Текст книги "Эксельсиор. Детективный роман"

Глава 7

Седых лежал в позе эмбриона лицом к стене и смотрел на трещину в краске. Как так? За что?? От мысли о том, как ей было больно, Макс зарычал в голос. Три года вместе, в горе и в радости, столько всего было! Алинка, его Алина, милая, добрая, веселая девчонка, красавица, как же он ее любил, а она его бросила и умерла!? Макс вспоминал ее прозрачную белую кожу и родинку под левой ягодицей в виде сердечка, он еще называл ее Меченой, а она звонко смеялась, откинув назад голову. Он помнил ее жесты, каждое движение… Как она смотрела на него через полуопущенные ресницы, как обнимала за шею, вспоминал ее поцелуи… Это было так мило, так по-детски трогательно! Из глаз парня покатились слезы, он уткнулся лицом в подушку и завыл, словно волк на луну. Нет, не правда, это не может, не имеет права быть правдой! Это какая-то чудовищная ошибка! Она жива. Она слишком молода, слишком красива и невинна, она никому никогда не причинила зла, чтобы погибнуть такой мучительной смертью! Макс раскачивался из стороны в сторону, рискуя рухнуть с кровати, и повторял только одно слово: жива. Жива. Жива.

– Эй, ты как? – в дверь осторожно заглянула Булочка. – Там к тебе посетитель!

Девушка скрылась за дверью, послышалось шуршание и сердитый шепот: «Не больше десяти минут, уважаемый! Иначе я позову заведующего!».

Свободным от воспоминаний клочком сознания Седых уловил скрежет ножек стула об пол и долгий, протяжный вздох.

– Ну, здравствуй, Болотный Доктор.

Макс медленно повернул голову и поднял на вошедшего тяжелый, словно могильная плита, больной взгляд совершенно раздавленного человека. Такой взгляд бывает только у тех, кто не хочет жить, и поэтому Погребняк беспокойно заерзал на своем скрипучем стуле: права была чуйка – он очень вовремя приехал.

– Леха? Ты?? А почему….

– Я следователь, по особо важным. Да, Макс, вот так жизнь сложилась, ты – медик, я – мент. Оговорюсь сразу – тебя подозревают в двойном убийстве, когда тебя выпишут, я вынужден буду закрыть тебя в СИЗО до выяснения обстоятельств.

Погребняк опустил голову и стал выковыривать из брючины несуществующую пылинку. Эх, покурить бы! Леха судорожно сглотнул вязкую слюну. Он и сам не верил в то, что секунду назад озвучил ошеломленному Седых. Не тот Макс человек, чтобы взять и замочить здоровенного, как мишка гризли, будущего тестя и любимую невесту. И потом – мотив! Какой у Седых должен был быть мотив для убийства? Корсаков относился к нему как к сыну, с Алиной у них любовь, денег на все хватало, жили в тепле, в комфорте, впереди – диплом и свадьба. Черт, что-то не правильно!

– Чегоо? В смысле «меня»? В двойном… убийстве?? А… кто… убит-то? Блин, ты что-то путаешь, братан!

– Макс, я сейчас тебе излагаю ситуацию, а потом будем разбираться, о’кей? – Погребняк достал и портфеля папку с блокнотом и ручкой. – Лады. В ночь со вторника на среду, то есть позавчера, в своем особняке убит Корсаков Георгий Сергеевич, он же хозяин корпорации «Farm Pour Femme», он же отец твоей невесты Алины, – его ударили в шею острым предметом и перерезали яремную вену. Примерно в это же время убита его дочь – она была облита жидкостью для розжига и подожжена. Смерть обоих была долгая и мучительная. Примерно через двадцать минут после начала пожара камера наружного наблюдения зафиксировала тебя, выходящего со стороны заднего двора, ты сел в Ауди Корсаковой и уехал.

– Леха, я ничего не помню… Но я никого не убивал! Алинин батя мне как отец был, понимаешь? Я люблю Алину, очень люблю! Любил… – Макс обхватил забинтованную голову ладонями и беззвучно заплакал.

