Текст книги "Пассажир из Франкфурта"

– Нашел его? – спросила леди Матильда, когда ее племянник вернулся в гостиную. – Интересное лицо, правда?

– Да, довольно красивое.

– Оно не столько красивое, сколько интересное. Но ты ведь не был в Венгрии или в Австрии, не так ли? А в Малайе вряд ли можно встретить женщину, похожую на нее. Она не из тех, кто будет, сидя за столом, делать записи или составлять речи. Все в один голос утверждали, что она была пылким, необузданным созданием. Обладала изысканными манерами и все такое прочее, но при этом была необузданной, словно дикая птица. И презирала опасность.

– Откуда вам так много известно о ней?

– Да, конечно, я не была ее современницей, поскольку родилась спустя несколько лет после ее смерти. Тем не менее она всегда вызывала у меня интерес. Она была авантюристкой. Самой настоящей. О ее приключениях рассказывали весьма необычные истории.

– И как на это реагировал мой прапрапрадед?

– Думаю, его это очень сильно тревожило, – ответила леди Матильда. – Кстати, Стаффи, ты читал «Пленника замка Зенда»?[15]15
  «Пленник замка Зенда», или «Узник Зенды» (англ. The Prisoner of Zenda) – приключенческий роман английского писателя Э. Хоупа (1894).


[Закрыть]

– «Пленник замка Зенда»? Что-то очень знакомое.

– Конечно, знакомое. Это книга.

– Да-да, я понимаю, что это книга.

– Едва ли ты что-нибудь знаешь о ней, поскольку принадлежишь своему поколению. Но когда я была молода, популярностью пользовались не поп-певцы или «Битлз», как сейчас, а романтическая литература. Нам тогда не разрешалось читать романы. Во всяком случае, утром. Их можно было читать вечером.

– Странные правила, – заметил Стаффорд. – Почему утром читать романы предосудительно, а вечером нет?

– Видишь ли, считалось, что утром девушка должна делать что-то полезное. Например, поливать цветы или чистить серебряные рамки фотографий, заниматься с гувернанткой… То, чем обычно занимались девушки в наше время. Вечером нам разрешалось читать, и «Пленник замка Зенда» был обычно одной из первых книг, попадавших к нам в руки.

– Наверное, это интересная и приличная книга? Кажется, я помню ее. Возможно, я даже ее читал. Полагаю, там вполне пристойное содержание. Не слишком много секса?

– Конечно, нет. У нас не было книг с сексом. Мы читали романтические произведения. «Пленник замка Зенда» – чрезвычайно романтичная книга. Девушки, как правило, влюблялись в главного героя, Рудольфа Рассендилла.

– Кажется, я помню это имя. Несколько цветистое, вы не находите?

– Мне было тогда лет двенадцать, но я и сейчас склонна считать, что оно звучит довольно романтично… Знаешь, когда ты пошел смотреть портрет, мне вспомнилась принцесса Флавия.

Сэр Най улыбнулся.

– Вы очень сентиментальны. Помолодели прямо на глазах, – заметил он.

– Я все это ощущаю сердцем. Современные девушки неспособны испытывать подобные чувства. Они млеют от любви и падают в обморок, когда кто-нибудь играет на гитаре или поет очень громким голосом. Но они не сентиментальны. Однако я не была влюблена в Рудольфа Рассендилла. Я была влюблена в другого – его двойника.

– У него был двойник?

– О да, король. Король Руритании.

– А-а, вот теперь я вспомнил… Да, действительно, я читал эту книгу. Рудольф Рассендилл, выступавший в роли короля Руритании, влюбился в принцессу Флавию, с которой король был официально обручен.

Леди Матильда печально вздохнула.

– Да. Рудольф Рассендилл унаследовал от своей прапрапрабабки рыжие волосы, и однажды – по сюжету книги – он склоняется перед портретом и говорит что-то о… я не помню имя, кажется, ее звали графиня Амелия или что-то в этом роде, у которой он позаимствовал внешность. И вот сейчас я представила, что ты – Рудольф Рассендилл. Ты пошел взглянуть на портрет женщины, которая могла быть твоей прапрапрабабкой, чтобы увидеть, не напоминает ли она тебе кого-то. Таким образом, ты впутался в романтическую историю, тебе не кажется?

