Текст книги "Третья"

Агата Кристи
Третья

Глава 1

Эркюль Пуаро завтракал. Подле его правой руки дымилась чашка шоколада. Сладкое всегда было его слабостью. Шоколадом он запивал бриошь. Сочетались они очень недурно. Он одобрительно кивнул. Ему пришлось обойти несколько магазинов, и только в четвертом он наконец купил эту превосходную сдобу. Правда, pâtisserie[1]1
  Здесь: кулинарная лавка (фр.).


[Закрыть] была датская, однако так называемая французская по соседству уступала ей во всех отношениях. Чистейшая подделка.

Он испытывал гастрономическое удовлетворение. Его желудок пребывал в состоянии безмятежного спокойствия. И мозг тоже, но, пожалуй, слишком уж безмятежного. Он завершил свой великий труд – анализ творчества прославленных светочей детективного жанра. Он не побоялся отозваться об Эдгаре По весьма уничижительно, он поскорбел об отсутствии метода и логики в романтических нагромождениях Уилки Коллинза, превознес до небес двух практически неизвестных американцев, щедро воздал должное тем, кто это заслужил, и был надлежаще строг там, где похвалить оказалось нечего. Он проследил, как печаталась его книга, внимательно ознакомился с конечным результатом и, если не считать поистине астрономического числа опечаток, остался доволен. Над созданием своего шедевра он трудился с большим удовольствием: предварительно с большим удовольствием прочел множество книг, с большим удовольствием негодующе фыркал и швырял на пол очередной оскорбительно глупый роман (но затем непременно вставал, поднимал книжку с пола и аккуратно водворял ее в мусорную корзинку) и получал большое удовольствие, восхищенно кивая в тех редчайших случаях, где восхищение было уместно.

Но что дальше? Естественно, после таких интеллектуальных усилий необходимо было расслабиться и отдохнуть. Однако нельзя же отдыхать без конца, пора браться за дело. К несчастью, он совершенно не представлял себе, за какое именно дело. Еще один литературный шедевр? Пожалуй, нет. Достигнув успеха, надо уметь вовремя остановиться. Таков был его жизненный принцип. Беда заключалась в том, что он уже скучал. Напряженная умственная деятельность, которой он с таким наслаждением предавался, оказалась слишком уж интенсивной. Она привила ему дурные привычки, оставила после себя томительную пустоту.

Досадно! Он покачал головой и отхлебнул шоколад.

Дверь отворилась, и вошел его вымуштрованный слуга Джордж. Вид у него был почтительный и слегка виноватый. Кашлянув, он произнес вполголоса:

– Э… – Пауза. – Э… вас спрашивает барышня.

Пуаро посмотрел на него удивленно и чуть брюзгливо.

– В этот час я никого не принимаю, – сказал он с упреком.

– Да, сэр, – подтвердил Джордж.

Господин и слуга посмотрели друг на друга. Общение между ними напоминало скачки с препятствиями. Тоном, интонацией или особым выбором слов Джордж давал понять, что в ответ на правильно заданный вопрос можно услышать нечто важное. Пуаро взвесил, каким должен быть правильный вопрос в данном случае.

– Она красива, эта барышня? – осведомился он.

– На мой взгляд, нет, сэр, но вкусы бывают разные.

Пуаро взвесил ответ. Он вспомнил маленькую паузу перед словом «барышня». Джордж был чувствительнейшим социальным барометром. Следовательно, он не уверен в статусе посетительницы, но истолковал сомнение в ее пользу.

– По вашему мнению, она барышня, а не, скажем, молодая особа?

– Мне кажется, что да, сэр, хотя нынче различать бывает трудно, – ответил Джордж с прискорбием.

– Причину своего желания увидеть меня она объяснила?

– Она сказала… – Джордж цедил слова неохотно, словно заранее прося извинения, – что хотела бы посоветоваться с вами об убийстве, которое, кажется, совершила.

Эркюль Пуаро пристально посмотрел на Джорджа. Его брови поднялись.

– Кажется? Разве она не знает твердо?

– Так она сказала, сэр.

– Неясно, но, может быть, интересно, – заметил Пуаро.

– А если это шутка, сэр? – с сомнением произнес Джордж.

– Исключить, разумеется, ничего нельзя, – согласился Пуаро, – но все-таки трудно предположить… – Он поднес чашку к губам. – Проводите ее сюда через пять минут.

