Текст книги "Весь мир – чулан"

– Кладовкин, ты слышишь? – прозвучал голосок Канючки. – Теперь есть к кому в гости сходить! Ты не потерялся?

Чудище за простыней стало стремительно съеживаться и приобрело какие-то знакомые очертания, верхняя часть его исчезла именно в тот момент, когда над простыней появилась голова Канючки.

– Ты что, оглох?! – спросила она участливо.

Кладовкин только открывал и закрывал рот.

– Ясно. Ты онемел! – сообразила Канючка, ни капельки не расстроившись: ей нравились молчаливые друзья.

И тут до Кладовкина дошло! Съежившийся силуэт на простыне был точь-в-точь Белка! А странный горб – точь-в-точь Канючка с комом пуха! А отросток – точь-в-точь ее лапка с указательным пальцем. Страшное чудище за простыней было просто-напросто тенью его спутниц!

Кладовкин заглянул за простыню: так и есть! Канючка и Белка оказались между простыней и апельсиновой лампочкой на тележке!

– Вам лучше, доблестный рыцарь? – участливо спросила Белка. А ее огромная тень угрожающе качнулась на простыне.

Но Кладовкин больше не боялся. Он кивнул Белке:

– Спасибо за беспокойство. Эх, да что там! Спасибо, что вы не чудище!

Вежливая Белка с благодарностью посмотрела на свой пушистый хвост:

– Благодарите лучше Канючку!

Тогда Кладовкин повернулся к Канючке и заговорщицки сказал:

– Канючка, я нашел кино!

– Вечно ты подбираешь всякую ерунду!

– Нет, я его не подобрал! Я до него додумался!!!

– Ну, об этом тебе лучше поговорить с Механюком. Уже немножко осталось!

И Канючка протянула лапку над сшитой ею змеей и погладила Кладовкина по голове.

Кладовкин опять онемел. Теперь от счастья.

Он молчал всю оставшуюся дорогу. Его переполняла радость!

Еще бы! Кроме кучи спасенного барахла он владел теперь сокровищами, которые нельзя было ни потерять, ни проиграть, ни уступить врагу. На своей голове он носил нежное прикосновение Канючки, а в своей голове он носил грандиозную идею создания собственного кинотеатра!

Глава 10. Новый год и конец братства всякой всячины

Первым делом Кладовкин нырнул в свою сокровищницу. Его сокровища мрачно поблескивали, уязвленно поскрипывали и осуждающе позвякивали.

– Ой, только не надо на меня дуться! – воскликнул Трезор Кладовкин, заглядывая в глаза трубачу.

Щеки у того действительно были надуты, а в нарисованных глазах затаилась обида.

– Да, я к вам давно не заглядывал! – оправдывался Кладовкин. – Но у меня были дела поважнее!

В ящике, который был сокровищницей Кладовкина, воцарилась мертвая тишина. Сокровища просто не могли взять в толк, что может быть на свете важнее их. Особенно для Трезора.

– Хм, – хмыкнул Кладовкин. Ему стало совсем стыдно.

Он аккуратно смахнул пыль с блестяшек и пружинок, протер скульптуры и перетряхнул священные книги – все, которые остались. А потом сел на коробочку с бесценными колючками и пригорюнился.

«Эх, – думал он, – у меня же всё есть! Что делать дальше?»

* * *

Тем временем счастливая Канючка притащила своего нового друга Белку в свое жилище за стеклянными дверцами.

– Это мой дворец, – соврала она, обводя взглядом стройные ряды фужеров и хрустальных креманок. – Хочешь, познакомлю тебя с моей сестренкой?

Крыса Белка радостно кивнула: у нее до встречи с принцессой Канючкой не было ни одного друга, а теперь она будет представлена такому изысканному обществу.

Канючка приоткрыла ракушку. На нее с радостью взглянула ее близняшка.

– Ну что, соскучилась? – спросила Канючка ласково.

А близняшка одними губами прошептала:

– Ну что, соскучилась?

Канючка горячо кивнула, и близняшка тоже радостно закивала в ответ.

– Ну, иди знакомься, – подтолкнула Канючка Белку к зеркальцу.

Белка почтительно посмотрела на сестру Канючки.

– Вот это да! – воскликнула крыса Белка.

– Вот это да! – удивилась живущая за стеклом Канючкина сестра.

