Текст книги "Седьмая жертва"

Алан Джекобсон
Седьмая жертва

Посвящается моей бабушке, Лили Силверман, которой в момент выхода в свет этого романа исполнилось девяносто семь, но она по-прежнему поднимается пешком в свою квартиру на пятом этаже… и по-прежнему отказывается пользоваться лифтом. Пили служит неисчерпаемым источником вдохновения для всех, кому посчастливилось с ней познакомиться. Это она в свои девяносто с лишним встала перед нью-йоркским автобусом, загораживая ему проезд, и не сдвинулась с места до тех пор, пока водитель не открыл дверцу, чтобы она могла войти. Живое воплощение храбрости. Олицетворение мудрости. Обладательница сердца из платины (в буквальном смысле). Мы продолжаем радоваться тому, что ты с нами. Но когда пробьет твой последний час, ты все равно останешься жить в памяти тех, кто знал тебя и прикасался к твоей бессмертной душе.

Я люблю тебя и всегда буду любить. Ты стала для меня всем.

…Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем.

И если ты долго смотришь в бездну, то и бездна тоже смотрит в тебя.

Фридрих Ницше. По ту сторону добра и зла

…Штатный психолог-криминалист обязан влезть в голову убийце, чтобы увидеть происходящее его глазами, понять, почему его эмоционально-физическая сущность погружается в отвратительное зловоние морального упадка и разложения. И когда психолог в мельчайших подробностях исследует проявления боли и смерти, он бредет по колено в крови и экскрементах, подвергая смертельной опасности свою способность оставаться человеком.

Марк Сафарик, штатный психолог и старший специальный агент ФБР (в отставке)

….Чтобы понять художника, нужно изучить его творчество.

Джон Дуглас. Анатомия побуждения

Пролог
Шесть лет назад
Куинз, Нью-Йорк

– Диспетчер, говорит агент Вейл. Нахожусь в тридцати футах от входа в банк. Вижу троих вооруженных мужчин в черном. Они в масках. Когда прибудет помощь? Я здесь одна. Прием.

– Вас понял. Ждите.

Ждите. Ему легко говорить. У меня уже задница замерзла торчать на пронизывающем ветру возле банка, внутри которого засели трое вооруженных бандитов, а он говорит: «Ждите». Разумеется, что мне еще остается? Буду сидеть и ждать.

Специальный агент ФБР Карен Вейл присела на корточки за распахнутой дверцей служебного автомобиля, положив на оконную раму ствол автоматического пистолета «Глок-23» сорокового калибра. Да уж, с таким оружием не очень-то повоюешь с налетчиками, которые, если она правильно рассмотрела, вооружены скорострельными автоматами МАС10, но что прикажете делать? Вот уж не везет, так не везет.

Затрещала рация, и сквозь шум помех донесся голос диспетчера:

– Агент Вейл, вы еще здесь? Прием.

Нет, меня нет, я уехала в отпуск. Оставьте сообщение на автоответчике.

– Все еще на месте. Внутри не вижу никакого движения. Рассмотреть подробнее мешает вывеска на окне. Кстати, банк предлагает свободные чековые счета.

Карен не участвовала в перестрелке уже добрых пять лет, с тех пор как ушла из Полицейского управления Нью-Йорка. В те благословенные времена ей нравилось выезжать на подобные вызовы и ощущать прилив адреналина, преследуя на улицах Манхэттена очередных уродов, которые изо всех сил старались добавить остроты к ее тягучему и унылому дежурству. Но после рождения сына Джонатана она вдруг поняла, что в жизни полицейского слишком много риска. В конце концов все закончилось тем, что она перешла на работу в Бюро[1]1
  Жаргонное название Федерального бюро расследований.


[Закрыть] – можно считать, поднялась на очередную ступеньку в карьерной лестнице, главным достоинством которой стала возможность убрать свою задницу с траектории огня.

И так было вплоть до сегодняшнего дня.