– Слушаюсь, сэр. – И Джордж удалился.

Пуаро допил шоколад, отодвинул чашку, встал из-за стола и, подойдя к зеркалу над каминной полкой, тщательно поправил усы. Удовлетворенный результатом, он снова опустился в кресло и приготовился встретить свою посетительницу. Он не вполне представлял себе, чего ждать…

Быть может, чего-то близкого к его понятиям о женской привлекательности? В голову ему пришло банальнейшее клише «удрученная красавица», и, когда Джордж распахнул дверь перед посетительницей, он с разочарованием мысленно покачал головой и вздохнул. Во всяком случае, не красавица, да и удручения не заметно. Легкая растерянность, не больше.

«Фу, – подумал Пуаро брезгливо, – нынешние девицы! Неужели они даже не пытаются следить за собой? Умелый макияж, костюм к лицу, прическа, сделанная хорошим парикмахером, – и она, пожалуй, была бы недурна. Но в этом своем виде!»

Посетительнице было лет двадцать с небольшим. Длинные неопределенного цвета патлатые волосы падали на плечи. Большие зеленовато-голубые глаза смотрели смутно. Одежда на ней, видимо, была последним криком моды ее поколения: черные кожаные сапожки, белые ажурные чулки сомнительной чистоты, обкорнанная юбочка и длинный обвисающий шерстяной свитер плотной вязки. У любого мужчины одного с Пуаро возраста и среды при виде ее могло возникнуть лишь одно-единственное желание – поскорее загнать ее в ванну. Когда он ходил по улицам, то желание это возникало у него постоянно. Сотни молоденьких девушек выглядели точно так же – они выглядели замарашками. Впрочем, у этой вдобавок вид был такой, точно ее сверх всего недавно извлекли бездыханной из речки. Пожалуй, решил про себя Пуаро, подобные девушки на самом деле вовсе не грязнухи, а только придают себе такой облик ценой огромных усилий и стараний.

С обычной своей галантностью он встал и придвинул ей стул.

– Вы хотели меня видеть, мадемуазель? Садитесь, прошу вас.

– А! – произнесла девушка, словно у нее перехватило дыхание, и уставилась на него.

– Eh bien?[2]2
  Здесь: Так что же? (фр.)


[Закрыть] – сказал Пуаро.

Она замялась.

– Я бы… лучше я постою. – Большие глаза продолжали смотреть на него с сомнением.

– Как угодно. – Пуаро опустился в кресло и выжидающе поглядел на нее.

Девушка переминалась с ноги на ногу. Взглянула вниз на сапожки, потом опять подняла глаза на Пуаро.

– Вы… вы… Эркюль Пуаро?

– Разумеется. Чем я могу быть вам полезен?

– Ну-у, это довольно трудно. То есть…

Пуаро почувствовал, что ей следует немного помочь, и подсказал:

– Мой слуга сказал мне, что вам бы хотелось посоветоваться со мной, потому что вы «кажется, совершили убийство». Это верно?

Девушка кивнула.

– Да.

– Но какие тут могут быть сомнения? Кому, как не вам, знать, совершили вы убийство или нет.

– Ну-у, трудно объяснить. То есть…

– Успокойтесь, – сказал Пуаро ласково. – Сядьте, расслабьте мышцы и расскажите мне, как все было.

– Но я не думаю… я не знаю, как… Видите ли, это так трудно. Я не хочу быть грубой, но… Лучше я уйду.

– Успокойтесь. Соберитесь с духом.

– Нет, не могу. Я подумала, что приду и… и спрошу у вас, спрошу, как мне следует поступить… но, понимаете, я не могу. Я ожидала совсем другого…

– Чем что?

– Прошу у вас извинения, и я вовсе не хотела быть грубой, но… – Она судорожно вздохнула, посмотрела на Пуаро, отвела взгляд и вдруг выпалила: – Вы такой старый! Мне не сказали, что вы такой старый. Я не хочу быть грубой, но… это же так. Вы слишком стары. Извините меня, пожалуйста, извините!

Она резко повернулась и вышла, как-то слепо пошатываясь, точно ночная бабочка, мечущаяся в свете лампы.

У Пуаро открылся рот. Он услышал, как хлопнула входная дверь, и воскликнул:

– Nom d'un nom d'un nom…[3]3
  Здесь: Чтоб тебя… (фр.).


