Текст книги "Фарисей"

– Ну, положим, уже не голый…

– Согласен. Одетый матерьялист!

Оба неудержимо расхохотались.

Она – прелесть!.. Думал Станислав Сергеич с умилением. И главное – никаких матримониальных наклонностей…

– Ладно, давай сюда своего гения, – наконец покровительственно сказал он. – Надо культурно расти, а то еще разлюбишь!

Часы на здании ЦУМа показывали 18.55, и Тропотун прибавил скорость, на ходу утирая платком лицо – жара…

– Это я! – облегченно выкрикнул он, оказавшись в прохладе собственной прихожей.

– Вынеси, пожалуйста, мусор! – тотчас отреагировала жена, прервав на полуслове старинный романс.

– Вот я и дома… – с усмешкой пробормотал он, подхватывая зеленое пластмассовое ведерко.

Часть II
Жажду откровения!

Такое обычное утро

Свободное утро Станислав Сергеич выкроил, чтобы закончить очерк с тривиальным названием «Из записок замдиректора», который собирался пристроить в один популярный экономический журнал. Завтракая, рассеянно спросил себя, куда в такую рань подевалась Регина: портниха или косметичка, не иначе. Под кофе закурил и несколько минут предавался радостям бытия, поглощая сигаретный дымок, смешанный с пряным кофейным привкусом.

В двенадцатом часу Тропотун вошел в пропахший минтаем лифт и нажал подпаленную кнопку с цифрой «1». Безветренный летний день встретил его высыхающими на глазах лужами и яркой, словно отстиранной стиральным порошком, зеленью хилой городской флоры. В сумрачном вестибюле поликлиники было малолюдно. Пожилая регистраторша с пегими волосами, заколотыми коричневой гребенкой, спросила адрес и фамилию и зашаркала войлочными тапками к стеллажам с карточками.

Возле кабинета участкового не было ни души. В очереди к окулисту сидели три старушки, которые, словно по команде, жадно уставились на Станислава Сергеича подслеповатыми глазами. Он с отвращением отвернулся и предался приятным воспоминаниям о вчерашнем рандеву. Наконец, в «его» кабинет впорхнула тонконогая, похожая на стрекозу девица с карточкой, и он с облегчением взялся за дверную ручку.

– Можно?

– Проходите, садитесь, – автоматически отозвалась худощавая врач лет тридцати пяти, продолжая писать. Ее локоны «красного дерева» чуть подрагивали в такт движению руки, почему-то вызвав у Станислава Сергеича ассоциацию с живыми змеями на голове Медузы Горгоны. – На что жалуетесь, больной?

– На отсутствие времени, – усмехнулся он и протянул повестку.

Небольшие карие глаза, жирно обведенные черным карандашом, с любопытством остановились на нем. Врач придвинула тощую карточку Тропотуна и принялась листать. Прочла результаты флюорографии раз, потом другой, и решительно объявила:

– Надо обследоваться!

– Но я же совершенно здоров! – опешил он.

– Совершенно здоровых людей не бывает, – назидательно заявила она, – бывают практически здоровые… А у вас, – она глянула в карточку, – у вас, Станислав Сергеич обнаружено затемнение в легких.

– Затемнение…

– Полежите с месячишко, обследуетесь… Ну а дальше видно будет – может, радикального вмешательства и не понадобится.

– Радикально вмешательства?! – хрипло переспросил Тропотун, на лбу которого выступила испарина. – Но я же в норме! Какой у меня диагноз?

Врач на один неуловимый миг замялась, потом бодро сказала:

– Подозрение на туберкулез. – Ей вдруг показалось, что этот видный мужчина сейчас хлопнется в обморок, и она возвысила голос: – Возьмите себя в руки! Болезнь излечима. Пройдете курс антибиотиков, потом санаторий… Спасибо еще скажете, что отдохнули!

– Туберкулез… Но откуда?..

– Откуда он у всех? – она явно начала терять терпение. – И потом, диагноз пока под вопросом. Надо обследоваться. Может, у вас абсцесс легкого… – она нервно сдула со лба закрывшую левый глаз челку.

– Абсцесс?! – вскинулся он, впиваясь пристальным взглядом в ее лицо. – Вы чего-то не договариваете!