Треск статических помех в рации.

– К вам выехала районная бригада полицейского спецназа. Расчетное время прибытия – шесть минут.

– За шесть минут может случиться много всякого дерьма.

Я что, произнесла это вслух?

– Повторите, агент Вейл.

– Я сказала: «Мне придется сидеть и ждать еще целых шесть минут».

Последнее, что ей сейчас было нужно, это чтобы запись ее радиопереговоров с диспетчерской прокрутили всем и каждому в отделе; тогда грубым насмешкам и подшучиваниям не будет конца.

– Говорит машина пять, иду на помощь со стороны бульвара Куинз и Сорок восьмой улицы, – долетел из приемника необычайно спокойный голос Майка Хартмана. Карен даже удивилась, что Майк со своим новым напарником вообще откликнулись на этот вызов. Она проработала с Майком шесть месяцев и считала его порядочным и неплохим копом, хотя и склонным к маргинальным методам силового решения проблем. Впрочем, в данном случае маргинальные методы – как раз то, что нужно… Чем больше огневой мощи окажется в распоряжении хороших парней, тем выше вероятность, что налетчики, засевшие в банке, наделают в штаны и ситуацию удастся благополучно разрешить к вящей славе Бюро. В переводе на нормальный человеческий язык это означало следующее: она выйдет из передряги живой и невредимой, а тамошние засранцы – в браслетах на запястьях, затянутых чуточку туже, чем следует, так что малейший рывок причиняет невыносимую боль. Но с учетом тех неприятностей, которые эти ублюдки доставили лично агенту Вейл и окружающим, данное обстоятельство можно было считать детской шалостью, и не более того.

– Принято, машина пять, – отозвался диспетчер.

Автомобиль Майка находился всего в одном квартале отсюда и должен был прибыть на место через несколько секунд.

Не отрывая взгляда от окон банка, Карен услышала, как слева от нее, футах в тридцати от парадной двери, завизжали тормоза служебного автомобиля Бюро, на котором прибыли Майк с напарником. Но не успела она повернуть голову, чтобы встретиться глазами с Майком, как услышала скрежещущий звук, с каким пули рвали металл, и резко развернулась в сторону банка.

Через главный вход которого на улицу вывалились трое вооруженных людей в черных комбинезонах, прижимая локтями к туловищу большие автоматы, и она еще успела подумать, что была права, трещотки оказались теми самыми МАС10. Но в следующее мгновение, очень короткое, надо сказать, когда она стремительно пригибалась за дверцей своей машины, чувствуя, как спину и шею осыпает осколками битого стекла, в эту долю секунды она краем глаза успела увидеть, как падает на тротуар Майк Хартман. Он лежал на спине, лицом вверх, и пальцы его правой руки скребли по асфальту, как будто что-то искали. Одного взгляда на его лицо хватило, чтобы понять, что он испытывает невыносимую боль. И что он не потерял, а скорее приобрел кое-что – девять граммов свинца, застрявших в его теле. Тем не менее Майку повезло больше, чем его напарнику, который обмяк на сиденье автомобиля, безвольно запрокинув голову.

А грабители, со всеми своими автоматами и прочим, никуда не спешили. Они образовали почти правильный треугольник, выбрав стратегически выгодную позицию около входа, спрятавшись за почтовыми ящиками и газетными стойками. Да уж, укрытие у них оказалось отменное, и повезло им нехило, к тому же. Но ведь они только что убили полицейского… Почему же, черт возьми, они не сматываются отсюда?

Уткнувшись носом в асфальт и глядя с высоты птичьего полета[2]2
  Игра слов: в данном случае «с высоты птичьего полета» означает «в нескольких сантиметрах над землей», «с высоты роста птицы».


[Закрыть] на тротуарную бровку и Майка, который все еще корчился от боли, Карен краем глаза уловила замершие в лихом развороте под визг тормозов шины с ярко-синим пижонским ободом. В двух шагах от машины Майка остановился патрульный полицейский автомобиль, прибывший по вызову на место происшествия.

