Текст книги "Тар-айимский кранг"

Буфетная была сплошной фантастикой. Он чуть было не забыл о приведшей его сюда необычной цепи происшествий, покуда они с мини-дракончиком пожирали припасенную роскошь. Он не успел зайти дальше колебаний в выборе между земным шампанским и сосновой мятой с Баррабаса, когда в его открытый мозг забрела короткая серия крайне странных мыслей. Он повернулся и заметил, что дверь в комнату справа от него слегка приоткрыта. Из-за нее-то и выходили дразнящие субвокализации. Он ни на минуту не сомневался, что этой двери полагалось быть надежно запертой. Осторожно, бросив быстрый взгляд на вход в кухню, он подошел к двери и приоткрыл ее еще на дюйм.

Комната по соседству с кухней оказалась узкой, но длинной. Она, вероятно, вытянулась на всю длину этого радиуса башни. В назначении ее, во всяком случае, сомневаться не приходилось. Она служила баром. Он приготовился было войти с намерением отыскать еще более вкусные напитки и обострившимся любопытством, но быстро остановился.

Комната была уже занята.

У противоположной стены, крепко прижавшись ухом, согнулась фигура. По другую сторону головы он различил контуры вентиляционной решетки или чего-то схожего с ней. Лицо было отвернуто от него и поэтому скрыто. Увиденные им там металл и дерево были тонкими и легкими. Голоса из соседней комнаты звучали для него четко и ясно даже с того места, где он стоял.

Он как можно медленней и осторожней отодвинул дверь. Фигура, явно совершенно поглощенная происходящим по другую сторону стены разговором, не заметила его тихого приближения. Теперь стало видно, что сама решетка намного больше, чем требовалось для целей вентиляции. Она выглядела незакрепленной и, вероятно, поворачивалась на петлях. Через нее могли удалять из другой комнаты мусор, а потом уносить его к ближайшим мусоропроводам. Он держал в одной руке большой кусок пряного байского сыра и ножку фазана в зубах. Его свободная рука рванулась было к спрятанному в сапоге стилету, но затем остановилась. Мысли фигуры не обладали холодностью и смертельно четкой логичностью профессионального шпиона или убийцы. Совсем наоборот. Глухие убийцы тоже редко встречались, а этот по-прежнему не замечал его присутствия.

Он быстро принял решение и, отведя ногу назад, нанес крепкий удар по выпирающей части согнувшейся фигуры. Та издала единственный пронзительный крик и пролетела за решетку в комнату за ней. Через какую-то долю секунды Флинкс с сожалением отбросил фазана и сыр и прокатился следом за ней, поднимаясь на ноги по другую сторону. Удивленные лица Малайки, Цзе-Мэллори и Трузензюзекса пораженно глядели на эту сцену. Фигура стояла напротив него, потирая пострадавшую часть тела и осыпая его непрерывным потоком брани. Уклоняясь от метнувшихся к его гортани пальцев, он мимоходом заметил, что фигура эта очень сильно походила на женскую. Это соответствовало уловленным им мыслям. Он неохотно принял защитную стойку, расставив ноги, слегка согнув колени и вытянув руки вперед. Пип нервно затрепетал у него на плече, расправляя перепончатые крылья и готовясь взлететь.

Женщина сделала было еще одно движение, словно опять собираясь напасть, но застыла, услышав рев Малайки:

– Ата! – Она повернулась лицом к нему.

Рослый коммерсант подошел и встал между ними. Его взгляд переходил с одного на другого и наконец твердо остановился на Флинксе.

– Ну, киджана! Я предлагаю кое-что растолковать, и побыстрее!

Флинкс постарался говорить по возможности ровным голосом, несмотря на разносимый по кровеносной системе адреналин:

– Я был в буфетной и случайно заметил, что дверь в соседнюю комнату открыта (неважно, почему он это заметил). Заглянув, я увидел фигуру… эту фигуру… пригнувшуюся рядом с решеткой. Комнате наверняка полагалось быть запертой. Я счел, что это не входит в ваши обычные способы вести приватные деловые переговоры, и поэтому решил принудительно вынести этот вопрос – и эту личность – на открытое обсуждение, где воздух почище. Сожалею, если я нарушил какой-то ваш фетиш или табу.

