Текст книги "Водитель моего мужа"

Глава 15

Ольга

Паша тормозит рядом с главным входом и смотрит мне в глаза через зеркало заднего вида. Я вернулась на свое место, позади него, и в эту последнюю секунду отчаянно жалею, что не позволила ему меня уговорить. Нет, не на побег, это чистой воды самоубийство, а на остановку по пути… Я уже скучаю по нему, по его сильным и одновременно нежным рукам и по умелым губам, которыми он буквально зацеловал меня. Но мне все равно мало.

Его всего мало.

– Я отнесу багаж, – сообщает он деловито, замечая, что я не могу заставить себя попасть по ручке и открыть дверцу.

Не хочу уходить. Я кручу в голове короткий инструктаж Паши, который он провел совсем недавно. Что сказать мужу, как объяснить отсутствие на последней деловой встрече, если он спросит, и без каких уточнений лучше обойтись. Так четко и по делу, что я даже перестала бояться возможного допроса со стороны Димы. И я все чаще думаю, что Пашу невозможно выбить из равновесия, он всегда придумает, что делать, и найдет правильные ходы.

– Да, спасибо. – Я киваю, просыпаясь.

И смотрю через тонированное окно. Обвожу усталым взглядом ухоженный дворик, который устроен перед огромным коттеджем с витражными окнами. Три этажа собственности, в которой так душно и тесно, что меня через день мучают приступы клаустрофобии. Я иногда хожу из комнаты в комнату, но все равно не могу успокоиться. Прийти в себя и перестать чувствовать себя в надежной клетке.

– Куда поставить? – спрашивает Паша, когда я наконец выхожу из машины и замираю, смотря на высокие двойные двери дома. – В холл?

Паша смотрит поверх плеча, избегая моего лица. Обычно он так делает, если чувствует, что я сейчас заплачу после очередной выходки Дмитрия. Когда не хочет смущать и лезть в душу своим проницательным взглядом. Впрочем, он может даже отвернуться в другую сторону, но все равно будет улавливать самую суть.

Такой человек.

– Да, Павел.

Паша… Павел кивает мне и направляется в дом первым. И это как спасение – за ним, за его широкой спиной проделать последние шаги намного легче. Я иду за ним и на мгновение забываю, куда именно.

Но всего на мгновение.

Я не думала, что будет так трудно. В душе все растревожено, и я как будто впервые за долгое время смотрю по сторонам с пугающей четкостью, а не через мутные заляпанные очки. Я гляжу на свою жизнь свежим взглядом и не могу отделаться от ощущения, что проснулась от глубокого, почти коматозного сна.

Два дня вместе с Пашей, и во мне всё переворачивается, он каким-то чудом смог затронуть во мне живое и настоящее. То, что осталось… Всего два дня, и я яркой вспышкой понимаю, что этот неприлично большой дом – фальшивка, вообще всё вокруг меня всего лишь ширма успешной жизни. Такой успешной, что я давно хожу как во сне.

Но сейчас вдруг замечаю детали интерьера, которые давно воспринимаю как фон, и… и штрихи присутствия мужа. Его темно-синий пиджак лежит на кресле, а стальной хронометр брошен на стеклянный столик рядом. Там же стоит недопитый стакан виски.

Черт. Это скверно.

Огромная разница, первый ли это стакан или последующий. Такая огромная, что напоминает пропасть, и мне нужно побыстрее отпустить Пашу. Пока он не посчитал дозу алкоголя вместе со мной.

– Вы можете ехать. – Я резко разворачиваюсь к нему и замечаю, что Паша как раз приставил мой чемодан к стенке. – Завтра как обычно.

– Подогнать ваш седан?

Он все же не торопится и коротко осматривается по сторонам. Ему чертовски трудно развернуться и уйти, оставив меня в этом проклятом доме. На его волевом лице сдержанная маска, Паша умеет скрывать эмоции, но я буквально чувствую тяжелые мысли в его голове. Даже интонации угадываю, сейчас настороженные и недобрые.

– Да, лучше его.

– Хорошо, я подам машину в десять. До завтра, Ольга.

– До завтра.

Он берет еще секунду, не разворачивается и не уходит сразу. Но нас прерывают, я замечаю охранника, который выходит со стороны кухни и поправляет петличку, которая вывалилась.

– Здравствуйте, – бросает он мне хмуро. Впрочем, эти парни вообще не умеют улыбаться и говорить хоть сколько-нибудь человеческим тоном.

