Текст книги "Защитники"

Риан восторженно вскрикивал, когда начинался клев, и Беркут, смеясь, делал ему замечание.

– Тише! Всю рыбу нам перепугаешь!

Но я видела веселые искорки в глазах Борислава, и он не упускал случая потрепать Риана по вихрастой макушке.

Озеро находилось примерно в двадцати минутах ходьбы от дома Беркута. Однако он взял с собой такой внушительный рюкзак, что я лишь гадала – что же там такое огромное.

Пока мы пили чай с земляникой из термоса, доедали бутерброды с нежной семгой и вытаскивали из озера жирных карасей. Рыбы тут, и правда, было навалом.

– А ты прямо купил эту землю с озером? – спросила я у Беркута пока наступило затишье и даже ветер перестал играть в камышах.

– Да нет. Это искусственный водоем. Чищу пару раз в год. Ухаживаю. Обзавидовался одному соседу – Ярославу Оленеву. У него шикарный естественный пруд.

– А долго делали?

– Озеро-то?

– Ну да.

– Наверное, месяца три, не больше.

– Здесь хорошо…

Я откинула голову и посмотрела на плакучую иву, что накрыла нас словно шатром.

Беркут усмехнулся.

– Странная ты женщина, все-таки. Мой дом тебя не поразил. Хотя там три этажа и до чертовой дури комнат. Бассейн – ну, пожалуй, в основном, развлек. А самая обычная рыбалка…

– Мама такая. Она настоящая… – шепнул Риан.

– Это уж точно! – добавил Беркут со смехом.

Внезапно мой поплавок ушел под воду, а затем и удочку потащило. Бамбуковая палка изогнулась, пружинисто дернулась над озером.

Беркут схватил удочку первым, я второй, и мы вдвоем дернули. На берегу появился громадный золотистый карась. Шикарный просто. Красавец!

Начал биться, вдруг оторвался от крючка. Почти дополз обратно в воду.

– Уйде-ет! – закричал Риан.

Беркут лихо подхватил карася громадным сачком и дернул. А я помогла.

Мы рухнули на землю хохоча, рядом с возмущенно прыгающей рыбой.

…Когда наши ведра наполнились добычей, я думала, отправимся домой. Но Беркут был полон сюрпризов. Достал из рюкзака котелок, а затем лихо развел костер из сухих веток и хвои. Потянуло смолой, древесными углями, и я прикрыла глаза, наслаждаясь упоительными запахами.

Беркут расстелил на земле толстые коврики. И мы с Рианом завороженно следили за пляской пламени, которое смачно лизало котелок и приятно потрескивало.

Следующие минут тридцать мы с Рианом наблюдали, как Беркут мастерски готовит уху.

Он сам почистил рыбу, порезал, снова ломая мои стереотипы. Я думала такие мужики, как минимум, слегка белоручки. Чтобы заниматься столь грязной работой… Причем, делал все Беркут не просто умело, но еще легко и без особых усилий.

Загрузил рыбу в кипящую воду и вдруг вспомнил про меня.

– Ну? Кто у нас тут хозяйка?

Я не успела ответить, как Беркут тщательно вымыл руки и сунул мне коробку со специями.

Я присоединилась к веселью.

Риан восторженно следил за крупными бабочками, которые кружили над камышами.

Ловил их уже сухим сачком и собирал для коллекции.

Тем временем, я насыпала в уху приправы, перемешала, и Беркут вернулся к костру. Подкидывал бревна, следил.

А я с интересом следила за ним. Казалось – этот мужчина даже тут находится в своей стихии. Охотник, рыболов… Полевой кулинар. У него обнаруживались все новые и новые достоинства и мне все больше казалось, что я для Беркута – так, развлечение. Приз, который он решил заполучить во что бы то ни стало. В конце концов, наверное, я первая кто ему отказал.

Как-то не верилось, что этот богатый мужик с таким глубоким внутренним миром, действительно, всерьез на меня запал. Уж не говорю – влюбился.

Ну явно этот мужчина не моего уровня. Мы с ним как Нива рядом с Мерседесом.

– Вот уж не думала, что ты такой… – слова вырвались изо рта сами.

Беркут обернулся и воззрился уже привычным пытливым взглядом, буквально ввинчивающимся в мозг.