– Что?! – Затем Малайка уловил юмор и усмехнулся. – Думаешь, у меня бзик, а, киджана?

– Такая мысль возникала, сэр.

– Адабу! Нет, ты поступил правильно, Флинкс. – Он обратил свирепый взгляд на девушку. Она слегка съежилась под этим испепеляющим взором, но с ее лица так и не сходило упрямое выражение. Она каким-то образом нашла способ выглядеть правой.

– Черт тебя побери, девчонка, двойное проклятье и сдохшие двигатели! Я уже говорил тебе об этом! – Он раздраженно покачал головой. – И опять, ква аджили я адабу, приличия ради, я прощаю эту выходку. Отправляйся в порт и проверь челнок.

– Его ведь проверяли только на прошлой неделе, и ничего с ним не…

– Р-р-р! – он поднял ручищу размером с окорок. – Я… настоятельно… предлагаю… тебе!.. – Она увернулась от опускающейся руки и стремглав бросилась к выходу. А по пути бросила на Флинкса выразительный взгляд, достаточно горячий, чтобы расплавить металл. Малайка перевел дух и, казалось, несколько успокоился.

– Много ли из того, что услышала она, услышал и ты?

Флинкс соврал. В данной ситуации он считал это более чем этичным.

– Достаточно.

– Так-так! – Коммерсант подумал. – Ну, наверно, это обернется к лучшему. Ты, вероятно, окажешься самым продувным малым на борту, паренек, но я бы на твоем месте временно держался подальше от Аты. Боюсь, что твой способ завязывать первое знакомство никогда не заменит рукопожатия! – и затрясся, смеясь над собственной остротой. Он протянул было руку, словно собираясь обнять Флинкса за плечи, и поспешно убрал ее при предупреждающем движении Пипа.

– Она работает на вас? – вопрос был риторическим. Но Флинкса разбирало любопытство, какое положение занимает эта девушка, раз она способна вызвать такое доверие со стороны Малайки, что тот мог так вот обращаться с ней, не опасаясь возмездия.

– Ата? О, да. – Он посмотрел в том направлении, куда удалилась девушка. – Ведь не подумаешь, что у такой неистовой мванамке хватит в ее возрасте терпения выучиться на второго пилота звездолета, не так ли? Она уже шесть лет служит у меня в этом качестве.

Флинкс снова принял прежнюю позу на полу. В ответ на вопросительный взгляд Цзе-Мэллори, Малайка объяснил:

– Я решил, что наш юный друг будет сопровождать нас в этом путешествии. Я знаю, что делаю, господа. Если дорога окажется долгой и скучной, он обеспечит нам развлечение, и кроме того, он хитер, как бес. И к тому же обладает своеобразными способностями, которые могут оказаться полезными для нас, несмотря на их непостоянство. В прошлом я собирался уделить этому вопросу больше внимания, но так и не нашел времени. – Флинкс с интересом поднял взгляд, но не смог ничего заметить, помимо налета поверхностной веселости коммерсанта. – В любом случае, он слишком беден, чтобы представлять нам угрозу. И я считаю его до отвращения честным. Хотя у него в изобилии имелись возможности украсть что-нибудь в моем доме, он ни разу этого не сделал… насколько я знаю.

– Его честность никогда не подвергалась сомнению, – сказал Трузензюзекс. – Я не возражаю против присутствия этого юноши.

– Равно как и я, – добавил Цзе-Мэллори.

– Тогда, социолог, не продолжите ли вы свой рассказ?

– На самом-то деле тут можно рассказать мало чего нового. Все обстоит как прежде. Как вам, возможно, известно, мы с моим спутником двенадцать с лишним лет назад бросили свою карьеру и постоянное занятие и принялись вместе исследовать историю и цивилизацию тар-айимов.

– Да, кое-какие слухи о вашей работе дошли и до меня. Продолжайте. Естественно, меня интересует все, имеющее отношение к тар-айимам… или к созданному ими.