– Какой вы неуравновешенный! – недовольно отозвалась врач, избегая, однако, встречаться с ним глазами. – Сейчас выпишу вам направление…

– Галина Ивановна, вас Главный вызывает! – Заглянула в кабинет яркая блондинка в туго обтягивающем ее пышные формы халате.

– Иду! – с явным облегчением отозвалась врач, поднимаясь из-за стола. – Вы обождите, я недолго, – бросила Станиславу Сергеичу, скрываясь за дверью.

Какая высокая… Машинально отметил он, прислушиваясь к удаляющемуся стуку каблучков. А когда сидит, не видно… Туберкулез… абсцесс… Мысленно повторял он, все еще не осознавая до конца глубины своего несчастья. Им владело, скорее, изумление перед вершившейся над ним явной несправедливостью. Стоп, Станислав, не психуй! Это излечимо. Однако как-то не так она на меня смотрела… Или показалось?..

Вдруг он осознал, что находится в кабинете один. Замер: стук ее каблуков будет слышен издалека – а рука уже тянулась через стол. Лихорадочно пытался прочесть врачебные каракули в собственной карточке. За такой почерк убивать надо! Диагноз… где диагноз?.. Да вот же он: «Подозрение на с-г»… Что за черт? С-ч… Ерунда какая-то… Да это же по латыни!.. Вдруг осенило его. И читается не эс-че, а ка-эр. Ка-эр… Канцер?! Перед глазами у него все поплыло, и карточка выпала из ослабевшей руки на пол. Рак? Недоуменно произнес он. У меня – рак?! Но это невозможно… Невозможно!! И тут им овладел дикий страх. Все происходящее напоминало ночной кошмар. Действуя, как автомат, он поднял карточку и положил на место. И буквально тотчас же распахнулась дверь и вошла врач. Шумно дыша, то ли от быстрой ходьбы, то ли от переполнявшей ее ярости, резко придвинула стул и зло уставилась на пациента.

– Ну что, направление писать?

Он молча кивнул. Сейчас! Вот сейчас он проснется – и все изменится! Снова он окажется дома в своей широкой финской постели, и все пойдет по-прежнему. Но кошмар длился и длился, и врач что-то писала, потом протянула ему, и лишь огромным усилием воли он заставил себя принять из ее рук роковую бумажку.

Тропотун резко остановился и растерянно огляделся. Он находился в сквере возле Оперного театра. Как он сюда попал, он не помнил. В памяти остался лишь момент, когда он взял направление из рук врача – дальше следовал полный провал. Что делать? Что же мне теперь делать?.. Спрашивал себя Станислав Сергеич. В прошлом году я проходил флюорографию – и ничего не обнаружили. Неужели так быстро?.. Он не додумал эту мысль до конца, слишком уж она была страшной. Остановись, Станислав! Сказал он себе. Остановись и подумай. Чтобы принять конкретное решение, нужно владеть информацией. Значит – библиотека! Если процесс только начался, у меня есть шанс!..

Чтобы сократить путь, пошел проходными дворами. Миновал сырой и темный двор-колодец, пересек чистенький дворик с ухоженной клумбой посредине и, наконец, ступил под своды длинной и низкой арки, проложенной в теле дома. Гулким и тревожным эхом отдавались под ее сводами его шаги. Вдруг ему показалось, что шаги двоятся, он резко обернулся – ни души! – и тогда на него напал панический ужас. Он ощутил, что на него надвигается нечто огромное и незрячее, и что сейчас оно настигнет его и растопчет, словно былинку. Нервы Станислава Сергеича сдали – и он побежал. Выскочив в дневной свет, тотчас устыдился собственной слабости и перешел на нормальный шаг, хотя сердце все еще бухало за грудиной, как тяжелый молот.

Здание областной библиотеки, двухэтажное, красного кирпича, в стиле модерн, находилось на Красном проспекте. Поднимаясь по широкой, с чугунными витыми решетками перил лестнице, Тропотун внезапно обозрел себя во весь рост в огромном старинном зеркале и остановился пораженный: глаза горят сумасшедшим огнем, волосы взлохмачены, губы нервно подрагивают… Он зажмурился и стал внушать себе: я спокоен, я совершенно спокоен, – и когда вновь открыл глаза, зеркало отразило лицо уверенного человека. Оставалось только причесаться.