– Почему вы так решили?

– Знаешь, в жизни не так уж много схем, и они сразу распознаются, как только начинают осуществляться. Это как учебник по вязанию. Около шестидесяти пяти различных узоров. Увидев тот или иной узор, ты сразу его узнаешь. Так вот, твой узор в данный момент – романтическое приключение… – Она вздохнула. – Но, похоже, ты ничего мне об этом не расскажешь.

– Мне нечего рассказывать, – сказал Стаффорд.

– Ты всегда был отъявленным лжецом… Ладно, не обращай внимания. Привези ее как-нибудь сюда, я хотела бы на нее взглянуть. И поторопись, пока доктора не уморили меня новым антибиотиком, который они только что открыли. Ты не представляешь, сколько мне приходится принимать этих разноцветных пилюль!

– Никак не пойму, кого я должен сюда привезти?

– Не поймешь? Ну хорошо, я узнаю ее, когда увижу. В твоей жизни появилась женщина. Меня лишь удивляет, где ты мог отыскать ее. В Малайе, на конференции? Кто она, дочь посла или министра? Может быть, симпатичная секретарша из посольства?.. Нет, кажется, ни один из этих вариантов не подходит. Познакомился с нею на корабле, когда возвращался домой? Нет, вы сейчас на кораблях не плаваете… Может быть, в самолете?

– Уже теплее, – не удержался Стаффорд.

– А-а! – торжествующе воскликнула тетушка. – Стюардесса?

Он покачал головой.

– Ну ладно. Не хочешь, не говори. Я все равно выясню, имей в виду. У меня всегда был острый нюх в отношении всего, что касается тебя. Конечно, сейчас я изолирована от внешнего мира, но все же, время от времени, встречаюсь со старыми друзьями и сумею получить от них кое-какую информацию. Люди встревожены. Причем всюду.

– Вы имеете в виду, зреет всеобщее беспокойство – и недовольство?

– Нет, я вовсе не это имела в виду. Я имела в виду, встревожены сильные мира сего. Члены нашего ужасного правительства. Чиновники нашего доброго, старого, вечно сонного Министерства иностранных дел. Происходит то, что не должно происходить. Волнения.

– Студенческие волнения?

– О, студенческие волнения – это цветочки. Они расцветают в каждой стране – по крайней мере, создается такое впечатление. Сюда по утрам приходит одна милая, славная девушка. Она пишет за меня письма и читает мне газеты, поскольку у меня самой это получается уже плохо. У нее очень приятный голос. Читает она то, что я хочу знать, а не то, что, по ее мнению, мне знать следует. Да, всюду царит тревога, и это мне известно главным образом от одного моего старого друга.

– Одного из ваших старых военных друзей?

– Он генерал-майор, если тебя это интересует. Много лет назад вышел в отставку, но все еще в курсе событий. И движущей силой этих событий выступает молодежь. Но тревогу вызывает не это. Они – кем бы они ни были – преследуют свои цели через посредство молодежи. Во всех странах. Молодежь призывает. Молодежь выдвигает лозунги, звучащие привлекательно, хотя они сами не всегда понимают их смысл. Разжечь революцию совсем несложно. Молодежи свойствен мятежный дух. Они бунтуют. Они хотят ниспровергать, хотят, чтобы мир стал другим. Но они слепы и не видят, к чему все это ведет. Что будет дальше? Что ждет их впереди? И кто стоит за ними, подталкивая их вперед? Вот чем страшна эта ситуация. Кто-то держит перед ослом морковку, а кто-то еще подстегивает его сзади.

– Это все ваши фантазии, тетушка.

– Это не фантазии, мой дорогой мальчик. Так люди говорили о Гитлере. О Гитлере и гитлерюгенде. Но тогда производилась длительная, тщательная подготовка. Был разработан детальный план войны. В каждой стране была создана пятая колонна, готовая встретить сверхлюдей – цвет германской нации. Они страстно верили в свою победу. Возможно, и сегодня кто-то строит такие же планы. Они готовы поверить в идею – если им ее преподнесут с умом.