Ну еще бы не удивиться! Оказывается, Канючкина сестра как две капли похожа на нее, Белку! Такая же острая серая мордочка! Такие же зубки! Даже носик немного примят!

– Мы с вами не родственники? – спросила Белка.

И надо же, Канючкина сестра в тот же момент спросила ее о том же!

– Я польщена, – поклонилась Белка принцессе за стеклом.

– Я польщена, – прошептала в ответ тихая стеклянная принцесса.

Белка обернулась к Канючке. Сколько тепла и родственной любви было в ее глазах-бусинках!

– Надеюсь, вы понравились друг другу? – с надеждой спросила Канючка. Не хватало еще, чтобы две ее подружки ссорились из-за нее.

На всякий случай она заглянула в ракушку и твердым голосом сказала близняшке:

– Белка – мой друг!

А близняшка твердо прошептала в ответ:

– Белка – мой друг!

– Тогда – пир! – завопила Канючка и достала из самой дальней хрустальной рюмочки фантик от съеденного леденца. Ее нисколько не смущало, что пир будет понарошечный: слишком много настоящего, страшного и неизведанного свалилось на ее трусливые плечики за последнее время.

* * *

Тем временем Механюк смазал часовой механизм, напоил маслицем кукушку, оседлал ее и выскочил из домика.

– Ку-ку! – радостно кричала кукушка.

– Эге-гей! – вопил Механюк, радуясь, что опять парит над миром, в котором все на месте и всё по-старому.

– Эге!.. – опять закричал Механюк и… осекся.

Нет! В их привычном мире что-то изменилось!

Фонтан, который раньше весело звенел и проливался, теперь стоял как вкопанный! Его струя была твердой и прозрачной.

Механюк хотел расшевелить струю, но она обломилась у него под рукой и со звоном обрушилась тысячей твердых капель на ровную гладь озера.

Прекрасное озеро, по которому так любила кататься Канючка, радуясь Культуре и Отдыху, превратилось в хрусталь. Теперь оно было похоже на драгоценность.

«Может, это Кладовкин новое сокровище из похода принес?» – недоумевал Механюк, пересаживаясь на часовую гирю и спускаясь из часового домика.

По пути он заметил, что стеклянные дверцы Канючкиной полки украсились новыми узорами.

«Может, это Канючка из похода принесла украшения?» – подумал Механюк, приземляясь на столешницу.

Навстречу ему бежал Топ Дорожкин. Прямо в своем спальном мешке.

– Что случилось, дорогой Механюк? – спросил Дорожкин.

Изо рта у Дорожкина валил дым!

«Может, Дорожкин в дальних странствиях заразился от дракона огненным дыханием?» – продолжал размышлять Механюк, подозрительно разглядывая своего старого друга.

– Ты ничего не замечаешь вокруг странного, непривычного? – осторожно спросил Механюк.

– Странного – ничего. – Дорожкин пожал плечами, укутанными в носок.

Дым продолжал валить у него изо рта. А там, за краем буфетной столешницы, завывала гигантская труба, по которой – было время – друзья спускались на трехногую табуретку.

Чтобы не ранить товарища, Механюк решил начать издалека, а не с самого Дорожкина.

– Озеро покрыто хрусталем! – прошептал он на ухо другу.

– А! – отмахнулся, как от какой-то незначительной ерунды, Дорожкин. – Так это же лед!

– Откуда лед? – деловито поинтересовался Механюк.

– От Зимы, – прошептал ему на ухо Дорожкин.

– Откуда дым? – деловито спросил Механюк и указал на рот друга.

– От Зимы, – ответил повидавший мир Дорожкин.

Топ Дорожкин был известным путешественником. После возвращения он успел проверить открытые им миры и обнаружил, что вода, стоявшая на дне гигантских старых ведер, превратилась в лед. А еще он обнаружил, что люк погреба приоткрыт! А всем известно, кто прячется в погребе всю Весну, Лето и Осень! Там спит Зима! И стоит только Плаксе-Осени устать, съежиться и спрятаться за веником, Зима вылезает из своего мрачного укрытия и бежит наводить порядок, прикрывать все безобразия Осени-Плаксы.

– Что такое Зима?

– Это когда холодно, лед, пар и все впадают в спячку.

– Ага, – обрадовался Механюк. – Фонтан впал в спячку! Он заснул на лету!!!