Как роботы.

– Павел, тебя босс искал, – добавляет он, кивая Паше, после чего приподнимает руки, чтобы разобраться с вывернувшимся воротом черного пиджака.

Его полы расходятся, и я вижу поясную кобуру и рукоять огнестрельного оружия. Я с первого дня здесь знаю, что охрана вооружена, но сейчас как в первый раз. У меня даже перехватывает дыхание, а в позвоночник впиваются холодные иголки.

– Понял. – Паша кивает. – Куда идти?

– Да не надо никуда идти.

Расслабленный голос Димы наплывает с той же стороны, с какой вошел охранник. Муж уже успел нагнать его и войти в холл первым. Он с довольным оскалом смотрит на Пашу, что у него идет за крайнюю степень расположения, а потом переводит взгляд на меня. Оскал перестает быть довольным в ту же секунду, а взгляд Димы напоминает мне те самые иголки, которые вонзаются в тело только крепче.

– Как съездила? – спрашивает он меня с подтрунивающей интонацией. – Развеялась?

Все-таки он пьян. Несильно, но доза гуляет внушительная и не обещающая ничего хорошего. Лучше побыстрее уйти с его глаз, чтобы не провоцировать.

– Дима, я устала после дороги, – я изображаю самый миролюбивый тон, на какой только способна рядом с ним. – Я пойду наверх…

– Нет, подожди, – отрезает он. – Пойдешь, когда я отпущу.

– Хорошо. Ты что-то хотел?

– Не таким стервозным голосом…

Паша резковатым движением перенаправляет сотовый из одного кармана в другой. Бессмысленный жест, которым он хочет обратить на себя внимание. И заодно напомнить, что Дима хотел с ним поговорить.

И Дима оборачивается на него, подвисая на мгновение.

– Стерва, да? – неожиданно обращается Дима к Паше. – Столько лет воспитываю, а толку ноль.

Глава 16

Паша берет небольшую паузу и делает неопределенный жест головой.

– Да расслабься. – Дима по-дружески хлопает его по плечу и смеется, обнажая белые, идеально ровные зубы. – Это не вопрос с подвохом. Это факт, Паш.

Не знаю, что произошло, но Дима из-за чего-то завелся, пока меня не было. Может, сделка прошла не так, как он ожидал, или кто-то из партнеров устроил ему нервотрепку на пустом месте и сорвал сроки поставок. Все возможно, у Димы десятки контрактов и подразделений по стране, где-то всегда может закоротить, но так или иначе я вижу перед собой обычную картинку. Муж справляется с рабочими стрессами по одной схеме: сперва домашний виски, потом словесная потасовка со мной, если я нечаянно попадусь на глаза, а затем бар или стрип-клуб.

Сегодня я попалась на глаза. Я прекрасно знаю такое состояние мужа, обманчиво веселое и добродушное, но это только на поверхности, а на самом деле в нем пульсирует чистый ток. И тут уж как повезет, прорвется ли разряд или вдруг потухнет, не достигнув жестоких значений. Поэтому я стою рядом и ищу момент, когда можно будет уйти. Нужно выцепить правильную секунду, когда Дима переключит внимание на другое и не успеет вновь вспомнить обо мне. Это трудно, но я научилась.

И пока рано. Я вижу, как он не глядя заводит ладонь назад, чтобы ткнуть в мою сторону.

– Я до нее не знал, что такие суки бывают. – Диму тянет на откровения от выпитого, и он начинает театрально кривляться, как делает каждый раз, когда говорит гнусности обо мне.

Ему обязательно надо сильно нахмуриться, или закусить нижнюю губу с оттяжкой, или наклонить голову вбок, заглядывая прямо в глаза. И сейчас он смотрит в глаза Паше, не отпуская его плечо, в которое впился крепкими пальцами. Дима, считай, держится за него и вбивает слова ему в лицо, с нервом и душком виски.

– Вернее, думал, что сук сразу видно! Ведь так? Хоть паранджу надень, не спрячешь. А тут, смотри-ка, осечка.

Дима разворачивается в мою сторону и чуть отклоняет корпус, чтобы Паше было лучше меня видно. Он даже рукой проводит по воздуху, как на проклятом представлении, где я за экспонат.