– Да о ком вы говорите? О китайцах? О русских? Что вы имеете в виду?

– Я не знаю. Не имею ни малейшего представления. Но что-то подобное где-то замышляется, и это происходит по той же самой схеме. Видишь, опять схема! Русские? Я думаю, они погрязли в коммунизме, который уже изжил себя. Китайцы? Мне кажется, они сбились с пути и заблудились. Наверное, из-за того, что у них слишком много председателя Мао. Я не знаю, кто эти люди и кто планирует их действия. На вопросы «почему, где, когда и кто» ответов у меня нет.

– Очень интересно.

– Это так страшно… Возрождается та же самая идея. История повторяется. Молодой герой, блистательный сверхчеловек, который поведет всех за собой.

Немного помолчав, тетушка добавила:

– Та же самая идея. Юный Зигфрид.

Глава 7. Совет тетушки Матильды

Стаффорд Най поймал на себе взгляд проницательных глаз тетушки Матильды. Он был знаком ему и прежде, но сейчас казался особенно острым.

– Стало быть, ты слышал это раньше, – сказала она. – Понятно.

– Что это означает?

– Ты не знаешь? – Ее брови поползли вверх.

– Умереть мне на этом месте, – произнес Стаффорд плаксивым детским голосом.

– Да, мы всегда так говорили, – сказала леди Матильда. – Так ты правда не знаешь?

– Даже не представляю, что это такое.

– Но ты слышал это.

– Да, слышал от кого-то.

– От какого-нибудь важного человека?

– Возможно. Что вы подразумеваете под «важным человеком»?

– Ну, в последнее время ты принимал участие в различных дипломатических миссиях, не так ли? Ты представлял эту бедную, несчастную страну, используя все свои возможности, и я не удивлюсь, если это у тебя получалось не лучше, чем у других, сидевших за круглым столом. Я не знаю, принесла ли эта конференция какие-то результаты.

– Наверное, нет, – сказал сэр Най. – Во всяком случае, люди, съезжающиеся на подобные мероприятия, никогда не испытывают оптимизма.

– Каждый старается делать все, на что он способен, – назидательным тоном произнесла леди Матильда.

– В высшей степени христианский принцип. Сегодня тот, кто не старается, зачастую добивается гораздо большего успеха. Что это все значит, тетушка Матильда?

– Если бы я знала, – ответила та.

– Но ведь вы всегда все знаете.

– Не совсем так. Просто я отмечаю факты – то здесь, то там.

– В самом деле?

– У меня осталось несколько старых друзей, которые в курсе событий. Конечно, большинство из них либо полуглухи, либо полуслепы, либо с трудом ходят, либо имеют проблемы с памятью. Но все-таки кое-что у них еще худо-бедно функционирует. Кое-что вот здесь.

Она прикоснулась к голове с аккуратно зачесанными седыми волосами.

– В их среде царит атмосфера тревоги и отчаяния. В большей степени, чем обычно. Это один из фактов, которые я отметила.

– Разве она не царит в их среде всегда?

– Как я только что сказала, в последнее время в большей степени, чем обычно. Сейчас эта атмосфера скорее активна, нежели пассивна, если так можно выразиться. В течение длительного времени, наблюдая за происходящим – я извне, а ты, вне всякого сомнения, изнутри, – мы чувствовали, что что-то не так. Но теперь наступил момент, когда мы понимаем, что с этим нужно что-то делать, поскольку это представляет опасность. Что-то назревает, что-то затевается. Не только в той или иной стране. Во многих странах. Они привлекли под свои знамена людей, и опасность заключается в том, что эти молодые люди пойдут куда угодно, будут делать что угодно и верить во что угодно. И пока им будет дозволено разрушать, они будут думать, что вершат правое дело, изменяя и совершенствуя этот несовершенный мир. Беда в том, что заложенный в них потенциал не созидателен, а разрушителен. Молодые созидатели пишут книги, сочиняют музыку, рисуют картины, как делали это всегда. Но как только люди научатся любить разрушение ради разрушения, апологеты зла получат свой шанс.

– Кого вы имеете в виду, говоря «они»?