– Пойду вздремну, – сказал, позевывая, Дорожкин.

Он уже и так много где попутешествовал и много чего открыл. Так что имел право отдохнуть.

Но Механюк был не таков! У него был пытливый ум ученого! Он хотел все знать!

– А что делают те, кто не впадает в спячку?

– Ну-у, – пожал плечами в носке Дорожкин, – те празднуют Новый год! Ну что, идем спать?

Но тут его сон как рукой сняло! Дело в том, что его слова о празднике услышала Канючка! Она как раз приоткрыла свою резную, украшенную морозным узором дверку, чтобы позвать друзей на пир: понарошечной конфеты ей было ни для кого не жалко!

– Ура! Ура! – голосила венценосная Канючка так громко, что даже приунывший Кладовкин выглянул из своего набитого сокровищами ящика. – У нас будет праздник!

– У нас и так все время праздники, – попробовал урезонить ее Дорожкин, – то Пикник, то Культура и Отдых…

– А этот праздник другой! Потому что ты сам сказал: новый!!! – не унималась Канючка. – Поэтому мы все сейчас пойдем и будем кататься на лодках!

И она с совершенно несвойственной ей смелостью раскачалась на железном лифте, и прыгнула на берег озера, и села в лодочку, пришвартованную у берега. Лодочка не двигалась. Она вросла в стеклянную воду. Канючка высунула из лодки ножку и постучала каблучком по воде.

– Дзинь-дзинь! – ответила ей гладь озера.

– Ой! – выдохнула Канючка зачарованно и сложила лапки.

– Вот видишь, – назидательно сказал ей Механюк, – ничего нельзя праздновать на озере!

– Вот еще, – не сдавалась Канючка, – теперь даже не так страшно: не утонем! А кататься будем на чем-нибудь другом!

– На чем? – спросил Механюк.

– Вот ты и придумай!

Механюк с надеждой посмотрел на Кладовкина, который выбрался из своей сокровищницы.

Кладовкин с пониманием кивнул.

И началось! Первым делом Кладовкин притащил сундучок с колючками. Но колючки, привязанные к ногам, только цеплялись за лед озера! Потом Кладовкин притащил кожаный мешок с монетами. На монетах ноги разъезжались. Канючка падала и плакала.

Тогда Кладовкин с товарищами притащил на гладь озера своего коня!!! Но конь не хотел ехать вперед! Он все время недоверчиво опускал морду к воде, пытаясь разглядеть, что же с ней случилось. Вверх-вниз, вверх-вниз!

Огромные ключи, железные весла, круглые стекляшки очков – ничего не устраивало Канючку: весла были неуправляемы, а стекляшки разбились о твердую воду.

– Я слышала, – осторожно заметила крыса Белка, спустившаяся из стеклянного дворца, – что великаны по стеклянным озерам ездят на коньках. И я видела эти коньки!

– Так что же ты молчала?! – закричала Канючка, но потом сменила тон: – То есть я хотела сказать: как здорово, что ты сказала! Ну, кто принесет мне коньки?

Дорожкин решительно скинул с себя теплый носок.

– Конечно, я! – А потом замялся и с надеждой посмотрел на крысу Белку: – Если, конечно, Белка знает, откуда их нести…

– Господа, – Белка уселась на задние лапы, – не хочу вас пугать, но мир велик…

– Я не боюсь дальних странствий, – быстро вставил Дорожкин.

– …а мы иногда не знаем даже того, что у нас под боком, – назидательно продолжила Белка.

– Ну почему? – возразил ей Кладовкин. – Я вот знаю все свои сокровища наперечет…

– Но ведь ты не знаешь, сокровище или нет то, что тебе не принадлежит? – спросила его Белка.

– А что мне не принадлежит? – заинтересовался Кладовкин.

Белка только хмыкнула:

– То, что ты не принимаешь за сокровища. И то, о чем ты не знаешь…

– Например, коньки! – выпалила Канючка.

– Я принесу их тебе! – горячо уверил Канючку Дорожкин. И добавил: – Ну, и тебе, Кладовкин, кусочек, если что-то останется после того, как Канючка себе возьмет.

Белка подставила путешественнику спину.

– Вперед! – скомандовал Дорожкин и указал рукой куда-то вдаль.