– Я верю тебе. Но пока мы собираем все факты, и то, что у нас пока есть – не в твою пользу, Макс. Так что, дружище, напряги мозг и помоги мне, чтобы я смог помочь тебе! Расскажи, что ты помнишь.

– Мы были в ночном клубе «Хьюитт», Алина в последнее время любила туда ходить, ну и я с ней таскался, не отпущу же я ее одну! Там, знаешь, все стилизовано под ужасник, в котором чувак с кожаным лицом всех мочил, помнишь? Ну, официанты в рванине и масках, повсюду свиные бошки развешаны, муляж, конечно – но впечатляет, все в искусственной крови, бензопилы по стенам… Жесть. Но Алине дико нравилось, она вообще фанатка фильмов ужасов… была, – Макс швыркнул носом, помолчал и тяжело вздохнул. Погребняк понимал, что разговор дается Седых огромным трудом. – Мы туда часто ходили, у нас уже своя компания была – мы с Алинкой, Дэн и Лика, подружка Алины, которая уже четвертый год работает в офисе Георгия Сергеевича. Ну, как «подружка» – сплетничали, секретничали, шоппили, по маникюрам-педикюрам шастали. В этом заведении Лика стала уже «своя в доску»: как же! – она ж с Корсаковой! Дениске уж больно она нравится.

– Кто с вами в ту ночь веселился?

– Наша четверка. Там, конечно, полно всяких знакомых – половина универа в «Хьюитте» шкуру трет, но мы вчетвером были, факт.

– Так, ясно. Что-то необычное, странное было? Ну, может, кто-то себя вел как-то особенно, говорил что-нибудь?

– Алина последний год, после смерти матери, вообще странная стала. Она вроде и жила со мной, но ее как бы и не было, понимаешь? Я видел, что теряю ее. На любые мои вопросы она огрызалась, уходила в себя. Я, конечно, понимаю, что она пережила смерть матери и страдает, но не настолько же, чтобы прям крышу сорвало?! Я старался ее беречь, не лез с вопросами, ухаживал за ней, как за ребенком, а она все отдалялась и отдалялась, как будто тонула в мутной воде, а я не мог ее поймать. Побухивать стала, закурила. Ездила к бате на работу, а оттуда привозила деньги наличкой, прямо из сумки пятерней на стол вываливала, это вот как, а? Говорила – папа дал… Даже если бы и «папа дал» – он что их, из мусорки, что ли, вытащил? Как минимум закинул бы на карту! И так бывало неоднократно. Хотя, с отцом она общалась последнее время плохо, «да – нет – не знаю», лишнее слово через губу не переплюнет. Меня это бесило – есть у человека отец, каких мало – радуйся! А она с ним так! У меня никогда отца в помине не было, а мне он был так нужен…

Погребняк молчал. Парню нужно выговориться.

– Мне вот что показалось странным: она принесла коктейль. Мне! Алина! Она за мной вообще никогда не ухаживала! Алинка и дома-то не готовила, не убиралась, посуду в посудомойку и то я ставил.

– То есть, совсем хозяйство не вела?

– Неа.

– А кто домом-бытом занимался?

– Я. А мне что, сложно что-ль? Это ж не огород вскопать. И потом, мне нравилось все делать для нее.

«И нафига такая жена?» – с раздражением подумал Погребняк. – «Тоже мне, витрина – любуйтесь на нее! Это ж как надо было любить бабу, чтобы с ней жить, да еще выдерживать все ее прибамбасы?? Может, Макс терпел ее ради малой толики с барского плеча папеньки? Нет. Что угодно, но только не из-за денег! Хотя, как знать, столько лет прошло все-таки, люди меняются.

– Макс, а средства вам на жизнь давал Георгий Сергеевич?

– Я по ночам в морге подрабатываю. Платят там неплохо, нам хватало, да еще и маме помогаю. То, что давал Сергеич, Алина тратила на свои хотелки.

– Я, в общем-то, не сомневался. Давай вернемся к коктейлю: что за пойло?

