Текст книги "Ночь без конца"

Глава 5

Ну вот так оно все и началось у нас с Элли. На самом деле все это развивалось не так уж быстро, ведь у каждого из нас были свои тайны. У каждого имелось что-то, что хотелось скрыть от другого, так что мы не могли говорить друг другу всего о себе, как могли бы в ином случае, и поэтому мы то и дело неожиданно натыкались вроде бы на какой-то барьер. Мы не могли сразу пойти в открытую и спросить: «Когда же мы снова увидимся? Где я смогу найти вас? Где вы живете?» Так как, понимаете, если вы задаете такие вопросы другому человеку, вас могут запросто спросить о том же.

Фенелла выглядела обеспокоенной, когда называла свою фамилию. Настолько, что я на миг подумал, что это, возможно, не настоящее ее имя. Чуть было не решил, что она только что его придумала. Но я, конечно, понимал, что такое невозможно. Сам ведь я дал ей свое настоящее.

В тот день мы даже не знали, как нам проститься друг с дружкой. Возникла какая-то неловкость. Сильно похолодало, нам нужно было потихоньку спускаться прочь от «Башен», а дальше-то что? Довольно неловко и нерешительно я спросил:

– Вы остановились где-то поблизости?

Она ответила, что остановилась в Маркет-Чадуэлле. Маркет-Чадуэлл – рыночный городок недалеко от этого места. Я знал, что там есть большой отель – три звезды, и догадался, что Элли, видимо, остановилась именно в нем. Она, почти с той же неловкостью, тоже спросила:

– А вы здесь живете?

– Нет, – ответил я. – Я здесь не живу. Я сюда только на один день приехал.

И тут между нами воцарилось неловкое молчание. Она слегка вздрогнула – ветер был несильный, но холодный.

– Нам лучше пойти, тогда нам будет теплее. Вы как… Вы – на машине или поедете автобусом или поездом?

Она сказала, что оставила машину в деревне, и добавила:

– Но со мною все будет в порядке.

Казалось, Элли немного нервничает. Я подумал, может, она хочет от меня отделаться, но разве я не знал, как с этим справляться? Я предложил:

– Давайте пройдем вниз, как раз до деревни, хорошо?

Тут она бросила на меня быстрый благодарный взгляд. Мы стали медленно спускаться по извилистой дороге, на которой произошло столько автомобильных аварий. Когда мы свернули за очередной поворот, какая-то фигура выступила из-под темных ветвей ели. Она появилась так неожиданно, что Элли сильно вздрогнула и произнесла: «Ой!» Это была та старая женщина, которую я видел недавно в саду перед ее домом, – миссис Ли. Сегодня она выглядела гораздо более дикой, ее черные спутанные волосы развевались по ветру, плечи укрывал красный плащ; повелительная поза, в какой она остановилась перед нами, делала ее выше ростом.

– Что это вы такое тут делаете, мои драгоценные? – вопросила она. – Что привело вас на Землю цыгана?

– Ой, – снова произнесла Элли. – Мы ничье владение не нарушили, нет?

– Это как раз может быть. Тут раньше цыганская земля была. Цыганская земля, а нас выгнали прочь отсюда. Вам тут ничего хорошего не добиться, и ничего хорошего не выйдет для вас, если будете шататься тут, на Земле цыгана.

Элли не собиралась спорить – не было в ней никакой воинственности. Мягко и вежливо она сказала в ответ:

– Мне очень жаль, если нам нельзя было сюда заходить. Но я думала, что это поместье сегодня продается.

– И беда тому, кто его купит! – сказала старуха. – Ты меня послушай, моя красавица, потому что ты очень красивая. Беда придет к тому, кто эту землю купит – кто бы он ни был. Проклятие лежит на этой земле, давнее проклятие, оно было наложено много-много лет назад. Держись от нее подальше. Не имей никакого дела с Землей цыгана. Смерть да опасность принесет она тебе. Уезжай домой по морю и никогда не возвращайся на Землю цыгана. Не говори после, что я тебя не предупредила.

– Мы же ничего дурного не делаем!

