Текст книги "Седьмая жертва"

Робби, как и многие другие до него, пополнил ряды полицейских по вполне банальной причине, которая заключалась в насильственной гибели близкого ему человека. В его случае это оказался дядя, который заменил мальчишке отца. Робби своими глазами видел, как его жестоко убивала банда подростков. Его дядя был честным, работящим и законопослушным человеком, и почему бандиты выбрали его, Робби не понимал до сих пор. Но это убийство изменило его жизнь, как он себе и представить не мог. Например, он сделал недурную карьеру в Полицейском управлении Лос-Анджелеса. Он заставил обратить на себя внимание, особенно когда получил значок детектива и был откомандирован в район Пико-дистрикт, печально известный всему Лос-Анджелесу тем, что именно здесь свили гнездо самые жестокие банды выходцев из Латинской Америки.

Несмотря на мягкую и нежную душу, Робби, обладая ростом в шесть футов и семь дюймов, равно как и тяжелой, выдвинутой вперед челюстью, казалось, всем своим видом говорил: «Не надо со мной шутки шутить». Глядя на него, легко было поверить, что таких желающих находилось немного. Карен, во всяком случае, верила.

Робби отыскал глазами тело Мелани Хоффман и понурился. Он откашлялся.

– Засучивай рукава и впрягайся в работу, – пригласила его Карен.

Следующие полчаса прошли в почти полном молчании. Эксперты-криминалисты и члены оперативной группы занимались каждый своим делом. Робби отошел от троицы детективов и присел на корточки рядом с Карен, которая внимательно рассматривала застывшую лужу крови возле кровати.

– Я подумываю о том, чтобы подать заявление о поступлении в Академию, – прошептал Робби и моментально завладел ее вниманием.

Карен удивленно приподняла брови.

– Вот как? Тебе, похоже, стало скучно в Покателло?

– Вена – маленький городок. Здесь практически нечего делать, ведь так? За четырнадцать лет всего три убийства, считая жертву Окулиста.

– И ты решил, что твои таланты пропадают зря?

Робби пожал плечами.

– Что ж, можно и так сказать. Изредка у нас происходят ограбления, угоны автомашин и случаи домашнего насилия, раскрыть которые – раз плюнуть. А мне хочется чего-нибудь более… захватывающего. Что, плохо звучит, да?

Хотя Карен знала его не то чтобы давно, у нее сложилось впечатление, что Робби обладает развитой интуицией. Еще когда они только начинали работать вместе по Окулисту, она заметила, что они понимают друг друга без слов, достаточно бывало одного взгляда.

– Но почему именно в Бюро? Почему бы тебе не подать заявление на вакантную должность в отделе Бледсоу? Уж там-то происходит масса интересного.

– Мне интересно попробовать себя в составлении психологических портретов преступников.

Карен искоса взглянула на Хэнкока, который, похоже, вполуха прислушивался к их разговору. Коснувшись руки Робби, она сказала:

– Пойдем подышим.

Они вышли наружу, и морозный воздух, как пощечина, ударил Карен по лицу. Она засунула руки в карманы брюк и подошла к обочине.

– Знаешь, Робби, есть еще вариант. Международная аспирантура криминальных исследований и анализа, которая представляет собой двухлетнюю учебную программу. При этом платить за твое обучение должна какая-нибудь организация, достаточно крупная, такая, например, как Управление, в котором работает Бледсоу. Последний месяц ты будешь стажироваться в моем отделе, а потом сдашь тесты. По окончании учебы ты можешь составлять психологические портреты преступников для Полицейского управления.

Робби пожал плечами, но ответил:

– Это не совсем то, чего я хочу.

Карен согласно кивнула.

– В общем-то да. Но ты не можешь взять и просто так подать заявление о приеме в отдел криминальной психологии. Да, у тебя есть опыт работы на улице, но сначала тебе придется некоторое время прослужить агентом. Ну, ты понимаешь, проявить себя, доказать, что ты соответствуешь жестким критериям. На несколько вакантных должностей претендует, как правило, очень много кандидатов.

– Словом, ты думаешь, что у меня нет к этому способностей.

– Я этого не говорила. Судя по тому, что я видела и знаю, могу сказать, что у тебя чертовски развиты природные, врожденные инстинкты. Но этого мало. Хороший психолог должен обладать широким кругозором и способностью воспринимать новое. Он видит картину преступления в целом и управляет своими чувствами и эмоциями. Он должен уметь взглянуть на место преступления и сделать моментальный логический анализ: почему преступник сделал это и не сделал того! Он должен уметь думать так, как думал насильник. С этой точки зрения я тебя не оценивала. Мне нужно поработать вместе с тобой еще над несколькими делами, чтобы понять, есть ли у тебя нужные способности.