– Хотела бы я знать, – ответила леди Матильда. – В самом деле, мне очень хотелось бы знать это. Если мне станет известно что-нибудь достойное доверия на этот счет, я сообщу тебе. Тогда ты сможешь что-нибудь предпринять.

– К сожалению, мне будет не с кем поделиться этой информацией.

– Да, ты уж не делись ею с кем попало. Людям доверять нельзя. Не вздумай ничего говорить кому-нибудь из этих идиотов в правительстве. И вообще не стремись занять какой-нибудь важный пост. У политиков нет времени взглянуть на мир, в котором они живут. Они рассматривают свою страну в качестве обширной электоральной платформы. Они делают то, что, по их мнению, улучшает жизнь, а потом удивляются, почему жизнь не становится лучше. А жизнь не становится лучше потому, что они делают не то, что нужно людям. Неизбежно напрашивается вывод, что политики твердо убеждены в том, будто они наделены божественным правом лгать во благо. Прошло не так много времени с тех пор, как мистер Болдуин[16]16
  Стэнли Болдуин (1867–1947) – британский политик, член Консервативной партии Великобритании; 55-й, 57-й и 59-й премьер-министр Великобритании (1923–1924, 1924–1929 и 1935–1937 гг.).


[Закрыть] выступил со своим знаменитым заявлением: «Если б я говорил правду, то проиграл бы выборы». И премьер-министры всегда разделяли это убеждение. Слава богу, время от времени среди нас появляются великие люди. Но это происходит крайне редко.

– Ну хорошо; что же, по-вашему, нужно делать?

– Ты хочешь, чтобы я дала тебе совет? Я? Ты знаешь, сколько мне лет?

– Что-то около девяноста? – предположил племянник.

– Ну, уж это слишком, – чуть обиженно произнесла леди Матильда. – Неужели я выгляжу на эти годы, мой дорогой мальчик?

– Нет-нет, что вы, милая тетушка. Вы выглядите всего лишь на каких-нибудь шестьдесят шесть.

– Вот так-то лучше. Хотя ты и говоришь неправду, все же это лучше. Может быть, мне удастся кое-что разузнать у моих старых добрых адмиралов, старого генерала или даже, возможно, у воздушного маршала – у них еще остались приятели, которые иногда встречаются с ними, чтобы поболтать по-стариковски. Так и распространяются слухи. Юный Зигфрид… Нам нужно понять, что это означает. Я не знаю – название ли это клуба, имя нового мессии или поп-певца. Но за этим названием или именем явно что-то кроется. И за этой мелодией. Я уже основательно подзабыла творчество Вагнера…

Надтреснутым старческим голосом она напела с трудом узнаваемый мотив.

– Рог Зигфрида зовет – кажется, так? Почему бы тебе не купить магнитофон? Не проигрыватель пластинок, а ту самую штуку, какие слушают школьники. Наш викарий проводит для них занятия; ты знаешь, довольно интересно. История развития звукозаписывающих устройств с елизаветинской эпохи до наших дней. Большие, маленькие – у каждого свое характерное звучание. Очень интересно. Интересны как сами устройства – некоторые из них издают прелестные звуки, – так и их история. Да. Так о чем я говорила?

– Вы сказали, что мне следует приобрести одно из этих устройств.

– Совершенно верно. Купи магнитофон и с его помощью научись воспроизводить призыв рога Зигфрида. Ты всегда отличался музыкальностью. Думаю, тебе это удастся.

– Похоже, вы отводите мне весьма скромную роль в спасении мира, но, надеюсь, с этим я справлюсь.

– И подготовься, поскольку… – тетушка постучала по столу футляром для очков, – возможно, однажды тебе понадобится произвести впечатление на врагов. Это может оказаться полезным. Они встретят тебя с распростертыми объятиями, и ты сможешь кое-что выяснить.

– Вам приходят в голову поистине блестящие идеи! – с восхищением произнес Стаффорд.

– А что еще мне остается в моем-то возрасте? – откликнулась старая леди. – Я редко выхожу из дома, мало общаюсь с людьми, не могу работать в саду… Остается лишь сидеть в кресле и размышлять. Лет через сорок вспомнишь мои слова.