[Закрыть]

Глава 2

I

Зазвонил телефон.

Эркюль Пуаро словно бы не заметил этого.

Телефон звонил пронзительно и требовательно.

В комнату вошел Джордж и остановился у аппарата, вопросительно глядя на Пуаро.

Тот качнул головой.

– Оставьте, – сказал он.

Джордж послушно вышел из комнаты. А телефон не унимался. Пронзительный, визгливый звон не стихал. Затем вдруг оборвался. Но через минуту-другую возобновился с прежней настойчивостью.

– А, sapristi![4]4
  Черт побери! (фр.)


[Закрыть] Наверное, женщина. Вне всяких сомнений, женщина.

Он вздохнул, встал и направился к телефону.

– Алло! – сказал он, сняв трубку.

– Это вы… это мосье Пуаро?

– Да, это я.

– Говорит миссис Оливер, у вас голос какой-то не такой. Я даже не узнала.

– Bonjour, madame, надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?

– Я? Прекрасно! – Голос Ариадны Оливер звучал по-обычному бодро. Известная писательница детективных романов и Эркюль Пуаро были в самых дружеских отношениях. – Конечно, я звоню слишком рано, но я хочу попросить вас об одолжении.

– Каком же?

– Да ежегодный банкет в нашем клубе детективных писателей. Вы не согласились бы выступить на нем как наш почетный гость этого года?

– Когда?

– В следующем месяце. Двадцать третьего числа.

В трубке раздался горький вздох.

– Увы, я слишком стар.

– Слишком стар? О чем вы говорите? Нисколько вы не стары.

– Вы полагаете, что нет?

– Разумеется, нет. И будете замечательным гостем. Расскажете нам много чудесных историй о настоящих преступлениях.

– Но кто захочет их слушать?

– Все захотят. Они… Мосье Пуаро, что-нибудь случилось?

– Да, я расстроен. Мои чувства… э, неважно!

– Но расскажите мне!

– С какой стати придавать значение…

– Но почему бы и нет? Обязательно приезжайте и все мне об этом расскажите. Приедете? Сегодня же. Я напою вас чаем.

– Днем я чай не пью.

– Ну так кофе.

– В такое время дня я обычно кофе не пью.

– Шоколад? Со взбитыми сливками? Или отвар? Вы так любите прихлебывать ячменный отвар. Лимонад? Оранжад? А если вы предпочитаете кофе без кофеина, то я попробую достать…

– Ah ça, non, par exemple![5]5
  Ну нет, только не это! (фр.)


[Закрыть] Это надругательство.

– Так какой-нибудь ваш любимый сироп. А, знаю! У меня где-то в шкафу есть бутылка райбены.

– Что такое райбена?

– Витаминизированный напиток из сока черной смородины.

– Право, не уступить вашим настояниям невозможно. Вы предлагаете столько соблазнов, мадам! Я тронут вашим участием и с удовольствием приеду к вам днем выпить чашку шоколада.

– Отлично. И расскажете мне подробно, что вас так расстроило.

Она повесила трубку.

II

Пуаро задумался на несколько секунд. Потом набрал номер и сказал:

– Мистер Гоби? Говорит Эркюль Пуаро. Вы сейчас очень заняты?

– Порядком, – ответил мистер Гоби. – Порядком-таки. Но для вас, мосье Пуаро, если вы торопитесь, как всегда… Ну, не стану утверждать, будто мои молодые люди не сумеют самостоятельно справиться с большинством дел, которые у нас в текущее время на руках. Хотя, конечно, хороших ребят подбирать теперь стало куда труднее, чем бывало. Слишком много они о себе понимать начали. Воображают, будто все уже умеют, ничему не поучившись толком. Но что поделать! Старую голову к молодым плечам не приставишь. Буду рад услужить вам, мосье Пуаро. Может быть, кое-что удастся поручить двум-трем ребятам из лучших. Наверное, как всегда, информация?

Пока Пуаро подробно излагал, что именно ему требуется, мистер Гоби слушал и кивал. Кончив разговаривать с мистером Гоби, Пуаро позвонил в Скотленд-Ярд и после положенных переключений услышал голос своего друга, который, в свою очередь выслушав Пуаро, заметил:

– Сущий пустяк, верно? Любое убийство, в любом месте. Время, место, жертва неизвестны. Если хотите знать мое мнение, старина, чистое гадание на кофейной гуще. – И добавил с неодобрением: – Ведь вы же ничего не знаете. Ну совершенно ничего!