– Простите, сэр, – перебил Флинкс. – Я, конечно, знаю о тар-айимах, но только по слухам и книгам. Не могли бы вы рассказать мне побольше? Пожалуйста. – Он принял надлежащий виноватый вид.

Поскольку Малайка не представил никаких возражений, наверное, и сам не считая такие сведения излишними, Цзе-Мэллори согласился.

– Ладно, малыш, идет. – Он сделал еще один долгий глоток имбирного лимонада. – Приблизительно, насколько мы смогли определить, пятьсот тысяч стандартных земных лет назад, этот район галактики, как и сейчас, занимало большое число различных высокоразумных рас. Самой сильной из них тогда были тар-айимы. Большую часть их времени и усилий явно поглощали войны с менее могущественными соседями, столько же ради удовольствия, сколько и ради приносимого ими богатства. Одно время империя тар-айимов покрывала этот сектор космоса на четыре квадранта в глубину и по меньшей мере на два в ширину. А может, и больше.

Любая выдвинутая нами причина, объясняющая полное исчезновение тар-айимов и большинства покоренных рас, может быть, в основном, только догадкой. Но работая не жалея сил с обрывками и осколками мифов и слухов и очень немногими надежно документированными фактами, исследователи собрали одно объяснение, предлагающее, кажется, больше, чем другие.

В пике своей мощи тар-айимы наткнулись на более примитивную расу, проживавшую далеко в глубине галактического центра. Интеллектуально эта раса была не совсем равна тар-айимам и лишь недавно овладела межзвездными путешествиями. Но она обладала громадным упорством и размножалась с невероятной скоростью. Они успешно сопротивлялись всем усилиям подчинить их гегемонии тар-айимов. Фактически, под действием толчка, созданного давлением тар-айимов, они начали делать гигантские шаги вперед и быстро распространяться на другие системы.

Тар-айимское руководство явно совершило самый нехарактерный для него шаг. Оно ударилось в панику. Оно направило своих военных ученых изобретать новые, еще более радикальные виды вооружений для борьбы с этой предполагаемой новой угрозой из центра. Верные себе, их великие лаборатории скоро выдвинули несколько предложений. То, что в конечном итоге приняли и применили, было разновидностью бактерии-мутанта. Она развивалась с феноменальной скоростью, паразитируя на самой себе, если не было никакого другого доступного носителя. Она являлась совершенно и неизменно смертельной для любого существа с более сложной нервной системой, чем у высших беспозвоночных.

– Далее сюжет развивается прямо и просто, – продолжил Трузензюзекс. – Эпидемия сработала именно так, как надеялось руководство, до такой степени, что совершенно уничтожило врагов. Она также полностью уничтожила самих тар-айимов и большую часть разумной и полуразумной жизни в том огромном секторе космоса, известном нам сегодня как Зараженная Зона. Ты знаешь о ней, Флинкс?

– Разумеется. Это большой сектор между нашим краем и центром. Сотни миров, где не живет ничего разумного. Когда-нибудь их снова заселят.

– Несомненно. Однако пока их населяют только низшие животные и обломки прежних цивилизаций. К счастью, последние остатки умирающих тар-айимов уведомили уцелевшие, развитые до космических путешествий миры о природе этой эпидемии. Должно быть, ввели в действие строгий карантин, потому что, кажется, целые века ничто не проникало ни в Зараженную Зону, ни из нее. Иначе никто из нас не сидел бы сейчас здесь. Только в недавние времена начали вновь открывать и с некоторыми колебаниями исследовать звездные системы в Зараженной Зоне.

– Табу остается, даже если исчезла породившая его причина, – спокойно рассудил Малайка.

– Да. Ну, некоторые из подвергнутых карантину рас на обочине эпидемии вымерли довольно медленно. Посредством межпространственной ретрансляции или какого-то схожего устройства, они сумели передать несколько нитей из фактов, описывающих Армагеддон. Невинные и виноватые одинаково умирали, покуда чума не выжгла сама себя. Слава Улью, что все следы этих бактерий давным-давно вывелись из природного кругооборота!

– Аминь, – пробормотал к удивлению всех Малайка. А затем, громче: – Но, пожалуйста, господа, к сути. А суть – это кредиты.