– Я впервые такое видел, оно по виду как кровь и флюоресцировало, а пахло так, знаешь… чем-то острым и одновременно сладким – на языке крутится слово такое смешное, никак не могу вспомнить. Вкусное было пойло! Но вот после него меня и вырубило. Я, правда, перед этим пол-литровый бокал «Кроненбурга» выпил. Пиво мы всегда там брали, и в тот раз тоже.

– А кроме тебя, это зелье еще кто-нибудь пил?

– Алинка точно его пила. У Лики был такой же, она прихлебывала из бокала, но допила ли она его до конца – не обратил внимания. Дэн сказал, что козленочком быть не собирается и отказался пить эту байду, он больше по пиву.

– Девушки алкоголь принимали?

– Не видел, Лех, не буду врать.

– А ты?

– Бокал выпил за компанию с Дэном, вообще-то я не любитель.

– Где вы находились, когда пили этот коктейль?

– Слева от барной стойки, рядом с кабинетом администратора.

– Из кабинета кто-то выходил или заходил в него, пока вы там стояли?

– Вроде кто-то входил, кто-то выходил пару раз, я не знаю, кто это был – там же весь персонал в масках и костюмах! К нам администратор Кеша подходил, у него привычка сигареты у Дэна стрелять. Прикинь, ни у кого больше не стреляет, только у него!

– Курили что?

– Кальян был, ну, и сигареты. С кальяна у меня потом всегда голова болит, так что я его не курил. Нафиг надо.

– К Дэну твоему я сразу отсюда поеду, и Лику эту выцепить надо. Все, Макс, мне нужно бежать.

– Погоди, Лех! А что за факты такие, которые на меня указывают? С чего взяли, что я всех замочил?

– Просматривали записи с наружки, там ясно видно толстовку с котофотом, в этой толстовке тебя и привезли вчера утром из посадок в больницу. Знаю, знаю, в таких кофтах полстраны ходит, как вариант – кто-то мог с тебя ее снять, используя твое беспомощное состояние, и напялить на себя. Но вот это…

Погребняк достал из портфеля пластиковый пакет, в котором лежал мобильник.

– Твой?

– Мой! А где он был? У меня, кстати, еще и паспорт пропал, и деньги!

– Телефон нашли неподалеку от особняка Корсаковых, в кустах, и на нем только твои отпечатки, Макс, хоть и сильно смазанные. К тому же, была произведена детализация вызовов с этого устройства, согласно которой ты получил пару звонков со скрытого номера как раз в разгар пожара и сделал попытку дозвона по этому же номеру после того, как отъехал с территории особняка. В тех же кустах был обнаружен кухонный нож с черной пластиковой ручкой, длиной пятнадцать сантиметров, на лезвии и рукоятке ножа – кровь и частицы кожи Корсакова Георгия Сергеевича. Означенный нож был завернут в кусок материи, похожей на кухонное полотенце. На ноже твои отпечатки пальцев. Твой паспорт валялся там же, в кустах. А еще там была пара синих медицинских перчаток, испачканных кровью Корсакова. Исходя из этого следует, что ты отъехал от особняка и выбросил улики в чепыжник. Ну как, ничего не припоминаешь?

– Блииин… Леха, вытащи меня из этого дерьма! Я никого не убивал!

– Ты куришь?

– Бывает, но редко. В последнее время стал чаще курить, потому что Алинка постоянно мне кровь сворачивала. А что?

– Сигареты есть с собой? А то у меня закончились, – смутился Леха.

– В кармане толстовки оставалась пачка, там была половинка, мне кажется, я ее в посадках скурил.

В палату заглянула Булочка, сдвинув к переносице темные бровки, постучала себя пальцем по запястью и уперлась строгим взглядом в то место, где у Погребняка подразумевался «третий глаз».

– Ваше время истекло. Я же сказала – десять минут! А вы уже все двадцать пять тут сидите. Больному пора делать перевязку, так что – на выход!

– Одну минуту! – Алексей протянул Максу заполненный листок протокола и ручку. – Подпиши-ка здесь и здесь, ага… Пиши: «С моих слов записано верно, мною прочитано». Все. Готово.