Проклятье, где же этот чертов спецназ? Ах да, ведь ему ехать целых шесть минут. Сколько осталось ждать? Еще четыре? Я же говорила диспетчеру, что за шесть минут многое может случиться.

Вокруг нее по-прежнему щелкали пули. Карен попыталась выпрямиться: пожалуй, это не лучшее решение, учитывая, что воздух рвут раскаленные кусочки свинца, летящие со скоростью девятьсот пятьдесят футов в секунду, но она понимала, что должна сделать хоть что-нибудь.

Она вдруг почувствовала, как левую штанину дважды дернули раскаленные пальцы. Ожог от пули отозвался мурашками по коже, и вокруг дырки на нейлоновой светло-коричневой ткани брюк расплылось большое кровавое пятно. Однако прислушиваться к себе у Карен времени не было, во всяком случае сейчас. Она машинально схватилось рукой за раненую ногу и нащупала две круглые дырочки в штанине: значит, в бедро угодили две пули. Но поскольку жизненно важную артерию они не задели, какое-то время она еще протянет. Черт, но как же все-таки больно!

Она, насколько позволяла раненая нога, отползла влево, чтобы лучше видеть, что происходит перед входом в банк. Как раз в эту секунду двое ублюдков рухнули на землю… Ага, похоже, прибывшие на место полицейские достали их. Но уцелевший грабитель, стреляя от бедра и откинувшись назад, продолжал поливать улицу перед собой огнем из автомата, как из садового шланга. Чертов Рэмбо! Раскаленные латунные гильзы рассерженным фонтаном летели вверх из отражателя, как будто им не нравилось то, что их вышвыривают в жестокий мир ради такого рутинного и незначительного события, как убийство.

На асфальт повалился последний коп – лежа на земле и прижавшись к ней щекой, она видела, как он упал, – и грабитель прекратил стрельбу. Внезапно обрушившаяся тишина оглушала.

Карен увидела, как мужчина в черном наклонился, поднял с земли большую брезентовую сумку, которую выронил его товарищ, взвалил ее на плечо, развернулся и бросился бежать.

Нет, это уже никуда не годилось. Майк ранен, его напарник убит, еще двое полицейских мертвы, а этот ублюдок намерен удрать с кучей наличных.

Только не в мое дежурство!

Карен перекатилась на живот, расставила локти и подняла «Глок» на уровень глаз. Стрелять в просвет между днищем автомобиля и бровкой тротуара было безумием, но что ей еще оставалось? Все равно после оглушительной пальбы вокруг не осталось зевак и прохожих. Она нажала на спусковой крючок, и тяжелое оружие несколько раз дернулось, норовя вырваться из ослабевших рук. Но будь она проклята, если это урод не споткнулся и не захромал… Она попала в него, попала!

Карен схватилась за дверцу машины Майка и с трудом выпрямилась. Бедро жгло огнем, словно кто-то сунул раскаленную кочергу в рану и медленно ее там поворачивал. Ей пришлось опереться на здоровую правую ногу, чтобы не упасть.

Держась левой рукой за боковое зеркало, она прицелилась в спину убегавшему грабителю и выкрикнула:

– Федеральное бюро расследований! Стоять!

Интересно, эти слова останавливали хоть кого-нибудь? Нет, конечно. Точнее, как правило. Но этот малый, должно быть, не отличался большим умом, потому как замер и обернулся, по-прежнему не выпуская из рук автомат. Это было все, что ей требовалось.

Карен мягко нажала на курок и на этот раз попала туда, куда нужно. Грабитель отлетел на несколько шагов и вытянулся на тротуаре. А она отпустила зеркало и вслед за ним мешком осела на тротуар, слушая истеричный вой приближающихся сирен.