III

В тот же день в 4 часа 15 минут дня Пуаро сидел в гостиной миссис Оливер и с удовольствием прихлебывал шоколад из большой чашки, увенчанной воздушной шапкой взбитых сливок, которую его хозяйка минуту назад поставила на столик у него под рукой, вместе с вазочкой, полной печенья langues de chats.

– Chère мадам, вы так любезны!

Над краем чашки он с легким удивлением посматривал на прическу миссис Оливер, а также на обои. И то и другое он созерцал впервые. В последний раз, когда он видел миссис Оливер, она была причесана просто и строго. А нынче ее волосы были уложены пышными буклями и локонами от затылка до лба. Пышность эта, он подозревал, была во многом заимствованной. И задумался над тем, сколько этих буклей и локонов может вдруг отвалиться, если миссис Оливер придет в возбуждение, что с ней случалось часто. Ну а обои…

– Эти вишни, они ведь новые? – Он указал чайной ложкой, испытывая ощущение, что они сидят в вишневом саду.

– По-вашему, их слишком много? – спросила миссис Оливер. – С обоями так трудно угадать наперед. По-вашему, прежние были лучше?

Пуаро напряг память, и в ней всплыло смутное воспоминание о множестве пестрейших тропических птиц в тропическом же лесу. Он чуть было не сказал: «Plus ça change, plus s'est la même chose»[6]6
  Чем больше меняется, тем больше остается прежним (фр.).


[Закрыть], но удержался.

– Ну а теперь, – произнесла миссис Оливер, когда ее гость поставил чашку и с удовлетворенным вздохом откинулся в кресле, стирая с усов капельки взбитых сливок, – расскажите, что, собственно, произошло?

– О, это просто. Нынче утром ко мне явилась девушка. Я предложил назначить ей более удобный для меня час. Ведь распорядок дня есть распорядок дня, вы понимаете. Она попросила передать мне, что хочет поговорить со мной безотлагательно, так как она, кажется, совершила убийство.

– Как странно! Она разве не знала?

– Вот именно! C'est inouї![7]7
  Здесь: Это заинтриговывает (фр.).


[Закрыть] А потому я сказал Джорджу, чтобы он проводил ее в гостиную. Она встала передо мной. Она отказалась сесть. Она стояла и просто ела меня глазами. Что-то в ней было не вполне нормальное. Я попытался ее ободрить. Тут она вдруг сказала, что передумала. Она сказала, что не хочет быть грубой, но что… как вам это покажется?.. что я слишком стар!

Миссис Оливер поспешила его разуверить:

– Что вы хотите! Если человеку больше тридцати пяти, молоденькие девчонки уже считают его полутрупом. Они же все дурочки, поймите.

– Меня это огорчило, – сказал Эркюль Пуаро.

– На вашем месте я бы и внимания не обратила. Хотя, конечно, она позволила себе большую грубость.

– Это неважно. И дело не в моих чувствах. Меня тревожит совсем другое. Да, я встревожен.

– На вашем месте я бы выбросила все это из головы, – дружески посоветовала миссис Оливер.

– Вы не поняли. Меня тревожит эта девочка. Она пришла ко мне за помощью. А потом решила, что я слишком стар. Слишком стар, чтобы ждать от меня помощи. Конечно, она ошибалась, это само собой разумеется, но она убежала. А этой девочке нужна помощь, поверьте.

– Скорее всего, нет, – заверила его миссис Оливер. – Девочки имеют обыкновение делать слонов из мух.

– Нет. Вы ошибаетесь. Ей нужна помощь.

– Не думаете же вы, что она и правда кого-то убила?

– Отчего же? Она сама сказала, что совершила убийство.

– Да, но… – Миссис Оливер помолчала. – Она ведь сказала «кажется, совершила», – медленно произнесла писательница. – Что, собственно, могла она иметь в виду?

– Вот именно. Это бессмысленно.

– Кого она убила? Или думает, что убила?

Пуаро пожал плечами.

– И зачем ей понадобилось кого-то убивать?

Пуаро снова пожал плечами.