– Какой? – спросил он, приподняв бровь.

– Э-э-э… Умеешь разводить костер. Готовить уху… Не считаешь зазорным почистить рыбу… Если честно, лично я ненавижу, чистить рыбу и резать… Всегда покупаю филе.

Беркут усмехнулся.

– Я тебя удивил?

– Да.

– Это радует…

– А теперь давай ты еще расскажешь о себе… Мне нужно для дизайн-проекта…

Мне было легче перевести наше общение в деловую плоскость. Во всяком случае, пройтись по ней по касательной, немного выруливая от личных тем.

А вот Беркуту это не очень понравилось. Он поморщился, немного помолчал и отмахнулся.

– Спрашивай.

Примерно час или больше я выведывала вкусы Беркута, его предпочтения и привычки.

А затем он громко заявил:

– Все! Никакой больше работы! Уха готова!

И мы ели наваристый рыбный суп из металлических тарелок. Ммм… Боже, как это было вкусно!

Пожалуй, лучше, чем вся ресторанная еда.

Кулинар из Беркута получился отличный. Риан аж причмокивал и дважды просил добавки.

При этом Борислав удалил большинство костей. Так, что мы почти не плевались, убирая их из ухи.

Давненько я себя так не чувствовала.

По-семейному, тепло и уютно.

Словно мы трое – одно целое. Трое против всего мира.

Было спокойно и легко общаться с Беркутом, смеяться его грубоватым шуточкам. Слушать его рассказы о том, как они с матерью ходили на рыбалку, по грибы, ягоды. Как он сам выезжал с друзьями на подобные пикники.

Судя по всему, Беркут сколотил свое состояние не так уж и давно. И юность провел также, как и я, перебиваясь на том, что зарабатывала мать. Но когда он об этом рассказывал, взгляд Беркута наполнялся светом, а голос – теплом и нежностью. Улыбка освещала его лицо, играла в глазах. И я видела, что те дни принесли Бориславу много радости, счастья, несмотря на материальную неустроенность.

Это почему-то внезапно сделало нас ближе, чем все предыдущие признания Беркута. И даже его забота, решение всех моих трудностей и проблем. Я видела, что за фасадом сильного, властного, жесткого мужчины есть что-то еще, кроме желания обладать и железной воли. Нечто горячее, яркое, как звезда и согревающее тех, кто поблизости.

В дом мы вернулись после обеда. Усталые, сытые и ужасно довольные.

Софья встретила нас на кухне и сообщила:

– Майя и Ирина ушли в лес. Второй раз.

И продемонстрировала коричневые липкие разводы на своих резиновых перчатках. А затем и раковину, полную маслят.

– Мы запасаемся на случай голода? – усмехнулась она, приподняв бровь.

– Они походу совсем увлеклись! – усмехнулся Беркут.

А Риан только присвистнул.

Глава 8

Беркут

Было так просто рассказать ей о том, чего никому и никогда не рассказывал. Поделиться тем, что всегда скрывал от окружения.

И одновременно видеть отклик в ее лучистых глазах и улыбке.

Аля раскрывалась, переставала напряженно ожидать подвоха от Беркута. И ему это все больше нравилось.

Рыбалка пошла всем очень даже на пользу.

Наверное, еще ни одной женщине Беркут не показывал своей уязвимости. Даже матери. Потому, что… Ну зачем? А вот Але вдруг показал.

Не хотел – само как-то вышло. Но она вдруг ответила тем же. Даже разговаривать начала как-то иначе.

Раньше обращение на «ты» звучало из ее уст с каким-то вызовом. С напряжением. Громче всего остального предложения. Будто она то ли сама никак не могла свыкнуться с этим обращением к Беркуту, то ли не хотела ему что-то показывать.

А вот сейчас она называла его кличкой и на «ты» мягко, легко и словно с каким-то совсем иным смыслом.

Или Беркуту только хотелось так думать?

Остатки ухи он велел принести в дом Вере.

Сам же с неохотной расстался с Алей. Та заявила, что идет мыть своего непоседу – чумазого, усталого и счастливого. А затем поработает над проектом. Ей не терпелось предаться мукам творчества. Беркут это хорошо видел по сверкающим глазам Али и не хотел мешать.

