Черствое замечание не смутило Бьянку, она засмеялась и только крепче обняла графа. На миг Элинор позавидовала наивности сестры. Ее обиды еще впереди.

– Я уверена, что даже морщинки не обнаружишь на вашей идеальной внешности, милорд, – заметила Элинор. – Ваш камердинер никогда этого не допустит.

Граф откинул голову и, взглянув на нее, озадаченно нахмурился. Он что, забыт, кто она такая? Элинор заставила себя встретить его взгляд.

– Мне необходимо выпить, – заявил граф. – Дороги из Лондона были ужасными.

– Папа, я сейчас принесу.

Бьянка подбежала к буфету и смущенно замерла, глядя на хрустальные графины и бокалы различной формы.

– Бренди. – Элинор указала на самый высокий графин. – И возьми коньячный бокал.

– Удивлен, что ты помнишь, – заметил граф, взбалтывая янтарную жидкость в бокале, который подала ему Бьянка.

– У меня отличная память.

Элинор редко пила спиртное, только иногда стакан вина за обедом. Но сейчас ей не мешало бы выпить для храбрости.

– Память – самая неприятная черта, – сказал граф, садясь. – Особенно у женщин твоего возраста, Элинор.

– Ты ведь проделал весь этот путь не только для того, чтобы выпить, – процедила Элинор, взбешенная его оскорбительными словами. – Тебе наверняка что-то потребовалось?

– Я приехал забрать Бьянку в Лондон. Самое время представить ее обществу.

– В Лондон? Правда? – Бьянка задохнулась от восторга.

– Сезон уже начался, – возразила Элинор.

– Не имеет значения. По-настоящему важные балы и приемы еще впереди.

– Но для подготовки требуется время. Бьянке нужны туалеты, обучение манерам, этикету, танцам.

– Ей требуется лишь одежда для поездки в Лондон, – отмахнулся граф. – А гардероб мы пополним там. Что касается остального, полагаю, ты научила ее надлежащему поведению. Или ты хочешь сказать, что все эти годы пренебрегала ею?

– Я сделала все, что могла, передав ей мои скромные познания. Но мой светский опыт, если помнишь, весьма ограничен.

Граф бросил на нее косой взгляд, как будто не нуждался в подобном напоминании.

– К счастью, Бьянка обладает красотой и умом, – сказал он. – Уверен, ее ждет потрясающий успех.

Что все это значит? Элинор похолодела от страха. Если отец действительно хотел ввести Бьянку в общество, то почему так долго ждал, не ставя сестер в известность? Ведь даже при самых благоприятных обстоятельствах провинциальной Бьянке трудно будет добиться успеха в блистательном лондонском свете.

– Конечно, Бьянка очарует всех, – осторожно произнесла Элинор. – Но если бы она имела достаточно времени для подготовки, успех был бы ей гарантирован. Почему не представить ее в следующем сезоне?

– И потерять отличный урожай богатых холостяков этого года? Нет, я уже все решил. Она поедет сейчас.

Теперь причина его поспешности стала ей ясна. Граф хотел, нет, ему требовалось найти мужа для младшей дочери. И как можно скорее. А это значит, что финансовое положение у него хуже, чем обычно.

Для Элинор не было секретом, что поместье заложено, что граф задолжал всем – от слуг до торговцев. Правда, он каким-то непонятным образом ухитрялся добывать средства, чтобы отчасти расплатиться с наиболее агрессивными кредиторами, но семья все равно пребывала в безвыходном положении. Видимо, что-то произошло. Но если бы Элинор и выяснила, зачем графу так срочно понадобились деньги, это не изменило бы его планов.

Он собирается выдать Бьянку за того, кто принесет ему наибольшую выгоду. И разумеется, не позволит, чтобы такая мелочь – вроде чувств дочери к ее будущему мужу – повлияла на его решение.

Но Бьянка счастливо улыбалась, не сознавая, какую судьбу готовит ей отец.

– Мы едем в Лондон! Разве ты не рада, Элинор? Прошло уже столько лет с тех пор, как ты была в обществе.

– При чем здесь Элинор? – Граф пренебрежительно взглянул на старшую дочь. – Бьянка, я приехал забрать в Лондон тебя, а не твою сестру.

– Почему она не поедет с нами? – расстроилась Бьянка.

– Она там не нужна.

Элинор закусила губу, пытаясь выглядеть спокойной. Граф не спорил с дочерьми. Он приказывал, они повиновались. Однако с соответствующим подходом его можно было уговорить.

– Конечно, Элинор должна поехать, – дрожащим голосом сказала Бьянка. – Я пропаду без нее. Пожалуйста, папа!

Граф опять перевел неодобрительный взгляд на старшую дочь, и Элинор вскинула голову. Ради неопытной Бьянки ей очень хотелось поехать в Лондон. Опекать ее там. Что станет с ее любимой сестрой, если она не сможет о ней позаботиться? Какого мужа граф выберет для младшей дочери? Элинор не доверяла ни его рассудительности, ни его побуждениям.

– Если ты меня возьмешь, я могу служить ей компаньонкой, – спокойно произнесла она.

– Пожалуйста, скажи «да», папа, – умоляла Бьянка, опускаясь на колени перед его креслом.