– Ну, конечно, тут может быть всякое. – Миссис Оливер оживилась, давая волю своему плодоносному воображению. – Она сбила кого-нибудь и не остановила машину. Или на обрыве на нее кто-то напал, и, отбиваясь, она столкнула его вниз. Или дала кому-нибудь по ошибке не то лекарство. Или на вечеринке с наркотиками напала в бреду на кого-нибудь. Пришла в себя и увидела, что пырнула кого-то ножом. Или…

– Assez, madame, assez![8]8
  Довольно, сударыня, довольно! (фр.)


[Закрыть]

Но миссис Оливер закусила удила.

– Скажем, она хирургическая сестра и что-то напутала, давая анестезию, или… – Внезапно она умолкла и потребовала дополнительных сведений. – А как она выглядела?

Пуаро, подумав, ответил:

– Как Офелия, лишенная привлекательности.

– Удивительно! – сказала миссис Оливер. – Едва вы это сказали, я словно бы увидела ее перед собой. Как странно!

– Она беспомощна, – сказал Пуаро. – Вот какой вижу ее я. Она не из тех, кто умеет справляться с трудностями. Она не из тех, кто заранее предвидит неизбежные опасности. Она из тех, на кого другие смотрят и говорят: «Нам нужна жертва. Вот эта подойдет».

Но миссис Оливер его уже не слушала. Она обеими руками вцепилась в свои букли и локоны жестом, давно знакомым Пуаро.

– Погодите! – вскричала она страдальчески. – Погодите!

Пуаро умолк, подняв брови.

– Вы не упомянули ее имени, – сказала миссис Оливер.

– Она никак не назвалась. О чем можно только пожалеть, согласен с вами.

– Погодите же! – взмолилась миссис Оливер еще более страдальческим тоном. Она отняла руки от головы и испустила глубокий вздох. Избавленные от своих уз волосы рассыпались по ее плечам, а великолепнейший локон отделился от остальных и упал на пол. Пуаро подобрал его и украдкой положил на стол.

– Ну, вот, – сказала миссис Оливер, внезапно обретя спокойствие. Она вогнала на место шпильку-другую и задумалась, кивая головой. – Кто говорил с этой девочкой о вас, мосье Пуаро?

– Насколько мне известно, никто. Естественно, она обо мне слышала. Как же иначе?

Миссис Оливер подумала, что «естественно» в таком контексте – не совсем то слово. Естественным было, что сам Пуаро твердо верил, будто нет человека, который о нем не слышал бы. В действительности же многие и многие люди посмотрели бы на вас с недоумением, если бы вы упомянули имя Эркюля Пуаро, особенно те, кто принадлежал к младшему поколению. «Но как ему это объяснить, – думала миссис Оливер, – чтобы не огорчить его?»

– Мне кажется, вы ошибаетесь, – сказала она. – Нынешние девочки… ну, и мальчики тоже, о сыщиках и тому подобном думают мало. У них другие интересы, и они вряд ли слышали…

– Об Эркюле Пуаро, несомненно, слышали все, – произнес Пуаро с великолепным апломбом. Это было его кредо.

– Но они нынче такие невежественные, – вздохнула миссис Оливер. – Нет, правда. Они знают имена своих певцов, или поп-групп, или диск-жокеев – все в таком же роде. А если понадобится специалист, доктор, скажем, или сыщик, или зубной врач, тогда наводятся справки, спрашивают подругу, к кому лучше обратиться? А она отвечает: «Дорогая моя, только к кудеснику на Куин-Энн-стрит: перекрутит тебе ноги вокруг головы три раза, и ты здорова». Либо: «У меня украли все мои брильянты, и Генри взбесился бы, а потому я не могла обратиться в полицию, но есть один просто невероятный сыщик, умеющий молчать, и он отыскал их, а Генри так ничего и не узнал». Вот как это делается. И вашу девочку кто-то к вам направил.

– Очень сомневаюсь.

– Но откуда вам знать? А ведь так оно и есть. Меня только сейчас осенило. Девочку к вам направила я.

Пуаро посмотрел на нее с изумлением.

– Вы? Но почему вы сразу так не сказали?

– Потому что я только сейчас сообразила. Вы ведь упомянули Офелию. Длинные, словно мокрые волосы и довольно некрасивая. Точно вы описали девушку, которую я видела. Причем недавно. И вдруг я все про нее вспомнила.

– Кто она?

– Собственно, ее имени я не знаю, но могу узнать без всякого труда. Разговор зашел о частных сыщиках здесь и в Америке, и я упомянула вас и некоторые поразительные ваши результаты.

– И дали ей мой адрес?