Крыса усмехнулась:

– Ну, тогда наверх…

Четверо обитателей буфета задрали головы. Там, где заканчивался часовой домик, сгущалась мгла и трепыхалась паутина. А чуть сбоку во мгле посверкивали две устрашающие молнии.

– Так вот вы какие, коньки, – задумчиво поскреб рыцарский шлем Кладовкин. Безусловно, они представляли немалый интерес для искателя сокровищ. – Как же я раньше не догадался поднять голову?!

А вот Канючку стальные молнии испугали:

– Может, на празднике можно без них обойтись?

Но Дорожкина уже влекла неизведанная дорога наверх.

Ему пришлось крепко вцепиться в серебристую шерстку: Белка начала карабкаться по боковой стенке буфета, цепляясь коготками за только ей заметные сучки и щелочки.

– Вот! – сказала она, когда они пробрались сквозь дебри паутины.

– Это – коньки?! – изумился Топ Дорожкин.

– Ну да! – кивнула крыса.

На громадном мече в стене висели… два огромных дома на острых полозьях! Дорожкин мог легко спрятаться внутри каждого из них не только со своим спальным носком, но и вместе с Белкой!

– Как же мы их дотащим? – безнадежно спросил Дорожкин. – Они же крепко держатся!

От коньков к мечу тянулись толстенные канаты, а вокруг меча они были напутаны потуже, чем веревочки вокруг рога дракона!

– Ну, не так уж и крепко, – пожала плечами Белка.

Осторожно, чтобы не уронить Дорожкина, она оторвала от стены передние лапы и схватилась ими за блестящее лезвие конька. А потом осторожно потянулась мордочкой к мечу, торчащему из стены…

– Хрусь! Хрусь! – услышал Дорожкин.

– Подерхых ыво (подержишь его)? – сквозь зубы прокричала ему Белка. С ее морды свисали обглоданные кусочки канатов.

От удивления Дорожкин не разобрал, чего же хочет от него Белка. Поэтому он завороженно кивнул. А зря!

Белка выпустила из лапок лезвие конька, чтобы ухватиться за стену.

А на бедного путешественника Дорожкина обрушилась вся тяжесть гигантского сооружения, которое Белка только что отгрызла от стены!

Вместе с коньком, обрывками каната, крысой Белкой и своим спальным носком путешественник Дорожкин полетел вниз! Он все еще сжимал в руках огромное лезвие, оно угрожающе посверкивало над его головой!

В последний момент крыса Белка схватила Дорожкина за воротник и закинула его на конек! Но сама сорвалась! Теперь она падала первой, над ней, со свистом рассекая воздух, летел конек, а из зева конька выглядывал отчаявшийся Дорожкин.

– Белка! Береги голову!

Белка прикрыла голову лапками, но что толку?!

Она посмотрела вниз: все ближе и ближе гладь озера! Но если раньше вода была спасительной и мягкой и могла спрятать в своей глубине крысу от любого острого конька, то теперь стеклянная гладь не сулила ничего хорошего!

– Шмяк! – это Белка рухнула на каток и изо всех сил заскребла лапами, в ужасе поглядывая на подлетающее лезвие.

Увы! Далеко убежать от надвигающегося конька она не могла! В суматохе она забыла выпустить из зубов канаты, которыми конек был зашнурован!

– Дзыннь!!! – это свалился на лед конек, срезав шерсть с хвоста из искусственного меха, которым так гордилась Белка!

Мысль, что она предстанет перед друзьями с голым мерзким розовым хвостом, казалась крысе невыносимой! Она дернулась раз, другой…

И услышала аплодисменты!!!

Это хлопали Кладовкин и Механюк.

– Чудо! Чудо! Какая ты прелесть, Белка! – это кричала Канючка.

Скользя на бегу по стеклянной глади, Белка оглянулась: меховая, испорченная лезвием одежка ее хвоста валялась на льду, а хвост был гол и лыс!!!

«Я им нравлюсь и без хвоста», – обрадованно подумала Белка и веселей заскребла коготками по льду. Если честно, то ей уже давно было в тягость притворяться не тем, кем она была на самом деле.

Чему же так радовались Механюк, Кладовкин и Канючка? Неужели им действительно так понравился голый крысиный хвост, которого так стеснялась Белка? Конечно, нет. Они даже не обратили внимания на такую мелкую ерунду! Так обычно и бывает: изъяны, которых мы стыдимся, мало кого интересуют.