Цзе-Мэллори снова взял рассказ на себя:

– Малайка, вы когда-нибудь слышали о Кранге?

– Нини? Нет, я… нет, минуточку. – Торговец задумчиво свел густые брови. – Да. Да, по-моему, слышал. Он образует часть мифологии, э, браннеров, не так ли?

Цзе-Мэллори одобрительно кивнул:

– Совершенно верно. Браннеры, как вы может помните, а может и нет, занимают три звездные системы на периферии Зараженной Зоны, напротив Мотылька. Согласно их преданию, дошедшему со времен катаклизма, несмотря на то, что тар-айимы отдавали много сил на поиски способа борьбы с угрозой из центра, они все-таки не забросили все виды невоенных изобретений и экспериментов. Как нам теперь достоверно известно, тар-айимы необыкновенно любили музыку.

– Марши, несомненно, – пробормотал вполголоса Трузензюзекс.

– Наверно. Так или иначе, одной из самых великих работ в области искусства, предположительно созданных их культурой, был огромный музыкальный инструмент под названием Кранг. Теоретически его завершили в закатные дни их цивилизации, как раз тогда, когда чума стала известна и на планетах Империи.

– Или? – сказал Малайка. – И что?

– На краю Зараженной Зоны почти в ста пятидесяти парсеках от браннеров находится родная планета примитивной расы гоминидов, мало посещаемая остальной галактикой. Она расположена вдалеке от главных торговых путей и может предложить мало что ценного, как в смысле продукции, так и культуры. Они приятный, пасторальный и неагрессивный народ. Некогда они, кажется, путешествовали меж звезд, но погрузились обратно в доатомную цивилизацию и только теперь начинают показывать признаки научного возрождения. И, что интересно, у них тоже есть легенда о чем-то под названием Кранг. Только по их версии он не инструмент искусства, а оружие войны. То, которое тар-айимские ученые изобрели параллельно с чумой, до того, как последняя получила широкое применение. Согласно легенде, ему предназначалось быть в первую очередь оборонительным, а не наступательным оружием. Если так, то это первый известный в литературе случай, что тар-айимы дошли до постройки аппарата для оборонительных целей. Это противоречит всему, что мы знаем о психологии тар-айимов, и показывает, как жестоко по их мнению нажимал на них тот новый враг.

– Интересное раздвоение, – заметил Малайка. – И у вас есть какие-то указания относительно того, где может находиться это оружие, или лютня, или что бы там оно ни было? Будь оно хоть тем, хоть другим, оно будет очень ценным на рынках Содружества.

– Верно, хотя нас интересуют только его культурные или научные свойства.

– Конечно, конечно! Покуда мои бухгалтеры оценивают его общую стоимость, вы можете извлекать из его недр теоретические и практические знания сколько вашей душе угодно… при условии, что вы запомните, как опять собрать его. А теперь, где же этот загадочный маленький клад, а? – он нетерпеливо нагнулся вперед.

– Ну, это мы знаем точно, вернее, почти точно, – сказал Цзе-Мэллори.

– Точно? Почти? Опять мой слабый ум не в состоянии понять такого, господа. Простите меня, но я, признаться, в полном недоумении.

Трузензюзекс издал очень человеческий вздох:

– Планета, на которой предположительно расположен Кранг, была открыта случайно почти год назад одним старателем, работавшим независимо в Зараженной Зоне. Он искал тяжелые металлы и нашел их. Да только они располагались в земле не так, как он ожидал.

– У этого парня, должно быть, имелись заказчики, – сказал Малайка. – Почему он не передал эти сведения им?

– Этот человек очень многим обязан моему брату по кораблю. Он знал о его интересе к реликтам тар-айимов. Снабжение Брана этими сведениями было его способом отплатить долг. Это носит личный характер, и входить в причины здесь незачем. Это было бы более чем справедливым возмещением.

– Было бы? – веселье Малайки заметно превращалось в раздражение. – Бросьте, господа, все эти тонкие уклонения от темы усыпляют мой ум и укорачивают мое терпение.