Поэтому отправился к себе, сказав, чтобы мать и сын спускались вниз к ужину.

Аля планировала занять ребенка мультиками по ноуту. И Борислав возражать не стал. Пусть распоряжается. Все-таки это ее сын.

Ощущая какую-то небывалую легкость, такую, что хотелось аж сплясать, Беркут вошел в свою комнату и нехотя мазнул взглядом по экрану сотового.

Настроение сразу ухудшилось.

На экране светилось сообщение от Алексея по вотсапу. «В суде».

И больше ничего.

Однако Беркут отлично понимал – если Алексей сказал, что проблем с тем, чтобы оставить под стражей тех уродов не возникнет – значит так оно и случится. Этот человек никогда не обещал понапрасну и зря клиентов не обнадеживал. Он настоящий профи. Во всем.

И почему-то это совсем не обрадовало Беркута.

Хотя он прекрасно знал почему.

Борислав написал Алексею «Ок. Держи в курсе». И отправился в душ.

Однако даже свежая прохладная влага не сняла напряжение. Ощущение, что все не то и не так. Вот только что над головой было солнечное небо, а сейчас – сплошные тучи и хочется злиться не по делу.

Беркут сел за компьютер и почему-то залез на сайт одного крупного ювелирного магазина. Когда-то он там покупал подарки своим пассиям.

Беркут пролистывал ожерелья, колье, сережки и все они казались недостаточно красивыми, эффектными и недостаточно дорогими для Али.

Наконец, он нашел изящного китайского дракона. Подвеску тончайшей работы. Каждая чешуйка, подкрашенная изумрудом, выглядела ну просто совершенной. Сапфировые глаза казались мудрыми, очень добрыми и глубокими.

Беркут заказал безделушку и цепочку к ней из белого золота.

А затем почему-то разошелся, и добавил ко всему сережки с теми же камушками и узором.

Он заметил, что Аля не носит колец. Она вообще ни разу их не надевала. Зато у нее на шее всегда была золотая цепочка, а в ушах – несколько колечек в семи дырочках. В одном ухе их было шесть, в другом – только одна.

Поэтому Беркут докупил еще колечки с такими же камушками из белого золота. Чтобы уж менять – так весь комплект украшений.

Менеджер его уже знал, сразу перезвонил и обещал к вечеру доставить подарок.

Расспросил про нужную упаковку, оформление и прочее…

Это немного отвлекло Беркута. Он представил себе Алю в новых украшениях. Она их однозначно заслуживала. Эта женщина заслуживала только лучшего.

И она просто обязана это понять, а не задавать глупые вопросы: почему я, почему ты меня выбрал, зачем я тебе вообще сдалась…

Наверное, Беркуту стоило бы порадоваться, что Аля решила заняться своим проектом. Потому что в противном случае вряд ли Борислав смог бы оторваться от нее и заняться своими делами.

А дела этого настойчиво требовали. Разве что с плакатами не маршировали.

Мелкие рабочие моменты вполне могли решить и заместители. А вот некоторые конкретные вопросы мог рузрулить только сам Беркут.

Именно этим он и занялся. А когда закончил, связался с Николаем Семеновым.

Беркут звонил ему еще до рыбалки, как и обещал Альвининой «тете Майе». Но тот оказался пока занят. Поэтому Борислав набрал Колю сейчас.

– Да? Нужна помощь тебе или твоим архаровцам? – сходу поинтересовался Семенов. – Если что, ты можешь меня и не вылавливать. Сам знаешь – я часто занят. Просто приехал, вручил ребят моим медикам… У нас нет не ВИП-клиентов. И это ты тоже прекрасно знаешь…

Он будто извинялся за то, что сразу не смог ответить на вызов.

– Да нет. Тут дело немного другое…

* * *

Аля

Раньше я находила вдохновение, воображая, как будет выглядеть помещение после воплощения моих проектов в жизнь. Теперь я находила вдохновение в личности заказчика.

Я вспоминала наше общение с Беркутом, его взгляд, разбирающий меня по кусочкам, раскладывающий по полочкам: мимику, жесты, взгляды. Его рассказы о детстве и то как он вдруг преображался. Из крутого бизнесмена – в бойца без правил – там, на дороге из ночного клуба. Из упакованного мужчины в лесного рыболова.