– Друг моей матери думает, что они у меня есть.

– Слушай, как здесь все-таки холодно! Давай пройдемся, разгоним кровь. – И Карен зашагала по тротуару, Робби поплелся за ней. – Значит, друг твоей матери полагает, что ты обладаешь необходимыми качествами. Это просто здорово, Робби! Но, черт побери, кто он такой, этот друг твоей матери?

– Это Томас Гиффорд.

– Заместитель начальника моего отдела? – недоуменно поинтересовалась Карен, имея в виду старшего агента отдела криминальной психологии.

– Точно.

Карен остановилась и в упор взглянула на него.

– Ты никогда не говорил мне об этом.

– Как-то не выпадало случая. Не могу сказать, что был особенно близок с матерью, пока она не заболела. Тогда я и переехал, чтобы ухаживать за ней. Гиффорд время от времени заглядывал к нам, чтобы узнать, не нужно ли ей чего-нибудь. По-моему, когда-то у них был роман. Как бы там ни было, после смерти матери он вдруг вошел в мою жизнь, пытаясь помочь сделать карьеру и все такое. Наверное, он пообещал матери, что присмотрит за мной.

– Итак, ты хочешь стать психологом-криминалистом. К тому же теперь у тебя есть влиятельная «лапа», а это может здорово помочь.

– Карен, я не хочу, чтобы друг матери пускал в ход свои связи и влияние, помогая мне получить эту работу. Я хочу получить ее сам, обычным путем. – Робби поднял взгляд на серое небо, с которого на тротуар начали падать капли дождя. – Пойдем, пора возвращаться.

Они развернулись и направились к дому Мелани Хоффман.

– Это, безусловно, хорошо, что ты хочешь всего добиться сам, но не стоит с маху отказываться от помощи влиятельного покровителя. Иногда собственные заслуги ни черта не значат. Хороших людей… нет, прекрасных людей то и дело обходят на повороте, и они остаются ни с чем.

– Ладно, я воспользуюсь своими связями, уговорила. Научи меня. Стань моим ментором. Руководителем.

Карен подняла глаза на Робби, который возвышался над ней на добрый фут.

– Это не так легко, как кажется. Я хочу сказать… Да, я могу научить тебя всяким полезным вещам. Но без должного образования в области психологии…

– Когда я учился в Нортбридж-колледже Калифорнийского университета, моей второй специализацией была как раз психология.

Карен заколебалась.

– Что же, пожалуй, это уже неплохо. – Она медленно пошла дальше, обдумывая его просьбу. – Хорошо, думаю, особого вреда в этом не будет. Только держись подальше от Хэнкока и ничего ему не говори. Считай его своим врагом, и все будет в порядке.

– Хэнкок – это тот хорошо одетый красавчик с обложки модного журнала?

– У него безупречная и короткая биография. Работал в ФБР, претендовал на вакантное место психолога-криминалиста, не получил его – оно досталось мне, кстати, – поднял из-за этого шум, а потом уволился. Сейчас он возглавляет службу личной охраны сенатора Линвуд.

– Выходит, он затаил на тебя злобу и носит камень за пазухой, так?

– Не просто камень, а целую скалу.

Они дружно рассмеялись.

– Ладно, начнем. Урок номер один. Готов слушать?

– Еще бы! Я, как сухая губка, готов впитывать все, что угодно.

– Не нравится мне такое сравнение, Робби. – Они уже подошли к дому и остановились на крыльце под навесом. – Мы все были в спальне Мелани Хоффман, осматривая место преступления. Но видели при этом совершенно разные вещи. Ты, Бледсоу, Манетт и Синклер следовали примеру экспертов-криминалистов, надеясь отыскать отпечаток пальца, случайно оставленный волос, миллиграмм слюны. Что-нибудь вещественное, что поможет идентифицировать монстра, который сотворил все это, Я же смотрела на поведение преступника. – Карен умолкла, заметив, что Робби озадаченно нахмурился. – Психолога-криминалиста не интересуют отпечатки пальцев и ДНК. Мы изучаем признаки и следы поведения, которые насильник оставляет на месте преступления. Они жизненно необходимы для того, чтобы узнать его, понять, что он собой представляет и к какому типу личности принадлежит.

– Что ты имеешь в виду под «следами поведения»?

– Вот пример. Шестнадцатилетняя девчонка, которая ведет дневник, не станет писать в нем неправду, ведь так?

– Ей это ни к чему. Она ведет его для себя.

– Вот именно. Поэтому, когда ищешь убийцу, лучше смотреть в его дневник, который воплотился в само преступление. Совершая его, он не лжет себе. И эти следы поведения, те вещи, которые насильник сделал после того, как убил свою жертву, разбросаны повсюду. И они многое могут рассказать о нем.

– Например, выколотые глаза.

– Правильно. Он выкалывает жертве глаза не для того, чтобы помешать нам поймать его, и не для того, чтобы лишить жертву возможности сопротивляться, – она уже мертва к тому времени.

– Так зачем же он делает это?

– В этом вся суть, Робби. Большинство преступников приобретают подобные характерные черты поведения еще в молодости или даже в детстве. Так и для Окулиста выкалывание глаз является частью иллюзии или причуды, которая не исчезает, а наоборот – развивается и с течением времени эволюционирует. То, что нам кажется отвратительным, для него является обыденным, даже утешительным и радостным. И если мы поймем, почему он считает такой поступок утешительным, то станем на шаг ближе к пониманию того, что он собой представляет в действительности. А понимая его, мы сузим круг возможных подозреваемых. Так что, сам видишь, мы не ловим плохих парней. Мы даем вам, копам, информацию, которая помогает взглянуть на подозреваемых и сказать: «Вот этот нам подходит, а этот нет». – Она вздрогнула и поежилась. – Идем внутрь, я замерзла.

– Так зачем кому-то понадобилось выкалывать женщине глаза?

– Во-первых, не стоит рассматривать все возможные варианты, почему он это делает. Иначе ты вынужден будешь двигаться в самых разных направлениях одновременно и не сможешь сосредоточиться. Ищи наиболее вероятный ответ. Например, в том, что касается глаз, явно прослеживается символизм, – продолжала Карен, пока они шли по коридору. – Может, он не хотел, чтобы она видела, что он делает. Или, может статься, он где-то уже встречался с жертвой и пытался ухаживать за нею, а она отвергла его. И он решил наказать ее за то, что она не увидела его истинной ценности. Или выкалывание глаз имеет сексуальную подоплеку. Может, у него проблемы с эрекцией.

– То, что она его отвергла, представляется мне наиболее вероятным.

– Пока ты не можешь ничего утверждать. Еще слишком рано, и информации у тебя мало. Психолог-криминалист обязан приходить на место преступления с широко раскрытыми глазами. Без предубеждения, не имея уже готовой теории и не пытаясь навешивать ярлыки на все, что видит. Изучая место преступления, останавливайся на каждом отдельном факте и рассматривай их по очереди. – Они уже были на пороге спальни. – В офисе у меня есть несколько папок-скоросшивателей, в которых подобраны мои заметки и некоторые научные статьи. Я могу одолжить их тебе. Почитаешь на досуге. Они дадут хотя бы общее представление о том, чем мы занимаемся.

– Отлично.

Карен кивнула.

– В таком случае, идем внутрь. И помни, ты ищешь не вещественные доказательства. Держи глаза открытыми, смотри на все без предубеждения, и ты увидишь, что оставил для тебя преступник. Никакой предвзятости и никакой пристрастности.

– Понял. Я попробую.

Карен вошла в спальню и застала остальных членов оперативной группы сгрудившимися в ногах кровати Мелани Хоффман. Все они рассматривали стену.

– Художники, которые рисуют точками, – произнес Хэнкок.

– Что? – недоуменно спросил Бледсоу.

– Говорю, похоже на мазню художников, которые творили лет сто тому назад. У них была очень своеобразная манера письма. Видите, вон там, на стене, мазки краски?

Карен подошла ближе и остановилась рядом с Бледсоу, чтобы взглянуть на стену под тем же углом, что и Хэнкок.

– Не говори ерунды, – заявила она. – Это кровь, а не краска.

– А я-то думал, что ты первая оценишь это, Вейл. – Хэнкок взглянул на нее в упор. – Эти стены как раз и исписаны всякой психоделической чушью. Тут кругом сплошные тесты Роршаха[10]10
  Тест Роршаха – проективный тест исследования личности; широко применяется при мотивационных исследованиях и заключается в толковании тестируемым чернильных клякс.


[Закрыть].

– У тебя такой же извращенный ум, как и у преступника.

– Постойте! – вмешалась Манетт. Она ткнула пальцем в Хэнкока. – Расскажите нам, о чем вы думаете.

– О художниках, которые рисуют свои картины разноцветными точками, – сказал он. – Вот на что это похоже.

Карен внимательно вглядывалась в кровавые узоры на стенах.

– Пуантилизм[11]11
  Пуантилизм – живописный прием письма отдельными четкими мазками в виде точек или мелких квадратов, использующий только чистые цвета, в расчете на их смешение при оптическом восприятии, что этот, с позволения сказать, рисунок больше подходит к импрессионизму.


[Закрыть] или импрессионизм? – наконец поинтересовалась она. – Пуантилизм как раз и подразумевает точечное письмо. Но если попытаться классифицировать… я бы сказала…

Бледсоу с любопытством взглянул на нее.

– У меня было две профилирующие дисциплины, – пояснила Карен в ответ на невысказанный вопрос. – История искусства и психология.

Хэнкок высокомерно задрал подбородок, как если бы вознамерился пренебрежительно взглянуть на Карен поверх очков.

– Итак, мисс магистр по истории искусства, вы все еще считаете, что у меня извращенный ум?

– Считаю, – невозмутимо откликнулась Карен, – но к нашему делу это не имеет никакого отношения.

– Сделайте, пожалуйста, несколько снимков, – обратился Бледсоу к одному из экспертов-криминалистов. – Сначала отщелкайте все стены с широкоугольным объективом, а потом каждую отдельно крупным планом. – Обернувшись к Карен, он негромко добавил: – Имей в виду, мне кажется, что в словах этого парня есть смысл.

Карен нахмурилась, но в глубине души вынуждена была признать, что Бледсоу – и Хэнкок – прав. Кровавыми узорами на стенах действительно стоило заняться вплотную. Отвергнув гипотезу Хэнкока только потому, что раньше уже имела несчастье работать с ним, Карен нарушила основное правило, о котором только что рассказывала Робби: смотри по сторонам широко раскрытыми глазами, без предубежденности и оставляй личностные оценки за порогом. Пожалуй, ей придется еще раз объясниться с Робби, если только он не заговорит на эту тему первым.

Синклер, скрестив руки на груди, остановился в углу комнаты.

– Кто-нибудь видел левую руку?

Все принялись оглядываться по сторонам, обмениваясь недоуменными взглядами. Бледсоу обратился к старшему эксперту-криминалисту:

– Чак, ваши парни нашли отрубленную руку?

Чак пробежал глазами список обнаруженных улик и вещественных доказательств, прикрепленный на пюпитре с зажимом.

– Левая рука не обнаружена.

У Карен возникло ощущение, что она знает, почему рука исчезла, но она решила оставить догадки при себе, пока не будет совершенно уверена в своей правоте.

– Дайте нам знать, если отсутствуют… и другие анатомические части, – попросила она Чака.

– Зачем ему понадобилось отделять руку от тела? – полюбопытствовал Робби.

Карен кивком показала на правую руку жертвы.

– Стыкуется с ногтями. По какой-то причине он хочет, чтобы она выглядела уродливой. Обстриг ей волосы, обрезал ногти до самого мяса, так что они кровоточат. Все эти действия имеют для него какое-то значение. Ничего нельзя упускать из виду.

Карен пробыла в доме Мелани Хоффман еще минут пятнадцать, после чего распрощалась с экспертами-криминалистами и оперативниками, оставив их заниматься своим делом, и направилась к себе в офис, чтобы подготовиться к лекциям, которые читала слушателям Академии. Еще сидя за рулем машины, она достала коммуникатор и надиктовала на него впечатления от пребывания на месте преступления в доме Мелани Хоффман. К себе Карен приехала раньше, чем рассчитывала, поэтому решила вылить чашечку кофе в заведении под нелепым названием «Горгулья», расположенном через дорогу от ОПА, или Отдела поведенческого анализа, в здании торгово-коммерческого центра «Аквия».

Такая пауза, которую правильнее было бы называть передышкой, позволит ей собраться с мыслями и сделает переход от места преступления к офису не таким болезненным. Ей нужно было время, чтобы вновь стать нормальным человеком, пусть даже на каких-нибудь полчаса, прежде чем опять погрузиться с головой в преисподнюю, где правят бал серийные убийцы. По прошествии нескольких лет Карен поняла, что подобная передышка просто жизненно необходима, иначе она рискует заблудиться и навсегда потерять себя в темной бездне извращенного разума преступников и насильников. Если она войдет в этот мир, будет намного сложнее отделять себя от убийцы и поддерживать контакт с реальностью.