– Отклонение совершенно непреднамеренное, коммерсант. Этот человек должен был встретиться с нами в наших номерах рыночного сектора города, имея с собой звездную карту с полными координатами планеты. Так как мы заранее сошлись на вас как на вероятном финансисте предприятия, то потом наша троица должна была проследовать к этому дому. Когда он не прибыл в назначенное время, мы после некоторых колебаний решили, тем не менее, отыскать вас, надеясь, что вы с вашими средствами сможете найти какой-то намек относительно его местонахождения. В любом случае, нам трудно было бы и дальше долго сохранять свою независимость. Несмотря на все наши усилия, мы не выглядим похожими на туристов. Некоторые предприимчивые личности уже начали задавать неудобные вопросы.

– Я не… – начал было Малайка, но его перебил Флинкс.

– Ваш друг случайно не рыжий?

Цзе-Мэллори круто обернулся. На секунду Флинкс увидел отблеск чего-то ужасающего и кровавого, того, что социолог до сих пор держал глубоко погребенным под спокойным фасадом. Оно растаяло очень быстро, как и появилось, но намек сохранился в жесткой военной интонации голоса социолога.

– Откуда вы узнали?

Флинкс вытащил из кармана скомканный кусок пластика и вручил его пораженному Трузензюзексу. Цзе-Мэллори оправился и быстро взглянул на развернутый лист. Флинкс невозмутимо продолжал рассказ.

– У меня есть предчувствие, что это – ваша звездная карта. Я шел в заведение Сморчка Симма, когда мое внимание привлек шум в переулке. Обыкновенно я бы не обратил на него внимания. Именно так и живут в Дралларе, если желают жить долго. Но по неизвестным и трижды проклятым причинам, мой приятель, – он показал на Пипа, – сделался любопытным и вбил себе в голову, что ему надо все выяснить. Находившихся в переулке оскорбило его присутствие. Там шел вовсю нешуточный бой, и в сложившейся ситуации моим единственным аргументом оказался нож. На вашего друга напало двое человек. Судя по их виду и действиям, профессионалы. Но не очень толковые. Я убил одного, а Пип прикончил другого. Ваш друг был уже мертв. Мне очень жаль. – Он не упомянул о более ранней встрече с этой троицей.

Цзе-Мэллори перевел взгляд с карты на Флинкса:

– Ну, уже говорилось, что наше внимание к вам привлекло счастливое обстоятельство. Теперь похоже, что оно было вдвойне счастливым.

Его прервал целеустремленный Малайка, выхвативший карту и перешедший туда, где светилась лампа. Направляя мощный луч, он принялся очень тщательно изучать линии и символы на пластике. Пылинки отплясывали танец, кружась пьяными спиралями в приглушенном свете.

– Крайне необычный и разносторонний у вас приятель, – праздно заметил Трузензюзекс. – Я слышал о них. Процент смертности от их яда знаменательно высок и создает им репутацию, совершенно несоответствующую ни их численности, ни их склонностям. К счастью, как я понял, они, кажется, не нападают без причины.

– Совершенно верно, сэр, – подтвердил Флинкс, почесывая предмет обсуждения по краю узкой головы. – Один корабельный врач как-то рассказывал мне в челночном порту, что он встречал ученого, действительно бывавшего на Аласпине. Дракончик, как вы знаете, происходит оттуда. Тот ученый в свободное время немного изучал их.

Он говорил, что они кажутся неприветливыми, что показалось мне очень странным способом описывать ядовитых рептилий. Но безвредные, если их, как вы сказали, не спровоцируют. Пип был уже вполне ручным, когда я нашел его. По крайней мере, у меня никогда не возникало с ним никаких затруднений. Жители моего района научились терпеть его, по большей части потому, что у них не было иного выбора.

– Позиция вполне понятная, – пробормотал философ.