Механюк, Кладовкин и Канючка восхищались совершенно другими достоинствами Белки: свалившись на лед и пытаясь удрать от смертельного лезвия, она так и не выпустила из зубов обрывки каната, крепко пришнурованные к гигантскому коньку! И теперь она бежала по кругу замерзшего озера, а за ней строго по кругу ехал на своем лезвии конек-дом! А из трубы этого дома выглядывал Топ Дорожкин!

– А меня прокатишь? – затаив дыхание, спросила Белку Канючка.

Да разве есть на этом свете хоть что-нибудь, что не сделала бы крыса Белка для своих друзей, для тех, кто любит ее всю, вместе с хвостом?! И она радостно крикнула:

– Э-эх, прокачу!!!

Сначала Белка катала Канючку в коньке, а потом, когда у Белки закружилась голова, Канючку катал Механюк. Только не при помощи зубов и канатов, а при помощи… ума!

На крюк зонта, в котором когда-то было озеро, а теперь каток, Механюк приладил вертелку.

– Что ж, вертелка – тоже сокровище? – изумился Кладовкин, видя, как Механюк привязывает к лопастям вертелки канаты от конька. – А я, дурак, ею тесто для блинов делал!

Тем временем Механюк уселся рядом с вертелкой и начал ногами крутить ее, перебирая лопасти. А лопасти потянули за собой канат, а канат потянул за собой конек, стоящий на льду. А конек повез по кругу Канючку!

Как же она хлопала! Как же она кричала «ура»! Но потом ее хлопки и крики стали тише. А еще чуть позже она схватилась за голову и слабым голосом спросила:

– А что еще делают на Новый год?

– Впадают в спячку, – сообщил ей Дорожкин. Он устал и перенервничал за время конькового похода. А за время катания Канючки заскучал и начал засыпать.

– Я не уверена, господа, но, кажется, на Новый год все пишут письма! – вдруг сказала Белка.

За спинкой старого дивана, под обшивкой которого жила Белка, хранился деревянный ящик. Ящик Белка разгрызла – не из вредности или любопытства, а потому что она любила грызть. И в этом ящике она нашла много пожелтевших листков! Их Белка тоже начала грызть, но они были не такими вкусными, как солома из дивана. «Должна же быть в них какая-то польза!» – подумала крыса, которая в те времена еще не была Белкой. Она присмотрелась к листкам. На всех она разобрала одно и то же. «С Новым годом!» – вот что было там написано!

– Ура! – прервала воспоминания Белки Канючка. – Сейчас мы будем писать письма! – И она захлопала в ладоши!

– А я буду спать, – отрезал Дорожкин. – И тебе советую! Ведь ты даже не знаешь, кому их писать! – Он свистнул Прищепку, залез в носок, Прищепка схватила носок за краешек и смирно села на бортике столешницы ждать до Весны новых распоряжений хозяина.

А Канючка вопросительно посмотрела на Белку.

– Сейчас уточню, кому писать! – сказала понятливая Белка и спрыгнула со столешницы во тьму.

Она появилась, держа в зубах пачку потрепанных и пожелтевших листов.

– Ух ты, – завистливо выдохнул Кладовкин, – да это же священная книга! Только ее беречь некому, вон как испортилась.

Белка выпустила листки из зубов и смущенно отвернулась. Она-то знала, кто приложил зубы, чтобы испортить священные письмена. А Кладовкин уже вовсю бегал по страницам. Вдруг он остановился и шлепнул себя по шлему.

– Что, понял, кому писать? – спросила Канючка.

– Нет! Но кажется, я понял, кто писал!

И Кладовкин юркнул в свою сокровищницу.

Через минуту Механюк, Канючка, Кладовкин и Белка пристально сравнивали кружки и крючки в священной книге про «жи-ши» и в задиванных письмах. Не было сомнения: эти труды создала одна рука!

– Я не сомневаюсь, – важно заключил Механюк, – что эта рука принадлежит высокоученому существу! Вон сколько он написал!

Механюк не ошибался: и письмена, и священная книга про «жи-ши» были написаны папой в ту пору, когда он был совсем маленьким. Вот почему трое друзей и крыса Белка с таким трудом расшифровывали его каракули!