«Правша» – машинально отметил Погребняк, поднялся и направился «на выход». В дверях он обернулся и посмотрел на Макса: тот сидел, свесив босые ноги с кровати и медленно раскачивался взад-вперед, глядя в одну точку.

– Макс!

Седых повернул перемотанную голову и посмотрел на Леху безжизненным взглядом.

– Какие туфли были на Алине в ту ночь?

– Красные лодочки на шпильке.

– Размер у нее какой?

– Тридцать шесть с половиной.

– А у тебя?

– У меня сорок третий, а что?

– Да так, для информации. – Погребняк на секунду замер. – Я тебя вытащу, дружище. Обещаю.

Глава 8

Погруженный в пучину тягостных раздумий, Леха плотно прикрыл дверь палаты и сделал пару широких шагов, как вдруг со всего размаху влетел во что-то большое, мягкое и упругое.

– Ай!!! Вы что себе позволяете??

Погребняк исполнил короткий дрифт и увидел прямо перед собой Булочку, пышащую праведным гневом. Из-под шапочки выбились темные завитки, и Леха ощутил запах шоколадной конфеты, которую девушка пыталась быстро-быстро загнать за пухленькую щеку.

– Вот, тут нашему пострадавшему передали, женщина какая-то, сказала, что это она его спасла… Она, кстати, там, в холле, Вас дожидается! – Булочка жутко смутилась и покрепче сжала в руках большущий пакет с «Ананасными» конфетами и йогуртами. – Прям уж, всего одну конфетку-то и съела! – щеки ее вспыхнули ярким румянцем.

«Ах ты, сладкоежка!» – Леха радостно улыбнулся, в его телячьих глазах вспыхнули озорные огоньки, а в груди – где-то там, слева, – стало очень горячо.

– Как Вас зовут?

– Глаша… То есть, Глафира Андреевна. – Булочка приосанилась, оглаживая халатик на аппетитных боках и, вздернув круглый подбородок, покраснела еще больше.

«Куплю я тебе, Глаша, целый новогодний подарок, нет – сразу пять новогодних подарков! Каждый день буду „Ананасными“ кормить, чтобы у тебя попа не похудела».

– Очень приятно, а я – Алексей. Палыч. Не прощаюсь, Глафира Андреевна!

Булочка сглотнула остатки конфеты, проводила высокого симпатичного «сотрудника при исполнении» испепеляющим взглядом и скрылась за дверью Максовой палаты.

– Товарищ следователь, загляните в мой кабинет, будьте добры! – из кабинета напротив высунулась голова, увенчанная веселенькой банданой с утятами, и тут же всунулась обратно.

Погребняк развернулся на сто восемьдесят градусов и уперся взглядом в табличку: «Заведующий травматологическим отделением, доктор медицинских наук, профессор Пустыльник Исаак Яковлевич». Для приличия Леха тихо постучал – тишина. Леха еще раз постучал, но уже не так тихо. Странно, однако! Погребняк приоткрыл дверь – перед ним за огромным письменным столом, заваленным кипой медицинских карт, кардиограмм и рентгеновских снимков, восседал внушительного роста мужик с носом Сирано де Бержерака.

– Еще пара скромных стуков – и я начал бы реагировать, но, уверяю Вас – Вам бы это не понравилось. Я же приглашал – зачем стучать? Присаживайтесь. Как ваше имя-отчество? Меня зовут Исаак Яковлевич.

– Алексей Павлович, – от неожиданности у Погребняка сел голос.

– Итак, Алексей Палыч, я веду палату, в которой лежит Ваш подопечный, Макс Седых, привезенный вчера утром с трассы. Вот что мы имеем на сегодняшний день. – Эскулап взял в свои огромные лапы толстую историю болезни, полистал странички и выдал: – У парня закрытый перелом шестого ребра со смещением, закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга, рвано-ушибленная рана теменно-затылочной области, множественные ушибы и ссадины мягких тканей туловища и конечностей, переохлаждение легкой степени. Но самое интересное вот в чем: согласно результатам анализов на наркотические и сильнодействующие вещества, которые я получил сегодня утром, у пациента в биологических жидкостях обнаружен алкоголь и препарат бензонатдиазефринового ряда, а именно блуразепам. Это препарат второго поколения снотворных, обладает наибольшей длительностью снотворного действия среди других препаратов этой группы, эффект может держаться до двадцати четырех часов. Это так, для справки. Седых любитель закинуться колесами и запить их водочкой?