Из этих кусочков пазла в моем воображении складывался цельный мужчина. Когда-то счастливый потому, что у них была крепкая и дружная семья с матерью. Настоящая. С загородными пикниками, купанием в речке, походами за грибами и ягодами.

А теперь он окружил себя тем, что когда-то любил и очень ценил. И огородил все это забором, защитой своих «ребят» из охранного агентства и собственным ореолом жесткого и непримиримого субъекта.

В моей голове рождались образы, краски, линии.

Я выбрала фотообои с видами природы. Но не с лесом, его и так было видно буквально из любого окна пристройки. С горами, водопадами, сказочными гротами. С морскими пейзажами и эффектными скалами, которые опоясывали лазурную гладь и разбивали пенные лапы волн.

Подобрала мебель из черного дерева. С резными украшениями в виде львов. Защитников. Мощных и спокойных.

Паркет складывался в сложный, замысловатый узор, наподобие тех, что украшают персидские ковры. От него веяло теплотой, добротностью и семьей.

Оставалось детально смоделировать каждую комнату. Ванную, кухню, спальню, гостиную. В пристройке все это было предусмотрено. То ли она задумывалась как гостевой домик, то ли еще для чего-то похожего.

Что ж. Деталями займусь в следующие дни.

Я встала и размяла руки. Затем сцепила их в замок за спиной.

Посмотрела на часы.

Собиралась уже спускаться вниз, когда в дверь постучали.

Я думала – служанка. Спрашивает про ужин. Но на пороге появился Беркут.

И выглядел он как-то совсем не так. Вернее, так, как выглядел на нашем пикнике. Совершенно по-домашнему, что ли.

Казалось дикий зверь, привыкнув к ласке, к тому, как его нежно чешут за ушком, начал и сам ластиться к человеку.

Беркут даже немного волновался. Перекатывался с носков на пятки и что-то прятал в руках за спиной.

– Зашел за мной, чтобы пойти к ужину? Церемонии нового дома? – пошутила я.

Вместо ответа Беркут приблизился и вручил мне большую бархатную коробку. Я еще никогда не видела коробок с украшениями такой величины. Аж дышать перестала.

Медленно открыла подарок.

Ого! Да он стоит целое состояние!

Однако я глаз не могла оторвать от дракончика, что переливался изумрудами и сережек.

– Решил подарить тебе в знак извинений за наше неудачное первое знакомство. Так сказать – загладить впечатление.

Я прищурилась и покосилась на Беркута. А он замер под моим взглядом, и натянул на лицо нечитаемое выражение. Только глаза выдавали Борислава – как-то они нездорово поблескивали.

– Э-э-э. Я конечно не каждый день просыпаюсь в чужом доме… Голая… Без единого средства связи… Но это не слишком большой моральный ущерб?

– Нет.

Мы немного помолчали. Я не знала, что еще можно сказать. А Беркут, похоже, тоже растерял все слова и фразы.

Однако он все-таки нашелся первым.

– Слушай. Я не умею извиняться. Наверное, уже несколько лет этого не делал…

– Поэтому решил облечь извинения в караты?

Беркут развел руками.

– Что с меня возьмешь? Кроме изумрудов, белого золота и рыбалки?

И хитро улыбнулся, заметив, что я немного расслабилась и изучаю украшения с искренним восхищением и любопытством.

– Ну-у-у… Судя по этим вещицам, взять с тебя как раз-таки можно многое… – зачем-то плоско пошутила я.

– Так бери.

Его ответ меня почти оглушил. Я только продолжала переводить взгляд с Беркута на драгоценности и слова не могла из себя выдавить. А Борислав мне совсем не помогал. Смотрел, не смаргивая, и не позволяя отвести глаза дольше чем на считанные мгновения. Не знаю, как он это делал – но получалось.

Я не могла прервать зрительный контакт с Беркутом.

Не знаю, дарил ли Борислав прежде подобные подарки, а вот я точно такие не получала. И это все кошмарно осложняло. Внутри зудел червячок. Слишком эти украшения много стоят, чтобы принять их в качестве извинения. И почему-то я чувствовала, даже видела, что отказ серьезно обидит Беркута.