– «С-но-вым-го-дом-до-ро-гой-дед-мо», – читали они по слогам, перебегая с одной кривой строчки на другую…

– Ну что вы не угомонитесь? – проворчал из своего спального носка Дорожкин.

– Мы письма читаем!

– Чужие письма читать нехорошо… А мне свет мешает! – огорченно сказал Дорожкин.

– Эти письма принадлежат мне с тех пор, как никто за ними не явился, – оправдалась Белка.

А Кладовкин тяжело вздохнул и скрылся в своем ящике. Из него он вынес сокровище, найденное в подземелье дракона, сокровище, данное ему принцессой в трудную минуту, сокровище, которое он, рискуя жизнью, сохранил во время трудного перехода. Это была простыня!

– Все для тебя, дорогой Топ, – сказал он.

– Мне что, голову замотать, чтобы в глаза не светило? – обиделся сонный путешественник.

– Ну, есть и другой вариант… – задумался Кладовкин.

– Вариант «Белка»? – со знанием дела крикнула Канючка. Этот вариант уже выручил ее и Кладовкина.

– Нет, вариант «Кино», – смущенно сказал Кладовкин и натянул простыню так, чтобы Топу не мешал свет от апельсиновой лампочки. – Ну как? – затаив дыхание, спросил Трезор. Он надеялся, что Топу понравятся их тени на простыне и он высоко оценит изобретение друга.

Но Дорожкин только сладко зевнул.

«Эх, – уязвленно подумал Кладовкин, – никому нет дела до искусства!»

Он вернулся к Механюку, Канючке и Белке, и друзья опять погрузились в изучение таинственных писем.

– До-ро-гой-дед-мо-роз! – наконец сложили они буквы в слова.

– Ага! Дед Мороз! Вот кому пишут письма на Новый год! – обрадовалась Канючка. – Перо мне! И бумагу!

– Да, но зачем писать ему еще одно письмо, если он старые бросил за диван? – попытался докопаться до истины ученый Механюк.

– «По-да-ри-мне-на-но-вый-год-ве-ло-си-пед!» – продолжала чтение Белка.

– Ага! Все ясно! У него есть велосипед! И он готов с ним расстаться! – обрадовался Кладовкин. У самого Кладовкина велосипеда не было. Кроме того, он даже не знал, что это такое, чтобы оценить, какой же Дед Мороз щедрый.

– Так-так… – задумчиво пробормотал Механюк и заглянул во второе письмо, потом отложил его и заглянул в третье. Потом быстро перелистал всю пачку…

Все письма начинались и заканчивались одинаково. В них менялось только одно слово! Слово «велосипед» менялось на слово «марки», потом на слово «удочка», потом на «шапку с пумпоном»…

– Я все понял! – воскликнул Механюк. – Во всех письмах просят подарки!

– Ух ты! Сколько всего есть у того, у кого их просят, – удивился Кладовкин.

– Наверное, он волшебник. И притом очень состоятельный! – мечтательно сказала Канючка. – Я тоже все поняла: Новый год – это общий день рождения, когда всем дарят подарки! Давайте просить!

Они принялись отрывать чистые кусочки от истлевших писем и писать фитильком из масляной лампы.

Канючка высунула язычок и вывела: «Что-нибудь очень красивое для меня и моей близняшки».

Механюк задумался и написал: «Что-нибудь очень умное для меня и для кукушки».

Белка смущенно отвернулась от всех и написала: «Что-нибудь радостное для меня и моих друзей».

Тут не выдержал Топ Дорожкин. Он все это время ворочался и прислушивался, а теперь выскочил из носка, оторвал краешек от письма и вывел: «Что-нибудь очень полезное для меня и Прищепки».

И только Кладовкин задумчиво стоял над чистым клочком. Ну нечего ему было пожелать! Все у него было! И тогда он написал: «Что-нибудь, что обрадует меня больше, чем сокровища».

– Ну вот, готово! – Канючка собрала у всех письма, сложила их стопкой и уселась рядом – ждать подарков.

Тикали стрелки на часовом домике. Три раза прокричала кукушка, праздник стал каким-то совсем не празднично тихим, и Дорожкин опять заснул.

А Деда Мороза с подарками все не было!

– А вдруг он уже проходил мимо, а мы его не узнали? – забеспокоилась Канючка. – Как он хоть должен выглядеть?