Сохраняя маску безмятежности, Станислав Сергеич вошел в читальный зал и прошел прямо к стойке.

– День добрый, Оленька! – по-свойски обратился он к русоволосой библиотекарше. – Вижу, работой вас не перегружают… – кивнул на полупустой зал.

– Так ведь лето, Станислав Сергеич, – неожиданно низким голосом ответила девушка, охорашиваясь. – Вы вот тоже давно не заглядывали…

– Дела, Оленька, дела, – со вздохом отозвался он. – И сегодня тоже дело, причем деликатного свойства. – Он изобразил некоторое замешательство: – Теща у меня заболела… кажется, серьезно…

– Теща? – девушка не сдержалась и хихикнула. – Извините, может вы ее любите…

– Жить с нею можно… – неопределенно отозвался он. – Дайте-ка мне том медицинской энциклопедии на «ра».

Выбрав место в углу, за колонной, чтобы никто не мешал, Тропотун придвинул тяжеленную книгу и отыскал статью «рак». В груди снова бухал тяжелый молот, Станислав Сергеич коротко вздохнул, словно бросаясь с моста в реку, и принялся читать.

«В противоположность центральному раку, клиника периферического рака легких относительно бедна и монотонна…

…опухоль длительное время протекает бессимптомно и в силу этого распознается, как правило, поздно. Нередко опухоль выявляется случайно при рентгенологическом исследовании грудной клетки, предпринимаемой по совершенно другому поводу.»

Бессимптомно… прошелестел он пересохшими губами и прикрыл глаза. Поздно… Словно жуткие тропические цветы распускались перед его мысленным взором различные виды опухолей, увиденных на цветных иллюстрациях: пурпурно-лиловые, багровые, сине-красные… Он ощутил приступ тошноты и посмотрел в окно. На ветке охорашивался и попискивал желторотый бесхвостый воробей. Кто это его так? Подумал он. Наверное кошка… Лечение! Пронзила мозг судорожная мысль. И дрожащими руками он стал яростно листать огромную книгу.

«…в огромном большинстве случаев имеет место многообразие клинического течения рака легких, обусловленного метастазированием, распадом легочной ткани, прорастанием плевры и другими осложнениями…

…Вследствие недостаточности наших представлений о течении, взаимобусловленности и взаимосвязях отдельных фаз развития заболевания, эти осложнения часто обнаруживаются слишком поздно – лишь на операционном столе…»

Это конец! Сказал себе Станислав Сергеич, с шумом захлопнув книгу. Конец! Повторил он, кажется, вслух, резко встал и решительно направился к стойке, над которой виднелась русая головка Оленьки. Его переполняла истеричная веселость висельника.

– Все! Теще моей каюк! – радостно сообщил он и бросил на стол перед сидящей девушкой огромный том. – И да здравствует Большая медицинская энциклопедия!.. – тут он сделал под козырек и вышел из читального зала, парадно печатая шаг.

Ошарашенная Оленька молча проводила его взглядом. От всегда корректного Станислава Сергеича она такого не ожидала. Нельзя же так явно радоваться – теща ведь тоже человек.

Оказавшись в гуще шумного летнего дня, Тропотун ощутил себя Ноем, чей дощатый ковчег подхватили и понесли воды Всемирного потопа. Связи… положение… авторитет… Думал он. Господи, да кому все это нужно, если впереди маячит старуха с косой?! А чего ты, собственно, ждал, Тропотун? Осадил он себя. Что в момент твоей смерти архангелы вострубят в серебряные трубы и по небу пронесется Всадник Блед?.. Все будет проще! Гораздо проще и приземленней… И его губы исказила саркастическая усмешка.