– Не подумаешь же? – добавляет Дима и внимательно смотрит на Пашу, ожидая его реакции. – Скажи? Никогда в жизни не заподозришь, сама чистота, чтоб ее! Я тебе по секрету скажу: если ее раздеть догола, все равно останется мисс невинность. Я на это и повелся, как последний идиот!

Паша все-таки реагирует. Я различаю, как сгущается его взгляд и проглядывают нотки презрения. И он чувствует это сам, отрывая взгляд от Димы. Ему нужно выдохнуть, и он смотрит на меня.

Я же стараюсь сохранить лицо и никак не спровоцировать Пашу. Прячу все эмоции как можно дальше и отвечаю ему ровным взглядом, хотя он, конечно, не верит в мою насквозь фальшивую игру. Он медленно выдыхает, сбрасывая нечеловеческое напряжение.

Оно колет наши пальцы.

– Так что скажешь? – Дима усмехается и снова по-дружески бьет Пашу по плечу, а я вижу, как его фамильярный жест отпечатывается у того на лице, у Паши ходят желваки. – Тебе можно, приятель, говори как есть, не стесняйся. По тебе видно, ты в бабах отлично разбираешься, многих ведь попортил…

Дима смеется пьяным смехом, который выше моих сил. Я все же прикрываю глаза и до боли сцепляю кулаки, хотя понимаю, что Паша замечает каждый мой жест. Но я даю слабину на мгновение, всего на мгновение. А когда открываю глаза, вижу Диму прямо перед собой. Его крепкая ладонь вдруг сковывает мой локоть и грубо дергает на себя.

– Дмитрий Олегович, – отзывается Паша, но муж резко отмахивается от его официального тона.

– Заткнись, Паш! Мне сейчас Олеговичей не надо, без того тошно. Лучше скажи мне, на сколько тянет эта стерва? Я вот девятку дал, когда в первый раз увидел.

Его несет, как не несло давно. И в его злых хозяйских руках я угадываю чертовы банковские нули, которые он сегодня потерял. Другой причины быть не может. Мне иногда кажется, что Дима только затем и держит меня при себе, чтобы долго не искать, на ком сорвать злость.

– И добавил последний балл, когда поимел, – Дима грязно раскатывает слова на языке.

Он вновь дергает меня, из-за чего я шумно выдыхаю сквозь зубы.

– Дима, ты пьян. – Паша проходит по самой границе и заслуживает сосредоточенный взгляд мужа, который, несмотря на все “не стесняйся” и “тебе можно”, не ожидал такой вольности. – Не нужно, ей больно…

– Что? – Дима поднимает брови и останавливается, оставляя руки на моем теле, но корпусом разворачивается к Паше. – Не нужно?

Нет. Нет.

– Ты сказал "не нужно"?

– Я не только водитель, но и охранник Ольги, – спокойно отвечает Паша, не дрогнув ни одним мускулом. – Еще немного, и меня можно увольнять.

Дима молчит, сверля Пашу рентгеном босса.

– Будут синяки. – Паша осторожно указывает подбородком на руки Димы, которые грубо держат меня. – А это штраф.

– Ты, я смотрю, любишь свою работу, – усмехается Дима.

– Больше жизни, – Паша усмехается ему в ответ, и мне страшно смотреть на это.

Он так рискует. Хотя я уже знаю, что Паша умеет разговаривать с любым Дмитрием, откуда-то знает, какую шутку тот сейчас оценит и где проходит красная линия дозволенного.

– К тому же у Ольги завтра важная встреча. Запястье, – он указывает на место захвата мужа, – будет видно, если ты продолжишь.

Еще один оборот.

– Ты же умеешь пользоваться тоналкой? – Дима спрашивает меня с улыбкой и встряхивает, чтобы я не тянула с ответом.

– Умею.

– Значит, я могу продолжать?

– Дима, я не понимаю, что на тебя нашло…

– Ненависть к тебе на меня нашла. Все как обычно, милая.

Он смотрит мне в глаза так глубоко, что мне хочется закрыться. И не за тонкими веками, а за чем-нибудь прочным и тяжелым.

– Ладно, к черту! – Дима отпихивает меня в сторону, больше наигравшись, чем приняв трезвые доводы, и подзывает Пашу ближе взмахом ладони. – Пошли бухать.