С неимоверным трудом повернув голову, Карен встретилась взглядом с Майком. Тот сумел выдавить бледную улыбку, прежде чем его глаза устало закрылись.

На следующее утро, после того как ее выписали из больницы, Карен Вейл подала рапорт о переводе.

…первая

Сейчас

Округ Фэрфакс, Вирджиния

Пар от дыхания клубился в застывшем от холода ночном воздухе подобно испуганным привидениям. Отогнав непрошеные сравнения, он взглянул на часы и поспешно зашагал по темной пустынной улочке тихого приличного квартала. У него были веские причины выбрать именно этот дом и эту жертву.

Пройдет всего несколько часов, и насмерть перепуганные соседи будут таращиться в объективы видеокамер, а репортеры совать в их побледневшие лица микрофоны, требуя комментариев и подробностей о жизни жертвы.

Расскажите нам о ней. Разбудите наши чувства, заставьте нас плакать. Сделайте так, чтобы наши сердца начали кровоточить, как истекла кровью и сама жертва.

Правая его рука покоилась в тепле и уюте, сжимая лежавший в кармане пальто кожаный бумажник со значком и удостоверением агента ФБР. А вот брюки от костюма оказались слишком легкими и тонкими, чтобы сопротивляться пронизывающему холоду, который уже давно покусывал его за ноги. Он вздрогнул и ускорил шаг. Через несколько минут он войдет в дом и… можно приступать к работе.

Он войдет в дом к своей жертве.

Роскошные каштановые волосы и чистая кожа. Длинные ноги и очаровательный курносый нос. Но под привлекательной внешностью таилось зло – он видел его отблеск в ее глазах. Глаза всегда помогали ему заглянуть в чужую душу.

Сильные пальцы ощупали фальшивые усики, проверяя, надежно ли они приклеены над верхней губой. Он поудобнее передвинул маленькую трубку, пришитую изнутри к пальто, и, прежде чем подойти к двери, переложил под левую руку небольшую папку-скоросшиватель. За последние дни он побывал здесь несколько раз, изучая окрестности. Следя за тем, когда приходят и уходят соседи. Определяя на глаз размеры кругов света, отбрасываемых фонарями уличного освещения. Мысленно прикидывая, видна ли входная дверь и ступеньки прохожим с улицы. Дело оставалось за малым – от него требовалось безупречно выполнить задуманное. Именно так! Привести приговор в исполнение.

Нажав на кнопку дверного звонка, он постарался придать лицу приветливое и любезное выражение на случай, если хозяйка станет рассматривать его в глазок. Правило номер один: ты должен выглядеть приличным и заслуживающим доверия человеком, чтобы не напугать и не вызвать подозрений. Всего лишь дружелюбно настроенный агент ФБР, заглянувший на огонек, дабы задать несколько вопросов и тем самым внести свою лепту в обеспечение безопасности жителей.

Дверной глазок потемнел изнутри: его внимательно рассматривали.

– Кто там?

Такой милый голосок… Как же обманчива внешность этих проклятых шлюх!

– ФБР, мадам. Агент Кокс.[3]3
  Кокс – сленг– кокаин. Агент ФБР по имени Кокаин.


[Закрыть]

Он едва сдержал улыбку, вновь оценив скрытую иронию выбранного псевдонима. Как и во всем, что он делал, на это тоже была своя причина. И вообще, он ничего не делал без причины, которые и диктовали каждый его поступок.

Он взмахнул рукой, раскрывая бумажник с удостоверением личности, – так, как учат агентов, – и отступил на шаг, позволяя ей окинуть себя взглядом с головы до ног. Чисто выбритый агент ФБР в шерстяном пальто и строгом костюме. Все в порядке, бояться нечего.

После недолгого колебания замок щелкнул и дверь отворилась. На женщине была свободная толстовка и вылинявшие, изрядно поношенные джинсы. В одной руке она держала деревянную ложку, в другой – полотенце. Ага, готовит ужин. «Свой последний ужин», – злорадно подумал он.