– Да ладно вам, миссис Ли, – вмешался я. – Не надо так пугать молодую даму. – И я повернулся к Элли, намереваясь ей кое-что объяснить. – Миссис Ли живет в деревне. У нее там домик. Она предсказывает судьбу и провидит будущее. Все так, миссис Ли? – обратился я к ней шутливым тоном.

– У меня есть этот дар, – просто ответила она. – У нас у всех он есть. Посеребри мне ручку, и я всю правду тебе скажу, молодая дама, я твою судьбу предскажу.

– Боюсь, мне совсем не хочется, чтобы мне предсказали мою судьбу.

– А это было бы очень разумно. Узнать что-то про будущее. Знать, чего избегать, знать, что тебя ждет, если не остережешься. Давай! У тебя в кармане много денег. Много денег. Я знаю такое, что тебе разумно будет узнать.

Я уверен – стремление услышать предсказание своей судьбы прямо-таки неизменно живет в каждой женщине. Я заметил это довольно давно, у девушек, с которыми был знаком. Почти всегда мне приходилось платить за то, чтобы они могли войти в будку гадалки, если я водил их на ярмарку. Элли открыла сумочку и положила на ладонь старой женщины две полукроны[7]7
  Крона – английская монета достоинством в пять шиллингов. Шиллинг – ¹/₂₀ фунта стерлингов (существовал до денежной реформы 1971 г.).


[Закрыть].

– Ах, моя красавица, вот теперь ты правильно решаешь. Послушай, что тебе матушка Ли скажет.

Элли стянула перчатку и положила маленькую, изящную руку ладонью вверх на ладонь старухи. Та уставилась вниз и забормотала себе под нос:

– Что я тут вижу? Что я сейчас вижу?

Вдруг она резко выпустила руку Элли.

– На твоем месте я бы бежала отсюда со всех ног. Беги – и никогда не возвращайся! Это я тебе уже говорила – только что, и это правда. Я опять это увидела – на твоей ладони. Забудь про Землю цыгана, забудь, что ты ее когда-то видела. И дело не в развалинах старого дома – тут вся земля проклята.

– Да у вас просто мания какая-то по этому поводу, – грубо прервал ее я. – В любом случае молодая дама не имеет никакого отношения к этому поместью, она просто пришла сюда прогуляться. Она вообще этой округой не интересуется.

Старая женщина не обращала на меня никакого внимания. Она мрачно произнесла:

– Я с тобой говорю, моя красавица. Я тебя предупреждаю. Твоя жизнь может быть счастливой – только ты должна избегать опасности. Не приближайся к местам, где грозит опасность или где лежит проклятие. Уезжай туда, где тебя любят, где о тебе заботятся, где тебя берегут. Тебе надо жить в безопасности, надо остерегаться. Иначе… Иначе… – Она содрогнулась. – Мне не нравится это видеть. Мне не нравится то, что я вижу на твоей руке.

Неожиданно странным, резким движением миссис Ли сунула две полукроны обратно в руку Элли, бормоча что-то так тихо, что мы едва смогли это расслышать. Похоже было, что она бормотала: «Это жестоко… Это жестоко – то, что случится…» Резко повернувшись, она решительно и быстро зашагала прочь.

– Какая ужасающая женщина, – выговорила Элли.

– Не обращайте на нее внимания, – сказал я сердито. – Она все равно уже наполовину выжила из ума – так мне думается. Она просто хочет вас отпугнуть. Тут у них существует какое-то особое чувство именно к этому куску земли.

– А тут не было ли аварий? Ничего плохого тут не случалось?

– Да как тут не быть авариям? Вы посмотрите только на изгибы и узость этой дороги! Сельский совет давно следовало расстрелять за то, что они ничего по этому поводу не делают. Конечно, тут вечно будут аварии. Даже предупредительных знаков недостаточно.

– Только аварии? Других несчастных случаев не было?

– Послушайте, – взялся я ее разубеждать. – Людям нравится коллекционировать бедствия. Всегда имеется уйма бедствий, которые можно коллекционировать. Так выстраиваются истории о каком-нибудь месте.

– И это – одна из причин, почему эта недвижимость уйдет задешево?