Друзья посоветовались и решили, что живет Дед Мороз недалеко – иначе не держал бы письма за диваном. Еще они решили, что у него все есть. Еще они решили, что ему ничего не жалко, раз он что угодно отдает.

Потом они пошуршали письмами и пришли к выводу, что все подарки Дед Мороз кладет под какую-то неведомую елку. А Белка, которая была ближе всех знакома с письмами, добавила, что Дед Мороз приезжает на северном олене.

– А кто такой северный олень? – заинтересовался Кладовкин.

– Ну… такой большой и с рогами! – сказала Белка и для убедительности приложила к ушам лапки с растопыренными коготками.

Оленя она видела в уголке одного из писем. В том самом уголке, который когда-то попробовала на вкус.

– Нет, – огорченно сказала Канючка, – никого такого мы не видели! Наверное, мы слишком мелкие, чтобы устраивать нам праздник!

Губки у нее задрожали.

– Что ж, придется обойтись без Нового года, – тихо добавила она. – Расходитесь! Праздника не будет!

В наступившей после отмены праздника тишине стали слышнее непраздничные звуки: рев северного ветра за стенами, скрип замерзших досок и шорох падающего на крышу снега.

Белка потопталась немного, пытаясь заглянуть в глаза своей подружке, но та отвернулась к стене.

– Ну, я, наверное, пойду? – сказала Белка.

Никто ее не остановил, и она убралась в свой старый неуютный диван и еще долго там плакала, уткнувшись в солому:

– У-у-у! Ничего у меня нет, чтобы устроить Канючке Новый год!

А сонный Дорожкин тем временем обнял Канючку за плечи и сказал:

– Ну нет у нас Деда Мороза, и что? Не будем впадать в отчаянье! Впадем в спячку! А там уже и Весна. А Весна – она сама по себе праздник. – И он склонил на плечо подруги голову и закрыл глаза.

– Весной растает озеро и мы приделаем к лодочкам мотор из вертелки, – мечтательно сказал Механюк и подсел к друзьям. – То-то будет праздник!

И только Кладовкин никак не хотел обняться со своими дорогими друзьями и забыться до Весны. Что-то ему мешало заснуть. Сначала он решил, что доспехи слишком твердые, чтобы стать до Весны пижамой. А потом понял: мысль!

– Если у всех есть Новый год, значит, у всех есть и Дед Мороз, – размышлял вслух Трезор. – У великанов – свой, великанский, с огромными подарками. А у всякой мелочи тоже должен быть свой!

И Кладовкин огляделся: не скачет ли где-нибудь на крошечном олене крошечный волшебник-богач? Но никого не увидел.

– Надо хорошо поразмыслить, где он прячется?!

Кладовкин опять огляделся: за простыней на столешнице сидели его друзья, над пропастью качался пустой носок Дорожкина, а чуть ниже поблескивала ручка от ящика самого Кладовкина. И больше – ничего!

– Если он теперь Дед, значит, он когда-то родился кем-то другим… Вот я, например, родился Кладовкиным, а стал рыцарем. – Трезор потер шлем, со шлема посыпались искры. – Так, может, он Дед Мороз только в Новый год? А в остальное время он, может, тот, кем родился?! – Тут Трезор снял шлем и погляделся в его металлический бочок. – Хм-м…

Над Кладовкиным и его дремлющими друзьями прокричала кукушка. Она не хотела впадать в спячку, она не сдавалась, продолжая упрямо отсчитывать часы до Нового года.

А в вышине пела хрустальным голосом Страшилка. Она пела такие хрупкие, такие звонкие песни, что не было сомнения: она тоже не сдается! И тоже верит в волшебство! И чтобы поддержать веру в других, она говорила между песнями каким-то приподнятым голосом:

– С наступающим Новым годом, товарищи!

Кладовкин понял, что надо спешить, чтобы не пропустить чудо. И он стал думать гораздо быстрее.

– У него много подарков… – продолжал он шептать себе под нос, – значит, у него есть сокровищница – как у меня!.. И ему не жалко раздавать подарки, значит, они его не радуют… Совсем как меня!!!

И тут Трезор Кладовкин вскочил! И от возбуждения забегал туда-сюда по краю пропасти!

– Как же я сразу не понял?! – стучал он себя по шлему. – В каждом мире – свой Дед Мороз! И Дедом Морозом он не рождается, а становится, если у него есть подарки и ему не жалко их для своих друзей!!!