– Ну конечно нет. Мне и в голову не пришло, что ей нужен сыщик или что с ней вообще что-то не так. Я думала, мы просто болтаем. Но я ссылалась на вас не один раз, и, конечно, найти ваш адрес в телефонной книге ей никакого труда не составило.

– Вы разговаривали об убийствах?

– Насколько помню, нет. Я даже не знаю, как мы перешли на сыщиков, разве что… да, пожалуй, на них разговор перевела она…

– Так скажите же мне, скажите все, что сможете, пусть вы и не знаете ее имени, скажите мне все, что вам о ней известно!

– Ну, было это в прошлую субботу. Я гостила у Лорримеров. Они тут ни при чем. Просто взяли меня с собой к каким-то своим знакомым на коктейли. Народу там было довольно много, и я чувствовала себя не очень ловко – вы же знаете, я не пью, и для меня приходится подыскивать что-нибудь безалкогольное, а это лишние хлопоты. И люди отпускают мне комплименты – ну, вы понимаете, – как им нравятся мои романы да как они мечтали познакомиться со мной, а меня в жар бросает. От смущения я совсем глупею. Но более или менее справляюсь. И они говорят, как им нравится мой жуткий сыщик Свен Хьерсон. Знали бы они, до чего я его ненавижу! Но мой издатель настаивает, чтобы я ни в коем случае об этом не упоминала. Видимо, отсюда мы перешли на случаи из жизни, и я рассказала про вас, а эта девочка стояла рядом и слушала. Когда вы назвали ее непривлекательной Офелией, у меня что-то зашевелилось в памяти, и я подумала: «Кого это мне напоминает?» И тут же вспомнила: «Ну конечно же! Девочка лорримеровских знакомых в субботу». По-моему, так, если только я ее с кем-нибудь не путаю.

Пуаро вздохнул. Имея дело с миссис Оливер, следовало запастись терпением.

– А кто эти знакомые ваших знакомых?

– Трефьюзисы, по-моему, если не Триерны. Что-то в этом роде. Он набоб. Неслыханно богат. Что-то там в Сити, но он почти всю свою жизнь провел в Южной Африке…

– У него есть жена?

– Да. Очень красивая женщина. Заметно моложе его. Масса золотых волос. Его вторая жена. Девочка – дочь первой жены. И еще дядюшка, совсем древний старик. Весьма именитый. Всяких званий хоть отбавляй. Не то адмирал, не то маршал авиации, не то еще кто-то. А вдобавок астроном, если не ошибаюсь. Во всяком случае, у него из крыши торчит огромный телескоп. Хотя, наверное, это просто увлечение. Потом вроде бы приставленная к старичку иностранная девица. Ездит с ним в Лондон, по-моему, и следит, чтобы он не попал под машину. Очень хорошенькая.

Пуаро рассортировал информацию, полученную от миссис Оливер, ощущая себя двуногим компьютером.

– Значит, в доме живут мистер и миссис Трефьюзис…

– Не Трефьюзис. Я вспомнила – Рестарик.

– Но это же совсем разные фамилии?

– Вовсе нет. Обе корнуолльские, ведь так?

– Значит, там живут мистер и миссис Рестарик, именитый престарелый дядюшка. Его фамилия тоже Рестарик?

– Сэр Родрик, а дальше не помню.

– Иностранная прислуга по обмену – или кто она там? – и дочь. А еще дети у них есть?

– По-моему, нет, но точно не скажу. Дочка, кстати, там не живет. Приехала на субботу-воскресенье. Видимо, не очень ладит с мачехой. У нее какая-то работа в Лондоне, и она завела приятеля, который им, насколько я поняла, не слишком нравится.

– Вы, кажется, знаете о них порядочно.

– Ну, как-то одно к другому подбирается. Лорримеры большие любители поговорить. Все время обсуждают то одних, то других. Ну и обогащаешься сплетнями о всех их знакомых. Но только иногда начинаешь в них путаться. Может быть, и на этот раз. Жаль, я забыла имя девочки. Что-то связанное с песней… Тора? «Заговори со мною, Тора!» Тора… Тора. Что-то похожее… Или Майра? «О Майра, любовь моя лишь для тебя». Что-то похожее. «Мне снились мраморные залы». Норма? Или все-таки Маритана? Норма… Норма Рестарик. Именно так, я уверена. Она третья, – неожиданно добавила миссис Оливер.