– Ну, думаю, такое возможно. То есть если уйдет к местным. Только я не думаю, что к местным уйдет. Я ожидаю, что его купят под строительный участок, – сказал я. – А вы дрожите. Не надо дрожать. Ну-ка, давайте пойдем быстрее, это нас согреет, – добавил я. – Может, вы хотели бы, чтобы я вас оставил прежде, чем мы до деревни дойдем?

– Нет. Разумеется, нет. С какой стати?

Тогда я очертя голову совершил стремительный бросок:

– Послушайте. Я собираюсь завтра в Маркет-Чадуэлл. Я… Я предполагаю… То есть я не знаю, будете ли вы еще там… Я хочу что спросить… есть ли возможность… снова вас увидеть?

Я волочил ноги и отворачивался, чувствуя, как краска заливает мне лицо. Во всяком случае, мне так казалось. Но ведь если я ничего не скажу сейчас, как же я смогу все это продолжить?

– О да, – ответила Элли. – Я не уеду в Лондон до вечера.

– Тогда, может быть… вы согласитесь… то есть я хочу сказать, я думаю, это, конечно, дерзость…

– Вовсе нет.

– Тогда, может быть, вы согласились бы прийти выпить со мной чаю в кафе? Оно называется, по-моему, «Грустный дог». Оно вполне приличное, – продолжал я, – то есть… – Я никак не мог найти нужное слово и произнес слово, которое раза два при мне употребила моя мать: – Оно вполне благопристойное.

Тут Элли рассмеялась. Думаю, это слово в наши дни прозвучало довольно своеобразно.

– Не сомневаюсь, что там очень мило, – сказала она. – Да. Я приду. Около половины пятого вам будет удобно?

– Я буду ждать вас, – ответил я. – Я… Я рад. – Я не стал уточнять, чему я рад.

Мы уже подошли к последнему повороту дороги. За ним начинались дома деревни.

– Ну, тогда – до свидания. До завтра, – сказал я. – И не думайте больше про то, что наговорила вам эта старая ведьма. Ей просто нравится людей пугать – мне так кажется. Да и в голове у нее не все дома, – добавил я.

– А вам не кажется, что это место вызывает какой-то страх? – спросила Элли.

– Земля цыгана? Нет, мне так не кажется, – ответил я. Я ответил, пожалуй, чуть слишком решительно, но я и правда не чувствовал, что оно вызывает страх. Я считал, как считал и прежде, что это место очень красиво – красивая оправа для красивого дома…

Ну, вот так прошла моя первая встреча с Элли. На другой день я был в Маркет-Чадуэлле, ожидая Элли в кафе «Грустный дог», и она пришла. Мы с нею пили чай, и мы разговаривали. По-прежнему мало говорили о себе, то есть не говорили о том, как живет каждый из нас. Мы говорили больше всего про то, о чем думаем, что чувствуем; а потом Элли бросила взгляд на свои часики и заявила, что ей надо уходить – ее поезд в Лондон отправляется в пять тридцать…

– А я полагал – у вас здесь машина? – удивился я.

Она взглянула на меня немного смущенно и ответила, что, мол, нет-нет, вчера это была не ее машина. Она не стала объяснять, чья это была машина. Тень смущения снова наползла на нас обоих. Я поднял вверх палец – показать официантке, чтобы принесла счет, заплатил и сразу прямо спросил Элли:

– Я смогу… смогу когда-нибудь увидеться с вами опять?

Элли не смотрела на меня. Она смотрела вниз – на столик. И сказала:

– Я пробуду в Лондоне еще две недели.

Я спросил:

– Где? Когда?

Мы договорились встретиться в Риджентс-парке[8]8
  Риджентс-парк (англ. Regent’s Park) – букв. Парк регента – большой парк (площадь – 170 га) в северо-западной части Лондона, бывшее место королевской охоты. Назван в честь принца-регента, впоследствии (с 1820 г.) – короля Георга IV (1762–1830). Парк известен своими садами – Зоологическим и Ботаническим. Открыт для публики с 1838 г.


[Закрыть] через три дня. Погода стояла чудесная. Мы немного перекусили в ресторанчике на открытом воздухе, погуляли в Саду роз[9]9
  Сад роз королевы Мэри (Queen Mary’s Gardens) создан в Парке в 1930 г.