– Мисс Хоффман, в вашем районе зарегистрировано несколько случаев изнасилования, причем в последнее время преступник активизировался. Мы проводим расследование и хотели бы узнать, не можете ли вы сообщить что-либо по этому поводу?

– Насильник? – удивленно переспросила очаровательная маленькая Мелани Хоффман. – Я ничего об этом не слышала.

– Мы не сообщали об этом прессе, мэм. Наши методы несколько отличаются от тех, что использует полиция. Мы полагаем, что лучше не поднимать шума, тогда преступник не подозревает, что на него идет охота.

Он переступил с ноги на ногу и подышал на правую руку, одновременно крепче прижимая левой к груди папку-скоросшиватель. На улице очень холодно, давал он понять хозяйке дома.

Пригласи меня войти.

– И чем же я могу помочь?

– У меня есть с собой несколько фотографий. Все, что от вас нужно, – это чтобы вы взглянули на них и сказали, не видели ли поблизости кого-нибудь из этих людей за последние два месяца. Это не займет много времени.

Она подняла глаза с папки на его лицо, где ее взгляд задержался чуточку дольше, чем ему хотелось бы. Он решил немного усилить нажим. Вообще-то у него был талант создавать необходимые возможности, и как раз сейчас таковая ему представилась. Но следовало действовать, и действовать быстро.

– Мэм, не хочу показаться невежливым, но сегодня вечером мне предстоит обойти еще несколько домов, а время уже позднее. – Он легонько пожал плечами. – И чем дольше мы будем искать этого парня, тем больше женщин подвергнутся нападениям.

Мелани Хоффман опустила ложку и отступила в сторону.

– Разумеется. Прошу прощения. Входите.

Он щелкнул ножницами и состриг прядь каштановых волос. Откинувшись назад, он полюбовался на свою работу, затем ухватил безвольно качнувшуюся голову Мелани за остатки волос и отстриг еще прядку. И еще одну.

Щелк. Щелк. Щелк.

Ноздри забивал сладковатый запах крови. Он глубоко втянул его носом и содрогнулся от наслаждения. Оно оказалось неожиданно сильным. Его охватила эйфория.

Покончив с волосами девушки, он занялся ее ногтями. Так, обрезать их под самый корень, до мяса, и еще короче. Из ранки потекла кровь, и он собрал ее губами – подобно любовнику, медленно слизывающему шоколад с пальцев своей возлюбленной. Отпустив руку Мелани, он уложил ее именно так, как ему хотелось, и снова взялся за ножницы.

Щелк. Щелк. Щелк.

Снова показалась кровь, и он опять слизнул ее.

Должно быть, прошло никак не меньше часа, но его подгоняло стремление довести задуманное до совершенства. Он всегда был таким, сколько себя помнил. Кроме того, он вовсе не горел желанием выходить обратно на холод. Он взял булочку с кунжутом со стола в кухне Мелани Хоффман и намазал ее сливочным сыром, добавив сверху арахисового масла и полив все кетчупом из холодильника. Получилось недурно, к тому же преобладание красного цвета производило должное символическое впечатление. Он откусил большой кусок, тщательно следя за тем, чтобы не оставить крошек, слюны или каких-либо иных следов, способных помочь идентифицировать его впоследствии.

В гостиной стоял большой диван, обитый светло-коричневой кожей, от которого до сих пор пахло новой вещью. Он с размаху опустился на него и принялся щелкать пультом телевизора. Перебрав несколько каналов, он остановился на рестлинге.

Какое грубое насилие! Как можно показывать такую дрянь по телевизору?