– Нет! Точно нет. Он учится, работает, почти семейный человек… был. Макс не отрицал, что выпил в клубе бокал пива.

– Какой объем бокала?

– Что?.. Ааа, пол-литра, с его слов.

– Алексей Павлович, в организме Седых содержится количество алкоголя, соответствующее примерно полутора стаканам водки. И это еще учитывая, что не известно, во сколько он его принял. Возможно, было и больше. Транквилизаторы в сочетании с алкоголем обладают убойной силой, это излюбленный прием суицидентов, к Вашему сведению. Седых не планировал сводить счеты с жизнью?

– Что Вы, доктор, конечно, нет! Он свадьбу свою планировал, а не похороны!

– Я Вам честно скажу, Алексей Павлович: парень чудом остался жив. По его словам, он ничего не помнит: ни что с ним произошло, ни как оказался под насыпью. Он с трудом вспомнил, как выполз на трассу, а потом снова уснул и спал до прихода его матери, а пришла она к нему практически перед закрытием больницы. Получается, что проспал он как раз около суток! Повторюсь – ОКОЛО суток, ибо мы точно не можем сказать, в какое время вся эта дрянь попала в его организм и каким путем. На теле следов инъекций нет – ни старых, ни свежих, стало быть, парень не наркоман. Повторюсь, алкоголь и транквилизаторы усугубляют действие друг друга, появляется так называемый синдром взаимного отягощения. В подробности вдаваться не буду, нам с Вами не это сейчас важно. Вы говорите, что таблетками он не баловался, к алкоголю в принципе был равнодушен, отсюда какой вывод напрашивается?

– Седых был отравлен?

– Именно.

Исаак Яковлевич вытащил из кармана халата марлевую салфетку и вытер вспотевший шнобель.

– Понимаете, Алексей Палыч, медицина – такая вещь, которая основывается на фактах: исследованиях, показателях, динамическом наблюдении, медицина даже более точная наука, чем математика. Но! Мы при всем нашем желании не сможем залезть в голову пациента и узнать ответы на интересующие нас вопросы, это ваша задача. Я уверен, что молодой человек попал в большую беду. Если бы Вы видели, что с ним творилось после того, как он узнал о гибели своей девушки – у Вас тоже не осталось бы сомнений в его непричастности к преступлению. Я Вам еще вот что скажу, уважаемый Алексей Павлович: Седых – будущий врач, а мы своих в беде не бросаем. С нашей стороны мы делаем все, что можем – восстанавливаем организм. Вы со своей стороны обязаны восстановить справедливость. – Пустыльник поднялся и протянул Алексею свою широкую ладонь. – Пожалуйста, держите меня в курсе событий. Надеюсь, что смог быть Вам полезен. Вот, держите мой номер.

Профессор протянул Лехе белый квадратик с номером мобильного, вновь сел за свой стол и с головой ушел в бумаги, а Погребняк предпочел побыстрее ретироваться, тихонько прикрыв за собой дверь со стороны коридора.

***

Бессинджер подмигнул постовой медсестре, которую он окучивал, наклонившись к ее уху и что-то тихо нашептывая, отлип от стула и направился по коридору навстречу Погребняку.

– А брюнетка-то и впрямь ничего, прямо огонь! Корма – мечта поэта! Жаль, губы не разглядел.

– Ты что тут делаешь, Юрасик??

– Не видишь? Собираю по крупицам зерна информации и отделяю их от плевел! Ладно, ладно – я волочился. Нет, ну ты видал, какова красотка, а? Гы! А вообще-то мы вроде как напарники, поэтому пропущу твой бестактный вопрос мимо ушей, – Бессинджер оскалился во все свои тридцать два зуба, а его узкие глаза превратились в щелочки, отчего Юрка стал похожим на зайца-каратиста из «Ну, погоди!». – Куда двигаем?