Он свернул в ухоженный сквер рядом с оживленной магистралью и присел на скамью, спрятавшуюся в буйно разросшихся кустах сирени. Его вдруг захлестнуло чувство такого нестерпимого одиночества, что он застонал и сжал голову руками. Все кончено! Он один… один… один… В кустах промелькнула какая-то тень – и сердце у него в груди остановилось. Станислав Сергеич понял, что умирает, и животный ужас заставил его вскочить. Нет! Нет! Нет! Нет!! Безмолвно взвыл он. Только не сейчас! Не здесь! Это неправильно! Несправедливо!.. Ужас понемногу отступал, и ему страстно захотелось, чтобы его пожалели, проявили сострадание и участие. Надо все рассказать Регине, подумал он, и перед его мысленным взором появилось ухоженное лицо жены. Вряд ли это ее обрадует, горько усмехнулся он. Больной муж – столько проблем… Может быть, Вера? Ну, конечно, Вера! Она умница, она поймет! Только ей можно открыть душу… И, подхватив со скамьи дипломат, Тропотун устремился на поиски телефона-автомата.

– Верочка, это ты?

– Да. – Голос прозвучал официально.

– Вот, выдалась свободная минутка… Ты что, не одна?

– Да… Сейчас, подождите! Это не тебе. Что-нибудь случилось?

– Нет, все нормально, – отозвался он после едва заметной паузы. – Захотелось вдруг тебя услышать…

На том конце провода молчали.

– Весьма польщена, – наконец произнесла Вера. – И удивлена. Приятно.

– Давай сегодня увидимся! – предложил он. – Сразу после работы. Ты до которого часа в конторе?

– Наверное, допоздна. Надо статью закончить в номер. Ты, действительно, в порядке?..

– В полном!

– Ну, тогда как обычно?

– Как обычно! – он повесил трубку, и какое-то время стоял, незряче уставившись в никуда.

Услышав сигналы отбоя, Вера нажала на рычаг и на мгновение задумалась: все же странно, что Станислав позвонил на работу, ведь он и так излишне осторожен. Что-то все-таки произошло… Но ее уже дергали со всех сторон, беспрерывно звонил редакционный телефон – и анализ случившегося пришлось отложить на вечер.

Не судьба!.. Мрачно пробормотал Тропотун, покидая заплеванную телефонную будку, – и куда же теперь?.. Несколько мгновений он пребывал в нерешительности, затем ноги сами понесли его в институт.

В институте

Задернутые теневые шторы придавали кабинету траурный вид. Станислав Сергеич прошел к столу, открыл дипломат, вынул калькулятор, щелкнул замком дипломата и отнес его в стенной шкаф.

Эти доведенные до автоматизма тысячекратным повторением действия стали тем своеобразным наркозом, который на время обезболил его душевное состояние.

– Станислав Сергеич, вас тут ожидают! – произнес селекторный Любочкин голос. Был этот голос до предела официальным: проходя через приемную, начальник с ней не поздоровался и, вообще, даже внимания не обратил, а ней импортная блузка.

– Просите.

В дверном проеме тут же обозначилась длинная фигура остриженного практически под ноль парня.

– Здравствуйте, – неуверенно сказал парень. – Мне, значит, сказали, чтобы я, значит, к вам сегодня пришел…

– По какому вопросу? – рассеянно спросил Тропотун, поудобнее усаживаясь в кресле, и жестом предложил парню пройти.

– Так, значит, по личному, – пробормотал тот и поправил очки. – Насчет работы я… Фомин я…

Он торчал возле замдиректорского стола наподобие знака вопроса и не знал, куда девать ставшие почему-то лишними руки.

– Да сядьте вы, – сдерживая раздражение, приказал Станислав Сергеич. Подождал, пока парень неуклюже пристроился на стуле, и заговорил снова: – Насколько мне известно, по месту распределения вам не позволяют ехать семейные обстоятельства? – Он уставился Фомину в лицо, на котором все еще цвели полнокровные юношеские угри.

– Ага, – задумчиво согласился с ним тот.

– Ну тогда напишите заявление о приеме на работу в НИИБЫТиМ. Нет-нет, прямо здесь, сейчас, – прибавил он, увидев, что парень поднимается. – Я его завизирую – и отнесете в отдел кадров.

Пока молодой специалист под диктовку Станислава Сергеича выводил незамысловатые фразы с просьбой принять его на работу, сам Тропотун изучал его с интересом энтомолога, исследующего неизвестного ему жука. Этот подыскивающий с младых лет тепленькое местечко юнец не будил у него ни малейших симпатий.

Размашисто завизировав заявление, Тропотун отложил в сторону фломастер и торжественно выпрямился во весь рост.