[Закрыть] королевы Мэри, посидели там на шезлонгах и говорили, говорили… С этого дня мы стали рассказывать друг другу о себе. Я рассказал Элли, что учился в хорошей школе, но в остальном мне нечем похвастаться. Рассказал ей о разных работах, какими пришлось заниматься, правда, не обо всех, и о том, как ни на одной надолго не задерживался, ни к чему надолго не привязывался, как меня одолевало беспокойство и я переезжал с места на место, пробуя то одно, то другое. И вот странно и забавно – ее привело в восторг то, что она услышала.

– Это так не похоже! – сказала она. – Так замечательно не похоже!

– Не похоже? На что?

– На меня.

– Вы – богатая девочка? – спросил я, поддразнивая ее. – Бедная маленькая богатая девочка?

– Да, – призналась Элли. – Я – бедная маленькая богатая девочка.

И она заговорила – как-то отрывочно – о своем происхождении из богатой семьи, об удушающем комфорте, о скуке, о практической невозможности самой выбирать себе друзей, невозможности вообще делать что-то по собственному желанию. Порой, глядя на людей, которые, по всей видимости, наслаждались такой жизнью, она чувствовала, что не способна на это. Мать ее умерла, когда Элли была еще в младенческом возрасте, и отец снова женился. А потом, через несколько лет, умер и он. Я так понял, что Элли недолюбливает свою мачеху. Та жила в основном в Америке, но обычно много путешествовала.

Мне казалось просто фантастикой, когда я ее слушал, что какая-то девушка в наши дни, в нашем веке может вести такой замкнутый, такой затворнический образ жизни. Конечно, она ходила на вечеринки, посещала спектакли и концерты, но такое могло быть и полсотни лет тому назад – судя по тому, как она об этом говорила. У нее не было совсем никакой личной жизни, ничего увлекательного! Ее жизнь отличалась от моей, как мел отличается от сыра! Конечно, слушать об этом было по-своему интересно, только мне такая жизнь представлялась бессмысленной.

– Так у вас практически нет собственных друзей? – спросил я. – А как же насчет молодых людей?

– Их для меня подбирают, – произнесла она горько. – Все они смертельно скучны.

– Это почти как в тюрьме сидеть, – сказал я.

– Очень на то похоже.

– И совсем нет собственных друзей?

– Теперь есть. У меня есть Грета.

– А кто это – Грета?

– Она сначала приехала как au pair[10]10
  Au pair (фр.) – помощница по хозяйству, обычно – иностранка, работающая за квартиру и стол, одновременно обучающаяся языку.


[Закрыть]… нет, пожалуй, не совсем так. Сначала у нас жила девушка из Франции – целый год, для моего французского. А потом приехала Грета, из Германии, для немецкого. Грета – совсем другая. Все стало по-другому после ее приезда.

– Вы очень привязаны к Грете? – спросил я.

– Она мне помогает, – объяснила Элли. – Она на моей стороне. Она так все устраивает, что я могу теперь делать, что хочу и ездить куда хочу. Она даже может для меня солгать. Я бы не смогла уехать, чтобы побывать на Земле цыгана, если б не Грета. В Лондоне она составляет мне компанию и присматривает за мною, пока мачеха находится в Париже. Я пишу ей два-три письма, и если уезжаю куда-нибудь, Грета ей каждые три-четыре дня отправляет по письму, чтобы на каждом был лондонский штемпель.

– А почему, кстати, вам захотелось побывать на Земле цыгана? – спросил я. – Для чего?

Элли ответила не сразу.

– Это мы с Гретой устроили, – сказала она наконец. – Грета просто замечательная, знаете. Она придумывает всякие вещи. Она порождает идеи.

– Как она выглядит, эта ваша Грета?

– О, Грета красивая. Она – высокая, она – блондинка. Она все умеет.

– Я думаю, вряд ли она мне понравится, – сказал я.

Элли рассмеялась:

– Ну что вы! Она вам обязательно понравится. Я уверена, что понравится. Она к тому же очень умна.

– Не люблю очень умных девушек. И мне не нравятся высокие блондинки, – заявил я. – Мне нравятся девушки небольшого роста, с волосами цвета осенней листвы.