– Надо выцепить этого Дэна, с которым Седых позавчера пиво кушал, а потом будем беседовать с Ликой. Что-то мне подсказывает, что девушка у нас тоже сильно вляпалась.

– Тогда погнали, пока не вогнали! – хохотнул Бессинджер и быстрыми шагами направился к выходу из отделения, не забыв на прощание отправить воздушный поцелуй постовой медсестре.

Погребняк припустил было за ним, но тут его взгляд споткнулся о ссутуленную фигуру женщины средних лет, сидящую в холле на продавленном диванчике. Увидев Леху, дама привстала.

– Можно Вас? – женщина нервно мяла в руках какой-то небольшой кулечек.

– Да, слушаю, – Погребняк с большой неохотой притормозил и уставился на незнакомку сердитым взглядом. – Вообще-то, гражданочка, у меня времени в обрез, если у Вас вопросы относительно кого-либо из пациентов – лучше поговорите с завотделения.

– Я насчет того парня, которого привезли с трассы. Это я его там нашла и «Скорую» вызвала.

«Оп-паньки, – подумал Леха, – На ловца и зверь бежит! Юрка же про нее упоминал!». Он быстро набрал Бессинджеру эсэмэс: «Жди в машине, тут еще фигура нарисовалась», жестом пригласил женщину присесть и снова достал свой блокнот.

– Ваши фамилия, имя и отчество?

– Новикова Елизавета Викторовна.

– Итак. Значит, Вы парня нашли… на обочине, верно?

– Да, он полз из-под насыпи вверх, к дороге.

– Вы следовали по трассе в направлении поселка Луковка?

– Да, я ехала на работу.

– Что особенного бросилось в глаза, Елизавета Викторовна? Что было необычного, странного?

– Да вроде ничего, за исключением выползающего в семь утра на трассу полумертвого парня, перепачканного кровью.

– Пострадавший что-нибудь говорил? Называл какие-то имена? Может, звал кого-нибудь?

– Нет, вроде… Хотя, перед тем, как потерять сознание, посмотрел на меня и сказал «Мама». Бедный ребенок! У меня дочь с ним почти одного возраста – ему ведь двадцать четыре, вроде бы? Моей Анжелке двадцать три. Капризная, своенравная… ну да ладно, Вам это не интересно. Понимаете, товарищ следователь…

– Алексей.

– … уважаемый Алексей, чужих детей не бывает. Я и сейчас переживаю – что с ним да как. Вот я за каретой-то и помчалась – узнать, куда его положат, да и вообще… Даст Бог, все будет хорошо! – Елизавета потихоньку перекрестилась.

– Елизавета Викторовна, там, на обочине рядом с парнем, были какие-нибудь предметы или вещи, на которые Вы обратили внимание? Запишите мой номер на всякий случай, вдруг что интересное вспомните, хорошо?

Женщина забила в телефон цифры, которые продиктовал ей следователь и, задумчиво глядя на стену, медленно проговорила:.

– Ничего такого я не видела, да и не присматривалась особо – у меня на руках мальчишка кони двигал! Но вот, собственно, то, ради чего я хотела с Вами встретиться… Держите. Это было в капюшоне его толстовки – зацепилось за шов. Я подумала: одежду с него сто процентов снимут и в дезобработку отправят, или выкинут. Ну вот, я его отцепила и спрятала, чтобы вам с коллегами отдать. Как знать – может это наведет вас на след того, кто из него хотел котлету сделать! Да, и еще вот. Это было в кармане.

Елизавета протянула кулачок и разжала пальцы: на ладонь Лехи упали зажигалка, смятая отсыревшая пустая пачка сигарет и целлофановый пакетик, в котором бултыхался какой-то мелкий розоватый осколок. Погребняк развернул целлофан – на него смотрел небольшой, миллиметров пять, розовый искусственный ноготь с блестками.