– Уважаемый Александр Петрович! – с пафосом провозгласил он. Сегодня у вас день особенный. Для каждого советского человека начало его трудовой деятельности есть истинное начало его биографии. Вас бесплатно обучали в школе и потом в институте – настал и ваш черед приносить обществу пользу. В этом и только в этом должен видеть смысл своей жизни каждый порядочный человек! – и с широкой улыбкой он протянул руку молодому приспособленцу.

Оставшись один, Тропотун рассеянно закурил, пару раз затянулся и вдруг с ужасом уставился на сигарету, над которой завивались такие невинные с виду синенькие дымные барашки. Он нервно смял сигарету в пепельнице и вцепился в подлокотники кресла. Господи, ну за что? За что?! Вопросил он. На глаза ему навернулись слезы, сделалось так нестерпимо жалко себя, что он тоненько щенячье заскулил и прижал ладони к лицу. Минута слабости прошла быстро. Он отнял от лица руки, промокнул глаза платком и, включив вентилятор, подставил лицо под прохладную тугую струю. Отставить истерику! Приказал себе и, помедлив слегка, нажал кнопку селектора.

– Любочка, меня кто-нибудь спрашивал? Голос его звучал вполне буднично, и Станислав Сергеич остался собою доволен.

– Спрашивали, Станислав Сергеич, очень спрашивали! – бодро затараторила она. – Козлов заходил. Шнайдер, еще Кисина…

– Козлова ко мне!

– А почту? – спросила Любочка замороженным голосом.

– Почту немедленно! – с утрированной строгостью приказал он, припомнив, что не поздоровался со строптивой девчонкой, обижавшейся на малейшее невнимание с его стороны.

И сияющая Любочка впорхнула в кабинет. Ее нестерпимо желтая блузка повергла Тропотуна разве что не в столбняк, однако симпатичная складочка между двумя полными грудками, которая оказалась в его поле зрения, едва девушка наклонилась к столу, несколько примирила с диковинным цветом замечательной блузки.

– Ты сегодня прямо как одуванчик!

Круглая мордашка секретарши расцвела от удовольствия. Она ждала продолжения – но Тропотун молчал. Это было непривычно, потому что поговорить шеф любил. Какой-то он сегодня не такой… Подумала Любочка. Молча постояла, потом дернула плечиком и, нарочито стуча каблуками, удалилась.

Уход девчонки не произвел на ее шефа ни малейшего впечатления. Больше того, Станислав Сергеич не заметил его!

Он сидел, по-бабьи подперев ладонью щеку и глядел в пространство перед собою. Лагеря международные какие-то… Думал он. Оршанский… Ефременко с анонимками… Как же мелко, недостойно, глупо все это в сравнении с вечностью!.. Он горестно вздохнул. Воистину – «суета сует, всяческая суета…»

– Вызывали, Станислав Сергеич? – спросил удивленный Козлов, никогда еще не видевший патрона в такой отключке. Он уже с полминуты маячил перед его глазами, да еще пару раз испросил разрешения войти в кабинет.

– Это вы, Михаил Тарасович?.. Садитесь, в ногах правды нету… Да… О чем это я?.. – он снова впал в задумчивость, потер лоб рукой. – Да… Парень тут пришел после института, архитектор, – возьмешь к себе?

– Есть свободная ставка конструктора.

– Вот и ладно, – рассеянно сказал Тропотун. – Как, жена рада?

– Но то слово! – воскликнул экспансивный Козлов. – Они с тещей вдвоем меня весь вечер на руках носили!

– Женщины любят победителей… Ну а дело движется?

– Работаем! – тряхнул тот несуществующим чубом.

И Станиславу Сергеичу увиделось, как славный потомок казачьего племени вскакивает на горячего скакуна и уносится в ковыльные степи. Но, увы, Михаил Тарасович находился не в бескрайней степи, а в кабинете замдиректора НИИБЫТиМа, и не было у него под рукою горячего скакуна.

– Работаем, – снова повторил Михаил Тарасович. – Сроки-то поджимают! Слава богу, Лев Соломонович древесину для террасной мебели добыл.

– Действительно, поджимают… – через силу проговорил Тропотун. – Что ж, дерзайте!