– Но вы, кажется, сказали, что она единственная дочь?

– Да. Во всяком случае, так мне кажется.

– Но в таком случае почему вы назвали ее третьей?

– Боже милостивый, вы не знаете, что значит третья? Третья девушка? Неужели вы не читаете «Таймс»?

– Читаю объявления о рождениях, кончинах и браках. А кроме того, интересующие меня статьи.

– Я имею в виду объявления на первой странице. Только теперь их помещают не на первой странице, а где-то внутри. И я подумываю выписать другую газету. Но лучше сами поглядите.

Она подошла к журнальному столику, схватила «Таймс», нашла нужную страницу и вернулась к нему.

– Вот смотрите: «ТРЕТЬЯ ДЕВУШКА для удобной квартиры на третьем этаже, отдельная комната, центральное отопление, Эрлс-Корт». «Требуется третья девушка, квартплата пять гиней в неделю, собственная комната». «Требуется четвертая девушка. Риджентс-Парк. Собственная комната». Вот так теперь любят жить девушки. Удобнее, чем пансион или общежитие. Главная девушка снимает меблированную квартиру и подыскивает, с кем разделить квартирную плату. Вторая девушка обычно приятельница первой, а потом они подбирают третью по объявлению, если не находят желающую среди знакомых. И, как видите, очень часто они умудряются втиснуть в квартиру еще и четвертую. Первая девушка берет лучшую комнату, вторая платит заметно меньше, третья еще меньше, и ее запихивают в чулан. Они договариваются между собой, на какой вечер квартира предоставляется в полное распоряжение одной из них, ну и так далее. Обычно получается неплохо.

– А где именно эта девушка, которую, возможно, зовут Нормой, живет в Лондоне?

– Как я вам уже говорила, я ничего по-настоящему о ней не знаю.

– Но могли бы узнать?

– Конечно. Думаю, без всякого труда.

– Вы уверены, что в разговоре не была упомянута чья-нибудь внезапная смерть?

– Вы имеете в виду смерть в Лондоне? Или в доме Рестариков?

– И там и там.

– По-моему, нет. Попробовать раскопать что-нибудь?

Глаза миссис Оливер возбужденно заблестели. Она уже увлеклась.

– Вы очень любезны.

– Я позвоню Лорримерам. Время как раз самое подходящее. – Она направилась к телефону. – Мне не нужно будет подыскивать причины, всякие обстоятельства, так, может быть, сочинить что-нибудь?

Она с некоторым сомнением посмотрела на Пуаро.

– О, естественно. Само собой разумеется. Вы женщина с воображением, вам это будет легко. Но… но только не слишком бурно. В пределах умеренности.

Миссис Оливер ответила ему умудренным взглядом.

Она набрала номер и, повернув голову, зашептала:

– У вас есть карандаш и бумага или блокнот, чтобы записывать фамилии и адреса и всякое такое?

Пуаро ободряюще ей улыбнулся, уже положив перед собой записную книжку.

Миссис Оливер повернулась и заговорила в трубку. Пуаро внимательно слушал этот односторонний телефонный разговор.