– ЧЧто брать? – спросила зачем-то. Потому, что мысли роились и словно мячики для пинг-понга метались из стороны в сторону. Переключаясь с одной темы на другую, не в силах на чем-то остановиться.

Ценный подарок… Ответ Беркута. Возможная моя реакция. И возможная его реакция.

– Все, что хочешь.

Опять короткий ответ – и словно ток прицельно бьет в позвоночник. Я замерла, ошарашенная и совершенно растерянная.

– Все-все?

– Да.

Прямой взгляд, который одновременно подтверждает и сканирует. Плотно сомкнутые прикушенные губы.

Я была окончательно сбита с толку. Но, самое странное, казалось, что и он тоже.

– И меня возьми в придачу, если понравлюсь, – вдруг окончательно выбил меня из колеи Беркут. Я аж схватилась за стол. А Борислав медленно подошел, взял украшение. Снял с меня старую цепочку и надел колье. Затем осторожно, словно всегда только этим и занимался, заменил мои кольца в ушах на новые сережки.

И также бережно развернул к зеркалу. А затем – подтолкнул ближе к серебристому окну в мир отражений.

Я покрутилась, разглядывая обновки.

Длинное зеленое платье, словно нарочно выбранное под цвет новых украшений, очень хорошо с ними сочеталось. Хотя было вовсе не праздничным и даже не коктейльным. Так, просто красивая вещица, купленная мной однажды на распродаже.

Уж больно оно мне шло. Сборки от груди до талии, пышная юбка, шикарное декольте. И свободные рукава. Прелесть.

Я чувствовала в нем себя прямо девочкой-девочкой.

Беркут приблизился и наклонился к моему уху, так что по шее скользнуло его горячее дуновение. Я замерла, пропитываясь этим ощущением. Не в силах побороть странного волнения, которое поднималось откуда-то снизу, и вдруг накрывало удушливой волной.

Будто этот мужчина стремился пробраться под мою одежду хотя бы так. Возможно, даже пробраться под кожу…

– Ты очень красивая и соблазнительная до одури.

– До одури?

– Да. Я все время хочу тебя. А теперь, пока я не договорился до того, что схвачу тебя тут и разложу на столе, пошли ужинать. Там твои подружки принесли грибов на несколько месяцев. Можно уже открывать магазин.

Я усмехнулась.

– Бедные служанки! Чистить столько мелких маслят!

– Твои подруги тоже так думали. Пришлось отгонять их от кухни!

– А что? На твоей кухне есть регламент? Кто имеет право там готовить?

Ловкий рывок, быстрее моей мысли, и я прижата лицом к Беркуту. Он заглянул в глаза, а затем припечатал:

– У меня в доме очень жесткий регламент. И только тебе одной можно все.

Я аж вздрогнула от такого карт-бланша. Вообще этот мужчина даже пугал своей основательностью и глубиной. Если разрешал – то все и сразу. Боюсь, что и запреты его такие же категоричные, резкие и повсеместные.

– А-а-а… Как там дела у Алексея с судом?

Даже не знаю, почему я спросила. Я не очень хотела поскорее вернуться домой. Мне было тут спокойно, интересно и, во всяком случае, не скучно. Не знаю, готова ли я была прямо-таки остаться… Как уже не раз предлагал Беркут. В своей незабываемой прямолинейной манере.

Дом. ЗАГС. И никакой предварительной романтики.

Я еще не думала об этом всерьез, как о чем-то вполне возможном, реальном. Сначала хотелось узнать Беркута получше.

Мой вопрос произвел на Борислава совершенно неожиданный эффект. Он сильнее сжал мою талию, притянул так, что буквально впечатал в себя. А затем вдруг резко отпустил и сделал несколько быстрых шагов назад.

Скрестил руки на груди и уточнил:

– Ты так торопишься сбежать от меня?

– Ннет…

Беркут нахмурился, на носу и переносице его появились уже знакомые мне складки. Руки, сложенные на груди, напряглись до вздутых мускулов и вен.

Квадратная челюсть выпятилась, а скулы очертились так, что лицо Беркута опять стало слишком уж хищным. Он словно планировал охоту. Вот прямо сейчас. Видел добычу и не видел перед собой никаких препятствий.

Мне резко захотелось попятиться. Я с трудом поборола это желание. Потому, что Беркут просек его в то же мгновение. Видимо, его исследования мельчайших моих жестов, выражений лица и глаз увенчались успехом. Он таки научился меня читать. Если и не всегда, то в яркие моменты – точно.

Беркут зарычал, расцепил руки и сжал в кулаки. Затем спрятал в карманы и снова вытащил. Будто не знал куда деть.

– Я ведь говорил, что нужно подождать хотя бы неделю-две. А ты каждый день спрашиваешь…

Я даже не ожидала, что его голос вдруг наполнится такими интонациями. Не столько досадливыми, сколько растерянными.

Похоже, мы опять чувствовали в унисон. Я тоже совершенно растерялась. И только наблюдала за мужчиной. Который, в свою очередь не спускал с меня глаз. Встал так, словно преграждал путь к побегу – точно между мной и дверью из комнаты.

– Неужели для тебя настолько мучительно проводить время в моем обществе?! Ну скажи уже! Давай! Не стесняйся! – впервые за наше знакомство Беркут вдруг дал волю эмоциям. И еще каким! Глаза Борислава сверкали неистовством. Он опять чуть ссутулился, потому что был само напряжение.

В воздухе повисла тяжелая, неприятная, звенящая тишина.

Такая, когда хочется куда-то бежать, где-то зарыться, укрыться… Спрятаться.

Беркут опять ловил мое настроение. Наконец-то, ему начало это удаваться и, надо признать, довольно-таки быстро.

Внезапно Борислав немного расслабился и медленно выпустил воздух из легких. Выпрямил спину и начал приближаться. Неспешно, осторожно. Словно боялся, что я внезапно сорвусь и дам деру.

Я смотрела на Беркута и думала – чего от него ожидать.

Не двигалась, загипнотизированная его голубыми глазами. Сейчас лихорадочно-яркими. Но одновременно глубокими, как там, у озера.

Мда… Сотни оттенков Беркута.

Раз – и я в тисках его рук. Вначале Беркут зафиксировал меня за плечи, словно пытался не позволить сбежать. Или, наоборот, давал возможность вырваться.

Затем притянул и обнял, как прежде.

– Ты не ответила…

Он спросил тихо, без нажима, с каким-то надломом. Даже голос в конце фразы сорвался.

Я внимательно посмотрела на Беркута.

– Да нет же. Ты все неправильно понял.

– И что я не так понял, Аля? – вскинул он бровь, слегка оживая, давая мне возможность переубедить его.

– Просто я боюсь. Неужели не понимаешь? – я почти всхлипнула. Вчера и позавчера я решительно не позволяла себе раскваситься. Даже стремилась делать вид, что все нормально, все, как всегда, все как обычно. А вот тут вдруг накатило.

Беркут выдохнул и прижал меня к своей груди, а затем погладил по голове. Сначала едва ощутимо, а потом все более мощно, властно и одновременно успокаивающе.

– Ничего не бойся. Я не позволю, чтобы с тобой или с кем-то, кто тебе дорог, что-то случилось. Я даю тебе слово, Аля. Поверь, мое слово дорого стоит.

Я прильнула к Беркуту. Стало так приятно, так просто и естественно отдаться на волю его силы, его возможностей и его чисто мужской реакции – защищать, закрывать своей грудью. Я сама поразилось как легко у меня это вышло, совсем без усилий.

Хотя я прикладывала массу усилий, усердия, чтобы всегда чувствовать себя уверенной и свободной от необходимости просить кого-то о помощи.

* * *

Беркут

Аля казалась такой напуганной, несчастной, что у Беркута в груди защемило.

Он был в шаге, в секунде от того, чтобы все выложить. Начистоту, до последнего слова и запятой.

Но когда прижал Алю к своей груди, гладил и утешал, сам изнутри пропитывался этим ощущением.

Как же спокойно, как хорошо, как здорово быть с ней. Давать ей защиту, дарить ей уют. Выполнять ее капризы, поддерживать… Заботиться о ней!

Он никогда еще так отчаянно, так болезненно не хотел о ком-то заботиться. Разве, что, когда заболела мать. Это была патока ее близости, пропитанная горечью скорого расставания…

И вот сейчас для Беркута стало очевидным: расстаться с Алей – это ломать себя. Все свое нутро выворачивать.

Наверное, он все равно мог бы… Если бы так ей было лучше. Но чем это лучше, мать твою? Ведь ей здесь хорошо – Беркут видел!

Он не мог настолько ошибаться. Даже на эмоциях, под гормонами! Ее глаза радостно светились, и все ее лицо сияло…

А Аля затихла в руках Беркута. Так маленькая птичка, что выпала из гнезда, затихает в руках доброго человека. Понимая, что тот вернет ее в спасительный дом, накормит и убережет когтей хищников.

Она была такой хрупкой и маленькой в его объятиях. Такой…

У Беркута голова пьяно кружилась. И он просто не смог, в последний момент спасовал.

Ложь вырвалась из горла сама и дальше все пошло по накатанной. Снежным комом цеплялось – одно за другое. И все – уже не остановить.

За ужином он все еще чувствовал Алю. В своих руках. Близко-близко.

Будто она не сидела за столом напротив и не убеждала сына вначале поесть картошку с грибами, и только потом переключиться на сладости.

Он ее чувствовал. Каждой своей клеткой. Ее сомнения словно били по оголенным нервам. Ее страхи огнем растекались в груди.

Беркут еще никогда, с момента смерти матери не чувствовал ничего отдаленно похожего…

Желание заслонить, закрыть своим телом, уберечь от всего, что может навредить Але.

Любой ценой и любыми средствами.

Иногда Беркута нанимали частные лица. Для своих близких. И, наверное, лишь сейчас он понял, что те испытывали.

Когда дрожащими руками перечисляли задатки, когда с первого раза не могли воспроизвести собственную подпись на договоре…

И просили. Не требовали от него, как от нанятого работника максимального качества обещанной услуги. Просили, чтобы он помог.

Ирина с Майей выглядели донельзя довольными тем, что их добыча попала на стол.

А кухарка прямо расстаралась. К грибам с картошкой сделала еще жульены с белыми грибами и подосиновиками.

И к ним пирог – пышный, с грибами и луком.

Аля со смехом слушала подругу и родственницу и улыбалась так радостно, так светло, что у Беркута щемило где-то под ребрами. И даже кусок в горло не лез.

Поэтому он ел почти на автомате.

Однако в самый разгар семейного пиршества на телефон Беркута пришло сообщение.

– Я сейчас, – пообещал он, потому что скрыться по-тихому не вышло. Аля на него обернулась и так посмотрела, что Борислав на секунду застыл, как вкопанный.

Да что ж такое-то, мать твою! Теперь она им рулит, даже просто метнув взгляд?

Даже мать так на него не действовала. Да никто в жизни Беркута! Никогда! Ни при каких обстоятельствах! Даже если его жизнь от этого зависела!

Как Беркут и ожидал, Алексей отчитывался об удачно завершенном деле.

Борислав ударил кулаком в стену, а потом еще пару раз, до боли, до ощущения, что костяшки крошатся. И торопливо вышел в соседнюю комнату.

Прислонил пылающий лоб к окну и дышал, дышал, дышал.

Беркут понимал: скажи он сейчас ласточке, что ее враги обезврежены – она же будет на седьмом небе.

Но и улетит в это седьмое небо – только лови и жди возвращения.

А четвертый пункт их договора, который Беркут никогда не посмел бы нарушить – четко ограничивал его в действиях.

Только она сама могла пойти навстречу.

А ждать этой милости от природы Беркут оказался не в силах.

Он еще немного постоял, глядя как серый день окончательно сдается сумеркам вечера.

Услышал писк и вышел на улицу.

Из гнезда на крыше свалились птенцы совы. Этих краснокнижников раздавал Ярослав Оленев и они успешно гнездились по всему поселку.

Беркут взял себе пожарную лестницу, осторожно поднял беспомощных птенцов и полез с ними наверх.

Положил на место, куда тотчас приземлилась взволнованная мамаша. Зыркнула. Мол, заклюю, если не уйдешь.

Беркут спустился вниз и едва не столкнулся с Алей. Она, запрокинув голову, наблюдала за счастливым птичьим семейством.

– Да ты прямо добрый самаритянин! – не без восхищения, но и не без ерничества сказала она. – А можно вопрос?