Оставив его включенным, он неторопливо прошелся по дому, задумчиво жуя бутерброд и любуясь картинами на стенах. Художественный вкус Мелани пришелся ему по душе. В подборе картин ощущалась некоторая эклектичность, которая, впрочем, носила оттенок тщательно продуманного беспорядка. Да, именно так: строгая организация с налетом случайности, присущая истинно творческому самовыражению. Остановившись перед одной из картин, он вдруг заметил ее подпись в правом углу. Оказывается, она сама их нарисовала. Он прищелкнул языком от удовольствия. Цык, цык, цык… Интересно, какие еще произведения искусства она могла бы создать, если бы ею не завладело зло?

Он остановился в дверях спальни, любуясь на дело своих рук. Покончив с бутербродом, он скрестил руки на груди и наклонил голову сначала в одну сторону, затем в другую, разглядывая плоды своих трудов, выбирая правильную перспективу и прикидывая на глаз размеры комнаты. Вбирая, так сказать, ее в себя одним взглядом. Да, у него получился настоящий шедевр. Ничуть не хуже тех, что нарисовала Мелани. Пожалуй, сегодня он поработал как никогда. Довел задуманное до совершенства.

Подойдя к Мелани, он посмотрел сверху вниз в ее мертвые глаза, застывшие и невидяще глядящие в потолок. Нет, на него. Они глядели на него.

Зло должно быть наказано. Должно быть наказано. Должно.

Он взял нож с зазубринами и взвесил в руке, определяя его силу – и мощь. Несомненно, Мелани Хоффман дорого заплатила за содеянное. Ее настигло справедливое возмездие за несправедливое преступление.

Так оно и было, так и было, так и было.

Подобно признанному мастеру живописи, ставящему свою подпись внизу холста, он поднял нож и вонзил его в левую глазницу Мелани Хоффман.

Она не должна видеть.

Не должна видеть.

Не должна.

…вторая

Что же мне так не везет с банками, а?

Оружие старшего специального агента Карен Вейл было направлено на придурка, который стоял посреди зала, целясь в нее из револьвера тридцать восьмого калибра. Лоснящуюся кожу у него на лбу усеивали капельки пота, отчего грязные черные волосы прилипли к голове. Руки у него дрожали, а глаза вылезли из орбит и стали похожи на мячики для гольфа. Дышал он тяжело и часто, почти задыхался.

– Не двигайся, или я прострелю тебе башку! – выкрикнула Карен чуточку громче, чем намеревалась. В крови у нее уже бурлил адреналин. И еще она хотела, чтобы до этого урода дошло, что шутить она не намерена. Перепуганные клиенты Сберегательного банка содружества Вирджинии первыми сообразили, что она имеет в виду. Те, что еще стояли, со стуком, как кегли, попадали на пол.

– Брось свою долбаную пушку! – завизжал парень. – Брось сейчас же!

Карен мысленно засмеялась. А ведь именно это я сама собиралась крикнуть ему. Когда преступник переступил с ноги на ногу, по-прежнему локтем одной руки держа заложницу за шею, в памяти Карен вдруг всплыл образ Алвина, уличного бандита, которого она арестовала шестнадцать лет назад, еще в бытность свою офицером полиции Управления Нью-Йорка. Малый, который топтался сейчас перед нею, не был Алвином – тот все еще отбывал срок в тюрьме на Райкерз-Айленд, – тем не менее ей почему-то показалось, что они похожи, как братья-близнецы.

– Я положу свой револьвер на пол только одновременно с тобой, приятель, – сообщила Карен этому уроду. – Иначе у нас ничего не получится.

– Это я здесь главный, а не ты, сука! Это я сейчас выстрелю и разнесу ей башку, понятно?

Нет, надо же! Мне попался придурок, которому хочется пострелять.

Минуло шесть лет с тех пор, как она работала полевым агентом, и вот уже одиннадцатый год она, как щитом, прикрывалась значком детектива. И хотя она по-прежнему полагалась на свои инстинкты, навыки поведения в экстремальных ситуациях основательно притупились. Да и физическая подготовка оставляла желать лучшего. Это ведь не совсем то, что каждое утро, отправляясь на работу, надевать брюки. Чтобы успешно разрешать ситуации с захватом заложников, нужна обширная практика, когда в обстоятельствах крайнего порядка, при жесточайшем дефиците времени действуешь на автомате, не думая и не рассуждая. И при этом не ошибаешься. В отделе и так частенько подшучивали над Карен, говоря, что выражение «не думая» вполне органично подходит к стилю ее работы.

– Поскольку ты отказываешься сообщить свое имя, я буду звать тебя Алвин, – сказала она. – Не возражаешь, Алвин?

– Да мне плевать, мать твою, как ты будешь меня звать! Брось свою чертову пушку! – заверещал парень и опять переступил с ноги на ногу. Глаза его испуганно бегали по комнате, слева направо и справа налево, не задерживаясь нигде более чем на секунду. Такое впечатление, что он следил за партией в настольный теннис.

Заложница Алвина, перезрелая блондинка тридцати с чем-то лет, палец которой украшало увесистое обручальное кольцо с внушительным камнем, заскулила, давясь слезами. Глаза ее норовили выскочить из орбит, но причиной тому были отнюдь не наркотики. Ее терзал страх, жуткий и всепоглощающий. Она вдруг сообразила, что, несмотря на присутствие агента ФБР, Карен может и не вытащить ее из этой передряги живой.

К тому же следовало признать, сказала себе Карен, что до сих пор ситуация развивалась из рук вон плохо. Она уже успела нарушить все разработанные для подобных случаев правила поведения, словно какой-нибудь зеленый новичок в первый день работы на новом месте. Ей следовало крикнуть: «Не двигайся, урод! ФБР!» – и он бы тут же наложил в штаны и бросил свою пушку, сдаваясь представителю органов правопорядка. И теперешний кошмар закончился бы не начавшись. По крайней мере именно так показывали в старых фильмах, которые она смотрела по телевизору в детстве.

Но реальность оказалась совсем иной. Во всяком случае в том, что касалось лично ее, Карен Вейл. Потому что двойнику Алвина, который стоял сейчас перед ней, все происходящее представлялось безумной и классной выходкой, кайфом и сном, в котором он может сделать все, что угодно, и ему за это ничего не будет.

И это беспокоило Карен больше всего.

Она по-прежнему крепко сжимала «Глок» обеими руками, целясь Алвину в переносицу. Он был всего в каких-нибудь двадцати футах, но женщина, которую он обнимал, точнее душил, одной рукой, оказалась прижатой к нему слишком тесно, чтобы Вейн отважилась выстрелить.

Еще одно нарушенное правило заключалось в том, что она должна была разговаривать с Алвином спокойно, не повышая голоса, чтобы не провоцировать его на агрессивные действия. Впрочем, данное правило, как и другие, излагалось в «Руководстве по проведению следственных и оперативных действий», которое в Бюро именовалось коротко и неблагозвучно – ПСОД. А Карен, вдобавок, еще и считала, что сей трактат отличается изрядной близорукостью, чтобы не сказать ограниченностью. Например, сейчас она была твердо уверена в одном: яйцеголовый умник, накропавший ПСОД, никогда не сталкивался с одурманенным преступником, который пританцовывает перед тобой, угрожая револьвером тридцать восьмого калибра.

Вот так они и стояли напротив друг друга. Алвин подергивался и приплясывал, и его движения очень походили на замедленную пляску Святого Витта, в которой, помимо него самого, участвовала еще и заложница. А Карен, как могло бы показаться стороннему наблюдателю, упражнялась в стойке, которую кто-то нарек мексиканской. Интересно, можно ли назвать подобное выражение политкорректным? Она не знала, да ее и не интересовали подобные тонкости. Снаружи не располагались бойцы взвода поддержки, и снайпер не целился через стекла банковской витрины в лоб Алвину, наведя на него крошечную красную точку лазерного прицела и ожидая команды открыть огонь. Она всего лишь зашла в банк, чтобы положить деньги на счет, – и пожалуйста!

Карен сделала вид, что напряженно вглядывается через левое плечо Алвина, а потом быстро перевела взгляд на его лицо, как будто увидела кого то у него за спиной и как будто этот «кто-то» подкрадывается к нему сзади, чтобы огреть по голове. Она увидела, как грабитель прищурился, заметив ее мгновенный взгляд. Но он не клюнул на эту наживку, и его выпученные глаза по-прежнему испуганно прыгали то вправо, то влево от нее. Пожалуй, самое время переходить к более решительным действиям.

Карен снова слегка повернула голову и посмотрела налево, после чего, вспомнив детские годы и постановки в школьном драмкружке, крикнула ясным и звонким командным голосом:

– Нет, не стреляй!

На этот раз уловка сработала. Алвин дернулся и бросил взгляд через левое плечо, одновременно нагибая голову заложницы вниз и в сторону. Карен выстрелила и не промахнулась. Пуля угодила придурку прямо в висок. Он еще падал на пол, медленно сгибаясь пополам, а она уже спрашивала себя: «А стоило ли стрелять на поражение?»

Собственно, она сказала себе и кое-что еще. А именно то, что должна сдвинуться с места и пинком отшвырнуть куда-нибудь подальше револьвер, выпавший из его руки. И сейчас ее меньше всего занимал вопрос о том, правильно ли она поступила, застрелив подонка. В ФБР существовала Служба внутренних расследований, СВР, вот пусть она и разбирается, имела Карен право стрелять на поражение или нет. А в том, что СВР разберется, сомнений не было. Заложница, пусть измученная и бьющаяся в истерике, осталась жива. И в данный момент все остальное не имело значения.

Отшвырнув подальше револьвер Алвина, Карен наклонилась, чтобы лучше разглядеть его лицо. С этого расстояния и под таким углом он ничуть не походил на Алвина. Впрочем, может быть, это несходство объяснялось неестественно вытаращенными остекленевшими глазами, какие бывают у загнанного оленя, ослепленного прожектором охотников, или аккуратной раной на виске, из которой медленно сочилась кровь. Трудно сказать.

Внимание Карен привлекла суета банковских кассиров и охранников, которые поспешили выбраться из своих укрытий. Заложница рыдала в три ручья, дрожа как в лихорадке и бессвязно выкрикивая что-то неразборчивое. К ней подскочил мужчина в сером костюме и принялся успокаивать, нашептывая что-то на ухо.

– Не стойте столбом! – обратилась Карен к ближайшему охраннику. – Наберите 9–1 -1 и скажите, что офицеру полиции требуется помощь.

Строго говоря, это была не совсем правда, но во всяком случае и не ложь. Тем не менее она считала, что копы примчатся на вызов быстрее и охотнее, если будут думать, что помощь нужна их коллеге-полицейскому, а не агенту ФБР. Местные стражи порядка относились к федералам, мягко говоря, без особой симпатии. Но когда речь заходила о налетах на банки, полиция обязана была сотрудничать с Бюро, так что с этой стороны Карен не ждала особых неприятностей.

Повернувшись спиной к трупу налетчика, она едва не подпрыгнула от неожиданности – на поясе у нее завибрировал коммуникатор «Блэкберри».[4]4
  Ручное электронное беспроводное устройство, обеспечивающее доступ в Интернет наряду с услугами электронной почты, телефонной связи и передачи текстовых сообщений.


[Закрыть] Бросив взгляд на экран, Карен почувствовала, как внутри все похолодело. Сердце, все еще заходившееся после прилива адреналина, вдруг замерло в груди. От короткого текстового сообщения у нее перехватило дыхание.

А она-то надеялась, что такого больше не повторится. Она надеялась, что все уже закончилось.

Напрасно. Убийца по прозвищу Окулист выбрал себе очередную жертву.