– Друг этого врача участвовал в экспедиции на Аласпин, изучавшей там развалины древней цивилизации. Он выдвинул гипотезу… Гипотезу, что предки мини-дракончика, возможно, разводились как домашние животные теми, кто бы там ни создал ту культуру. Селективное разведение может объяснить некоторые их особые характеристики. Например то, что у них нет на планете никаких естественных врагов. К счастью, уровень рождаемости у них очень низкий. И они не только плотоядны, но и всеядны. Я рано выяснил, что это значит, так как Пип начал есть хлеб, когда не мог найти мясо. Ах, да, он также говорил, что подозревает, будто они эмпатические телепаты. Ну, знаете, способные к телепатии на эмоциональном, но не на мысленном уровне. Вот почему меня никогда не обманывают на рынке ни в делах, ни в играх. Пип чувствителен к таким вещам.

– Могу только опять сказать: завораживающее существо, – повторил Трузензюзекс. – Вопрос, которым мне хотелось бы заняться поглубже. Однако, так как я не экзогерпетолог, мне думается, что пока это не нужно. Меня занимает слишком много других вещей. – Признание это не казалось до конца правдивым, насколько мог прочесть его Флинкс. Не до конца.

Малайка вытянул шею над картой и водил пальцами по линиям на пластике, иногда кивая про себя.

– Ндийо, ндийо… да, – наконец он поднял голову.

– Планета, о которой идет речь, вращается вокруг звезды солнечного типа. Четыре пятых пути к Центру галактики, прямо через Зараженную Зону. Путь неблизкий, господа. Он не прилагает много сведений о самой планете, во всяком случае, ондеге, залежах, но возможно, этого хватит. Планета земного типа, чуть меньше Мотылька, атмосфера более разреженная, но в пределах допустимого, более высокий процент определенных газов… например, гелия. Восемьдесят один и две десятых процента поверхности покрыто водой, так что мы должны найти эту штуку без большого труда.

– Если она не расположена под водой, – заметил Трузензюзекс.

– Это так. Я предпочитаю не рассматривать возможностей, расстраивающих печень. Кроме того, если бы дело обстояло именно так, ваш друг-старатель не нашел бы его. В любом случае, у нас будут те же самые приборы для обнаружения тяжелых металлов, но я готов побиться об заклад, что он находился выше уровня воды. Если я правильно помню, имеющиеся у нас сведения о тар-айимах предполагают, что они были какими угодно по своему строению, только не жителями вод.

– Это верно, – признал философ.

– Большую часть пути мы будем лететь через пустые районы, но, впрочем, один сектор пустоты мало чем отличается от другого, квели? Я не предвижу никаких проблем. Это, вероятно, означает, что их будет целая мавуно. По крайней мере, путешествовать мы будем с комфортом. От всех нас на «Славной дырке» тесноты не возникнет.

Флинкс улыбнулся, но позаботился спрятать улыбку от коммерсанта. Происхождение названия личной гоночно-грузовой яхты было хорошо известным анекдотом среди знающих людей. Большинство же думало, что это древнее земное выражение, означавшее богатую минералами шахту…

– Если, конечно, эта пушка, или гигантская арфа, или что бы там ни было не вызовет этой тесноты. Насколько, вы сказали, он велик?

– Я не говорил, – уточнил Цзе-Мэллори. – Мы представляем это ничуть не лучше вас. Знаем только, что он… большой.

– Хм! Ну, если он слишком велик, чтобы влезть в челнок, то нам просто придется послать за настоящим транспортным судном. Я предпочел бы сидеть на нем, коль скоро мы его найдем, но в том районе нет никаких ретрансляционных станций. Если он пробыл там нетронутым несколько тысячелетий, то может подождать несколько дней. – Он скатал карту в трубку. – Значит решено, сэры. Если нет никаких возражений, то я не вижу причин, почему бы мы не могли отправиться кешо, завтра.

Возражений не было.

– Эма! Тогда тост. За успех и прибыль, не обязательно в таком порядке! Наздровия! – и поднял кружку.

– За Церковь и Сообщество, – тихо провозгласили хором человек и транкс. И допили то, что еще оставалось в их кружках.

Малайка рыгнул разок и посмотрел сквозь хрустальную стену, туда, где солнце Мотылька быстро тонуло за туманами.

– Уже поздно. Значит, завтра в порту. Портовые служащие направят вас к моей пусковой шахте. Челнок свезет нас всех за один раз, и мне понадобится немного времени для приведения в порядок своих дел.

Цзе-Мэллори встал и потянулся:

– Могу ли я спросить, кого это «нас всех»?

– Тех четверых, что находятся сейчас здесь, Вульфа и Ату для управления кораблем и, конечно же, Сиссиф.

– Кого? – переспросил Цзе-Мэллори.

– Да Рысь, Рысь, – прошептал Трузензюзекс, усмехаясь и тыкая в ребра своего брата по кораблю. – Неужели у тебя глаза состарились так же сильно, как и мозг? Девушка! – И они направились к выходу в коридор.

– Ах, да. – Они остановились у тенеподобного Вульфа, открывшего им дверь. Он улыбнулся, явно предполагая, что это будет дружеским жестом. Вышло же совсем иначе.

– Да, очень, э, интересная и забавная особа.

– Ндийо, – дружески согласился Малайка. – И пара у нее тоже ничего себе, не правда ли?

Когда другие попрощались с призрачным швейцаром, на плечо Флинкса опустилась тяжелая рука.

– А ты погоди, киджана, – прошептал коммерсант. – У меня есть к тебе еще один вопрос. Задержись на минутку.

Он пожал руку Цзе-Мэллори и соприкоснулся органами обоняния с Трузензюзексом, направив их взмахом руки к лифту.

– Приятного отдыха, сэры, и завтра в первом тумане!

Вульф закрыл дверь, скрыв ученых от взгляда Флинкса, и Малайка немедленно склонил к нему внимательное лицо.

– А теперь, малыш, когда наши этичные друзья удалились, уладим один, гм, деловой вопрос. Те два наемных трупа, которые ты столь правильно оставил гнить в том переулке. На них самих или их одежде были какие-нибудь особые знаки различия или метки? Подумай, юноша!

Флинкс попытался вспомнить:

– Было страшно темно… я не уверен…

– А с каких таких пор тебя это стало беспокоить? Не виляй мне, киджана. Это слишком важно. Подумай… или что ты там делаешь.

– Ладно. Да. Когда я пытался выковырять эту карту у покойника, то заметил подошвы убитого Пипом громилы. Он упал поблизости. На металле набоек вытравлен определенный узор. Он выглядел похожим на своего рода птицу… по-моему, абстрактное изображение.

– С зубами? – подсказал Малайка.

– Да… нет… не знаю наверняка. Ну и вопросы вы задаете, коммерсант! Возможно, и так. И по какой-то причине во время схватки у меня возникло этакое видение женщины, моложавой женщины.

Малайка выпрямился и похлопал юношу по спине. Лицо его выражало веселье, но мысли были мрачными. Обыкновенно Флинкс вознегодовал бы на этот покровительственный жест, но в данное время, да еще со стороны коммерсанта, он казался только лестным.

– Слава Мти из Мити, что ты обладаешь такой силой наблюдательности, малыш. И такой хорошей памятью. – Флинкс увидел другое слово: учави, колдовство, но удержался от уточнения. – Значит, увидимся кешо на корабле?

– Да уж, я не упущу такого. Можно мне узнать, сэр, почему вы об этом спрашивали?

– Нельзя. Значит, завтра на корабле. Приятного отдыха. – И проводил озадаченного Флинкса к лифту.

Некоторое время коммерсант стоял, молча размышляя, ругательства срывались с его уст, словно пузыри пены с кипящего котла. Они составляли единственные звуки в пустынной теперь комнате. Наконец он повернулся и подошел к внешне ничем не выделяющейся секции стены. Нажав скрытую кнопку, он заставил зернистую панель уйти в потолок и открыть сложный письменный стол. Над всей прочей аппаратурой господствовал тонкий корпус межзвездного передатчика. Он нажал кнопки, повернул диски, настроил параметры. Внезапно экран вспыхнул огненным шаром разноцветных помех. Он удовлетворенно хмыкнул и взял небольшой микрофон:

– Дайте, пожалуйста, шестой канал. Срочно. Я желаю говорить по прямой связи лично с мадам Рашалейлой Нуаман, на Ниневии, в системе Сириуса.

Из крошечного репродуктора, установленного сбоку от рябившего на экране радужного потока, дошел тихий голос:

– Вызов произведен, сэр. Минуточку, пожалуйста.

Несмотря на невероятные расстояния, легкая задержка вызывалась всего лишь необходимостью передавать вызов через полсотни ретрансляционных станций. Время же передачи, благодаря применению концепций «меньше-чем-пространство», было почти мгновенным.

Изображение начало приобретать четкость, и вскоре он оказался лицом к лицу с одной из десяти самых богатых гуманоидных самок во вселенной.

Она лежала на своего рода кушетке. С одной стороны он легко различал мускулистую голую ногу того, кто там держал ей микрофон портативного передатчика. На заднем плане виднелась пышная зелень, разросшаяся до фантастических размеров и форм из-за отсутствия ограничений тяжелой гравитации. За ней, как он знал, находился купол, ограждавший все это от безвоздушной пустоты, являвшейся нормальной атмосферой Ниневии.

Природа вступила в бой с хирургией, когда женщина растянула губы в зубастой коварной улыбке. На этот раз хирургия победила. Улыбке предназначалось быть соблазнительной, но для знающего она выходила только злобной.

– Ах, это ты, дорогой Макси! Какой приятный сюрприз! Мне всегда так радостно видеть тебя! Надеюсь, с твоим прекрасным телом все благополучно, равно как и с делами?

– Со мной все благополучно, только когда дела хороши. В данную минуту они обстоят сносно, Раша, только сносно. Однако я надеюсь, что они очень скоро сделают внезапный скачок к лучшему. Видишь ли, у меня только что вышел очень интересный разговор с двумя господами… или с тремя, если считать и рыжего…

Нуаман попыталась излучать ауру безразличия, но хирургия не могла скрыть того, как напряглись мускулы ее шеи.

– Я уверена, что разговор вышел очень интересным, и надеюсь, что он окажется прибыльным для тебя. Но твой тон, кажется, подразумевает, что, по твоему мнению, это как-то касается меня.

– Да? Не припомню, чтобы я говорил что-то, способное привести тебя к такому выводу… дорогая. О, это не тот рыжий, о котором ты думаешь. Того твои громилы убрали… несомненно, в полном соответствии с инструкциями.

– Ах, Макси, о чем таком ты думаешь? С какой стати кому-то из моих помощников находиться на Мотыльке? Как тебе хорошо известно, мои дела на этой планете невелики. Именно ты-то и блокируешь все мои попытки расширить там свои интересы. В любом случае, я вообще знаю мало рыжих… и, разумеется, не припомню ни одного, кого хотела бы убить. Наверное, немного намять бока, но не убить. Нет, дорогой, ты ошибаешься. Что за странный разговор! На этой вашей жалкой влажной кучке грязи нет ничего, рыжего или иной масти, из-за чего я рискнула бы пойти на убийство.

– Угу-м. Даже ради этого, хаса? – Он поднял карту, сложенную так, чтобы не было видно, что внутри.

Это не имело значения. Она узнала ее, что и говорить! Она резко уселась и нагнулась вперед так, что ее лицо, похожее на маску ведьмы, заполнило весь экран.

– Где ты ее достал? Она принадлежит мне!

– А вот в этом, Раша биби, я сильно сомневаюсь. И сядь чуть подальше. Крупные планы, знаешь ли, не твой конек. – Он сделал вид, что изучает карту. – Боюсь, что никакого имени тут нет. И кроме того, я получил ее от живого рыжего. Юнца, на самом-то деле. Ему довелось случайно проходить мимо как раз тогда, когда твоим «помощникам» случилось совершать против первоначального владельца действия сомнительной законности. Или этот юноша необыкновенный молодец… во что я склонен верить… или же двое помощников, которым ты поручила это задание, были болванами очень низкого класса… во что я, по зрелым размышлениям, тоже склонен верить. Я вижу, что они были твоими ребятами. Это дело носит типично твой наглый почерк. Я всего лишь хотел удостовериться. Теперь я это сделал. Спасибо тебе, дорогая Раша. А теперь, сикудзури.