Глава 17

Павел

Это труднее, чем я думал. Мог представить, черт возьми… А я ведь столько ублюдков за свою жизнь повидал, что обычному человеку на три жизни хватит. Но я все равно оказываюсь не готов, Дмитрия хочется изувечить за каждое брошенное слово, а за каждое прикосновение к ней сразу убить. Я ведь вижу, что останутся жуткие ссадины. У нее слишком нежная кожа, а сукин сын наслаждается своей грубостью. Он дергает ее и выкручивает тонкие руки, которые я целовал.

Как отвлечься от этого? Не думать?

Он же оскорбляет ее на моих глазах. Что я за мужик? Я глотаю и не знаю, как потом буду смотреть ей в глаза. Я не смогу забыть – вот это чувство собственного бессилия и ее взгляд, который она прячет от меня. Она оберегает меня… Мать твою! Над ней издеваются, а она боится за меня. Никогда ни одна женщина не боялась за меня!

Как я докатился до этого?

Но мне нужно время, чтобы всё исправить. И нужен кислород, чтобы не сорваться.

Я смотрю в его сторону, но не фокусируюсь и слежу за своим дыханием, чтобы привести его в порядок. А он всё говорит и говорит – и сжимает ее в хозяйских тисках, которые я мог бы переломать за мгновение. Если бы дело было лишь в тупой физической силе, я бы уже прекратил ее мучения. Я сильнее его и обучен приемам, у Дмитрия нет ни шанса в обычной мужской драке, но у него есть кое-что важнее.

У него намного больше денег.

Власти.

– И добавил последний балл, когда поимел, – именно власть позволяет ему произносить непозволительные слова.

Он называет ее шлюхой и намекает на измену или что-то близкое. Мне плевать, что он взял за повод и что он несет, обвиняя ее, потому что я знаю, какая она на самом деле. Дима же то слеп, то пьян, откуда ему знать, какой счастливый билет он вытянул. Он не видит женщину, которая ему досталась. В нем столько дерьма, что он может только портить и пачкать всё вокруг себя.

Я все же лезу вперед и пытаюсь его остановить. Получаю его внимание, отвлекая от нее, и продолжаю говорить.

– Ладно, к черту! – бросает он с пренебрежением и толкает девушку прочь. – Пошли бухать.

Это скверно.

Но это лучше.

Он проводит меня через огромную гостиную и подходит к барной стойке, где стоит бутылка, с которой он начал.

– Что ты пьешь? – бросает Дима, перегибаясь через стойку и цепляя другую бутылку.

– Виски пойдет. – Я киваю на его выбор и придвигаю стул.

– Думаешь, что я подонок? – неожиданно бросает он и коротко смеется. – Со стороны так выглядит?

Он выставляет руку в сторону, показывая, что я могу молчать, а не фальшивить с ответом подчиненного. Он не отрывает мутного взгляда от стойки и с трудом попадает по квадратным стаканам.

– Когда-нибудь бил женщину? – Дмитрий отпихивает мой стакан в сторону и следит, как я беру его в руку.

– Нет.

– Даже пощечина?

– Даже пощечина.

Я отхлебываю, но все же делаю следом пару жадных глотков, ища на дне болеутоляющее.

– Так везло с бабами? – в его голосе сквозит сомнение, словно он впервые видит мужика, который не поднимал руку на женщину. – Или они тебя так боятся?

Он усмехается, а я киваю.

– Боятся.

– Научишь? – тут же отзывается Дима. – У меня ни хера не получается! Видел ее? Делай, что хочешь, будет стоять с гордой рожей и терпеть. Мне иногда кажется, что она вообще неживая.

Он вливает в себя очередную дозу и толкает теперь свой стакан ко мне, чтобы я повторил, как бармен.

– Сдохла, тварь, – добавляет он и вновь смеется. – Только сперва меня убила.

Он шумно выдыхает, а потом ударяет по столешнице плашмя, проигрывая лютой злости, что обжигает даже меня. Я отодвигаю его стакан еще дальше, чтобы он не разбил его, и наполняю.

– Все бабы стервы, приятель, – произносит Дима как тост. – Их слова и чистые мордашки ничего не стоят. Я у своей даже первый был… Хотя сейчас сомневаюсь, я пьян был, и, может, это она меня убедила.

Наш разговор всего на полвыдоха лучше того, что происходило в холле.

– Набила себе цену. – Хотя нет тут никакого разговора, он изливает свою перепачканную душонку, принимая меня за бармена с каждой секундой сильнее. – Не верю я, что она целкой была. Знаешь, где я ее выцепил? В “12”! Там все дорогие шлюхи города раньше тусовались, папиков себе искали.

– Ольга говорила, что работала там.

– Все они работают, пока не найдут, за чей кошелек зацепиться. Потом ртом работают. У них это лучше получается.

Я добавляю виски себе и делаю засечку, что могу позволить себе еще одну дозу. Не больше. Потом контроль начнет сбоить.

– Я даже счастлив с ней был. Как дурак, радовался первое время, реально пылинки сдувал и хотел детей завести.

Я жду: “А потом…”

– Я его в бетон закатал. Буквально, Паш. – Дима заливает в себя виски и кривится, сковывая грудной кашель. – Шалава.

Его слова не подходят той женщине, которую я знаю. Хотя в его голосе проглядывает нерв, которые мужики не показывают почти никогда. И дело не только в алкоголе.

– Я тогда подумал, что на годик оставлю ее при себе и отведу душу. Бабы иногда забывают, что они слабый пол, и им надо напоминать. То, что у кобеля на них встал, – это не сила, как они думают… Сила – вот она!

Он хватает бутылку и швыряет ее об стенку. Та со скрежетом разлетается на мелкие осколки и стремительной волной оседает на пол.

– Достань другую, – произносит он.

– Только ты не бей ее сразу.

– Не буду. – Он ухмыляется и сжимает мое плечо, ища опору. – Почему ты до сих пор не пьян?

– Мне завтра за руль.

– А, да. Важная встреча, ты говорил.

– Отчетность за квартал.

– Хоть какая-то от нее польза. Знаешь, я ведь ее даже сейчас не трахаю. Я после той истории пережал, доказывая свое в кровати, и она таким взглядом стала на меня смотреть, стоило только прикоснуться… Легче пощечину влепить. Я все-таки не конченый.

Дима вырывает новую бутылку из моих рук, потому что я слишком долго воюю с крышкой. А ему надо сейчас и чтобы уже забыться напрочь.

– Сколько баба может без секса?

И молчит, ждет ответа.

– Без понятия.

– Наверное, пора ждать рогов. – Он проводит ладонью над головой, ухмыляясь. – Найдется же дурак… Она же видная, и фигурка что надо, есть на что позариться.

Глава 18

Я выдерживаю остаток разговора и дня на глухой перемотке. Вечером получаю первые данные по активам Дмитрия, на почту приходят налоговые выписки и слухи, что всегда крутятся вокруг таких людей в узких кругах. Информации так много, что я вырубаюсь за ноутом, а утром еду за Ольгой.

Мне нужны свежие записи для регистратора, и поэтому я говорю ей, когда открываю дверцу, что внутри поговорить не получится. И мы молчим всю дорогу, обмениваясь лишь сухими фразами. Хотя я вижу по ее глазам, что ей нужно объясниться после вчерашних откровений, что устроил Дима.

Она нервно крутит маленькую сумочку в руках и каждые две минуты меняет положение, не находя себе места.

– Ольга, на панели чек загорелся, а тут мастерская проверенная неподалеку. Если вы не против, я бы заехал. Много времени не займет.

Девушка ловит мой внимательный взгляд и послушно кивает. Она всё понимает, а я сворачиваю с главной дороги и ухожу ко второй линии, где натыканы гаражи. Мастерская действительно хорошая, друг открыл ее два года назад и за это время успел купить соседний объект, чтобы расшириться.

Меня ждут, и один из работников помогает загнать авто в бокс. Я выхожу из машины, оставляя ключи в замке зажигания, и поворачиваю голову назад. Ольга тоже выходит и цепляется встревоженным взглядом за мой силуэт, ища подсказки. И она явно опасается, что мне пришла в голову отчаянная идея, как тогда, когда я не хотел везти ее домой из соседнего города.

Я захлопываю дверцу и обхожу машину быстрым шагом, после чего беру ее под локоть и помогаю найти правильное направление.

– Нам наверх, – подсказываю я, наклоняясь к ней.

– Всё в порядке?

– Конечно. Мы всего лишь проверим машину и поедем дальше.

Железная лестница уводит наверх, где находятся служебные помещения. Я открываю вторую дверь в ряду, за которой прячется комната отдыха с икеевской мебелью и крепким запахом кофе.

– Не люкс, прости, – я усмехаюсь, пытаясь спрятать досаду, что не нашел место лучше.

– Паша…

Мы остаемся наедине, и я не могу больше сделать ни шага. От нее. Я прижимаю ее к стенке прямо у двери и целую в губы, проваливаясь в ее пьянящий аромат с головой и забывая, с чего собирался начать. Я ведь хотел поговорить, хотел… Она подрагивает подо мной и поднимает руки, которыми обхватывает мои плечи и крепко сжимает. Словно боится упасть.

Я сам на грани и резко вбиваю ладонь в стенку, чтобы найти опору и не утянуть ее на пол.

– Послушай меня, – она все же разрывает поцелуй и уходит в сторону, скользя щекой по моей щеке, – я не шлюха, это неправда. Я никогда…

– Не надо. – Я не в силах слушать это. – Тебе не нужно оправдываться передо мной.

– Я не знаю, что он еще тебе наговорил. Какие подробности…

– Зачем ты мучаешь себя?

Я вновь целую ее, стараясь заполнить как можно глубже, чтобы она забылась. И перестала изводить себя глупыми мыслями, что на меня как-то могут повлиять слова ее больного мужа. Ольга отвечает и переносит ладони на мою шею, обжигая ласковым теплом, из-за чего ее близость вдруг становится мучительной.

Я хочу ее. Хочу так, что едва контролирую себя и вижу перед глазами черную пелену со вспышками, бьющими под дых.

Сносящими и тянущими к ней.

С такой зверской, совершенно животной силой, что я боюсь сломать ее.

Она что-то делает со мной, безумное и сгущающееся с каждым разом.

– Возьми меня, – шепчет она сбивчиво, обводя языком мой висок. – Прямо здесь… возьми.

Она путается в собственных выдохах и утыкается лицом в грудь, так что теперь ее горячие губы над воротом моей рубашки, с которой она неумело воюет. Я помогаю ей, расстегивая верхние пуговицы, но она вдруг хватает мои руки и уверенно уводит их вниз. Она выбрала узкую юбку сегодня, чем извела меня еще в машине, и теперь я наконец могу сделать всё, что отгонял прочь, чтобы не врезаться в кого-нибудь в потоке.

– Не снимай, – просит она и выводит сумасшедшие круги языком по моей груди… шее, становясь на носочки. – Просто…

Просто возьми.

Я задираю ее юбку и подсаживаю, угадывая, как ее тугие бедра сжимают мою талию и окутывают жаром. Она такая горячая, что та пелена перед глазами становится алой. Я без памяти делаю последние необходимые движения и надавливаю на нее, жестко прижимая к стенке и разводя ноги в стороны. Я вхожу в нее и пошло выдыхаю, прикусывая мочку ее уха.

Черт…

Она моя.

Она будет только моей.

Или я сдохну.

Она сжимается вокруг меня и обвивает своей лаской еще крепче. Я чувствую мягкое, нежное тело повсюду и то, как остро она реагирует на каждое мое движение. Болезненно-сладкое эхо… Она дрожит под моими пальцами и выгибается навстречу, впуская глубже. Я вбиваюсь резче и сильнее, ловя ее лицо руками и помогая смотреть на меня.

Я хочу ее всю. Без остатка.

Хочу видеть, когда она моя.

– Да, да, – отзывается она, задыхаясь. – Господи, Паша…

Я не отвожу мутный взгляд от ее раскрасневшегося лица, вокруг которого сбились каштановые волосы. И вижу, как она хватает ртом воздух, который раскалился между нашими телами, и поднимает ладонь ко рту, чтобы спрятать в нее крик. Я помогаю ей глубоким поцелуем, забирая судорогу своим языком. Ласкаю, наталкиваюсь на ее влажный язык и завожу одну руку ей за спину, чтобы сделать еще ближе.

Я с силой вжимаю ее в свое тело, и Ольга начинает биться, постанывая мне в шею. Ее тело лихорадочно пульсирует и делает последний толчок за меня, она так крепко сжимает меня, что я хрипло выдыхаю и кончаю.

Моя.

Наши тела несет вниз, и я в последний момент хватаюсь за какой-то выступ и удерживаю нас. За что получаю томный поцелуй, в котором слышно ее счастливую улыбку.

Я чувствую капельки пота над ее верхней, чуть вздернутой губой.

И онемевшие тонкие пальцы, которые гладят мою спину.

Мои плечи.

И полустертый нежный голос.

– Я люблю тебя.