– Я думаю, вы просто заревновали к Грете, – упрекнула меня Элли.

– Может, и так. А вы сильно к ней привязаны, разве нет?

– Да, я действительно сильно к ней привязана. Моя жизнь стала совсем другой благодаря ей.

– И это она предложила, чтобы вы отправились в то место? Зачем, хотел бы я знать? Не так уж много можно посмотреть или сделать в той части света. Я нахожу ваше решение совершенно загадочным.

– Это наш секрет.

Элли выглядела довольно смущенной.

– Ваш с Гретой? Ну мне-то скажите!

Она покачала головой.

– Должна же я иметь хоть какие-то собственные секреты, – возразила она.

– А ваша Грета знает, что вы со мною встречаетесь?

– Она знает, что я с кем-то встречаюсь. И всё. Грета не задает вопросов. Она видит, что я счастлива.

Потом наступила неделя, когда я не видел Элли. Из Парижа вернулась ее мачеха и еще кто-то, кого она называла дядя Фрэнк, и она объяснила – почти мимоходом, – что готовится празднование ее дня рождения в Лондоне, большой вечерний прием.

– Я не смогу уходить из дома, – предупредила она меня. – По крайней мере, всю следующую неделю. Зато после этого… После этого все будет по-другому.

– Почему же после этого все будет по-другому? – спросил я.

– Тогда я смогу делать то, что хочу.

– Как обычно – с помощью Греты?

Тон, каким я говорил о Грете, всегда вызывал у Элли смех. Она каждый раз говорила мне:

– Это же глупо – так ревновать к Грете. Вам надо как-нибудь с ней познакомиться. Она вам понравится.

– Мне не нравятся властные девушки, – возразил я упрямо.

– А почему же вы решили, что она властная?

– По тому, как вы о ней рассказываете. Она вечно что-то устраивает, организует.

– Она очень расторопна, – пояснила Элли. – Она прекрасно умеет все организовать. Поэтому моя мачеха так на нее полагается.

Я поинтересовался, что это у нее за дядя Фрэнк.

Она сказала:

– На самом деле я не так уж хорошо его знаю. Он был мужем сестры моего отца, так что он не настоящий родственник. Мне кажется, он всегда был чем-то вроде перекати-поля и раз или два даже попал в беду. Ну, знаете, как люди обычно говорят о ком-нибудь, намекая на что-то…

– Что, не принят в обществе? Мерзкий тип?

– Да ничего такого реально «мерзкого» он вроде бы не совершал, но вечно попадал в какие-то скандалы, как мне кажется. С финансами. И поверенным в делах, адвокатам и разным другим людям приходилось его оттуда вытаскивать. И платить за всё.

– Вот оно что! Паршивая овца в семействе, – заметил я. – Думаю, мне с ним полегче было бы поладить, чем с вашей образцовой Гретой.

– Он умеет быть очень приятным, если захочет, – сказала Элли. – Он прекрасный собеседник.

– Но на самом деле он вам не нравится? – сразу задал я ей прямой вопрос.

– На самом деле… пожалуй, все-таки нравится… Дело в том, что иногда… Ох, не знаю, как это объяснить. Иногда я чувствую, что не понимаю, что он думает, что планирует.

– Он что, из тех наших «планировщиков», кто ничего не пускает на самотек?

– Я по-настоящему не знаю, что он за человек, – повторила Элли.

Она никогда не предлагала мне познакомиться с кем-нибудь из членов ее семьи. Иногда я подумывал, не стоит ли мне самому как-нибудь заговорить с ней об этом. Но я ведь не знал, как она относится к этому предмету. В конце концов я просто задал ей прямой вопрос.

– Послушай, Элли, – начал я, – тебе не кажется, что мне надо бы познакомиться с кем-нибудь из твоей семьи? Или ты считаешь, что лучше не надо?

– Я не хочу, чтобы ты с ними знакомился.

– Я понимаю, что не очень-то…

– Да я совсем не то имела в виду, нисколечко не то! Просто они устроят скандал, а я не выношу скандалов.

– А я иногда чувствую, что наши отношения превращаются в какую-то тайную связь. Я начинаю выступать в довольно неприглядном свете, ты не находишь?