Он в крайнем возбуждении подбежал к масляной лампе, посмотрел на свое отражение в ее медном боку и убежденно прошептал:

– Ну вылитый Дед Мороз!!!

А потом обернулся и поискал глазами:

– Где мой мешок?!

Мешка не было. Тогда Кладовкин махнул рукой и промолвил:

– В каждом мире – свой Новый год, у каждого Нового года – свой Дед Мороз, у каждого Деда Мороза – свой мешок!

Схватил носок Дорожкина и опять стал озираться:

– Где мои подарки?!

Нырнул в сокровищницу и не глядя начал в темноте засовывать в носок все, что подворачивалось под руки. Ничего ему было не жалко!

С набитым носком Кладовкин еле вылез на столешницу и опять запричитал шепотом, чтобы не привлечь внимания друзей:

– Где мой олень?!

Он прислушался. Нигде не раздавалось цокота копыт. Зато были отчетливо слышны глухие рыдания Белки в соломенной набивке старого дивана.

У Кладовкина сжалось сердце. Он живо представил, как Белка лежит одна-одинешенька и рыдает, уткнувшись в солому мордочкой и накрывшись сверху лапками. А еще недавно она потешно прикладывала эти лапки ко лбу, чтобы показать друзьям, какие у северного оленя рога…

– Ну конечно же рога!!! – осенило Кладовкина.

Он обмотался змеей из простыней, которая все еще была привязана за хвост к ручке его гаража-хлебницы, разбежался по столешнице и… прыгнул в сторону старого дивана!

Вот уже внизу промелькнула дырка в дерматине дивана – та, в которой живет Белка.

– Рыцарь, куда летите?

А змея все разматывается и разматывается! Того и гляди станет Кладовкин Дедом Морозом для кого-то неизвестного.

– К вам, уважаемая Белка! – успел крикнуть Кладовкин.

К Белке так редко залетали гости, что упускать Кладовкина она не хотела. В прыжке она вцепилась в горло тряпичной змее, та сдулась, а рыцарь мягко приземлился на потрепанную обивку дивана.

Белка взялась деловито запихивать в носок всякую ерунду, которая высыпалась при падении.

А Кладовкин смотрел на Белку совсем другими глазами! Он словно бы прозрел в эту новогоднюю ночь!

– Ты хоть знаешь, кто ты?! – спросил он крысу Белку с восторгом.

– Ну-у, – неуверенно протянула она, – я вроде Белка…

– Нет! – заорал Кладовкин. – Нет, нет и еще раз нет!

– Ну ладно, – тяжело вздохнула она. – Я крыса.

Но к ее удивлению, Кладовкин опять ей возразил:

– Ты – олень!

Крыса Белка так и села.

– Мне очень неловко, мой бедный рыцарь, но вы – чокнутый, – сообщила она печально.

– Ничего я не чокнутый! – убежденно сказал Кладовкин. – Я – Дед Мороз этого мира!

И он поделился с Белкой своими догадками. Все вроде было похоже на правду. И если Кладовкин смог догадаться, что он – Дед Мороз, то уж узнать своего оленя ему не составляло никакого труда!

Белка, то есть крыса, то есть олень попробовала не согласиться:

– Но у нас нет доказательств!

– Новый год – это не экзамен! – заявил Кладовкин. Как Дед Мороз этих мест он разбирался в таких делах. – Новый год – это чудо! А чудо не надо доказывать!

– Ну, тогда полезли… то есть я хотела сказать – поскакали! – воодушевилась Белка.

– Стоп! А где моя елка?!! – Кладовкин так и замер на месте.

Он увидел рядом с диваном старый веник и уцепился за одну из метелок. За веником беспокойно заворочалась Осень-Плакса.

– Тихо-тихо, – успокоила ее подскочившая Белка. – Хрясь-хрясь, – она отгрызла пучок, за который держался Кладовкин.

С тяжелым Кладовкиным и носком, полным подарков, Белка еле вскарабкалась на столешницу и остановилась на секундочку за простыней, которая отделяла их от присмиревших друзей.

– Так, – задыхаясь сказала она, – давай еще раз повторим, кто что говорит…

– Ну… типа… с Новым годом? – прошептал Кладовкин.

Но тут из-за простыни донесся удивленный со сна голос Дорожкина: