Текст книги "Седьмая жертва"

…двенадцатая

В отличие от других убийц, у него никогда не возникало подсознательного желания быть пойманным.

Он видел ее лишь мельком, но сразу сумел понять, что она – умница, эта женщина-полицейский. Никакого сомнения. Разумеется, очередная сука со значком, но все-таки, все-таки… Она не из тех, кого можно легко обвести вокруг пальца. Она даже каким-то образом догадалась, что он стоял во дворе… словно бы они понимали друг друга без слов, по наитию. А он ненавидел иметь что-нибудь общее с этими суками, терпеть не мог делить с ними что-то. Тем более когда речь шла о его голове.

После того как последний зигзаг молнии осветил небо, он двинулся восвояси, пробираясь через неухоженные соседские сады. Оказавшись в тепле своего автомобиля, он несколько минут посидел, отдуваясь и успокаивая сердцебиение, на тот случай, если полиция уже взяла улочку под наблюдение.

Затем он завел машину и поехал домой, стараясь не нарушать правила движения, в особенности скоростной режим, добросовестно показывая сигналы поворотов и останавливаясь перед светофорами. Где-то он читал, что полиция ловит на удивление много преступников именно из-за того, что они совершают глупейшие ошибки, например в машине не работает стоп-сигнал. У него это просто в голове не укладывалось – проделать массу черновой, подготовительной работы, тщательно спланировать задуманное, с блеском осуществить его… и быть пойманным за безобидное нарушение правил дорожного движения.

Три минуты спустя он уже сидел в своей мастерской в ожидании одиннадцатичасового выпуска новостей. Разумеется, главной темой стало убийство очередной сучки… но, естественно, репортер ее так не называл. Он произнес что-то вроде «Молодая женщина стала еще одной жертвой жестокого убийцы по прозвищу Окулист». Ого, какое интересное имя они ему дали – впрочем, они были недалеки от истины.

Он смотрел, как женщина, которую репортер представил как психолога-криминалиста из ФБР, пробирается сквозь толпу корреспондентов. Она вскинула руку, защищаясь от объективов телекамер, как будто они могли наградить ее какой-нибудь заразной болезнью. Он не сводил взгляд с экрана, пока репортаж не закончился, а потом прокрутил его еще раз, уже в записи, которую только что сделал. Он хотел убедиться кое в чем.

Вот оно! Вот оно… единственный размытый кадр, на котором были видны ее глазки-бусинки. Он не видел их, когда она гналась за ним, преследуя его. Но было в них нечто притягательное и необычное. Стоп-кадр оказался плохого качества, зернистым и маленьким, большая часть ее лица была прикрыта рукой, изображение расплывалось и подрагивало, пока он смотрел на него. Но что-то в этих глазах привлекло его внимание…

Картинка на экране телевизора внезапно пришла в движение – это возобновилось воспроизведение записи. Он не стал останавливать ее и вновь прослушал лихорадочную скороговорку репортера, который, среди прочего, упомянул и о том, что делу присвоен первоочередной статус, раз по нему работает психолог-криминалист. Но его это не беспокоило. Подумаешь, большое дело. Он знал, что они могут сколько угодно восхищаться его работой и делать вид, что заглядывают ему в голову. Но они никогда не поймают его.

…тринадцатая

Как только газетчики, прослушивавшие радиочастоту полицейского управления округа Фэрфакс, узнали о случившемся, они объявили немедленную мобилизацию. И вскоре дом Сандры Франке оказался под прицелом телекамер и в окружении тарелок спутниковых антенн, как будто репортеры прицелились в облака, намереваясь подслушивать самого Господа Бога.

Но Господь обошел своим вниманием место преступления. Так, во всяком случае, казалось тем, в чьей душе теплились хоть какие-то зачатки веры. Иначе Господь не допустил бы убийства Сандры Франке. Господь не создал бы монстров, способных на такие отвратительные и ужасные поступки.

– Черт бы побрал этих репортеров! – в сердцах выругалась Карен.

– Они всего лишь делают свою работу, – примирительно заметил Робби. – Не суди их слишком строго.

– Они не дают мне проходу и суют под нос свои чертовы микрофоны. Я тоже делаю свою работу, а они мне мешают.

Они стояли в задней части комнаты и смотрели на стены, разрисованные кровавыми узорами. Хэнкок уже примчался на место преступления и теперь торчал снаружи, вместе с Бледсоу и Манетт, ожидая, пока эксперты-криминалисты закончат первичный осмотр. Поскольку Карен и Робби уже успели побывать в доме, то решили, что им лучше оставаться на месте, а не затаптывать следы, которые мог оставить убийца.

– Ну и что, по-твоему, это должно означать?

– Этот парень очень смелый, Робби. К тому же многие серийные убийцы часто выбирают в качестве жертв проституток. – Она повернулась к нему. – И знаешь почему?

– Поскольку их никто не хватится.

Вот именно. Никто не забеспокоится, если они будут отсутствовать день, неделю, месяц или год. А к тому времени след остынет, – в комнате полыхнула вспышка фотоаппарата криминалиста. – Итак, вопрос заключается в следующем: почему этот малый выбирает женщин среднего класса? Что он нашел в них такого, что подогревает и питает его болезненные фантазии?

– Наверное, он знаком с одной из них, которую люто ненавидит.

– Или был знаком. Не забывай, его фантазия уходит корнями в далекое прошлое.

К ним подошел Хэнкок и уставился на дальнюю стену, на которой убийца написал свое уже привычное послание «Это здесь, в…».

– Понятно, – пробормотал он себе под нос. – Теперь все понятно! Это как головоломка, которую никак не можешь решить а когда наконец все сходится, то не понимаешь, как можно было не заметить очевидного.

Карен со страдальческим выражением на лице скосила глаза на Робби.

– Он что-то спрятал, – продолжал Хэнкок. – Точно, руку! Он спрятал руку, а теперь подсказывает нам, где ее можно найти. Левую руку. Он говорит нам, что она где-то в доме. Она здесь, в шкафу, она здесь, в холодильнике, она здесь, в спальне…

– Она у тебя в 6ашке! – перебила его Карен. – Пока что мы не можем даже предполагать, что эти его слова имеют какое-то значение.

Хэнкок отвернулся.

– Ты ошибаешься. Он что-то хочет сообщить нам.

– С таким же успехом он может быть умалишенным. – Она перевела взгляд на Робби. – В данный момент мы можем лишь предполагать, что убийца или псих – в этом случае его послание ничего не значит, – или же пребывает в здравом рассудке, и тогда оно для него значит очень многое. Тот факт, что он писал кровью жертвы, означает, скорее всего, что к этому времени она уже была мертва. То есть женщина или была смертельно ранена, или уже умерла. В случае ее смерти, что представляется наиболее вероятным, подобное поведение убийцы показывает, что он идет на огромный риск, оставаясь на месте преступления после убийства. Чем дольше он здесь задержится, тем выше вероятность, что его схватят. И ради чего? Принимая во внимание все вышесказанное, пожалуй, все-таки можно утверждать, что он не псих. Получается, это послание многое для него значит. Но оно предназначено не для него. Оно предназначается для жертвы или для того, кто обнаружит тело. – Карен начала прохаживаться, размышляя вслух. – Если это послание для нас, то мы должны задать себе вопрос: что он пытается нам сказать? Правду? Или, наоборот, ложь? Следует ли понимать его послание буквально? То есть должны ли мы начать искать нечто вещественное – руку, например, как предлагает Хэнкок? Или же он поддразнивает нас и смеется над нами? – Карен умолкла и несколько мгновений разглядывала Робби. – Теперь понимаешь, почему ни в коем случае нельзя спешить с выводами в таком деле? – Она бросила косой взгляд на Хэнкока, который как завороженный уставился на стену, делая вид, что не прислушивается к их разговору.

Вдруг он резко развернулся к ним.

– Но иногда можно перемудрить, детектив Эрнандес. Именно этим сейчас и занимается ваша подруга. Она столько знает, что пытается произвести на вас впечатление, сбить вас с толку и запутать вопросами и предположениями, и еще всяким дерьмом собачьим, которое не имеет никакого отношения к нашему делу.

Карен с вызовом скрестила руки на груди.

– Единственное дерьмо в этой комнате, Робби, это то, которое пытается сотворить Хэнкок. Знаешь, что я тебе скажу? Это послание в конце концов может оказаться таким же дерьмом. Был случай, когда один преступник писал кровью на стене: «Смерть свиньям». Прямо-таки сцена из голливудского фильма, странная, почти зловещая. Я не знала, что и думать, и терялась в догадках. А оказалось, что он взял эту фразу из журнала «Лайф», и то только для того, чтобы сбить нас со следа. А ты даже не можешь представить, сколько людей ломали головы над этой фразой. «Смерть свиньям»! Кому она предназначалась, копам? Или же убийца просто ненавидит свинину?

Робби рассмеялся.

Карен взяла его под локоть.

– Послушай меня, Робби. Прямо сейчас мы не можем строить никаких предположений. Хочешь помочь Хэнкоку искать пропавшую руку – вперед, и желаю тебе успеха. Может быть, ты найдешь ее – или что-нибудь другое, не знаю. Но для меня самым главным в этом сообщении является то, что убийца вообще дал себе труд написать его. Значит, оно имеет для него важное значение, а моя работа заключается в том, чтобы узнать почему.

– Он не закончил предложение, – добавил Синклер, который только что вошел в комнату. – Вы ведь говорите об этом послании, верно? И мне, например, хочется знать, почему этот урод не дописал его?

– Хороший вопрос, – задумчиво кивнула Карен.

– Может быть, он хочет, чтобы мы закончили вместо него, – предположил Робби.

Хэнкок в деланном отчаянии всплеснул руками.

– Именно это я пытаюсь сделать. Оно в кухне, оно в шкафу, оно в туалете…

И он выскочил из комнаты, все еще бормоча что-то себе под нос.

– С ним все в порядке? – поинтересовался Синклер.

– С ним всегда все не в порядке.

Робби спросил:

– И что мы теперь будем делать с этим посланием?

– Мы можем прогнать его через базу данных ЗООП. Бюро ведет статистику уголовных преступлений как раз для таких случаев. В сухом остатке мы получим список других дел, в которых убийцы писали какие-либо сообщения кровью – или любой другой жидкостью из тела, если на то пошло. Эта выборка подскажет, что мы знаем об этих преступлениях и о тех, кто их совершил. Если повезет, мы сможем установить их связь с нашим делом или же провести какие-нибудь параллели. Убийцы не часто оставляют после себя послания, так что подобное поведение представляется неординарным. И база данных, которую мы получим, скорее всего, будет маленькой.

– А мы тем временем будем и дальше ломать головы и задавать вопросы.

– В тот день, когда мы перестанем задавать вопросы, – заметила Карен, – можно смело класть значки на стол и уходить на пенсию.

Через два часа члены оперативной группы собрались в новой штаб-квартире, которую в спешке подобрали и оборудовали для них за последние несколько дней.

Она располагалась в старом кирпичном особняке, в паре миль от места последнего преступления, на старинной и тихой улочке, застроенной домами, самому младшему из которых исполнилось семьдесят пять лет. В комнатах было темно, единственным источником света служили лампы накаливания, стоявшие на полу. По стенам плясали длинные зловещие тени, и лица присутствующих, подсвеченные снизу, казались персонажами одного из фильмов ужасов Белы Лугоши.[22]22
  Бела Ференц Лугоши (1882–1956) – американский актер венгерского происхождения, классический исполнитель роли графа Дракулы в одноименном фильме (1931 г).


[Закрыть]

Посреди большой прямоугольной комнаты, которая в незапамятные времена, очевидно, служила гостиной, стояли несколько раскладных пластиковых столов для пикника. На окнах не было ни жалюзи, ни занавесок, и по стеклам, дрожащим под порывами ветра, струились извилистые бесконечные потоки дождя.

– Телефон здесь хотя бы есть? – полюбопытствовала Мандиза Манетт.

– Еще нет, – отозвался Бледсоу. Подняв с пола в углу небольшую картонную коробку, он плюхнул ее на один из столиков и поспешно отступил в сторону, разгоняя пыль, взлетевшую в воздух. – Я заказал пять линий. Четыре цифровые для голосовой абонентской связи и компьютеров, и еще одну – для факса. Они должны быть готовы через пару дней. А до тех пор пользуйтесь своими сотовыми телефонами.

Бледсоу с треском вскрыл коробку и достал из нее несколько больших маркеров. Повертев головой, он вытянул шею, стараясь заглянуть на кухню.

– Кого у нас не хватает?

– Хэнкока, – отозвалась Карен. – Предлагаю начать без него.

Бледсоу скривился, а потом склонился к ее уху и преувеличенно громким театральным шепотом произнес:

– Уймись, ладно? Парень, конечно, засранец, каких поискать, но ты заранее готова повесить на него всех собак. Пусть остальные сами разберутся, что он собой представляет. Мне не нужны лишние неприятности, как и всем нам, надеюсь. Ограничь свое общение исключительно работой, и все будет нормально.

– Да, да, хорошо.

– С тобой, кстати, все в порядке? Как твое колено? Эрнандес говорил, ты подвернула ногу.

– Неудачно упала во дворе последней жертвы.

– Можешь, тебе лучше показаться врачу? Хочешь уехать?

– Нет, все нормально. Ушиб пустяковый, пройдет и сам.

Бледсоу кивнул и повернулся к остальным.

– Отлично, будем считать, что все собрались. Можно начинать.

Распахнулась входная дверь, и через порог шагнул Чейз Хэнкок. Сложив зонт, он стряхнул с него брызги воды на покрытый линолеумом пол, на котором уже и так пестрели грязные разводы оставленные обувью детективов.

Хэнкок огляделся по сторонам и презрительно скривился.

– И кто же выбирал эту крысиную нору?

– Нам хотелось, чтобы ты чувствовал себя как дома, – съязвила Карен. – Правда, с запашком вышла промашка, он недостаточно сильный, увы.

– Очень смешно, Вейл, прямо умираю со смеху.

Бледсоу подождал, пока все рассядутся, а потом встал и прошел к передней стене комнаты.

– Это наш новый дом, и он останется таковым до тех пор, пока мы не поймаем этого парня. Обстановка, конечно, не ахти. Я не слепой, сам вижу, так что поберегите дыхание. Я распоряжусь, чтобы на следующей неделе здесь все привели в порядок. Создали, так сказать, рабочую атмосферу. Но предупреждаю заранее – уюта и комфорта не ждите. Начальство не хочет, чтобы мы тут расслаблялись. В том смысле, что чрезмерные удобства не способствуют усиленной работе мозга, и, по их мнению, мы не станем торопиться, раскрывая это дело. – Со всех сторон послышались грустные вздохи. Бледсоу поднял руку. – Знаю, знаю, все это чушь собачья, но я рассказываю вам так, как есть. А теперь, хотя уже поздно… Кстати, который час? – И он отогнул рукав пиджака, чтобы взглянуть на часы.

– Одиннадцать тридцать, – подсказал Бубба Синклер.

– Господи! Ладно, приступаем! – скомандовал Бледсоу. – Давайте начинать, иначе кое-кому сегодня ночью спать не придется.

Карен подумала о Джонатане и вспомнила, что сегодня утром у нее назначена очередная встреча с адвокатом по поводу развода. Она уже звонила ему с просьбой перенести ее на более позднее время, к тому же ей еще предстоит забрать Джонатана из школы. Во всяком случае, первый шаг к тому, чтобы забрать его от Дикона, она сделала.

– Сегодня вечером наш парень нанес новый удар. Жертву звали Сандра Франкс, стоматолог-гигиенист, практиковала в западной части города. Эй, Эрнандес, ты у нас верста коломенская. Почему бы тебе не записывать на доске все, что тут говорится? Бледсоу перебросил Робби несколько разноцветных маркеров, стянутых резинкой.

– Какое отношение имеет мой рост…

– Уже поздно, так что давай оставим споры, иначе никто из нас сегодня домой не попадет.

Робби подошел к доске и написал «Сандра Франке, стоматолог-гигиенист».

– С этими стоматологами-гигиенистами сам черт ногу сломит. У них скользящий график, и работают они в разных кабинетах, – заметила Манетт.

Бледсоу кивнул в знак согласия.

– Это значит лишь то, что на нас ляжет дополнительная нагрузка. Син, ты установишь, с какими врачами она работала, и заодно потребуй у них список пациентов. Наш парень может вполне оказаться среди них.

– Да разве ж они дадут мне списки своих пациентов? Конфиденциальность и все такое…

– Да ладно тебе! – вмешалась Манетт. – Кто станет поднимать шум из-за пломбирования зубного канала? А если начнут выделываться, надави на них. Они – дантисты, и лишние проблемы им не нужны. Кроме того, мы же просим у них не истории болезни, а всего лишь списки пациентов. Хочешь, я сама займусь этим?

От гнева и досады у Синклера покраснела даже лысина.

– Ни к чему! Справлюсь как-нибудь.

– Отлично, – сказал Бледсоу. – Каждый из нас работает над разными ниточками, поэтому я сейчас вкратце обрисую, что происходит в целом и кто чем занимается. Эрнандес, напиши задание Сина в самом низу.

– Что ты намерен делать с сообщением, которое оставил нам преступник? – осведомилась Манетт.

Из кармана спортивного пиджака Бледсоу извлек блокнот на пружинках и принялся перелистывать страницы.

– «Это здесь, в…», – пробормотал он. Покачав головой, детектив продолжил: – Думаю, следует отнестись к этому как к очередному вещественному доказательству. Карен, у тебя не появилось никаких новых мыслей на этот счет?

– Нет. Ничего такого, с чем я была бы готова поделиться с вами.

– Послушай, я знаю, что ты не любишь играть в угадайку, но пока что у нас нет ничего. То есть вообще ничего. Так что любая догадка может дать хотя бы примерное направление поисков. Конечно, она может оказаться ошибочной, но с таким же успехом ты можешь попасть в десятку.

– У меня есть кое-что, – заявил вдруг Хэнкок.

Карен выразительно закатила глаза.

– Начинается.

– Думаю, эта надпись означает, что он играет с нами, дразнит нас, подталкивая к тому, чтобы мы искали отрубленную руку.

– И? – спросил Бледсоу. – Вы нашли ее?

– Нет еще, но…

– Подожди минуточку, Бледсоу. Вот что я скажу, если хочешь знать мое мнение, – вмешалась Карен. – В данный момент у нас слишком много предположений. Поэтому я скажу то, что подсказывает мне шестое чувство. Эта надпись значит очень многое для преступника. Он пошел на огромный риск, чтобы оставить ее нам. Не думаю, что только для того, чтобы посмеяться. На мой взгляд, он пытается что-то подсказать нам, но не напрямую. Он не хочет облегчать нам задачу. Но, повторяю, в этой фразе заложен глубокий смысл. Какой именно – не имею ни малейшего понятия, и гадать пока бесполезно. Вот Хэнкок высказал догадку, но это чушь собачья, и больше ничего.

– Пошла ты к черту, Вейл! – заорал Хэнкок. – Ты достаешь меня с той самой минуты, как я перешагнул порог дома жертвы. Что я тебе сделал?

Бледсоу недовольно покачал головой.

– Ладно, хватит! – Обернувшись к Карен, он добавил: – Он прав. Уймись, еще раз тебя прошу.

– Так тебе и надо, – злорадно ухмыльнулся Хэнкок, глядя на Карен.

– Я обратилась в ЗООП. Хочу посмотреть, нет ли в их базе похожих случаев, – продолжила она как ни в чем не бывало.

– Кто возьмет на себя работодателей погибшей женщины? – поинтересовался Синклер.

– Эрнандес, – сказал Бледсоу, – это поручение для тебя. Проверь компании, на которые работала жертва. Потом займешься их клиентами. Если всплывет хоть какая-нибудь зацепка, которая покажется тебе подозрительной, докладывай немедленно, и мы решим, что делать дальше.

– Понял, босс.

Следующие два часа они провели, распределяя первоочередные задачи и составляя списки вопросов, на которые предстоит ответить. Не обошлось и без телефонных звонков. Обычная, рутинная полицейская работа. Когда все поднялись с места, чтобы разойтись наконец по домам, Бледсоу негромко присвистнул, требуя к себе внимания.

– Чуть не забыл. Расходы. Сохраняйте все чеки за неделю, и каждый понедельник передавайте их мне в конверте, на котором указано ваше имя. Обязательно пишите на каждом, за что вы платили. Я буду передавать их в Управление, а там уже бухгалтерия проверит их и решит, возмещать ваши расходы или нет. Поэтому заказывать обеды из трех блюд не рекомендую. А теперь все по домам, и постарайтесь отдохнуть. Встречаемся здесь каждое утро в восемь часов. Если не можете прийти, звоните мне. У нас гибкий график, но я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас злоупотреблял этим. Мы должны поймать убийцу, и каждый впустую потраченный день, час или минута означают, что смертельной опасности подвергается очередная невинная женщина. Всем понятно?

Все согласно закивали головами и разошлись. Карен подошла к Хэнкоку, который немедленно напустил на себя неприступный вид и высокомерно уставился на нее сверху вниз. Она сказала:

– Думаю, ты был прав, Хэнкок. Относительно того, что в рисунках кровью на стенах присутствует элемент художественного творчества. Просто хотела, чтобы ты знал об этом.

Хэнкок несколько мгновений помолчал, обдумывая ее слова, прежде чем ответить.

– Знаешь, Вейл, а ведь я мог оказаться на твоем месте и делать твою работу. Ведь это я мог стать психологом-криминалистом.

Карен достала из кармана пластинку и неторопливо сунула ее в рот.

– Что ты хочешь от меня услышать? Это было не мое решение.

– Тебе очень хочется так думать. Это помогает тебе избавиться от чувства вины. Но я справился, выстоял, и теперь у меня хорошая работа. Я стал главным. Больше мне не нужно подчиняться. Отныне я сам отдаю приказы.

– Я рада за тебя.

Карен повернулась к своему столику, намереваясь собрать бумаги, но Хэнкок схватил ее за руку.

– Я знаю, ты рассказывала обо мне всякие гадости. – Он говорил негромко, словно не хотел, чтобы их услышали. – Этого я тебе не забуду.

Она опасно прищурилась.

– Не угрожай мне, Хэнкок. Можешь говорить и делать, что хочешь, этим ты меня не испугаешь. А если посмеешь мешать мне, я раздавлю тебя, как навозного жука. Помни об этом.

Карен подхватила свой кожаный рюкзачок и, на ходу подмигнув Робби, направилась к двери.