Он проводил тусклым взглядом энергичную спину Козлова. Еще недавно полная внутренней логики, жизнь его вдруг потеряла свое цементирующее начало и, словно истлевшее полотно, стала расползаться на бессвязные, хаотично сменяющие друг друга эпизоды…

… приходил Шнайдер и жизнерадстно изображал в лицах душеспасительную беседу с мадам Кисиной. Разработанный в ее секторе кухонный гарнитур был вполне приемлем для внедрения в производство…

… играли с Пустовойтовым в теннис. Или это было вчера? И не с Пустовойтовым, а с Плотниковым?.. Честолюбивый завлаб написал статью на материале исследований, проведенных в своей лаборатории, просил посмотреть. Обещал. Суета сует…

… с Оршанским говорил о путевке. Неназойливо всучил телефон Облсовпрофа. Горящая путевка, Кисловодск, большая удача. Верно уловив момент, когда Оршанский вдруг ослаб и заколебался, слегка поднажал. Не для него лично, для супруги… супруги… супруги… Какая может быть признательность? Все мы люди. У его Регины тоже – печень, он понимает, каково!.. Глубокий вздох сочувствия…

Мимо кабинета пронесся нарастающий шумовой вал – закончился рабочий день. Станислав Сергеич с тоскою прислушался к голосам, стуку каблуков, шарканью подошв – так смертельно раненая птица провожает взглядом улетающую стаю.

Эх, Станислав, Станислав! Сказал он себе с горькой иронией. А ведь ты себя сверхчеловеком мнил… Этаким местным демоном над людьми парящим. Такие хитрые интриги закручивал!.. Такие сложные партии живыми людьми разыгрывал!.. Что – страшно?.. Да, увидеть себя без прикрас, голеньким, без всяких там регалий и должностишек, действительно, страшно! Что в душе? Что за душой? Пустота…

Машинально собрался и вышел на улицу. Июльский день исходил сумасшедшим восторгом бытия. Волны горячего воздуха вздымались над асфальтом, завихряясь у ног обалдевших от зноя прохожих. А что, если пойти на корт? Подумалось ему. Но тотчас эта мысль показалась столь абсурдной, что он отбросил ее и зашагал куда глаза глядят.

Какая бессмысленная штука жизнь… Думал он. Я достиг всего. Почти всего… И неужели через год я исчезну, распадусь на атомы и эта неповторимая субстанция, которая именуется моим «я» просто прекратит свое существование?.. Но это же невозможно… Немыслимо!.. «Нередко опухоль выявляется случайно при рентгенологическом исследовании грудной клетки, предпринимаемом по совершенно другому поводу…» Шептала услужливая память. Нет… Нет… Твердил он себе. Распасться на атомы… Невероятно. Противоестественно. Почему именно я, а не эта ползущая с клюкой старуха?!.

Видеть это солнце, небо, деревья – и вдруг мрак, ничто, забвение. Только мраморная плита на кладбище с аккуратно выбитыми датами рождения и смерти. Весь ужас в нем, в забвении! Станислав Сергеич нервно дернул шеей, словно избавляясь от тесного ворота. Мрак… несуществование… Неужели все так просто?.. Но как же мне быть с чувством – что я вечен?! Этого мне никакая наука объяснить не может. Что наука – один из методов познания! Вселенная же – бесконечна… И, следовательно, бесконечны формы существования живой материи. Почему же я должен начисто отрицать бытие своей души, предположим, в виде сгустка некой энергии?.. Тысячелетия люди верили в бессмертие там. Неужели только из страха?..

Он остановился посреди людного тротуара и вслух произнес:

– Бред… Идеалистический бред! Я помешался со страху.

Все его существо затопил вдруг неконтролируемый гнев. По какому такому праву его хотят убить?! Черта с два! Он выживет. Зубами будет цепляться за жизнь, когтями вопьется намертво – но жить! жить! жить! Он застонал, заскрежетал зубами от ненависти к неведомому убийце – и вдруг увидел перед собой церковь. Деревянную, свежеокрашенную, за фигурной железной оградой. Ярко блестели на солнце серебристые ее купола. Хмм… Произнес Станислав Сергеич – и вошел во двор.