– Меня заинтересовало одно ваше замечание.

– Только одно? – удивилась тетушка Матильда. – Странно, что так мало, с учетом того, сколько я говорю. Так о чем я?

– Вы сказали, что я мог бы произвести впечатление своим магнитофоном. Вы ведь это имели в виду?

– Ну, в общем, да. Друзья не в счет. Но враги… Ты должен выуживать у них информацию, проникать в их замыслы, словно жук-точильщик, – задумчиво произнесла она.

– Стало быть, мне придется нарушать тишину по ночам?

– Ну да. Однажды у нас в левом крыле дома завелся жук-точильщик, и вывести его оказалось делом весьма дорогостоящим. Подозреваю, что спасение мира тоже обойдется недешево.

– Что ж, хорошее дело стоит дорого, – заметил Стаффорд.

– Это не имеет значения, – сказала леди Матильда. – Люди всегда охотно тратят деньги. Это вдохновляет их. Когда экономишь, у тебя обычно ничего не выходит. Мы – я имею в виду, жители этой страны – именно такие люди, и всегда были такими.

– Что вы хотите этим сказать?

– Мы способны на большие свершения. Мы эффективно управляли империей, но потом империя стала нам не нужна. И мы признали это. Слишком обременительно владеть ею. Это мне разъяснил Робби.

– Робби?

Это имя показалось ему знакомым.

– Роберт Шорхэм, мой старый друг. У него парализована левая часть тела, но он не утратил дара речи, и его слуховой аппарат сравнительно неплох.

– Кроме того, это один из самых известных физиков в мире, – заметил Стаффорд. – Значит, и он один из ваших друзей?

– Я знала его еще мальчишкой, – сказала леди Матильда. – Кажется, тебя удивляет, что мы с ним дружны, имеем много общего и получаем удовольствие от общения друг с другом?

– Да нет, просто я не думал, что…

– Что у нас могут быть общие темы для разговора? Действительно, я ничего не смыслю в математике. К счастью, когда я была девочкой, меня даже не пытались обучать ей. А Робби математика давалась легко – с четырехлетнего возраста. Сегодня говорят, что это естественно. С ним есть о чем поговорить. Он всегда любил меня, поскольку я была легкомысленна и забавляла его. К тому же я умею слушать. И он действительно рассказывает иногда интересные вещи.

– Не сомневаюсь, – сухо произнес сэр Най.

– Не будь таким заносчивым. Мольер женился на своей горничной – не так ли? – и этот брак оказался чрезвычайно успешным. Если у мужчины есть мозги, ему вовсе не нужна в качестве собеседницы женщина с мозгами. Это очень утомительно. Он обязательно предпочтет милую дурочку, которая может позабавить его. В молодости я была недурна собой… – На лице леди Матильды появилось самодовольное выражение. – Конечно, у меня нет ученых степеней, и я отнюдь не интеллектуалка. Но Роберт всегда говорил, что во мне более чем достаточно ума и здравого смысла.

– Вы замечательный человек, – сказал Стаффорд. – Общение с вами доставляет мне невыразимое удовольствие. Я буду помнить все, что вы сказали мне. Уверен, вы могли бы сказать мне гораздо больше, но, очевидно, не станете делать этого.

– Пока не наступит нужный момент, – сказала леди Матильда. – Но я принимаю близко к сердцу твои интересы. Сообщай мне время от времени, как у тебя обстоят дела. Ты ведь ужинаешь в американском посольстве на следующей неделе?

– Да, я получил приглашение.

– И, насколько я понимаю, принял его.

– Это входит в круг моих служебных обязанностей. – Он взглянул на нее с любопытством. – Откуда вам известно об этом?

– О, мне сказала об этом Милли.

– Милли?

– Милли Джин Кортман, жена американского посла. В высшей степени привлекательная женщина. Невысокая и чрезвычайно симпатичная.

– А-а, так вы имеете в виду Милдред Кортман…

– Да, ее полное имя Милдред, но она предпочитает называться Милли Джин. Мы разговаривали с ней по телефону о каком-то благотворительном утреннем концерте. Таких, как она, мы обычно называли «карманная Венера».

– Интересное прозвище, – заметил Стаффорд.

Глава 8. Ужин в посольстве

Когда миссис Кортман вышла ему навстречу, протягивая руку, сэр Най вспомнил, как назвала ее его тетка. Ей было лет тридцать пять – сорок. У нее были тонкие черты лица, большие серо-голубые глаза, идеальная форма головы и тщательно уложенные серебристые, с синеватым оттенком волосы. В Лондоне она пользовалась большой популярностью. Ее муж, Сэм Кортман, был крупным, несколько тяжеловесным мужчиной. Он очень гордился своей женой. Говорил он медленно и довольно нудно, так что собеседники быстро уставали от его чрезмерно подробных, излишних пояснений.

– Вы вернулись из Малайи, не так ли, сэр Стаффорд? Должно быть, это очень интересно, хотя для поездки туда я выбрала бы другое время. Мы рады снова видеть вас. Так, подождите. Вы ведь знакомы с леди Олдборо, сэром Джоном, герром и фрау фон Рокен, мистером и миссис Стэггенхэм…

Все эти люди, в той или иной степени, были известны Стаффорду Наю. Среди приглашенных присутствовал также голландец с супругой, которого он не знал, поскольку тот только что получил назначение. Стэггенхэм занимал пост министра социального обеспечения. Сэр Най всегда считал их с супругой чрезвычайно неинтересной парой.

– И с графиней Ренатой Зерковски. Кажется, она говорила, что встречалась с вами прежде.

– Это было около года назад, когда я в последний раз приезжала в Англию, – сказала графиня.

И вот опять она, пассажирка из Франкфурта. Спокойная, уверенная в себе, в великолепном серо-голубом платье с отливом, с высокой прической (парик?) и рубиновым крестом старинного дизайна на шее.

– Синьор Гаспаро, граф Райтнер, мистер и миссис Арбатнот.

Всего двадцать шесть гостей. За столом Стаффорд Най сидел между унылой миссис Стэггенхэм и синьорой Гаспаро. Рената Зерковски располагалась прямо напротив него.

Такие ужины ему доводилось посещать довольно часто, и состав гостей всегда был традиционным: сотрудники дипломатического корпуса, министры, промышленники, разбавленные горсткой общественных деятелей, которых приглашали по той причине, что они обычно оказывались интересными собеседниками и приятными людьми, хотя, согласно мнению Стаффорда Ная, далеко не всегда. Во время беседы с чрезвычайно обворожительной, весьма словоохотливой и слегка кокетливой синьорой Гаспаро его мысли блуждали, как и его взгляд, хотя это не бросалось в глаза. Вряд ли кто-то мог заметить, что он оценивает окружающую обстановку и делает соответствующие выводы. Зачем его пригласили сюда? Очевидно, по какой-то причине, а может быть, без особой причины. Зачастую его имя автоматически возникало в составляемых секретарями списках приглашенных – либо в силу занимаемого им положения, либо когда для поддержания баланса за столом требовался дополнительный мужчина. В последнем случае на него всегда имелся спрос. «О да, – говорила хозяйка очередного приема, – Стаффорд Най – прекрасная кандидатура. Посадите его рядом с мадам такой-то…»

Скорее всего, его пригласили только для того, чтобы заполнить пространство за столом. Но все же, по опыту, Стаффорд знал, что могла быть и другая причина. И поэтому его подчеркнуто доброжелательный взгляд непрестанно скользил по лицам присутствующих, подолгу ни на ком не задерживаясь.

Вполне вероятно, среди гостей находился кто-то, чье присутствие имело особое значение. Кто-то, кого пригласили отнюдь не для того, чтобы он заполнил пространство за столом, – напротив, остальных гостей подбирали таким образом, чтобы они соответствовали ему. Кто-то, представлявший собой важную персону. Он пытался понять, кто из них мог быть этим человеком.

Кортман знал это наверняка. Милли Джин – возможно. От этих жен можно было ожидать чего угодно. Некоторые из них проявляли куда большее дипломатическое дарование, нежели их мужья. На некоторых из них можно было положиться только благодаря их обаянию, приспособляемости, готовности угодить, отсутствию любопытства. Некоторые же представляли собой настоящее несчастье. Те, кто, возможно, и одаривал своих мужей-дипломатов деньгами и престижем, могли в любой момент совершить опрометчивый поступок и создать тем самым неловкую ситуацию. Порой для того, чтобы разрешить ее, требовалось присутствие среди гостей одного, двух, а то и трех профессиональных миротворцев.

Значил ли этот ужин нечто большее, чем обычное светское мероприятие? Быстрый, внимательный взгляд сэра Ная, сканировавший присутствующих, выделял тех из них, чью сущность он еще до конца не уяснил для себя. Американский бизнесмен: приятный, но лишенный светского блеска человек. Профессор одного из университетов Среднего Запада. Супружеская пара: муж – немец, жена – типичная, даже чересчур, американка. Очень красивая, чрезвычайно сексуально привлекательная женщина, отметил Стаффорд. Был ли кто-нибудь из них значимой персоной? В его сознании замелькали аббревиатуры – ФБР, ЦРУ… Бизнесмен, являвшийся, вероятно, сотрудником ЦРУ, находился здесь с определенной целью. Сегодня все было не так, как прежде. Как там гласил этот девиз? «Большой Брат следит за тобой»[17]17
  Лозунг из романа-антиутопии Дж. Оруэлла «1984».


[Закрыть]. Да, сейчас дело зашло еще дальше. Заокеанский Кузен следит за тобой. Большие Финансы для Средней Европы следят за тобой. И этот дипломатический ужин был организован для того, чтобы ты следил за ним. О да. Сегодня за многим скрывался потаенный смысл. Но было ли это отражением нового девиза, новой формулы? Могло ли это действительно означать нечто большее, нечто жизненно важное, нечто реальное? Как сегодня описывалось положение дел в Европе? Общий рынок. Да, это было справедливо, это имело отношение к торговле, экономике, международным отношениям. Таковой представлялась сцена, на которой разыгрывалось представление. Но было еще и закулисье, ожидавшее реплики и готовое дать подсказку, если бы в этом возникла нужда. Что же происходило в большом мире и за пределами большого мира? Эта мысль не давала покоя сэру Наю. О чем-то он знал, о чем-то догадывался, о чем-то думал: «Я ничего не знаю об этом, и никто не хочет, чтобы я об этом что-либо знал».

Его взгляд на мгновение задержался на соседке, сидевшей напротив. Ее подбородок был задран вверх, губы слегка изогнулись в вежливой улыбке. Их взгляды встретились. Ее глаза ничего ему не сказали. Что она здесь делала? Женщина определенно находилась в своей стихии и знала этот мир. Да, она чувствовала себя как дома. Он подумал, что без особого труда сумеет выяснить, в каких кругах дипломатического мира она вращается, но поможет ли это ему определить ее истинное положение?

Молодая особа в слаксах, неожиданно заговорившая с ним во Франкфурте, обладала умным, энергичным лицом. Была ли она реальной женщиной или же реальной женщиной была эта его случайная соседка за столом? Играла ли одна из этих персонажей заданную ей роль? И если да, то кто из двоих? Возможно, персонажей было даже больше. Стаффорд размышлял. Он хотел выяснить истину. Была ли их встреча здесь простым совпадением?

Милли Джин поднялась со стула. Остальные дамы последовали ее примеру. Неожиданно с улицы донесся шум. Послышались крики и звон разбитого стекла. Затем раздались пистолетные выстрелы.

– Опять! – воскликнула синьора Гаспаро, хватая Стаффорда Ная за рукав. – Дио! Опять эти ужасные студенты. То же самое происходит и в нашей стране. Почему они нападают на посольства? Они дерутся, оказывают сопротивление полиции, бесчинствуют на улицах, выкрикивают идиотские лозунги, ложатся на асфальт. Си, си. В Милане и Риме можно наблюдать такие же картины, и это, подобно чуме, распространяется по всей Европе. Почему эти юнцы вечно чем-то недовольны? Что им нужно?