– Я уже достаточно взрослая, чтобы иметь собственных друзей, – заявила Элли. – Мне почти уже двадцать один год. И когда мне исполнится двадцать один год, никто не сможет меня остановить. Но сейчас, понимаешь… Ну, я же говорю, будет ужасный скандал и меня отправят куда-нибудь подальше, чтобы я не смогла с тобою встречаться. Будет… О, послушай, ну пожалуйста, пожалуйста, давай оставим все так, как есть сейчас!

– Мне все годится, что годится тебе. Мне только не хотелось бы ничего делать тайком.

– Мы ничего не делаем тайком. Просто у меня есть друг, с которым можно разговаривать, говорить ему разные разности. Кто-то, с кем можно… – Она вдруг улыбнулась. – Можно вместе фантазировать. Ты даже не представляешь, как это замечательно.

Да, этого у нас хватало – фантазий, хочу я сказать. Наши встречи все чаще и чаще принимали такой оборот. Иногда начинал я. Более часто это бывала Элли; она говорила:

– Давай предположим, что мы купили Землю цыгана и теперь строим там дом.

Я много рассказывал ей о Сантониксе и о домах, какие он строил. Старался описывать ей, какими были эти дома и как Сантоникс размышлял о разных вещах. Не думаю, что такие описания мне так уж хорошо удавались – я не очень умею красиво что-то описывать. У Элли, без сомнения, сложилось собственное представление об этом доме – нашем доме. Мы не говорили о «нашем доме», но думали о нем именно так.

Итак, мне предстояло не видеться с Элли более недели. Я снял со счета все свои сбережения (их было не больно много) и купил для Элли колечко с трилистником[11]11
  Трилистник – эмблема Ирландии.


[Закрыть] из какого-то зеленого ирландского болотного камня. Сделал ей подарок ко дню рождения. Оно ей очень понравилось, и Элли выглядела совершенно счастливой.

– Прелестное, – сказала она.

Элли носила мало драгоценностей, но, когда она их надевала, я не сомневался, что это настоящие алмазы, изумруды и тому подобные штуки. Но ей понравилось мое ирландское колечко.

– Это будет мой самый лучший подарок на день рождения. Он уже нравится мне больше всех, – заявила она.

После этого я получил от нее второпях написанную записку. Элли собиралась уехать за границу со своей семьей, на юг Франции, сразу после дня рождения.

«Но не беспокойся, – писала она. – Через две-три недели мы вернемся, на этот раз – по пути в Америку. И все равно, так или иначе, мы с тобой снова увидимся. У меня есть что-то совсем особенное, о чем мне надо с тобой поговорить».

Я беспокоился и чувствовал себя не в своей тарелке, не видя Элли и зная, что она уехала за границу, во Францию. К тому же у меня были кое-какие новости о недвижимости на Земле цыгана. Очевидно, поместье все же было продано по частному соглашению, но информация о том, кто его приобрел, была очень скудна. В качестве покупателей называли какую-то лондонскую адвокатскую фирму. Я пытался получить дополнительные сведения, но у меня ничего не вышло. Фирма, о которой шла речь, оказалась весьма уклончивой в ответах. Я, естественно, не пытался подойти к ее руководству, просто подружился с одним из клерков, так что смог получить лишь немного довольно расплывчатой информации. Поместье было куплено для очень богатого клиента, который предполагал сохранять его как выгодное помещение денег, поскольку эта земля станет гораздо дороже, когда данный округ будет более развит.

Очень трудно добиться нужных сведений, если имеешь дело с высококлассными фирмами. Все – дó смерти секретно, будто они Эм-Ай-5[12]12
  Эм-Ай-5 (MI 5 – Military Intelligence) – секретная служба безопасности (военная контрразведывательная служба Великобритании).


[Закрыть] или что-то в этом роде! Все и каждый действуют от имени кого-то, кто не должен быть назван, о ком нельзя даже говорить! Вступление во владение – тоже мне «тайна»!

Меня охватило ужасное беспокойство. Я перестал размышлять обо всем этом и отправился повидаться с матерью.

Я очень долго не приезжал ее повидать.