И еще одно соображение. Если Томас Гиффорд, ее босс, когда-нибудь узнает, что ей нужна подобная передышка, она закончит свои дни, составляя психологические портреты пингвинов где-нибудь в богом забытом уголке на побережье Северного Ледовитого океана. Из-за того что психолог-криминалист видит столько насильственных смертей – худшие из преступлений, совершаемых представителями гомо сапиенс, – Бюро приходится соблюдать крайнюю осторожность в отношении тех, кого оно ежедневно заставляет созерцать отвратительные сцены насилия и жестокости. Гиффорд, на котором лежала ответственность за состояние психического здоровья сотрудников, следил за ними с неусыпной зоркостью. Стоило возникнуть малейшему подозрению на то, что кто-то из его людей дал слабину и готов сломаться, – все, с таким криминалистом расставались сразу и навсегда. Никто не задавал никаких вопросов, но вернуться в когорту избранных было невозможно. Самоубийство в отделе психологов-криминалистов нанесло бы… непоправимый урон имиджу ФБР в глазах общественного мнения. Ни для кого не было секретом, что штатные психологи чаще остальных стражей порядка прикладывались к бутылке, да и риск сердечных заболеваний и прочих расстройств, вызванных чрезмерным нервным напряжением, у них неизмеримо выше, но самоубийства никто из них не совершал. Пока, во всяком случае.

Торговый центр представлял собой комплекс современных двухэтажных зданий красного кирпича, находящихся в городке Аквия, штат Вирджиния, в пятнадцати минутах езды к югу от Академии ФБР. Отдел поведенческого анализа, ОПА, за долгие годы своего существования претерпел многочисленные реорганизации и переименования, но самая существенная пертурбация произошла, когда он наконец переехал из полуподвального помещения Академии. Какая-то умная голова в руководстве сообразила, что нахождение под землей, в старом бункере, на глубине шестидесяти футов, и созерцание фотографий изуродованных тел не слишком благотворно влияет на психику нормального человека.

Таким образом состоялся его «развод» с Департаментом поведенческих наук, ДПН, исследовательским и академическим подразделением, вследствие чего ОПА переехал на противоположную сторону улицы от торгово-коммерческого центра «Аквия». Огромные окна нового здания поставляли солнечный свет, служивший действенным противоядием угнетающей и удушливой атмосфере смерти, царившей в прежнем полуподвале.

Вернувшись в свой крошечный кабинетик размером девять на девять футов, чтобы проверить голосовую почту, Карен обнаружила на столе картонную коробку от «Федерал экспресс»,[12]12
  «Федерал экспресс» – крупнейшая частная почтовая служба срочной доставки небольших посылок и бандеролей.


[Закрыть] а в кресле – пять розовых наклеек со словами «Где тебя носит?». Скомкав яркие самоклеющиеся листочки, она тяжело опустилась в кресло. Ее офис пребывал в кажущемся беспорядке: повсюду лежали стопки книг и груды бумаг, но при этом все находилось на своих местах. Гофрированные абажуры двух ламп накаливания, прикрепленных на противоположных концах стола, служили подставками для заметок-напоминаний. В металлическом шкафу на полках выстроились черные папки-скоросшиватели ФБР, в прозрачных кармашках которых виднелись отпечатанные на принтере заголовки: «Сексуальные домогательства», «Убийства на сексуальной почве», «Интерпретация пятен и следов крови» и «Сексуальный садизм». К одной из полок была прикреплена написанная от руки табличка «Почитать на время не даю».

Карен нажала кнопку на телефоне. Оказывается, ее ждали три сообщения голосовой почты. Одно пришло сегодня из Службы внутренних расследований и касалось утренней стрельбы в банке. Второе сообщение прислал ее адвокат, уведомляя, что развод вступил в финальную стадию и осталось уладить лишь мелкие формальности. Карен на мгновение прикрыла глаза и с облегчением вздохнула.

Но блаженное состояние длилось недолго, ровно до тех пор, пока она не прослушала третье сообщение, на этот раз от Джонатана, своего четырнадцатилетнего сына. Эту неделю он проводил в гостях у отца. Суть послания сводилась к следующему: им надо поговорить. А подросток, желающий поговорить с матерью, похож на вулкан: извержение бывает нечасто, но когда все-таки случается, то сказать, в какую сторону потечет лава, не может никто. Карен решила, что предметом беседы станет его отец. А ведь на протяжении последних восемнадцати месяцев она только и делала, что пыталась навсегда избавиться от этого мужчины и вычеркнуть его из своей жизни. Но нравится ей это или нет, сын прилагал все усилия, чтобы снова их свести.

Карен подняла трубку телефона. По крайней мере, это даст лишние пять минут душевного равновесия, прежде чем наступит время идти в аудиторию. На сегодня довольно крови и экскрементов. И она отнюдь не спешила вновь погружаться в них по локоть или по колено – как придется.