– Алло! Можно… А, это вы, Наоми. Говорит Ариадна Оливер. О да… ну, так много народа… Ах, вы про старичка? Нет, знаете, я не… Совсем слеп?.. А я подумала, он едет в Лондон с этой иностраночкой… Да, конечно, не волноваться они не могут, но она как будто умеет с ним обходиться… Да, кстати, вы не дадите мне ее адреса?.. Нет-нет, дочери, имела я в виду – где-то в Кенсингтоне, верно? Или в Найтсбридже? Я обещала ей книгу и записала адрес, но, разумеется, потеряла, как обычно. Я даже имени ее толком не запомнила. Тора или Норма?.. Да-да, Норма, я так и думала… Одну минуточку, только возьму карандаш… Слушаю… Шестьдесят семь, Бородин-Меншенс… Знаю-знаю, такие мрачные корпуса по квадрату, смахивают на тюрьму, на Уормвуд-Скребс… Да, квартиры как будто очень удобные, с центральным отоплением и всем прочим… А кто ее сожительницы?.. Подруги или по объявлению?.. Клодия Риис-Холленд… Ее отец в парламенте, верно? А вторая кто?.. Да, естественно, вы не знаете, но, полагаю, тоже из порядочной семьи… Чем они все занимаются? Теперь ведь все подряд секретарши, не правда ли?.. А та, вторая, оформляет интерьеры… или сотрудница художественной галереи?.. Нет, что вы, Наоми, я просто так… Любопытно, чем нынче занимаются девушки. Мне полезно для моих книг. Не хочется отставать от времени… Вы упомянули про какого-то приятеля… Да, но ведь сделать ничего нельзя? То есть я хочу сказать, нынешние девушки вытворяют, что хотят… Очень страхолюдный? Из этих, из небритых и грязных?.. А-а, из тех!.. Парчовый жилет и каштановые кудри… До плеч, конечно… Вы совершенно правы, и не разберешь, мальчики они или девочки, не правда ли?.. Да, конечно, в них есть что-то ван-дейковское, если они недурны собой… Что-что? Эндрю Рестарик его просто ненавидит?.. Да, отцы часто… Мэри Рестарик?.. Что же, ссоры с мачехой, это же естественно. Полагаю, она была очень рада, когда девочка нашла работу в Лондоне… То есть как – люди говорят?.. Неужели они не могли выяснить, что с ней?.. Кто сказал?.. Да, но что замяли?.. О! Сиделка? Рассказывала гувернантке Дженнерсов? Ее муж? А-а!.. Врачи не могли установить… Да, но люди так злы. Абсолютно с вами согласна. Обычно такие сплетни – одна сплошная ложь… О, что-то желудочное?.. Какая нелепость! То есть утверждают, будто… как его? Эндрю… Вы хотите сказать, что со всеми этими гербицидами очень легко… Да, но почему?.. Ведь не то чтобы он ее ненавидел многие годы, она же его вторая жена, гораздо его моложе, красавица… Да, пожалуй, это возможно, но почему вдруг иностраночке вздумалось бы?.. То есть, по-вашему, она могла обидеться на то, что ей наговорила миссис Рестарик… Очень привлекательная девочка, Эндрю мог заинтересоваться… О, конечно, ничего серьезного, но Мэри могло быть неприятно, и она начала придираться к девочке, а та…

Краешком глаза миссис Оливер заметила, что Пуаро делает ей отчаянные знаки.

– Минуточку, дорогая моя, – сказала миссис Оливер в трубку. – Пришел булочник. (Пуаро принял оскорбленный вид.) Не вешайте трубку!

Она положила трубку на столик, перебежала через комнату и оттеснила Пуаро в закуток для завтраков на кухне.

– Что? – спросила она, запыхавшись.

– Булочник! – презрительно произнес Пуаро. – Я булочник!

– Но мне пришлось придумывать с места в карьер. А почему вы мне махали? Вы поняли, о чем она…

– Расскажете потом, – перебил ее Пуаро. – В целом я понял. Но мне надо, чтобы вы воспользовались своим импровизаторским даром и сочинили правдоподобный предлог, под которым я мог бы посетить Рестариков, как ваш старый друг, случайно оказавшийся в окрестностях. Пожалуйста, скажите…

– Предоставьте это мне. Я что-нибудь придумаю. Фамилию назвать вымышленную?

– Ни в коем случае. Не надо никаких лишних осложнений.

Миссис Оливер кивнула и бросилась назад к телефону.

– Наоми? Я забыла, на чем мы остановились. Ну почему, едва устроишься уютно поболтать, кто-то обязательно помешает? Я даже не помню, зачем я, собственно, вам позвонила… А-а, да! Адрес этой девочки. Торы… да-да, Нормы, я оговорилась. И вы мне его дали, я помню. Но я хотела спросить о чем-то еще… Вспомнила! Один мой старый друг. Удивительно интересный человек. Ах, я же про него рассказывала, когда мы были там! Его зовут Эркюль Пуаро. Он будет гостить где-то совсем рядом с Рестариками и просто мечтает познакомиться с сэром Родриком. Он наслышан о нем и всячески им восхищается, и его замечательным открытием во время войны… Ну, что-то там научное… И страшно хочет «нанести ему визит и выразить свое почтение», как он выражается. Как вы считаете, можно? Вы их предупредите? Да, скорее всего, он как с неба свалится. Посоветуйте им настоять, чтобы он рассказал им всякие удивительные шпионские истории… Он… что? О, пришли подстригать газон? Ну, разумеется, разумеется. До свидания.

Она положила трубку на рычаг и упала в кресло.

– Господи, до чего же утомительно! Ну как?