– Давай.

Беркут придержал Алю за талию, словно страховал, чтобы снова не налетела на него или на лестницу.

Хотя, на самом деле, ужасно хотел ее заграбастать.

– Почему ты не попросил водителя или охранника это сделать?

– Потому, что я не белоручка. И многое делаю сам. Думал, ты уже убедилась…

Ответ ей заметно понравился. А еще понравился ответ тела Беркута, который томился без удовлетворения этой женщиной уже почти целые сутки.

– Я почувствовала…

Двусмысленно ответила она.

Беркут поднял Алю на руки и вошел в дом с другого крыльца. Сразу к лестнице в свои апартаменты.

– Так вот зачем тебе нужны два входа! – воскликнула она, радуясь пониманию.

Но Беркуту было уже не до умозаключений.

Он преодолел несколько лестничных проемов в два счета и уложил Алю к себе на постель. Почему-то сейчас ему было важно – чтобы все произошло в его комнате, именно на его, собственной кровати.

Хотя еще вчера, в бассейне, все это не имело значения. Только она. Только ее согласие.

– Ты такой сильный и спортивный… – восхищенный возглас с придыханием приятно пощекотал нервы. Беркут чуть не заурчал как какой-нибудь безумный котяра.

И первым делом раздел свою женщину.

Свою, мать твою! Как бы ни сопротивлялась!

Она позволила снять с себя все. Не помогала. Но и не противилась.

Наблюдала за тем, как Беркут возится с застежкой бюстгальтера, стараясь не порвать его. А потом рывком стаскивает трусики.

Она была невероятна в костюме Евы со сверкающим колье на шее. Век бы смотрел. Вообще не позволял бы одеваться. Зачем портить красоту этими тряпками?

Да, он домостроевец! Да, шовинист!

Голая и в его спальне ласточка Беркута более чем устроила бы. Даже не нужно ей ни работать, ни что-то делать, ни куда-то выходить. Разве что с ним, на приемы.

Рядом, всегда близко. Чтобы никто не позарился. Иначе ведь убьет. Ну правда!

Беркут торопливо стянул одежду, не обращая внимания ни на треск футболки, ни на визг молнии на джинсах. Сбросил боксеры.

На секунду он вдруг замешкался. Словно давал Але возможность отказаться или оценить себя. Беркут не знал. Она смотрела на его обнаженное тело широко распахнутыми глазами и потом резюмировала.

– А ты горячий мужчина! Мы еще не поцеловались, а ты уже готов?

Беркут усмехнулся, ощущая, как словно током бьет от солнечного сплетения и все внизу живота стягивается узлами. Так и хочется избавиться от этой тяжести, жара, напряжения…

– Я был готов гораздо раньше. Как только взял тебя на руки, – слова вылетали изо рта сами. Беркут не думал – говорил и действовал. Так как привык, как требовала его натура.

Навис сверху, над Алей на руках и впился поцелуем в ее губы. Тягучим, ненасытным, требовательным. Начал сминать нежный, мягкий ротик своей женщины. Смаковать каждое движение.

И как можно ее отпустить? Да никак. Просто нельзя!

Сбивчивое дыхание Али смешивалось с бешеным пыхтением Беркута. А он так завелся, что уже не чувствовал разницы между ее воздухом и своим. Даже не так! Он ею дышал!

С неохотой оторвавшись от лакомых губ, Беркут принялся целовать Алю везде. Не думая, просто касаться губами всех ее идеальных частей тела. Пока ласточка тихо постанывала, зарывалась пальцами в волосы Борислава. Хотела! Да, мать твою! Она хотела его!

Беркут сорвался где-то возле живота Али. Натянул ее на себя, вошел и принялся двигаться.

Он и сам не понимал, когда это секс стал таким изматывающе-необходимым, жгуче-острым и совершенно безумным. В голове шумело и Беркуту нужно было только тело Али. Только она: узкая, теплая, влажная. Только ее губы и ее руки, которые бродили по спине, и вдруг сжимали ягодицы Беркута. В эти мгновения, кажется, он совсем терял голову, а вместе с ней – терпение и самоконтроль. Вбивался так, будто это в последний раз в жизни и изливался раз за разом…