Отхлебывая из бокала виски, Стаффорд Най прислушивался к говорившему с заметным акцентом Чарльзу Стэггенхэму, который по привычке разглагольствовал с важным видом. Шум на улице стих. Судя по всему, полицейские остудили горячие головы и вынудили их убраться восвояси. Это был один из тех инцидентов, которые еще относительно недавно считались экстраординарными и вызывали тревогу, а теперь воспринимались как нечто само собой разумеющееся.

– Усиление полиции, вот что нам требуется. Этих ребят слишком мало, и они уже не справляются с хулиганами. И всюду творится то же самое. На днях я беседовал с герром Лурвицем. У них свои проблемы, как и у французов. В Скандинавских странах ситуация складывается не столь напряженная. Чего они все хотят – просто беспорядков? Будь моя воля…

Стаффорд Най вернулся к собственным размышлениям, старательно делая вид, будто ему очень интересно, что сделал бы Чарльз Стэггенхэм, будь его воля, хотя предугадать это не составляло никакого труда.

– Они все кричат о Вьетнаме. А что они о нем знают? Никто из них там даже не был, разве нет?

– Очень маловероятно, – сказал Стаффорд.

– Один знакомый рассказывал мне сегодня о волнениях в университетах Калифорнии. Если бы мы проводили разумную политику…

Вскоре мужчины присоединились к дамам в гостиной. Пройдясь по комнате с ленивым изяществом, со столь полезным, по его мнению, видом полного отсутствия какой-либо цели, сэр Най сел рядом со златовласой, чрезвычайно словоохотливой женщиной, которую сравнительно хорошо знал, которая редко говорила что-либо путное, но которая всегда была в курсе дел всех своих знакомых. Стаффорд не задавал прямых вопросов, но очень скоро, даже не сознавая, каким образом он подвел ее к этой теме, леди заговорила о графине Ренате Зерковски.

– Правда, очень симпатичная? В последнее время она приезжает сюда не так часто. Большую часть времени живет в Нью-Йорке и на этом чудесном острове. Вы понимаете, что я имею в виду. Не на Менорке. На другом средиземноморском острове. Ее сестра вышла замуж за мыльного короля – во всяком случае, я так думаю, что он мыльный король. Он не грек. Кажется, швед. Купается в деньгах. Ну и, конечно, много времени она проводит в одном замке в Доломитовых Альпах – или где-то недалеко от Мюнхена. Она всегда была очень музыкальна. Говорит, что уже встречалась с вами. В самом деле?

– Да. Год или два назад.

– Ну да. Наверное, во время своего очередного приезда в Англию. Говорят, она была замешана в чехословацких событиях. Или это были польские события?.. О боже, как сложно! Я имею в виду, все эти названия. Их так трудно произносить… Знаете, она очень образованна. Составляет петиции, которые подписывают люди. По поводу предоставления убежища писателям, или что-то в этом роде. В общем, такие вещи, которые не привлекают особого внимания. Я хочу сказать, о чем еще в наше время могут думать люди, кроме как об уплате налогов. Командировочные облегчают жизнь, но не намного. То есть, прежде чем поехать за границу, приходится во всем себе отказывать. Не представляю, откуда у людей берутся средства. И тем не менее у них полно денег.

Она опустила голову и с довольным видом посмотрела на два кольца, унизывавшие пальцы ее левой руки, – одно с бриллиантом, второе с изумрудом.

Ужин близился к концу. Сэру Наю мало что удалось узнать о пассажирке из Франкфурта, кроме того, что он уже знал о ней. Он понимал, что видит перед собой – если так можно выразиться – тщательно отполированный фасад. Она увлекается музыкой. Ну да, он же встретил ее в «Фестивал-холле», не так ли? Занимается спортом. Имеет богатых родственников, владеющих средиземноморскими островами. Участвует в организации благотворительных литературных вечеров. Располагает хорошими связями. Вхожа в свет. Не особенно интересуется политикой, но, по всей вероятности, принадлежит к какой-то группе. Постоянно переезжает из одного места в другое и из страны в страну. Вращается среди богачей и людей искусства…

У Стаффорда промелькнула мысль, не занимается ли она шпионажем. Эта версия давала ответы на многие вопросы, но все же не удовлетворяла его полностью.